Ранние пьесы

ФЕРРЕР

Ла-ла-ла. Пощипывает струны, напевает. Вот вам мой аргумент.

ЭРНАНДО

Аргумент, как же. Безбожное непотребство. Во имя науки злоупотребили моей головой. Только Священное писание…

МАЛЬДОНАДО

Отвечайте же: где окажутся ноги королевы Испании? В воздухе?

Слуги бросаются на арену и разравнивают песок.

ПИНСОН

Я еще не все сказал.

КОЛУМБ

Молчите уж.

ПИНСОН

Господа доктора назвали меня ослом. Человек, которого я глубоко уважаю, назвал меня ослом. Пусть так. Я верю, что земля круглая и что испанские суда найдут западный путь в Индию. Я заявляю во всеуслышание, что представляю все мое имущество в залог той доли расходов, которую возьмет на себя испанская корона, отправляя в путешествие моего друга Христофора Колумба. А больше мне сказать нечего. Уходит.

КОЛУМБ

Мартин Алонсо! Хочет бежать за ним, но Патильяс начинает речь. Это важнее.

ПАТИЛЬЯС

Господа доктора! Вы и ваш университет олицетворяете собой науку. В вашем лице наука опровергла Христофора Колумба. Поэтому не как ученый, но как слуга своей страны, имеющий владения в Каталонии и других провинциях, я хочу сказать несколько слов по поводу этого человека и его плана. Это ужасный человек и ужасный план. Наша эпоха и наша нация зиждутся на вере. Они зиждутся на вере в военное сословие. Они зиждутся на вере в ученое сословие. Они зиждутся на вере в духовное сословие. Наше бытие, господа, зиждется на том, что в нас верят. Если в нас перестанут верить, нам придет конец. Испания – это вера. Господин Колумб заявляет нам, что наука не спорит с верой. Но разве это так? Наука повсеместно травит веру, как охотник – медведя. Ныне лишь самые отдаленные углы остались прибежищем веры, а ведь совсем еще недавно она жила рядом с нами, в облаках. Нет, нет, господа, не дайте ввести себя в заблуждение: любая наука противоречит вере. И особенно география. География разрушает установленные от века границы стран, частей света и даже небес. Подумать только, этот человек, Колумб, делает землю шаром.

КОЛУМБ

Это не я.

ПАТИЛЬЯС

Вы и только вы. Мне известно, что есть наблюдатели, разделяющие ваше мнение на сей предмет. Мы не придаем этому значения. Вы же, напротив, хотите обучать матросов, моряков и лоцманов плавать на кораблях вокруг земли, будто это самая обычная работа. Если бы дело зашло так далеко, земля и вправду стала бы круглой. Но шар, господа, не стал бы стоять на месте. Он покатился бы и катился в пространстве до тех пор, пока не пробил бы небесный свод и не потряс вселенную. Этот земной шар я сравнил бы с кегельным шаром. В конце его пути стоят девять кеглей: триединый бог, троны, державы, архангелы, ангелы, императоры, короли, дворяне и дьявол. Земля есть кегельный шар неверия. Колумб вытирает со лба пот. Кто придает такую силу руке этого игрока в кегли – Колумба? Не тот ли новый дух, что распространяется по всему свету и находит одобрение у подобных ему всезнаек и авантюристов в трущобах приморских городов? Повсюду поднимают голову низшие, неблагородные, незваные. Повсюду кишмя кишат торгаши, горожане, они выползают из своих углов, все взвешивают и все измеряют. Взгляните, что творится в Италии. Торговля от моря до моря, от берега до берега; они воображают, что мир бесконечен, а их философы повторяют за ними эту чушь. Под благообразной маской разумного предпринимательства нам угрожает эпоха плебеев, индийская эра. Колумб вытирает со лба пот. Снимает мантию и вешает ее на барьер. В самом деле, речь не о том, круглая земля или нет. Речь о том, имеет ли право земля быть круглой. Речь идет об Испании. Мы живем в великое время, время триумфа. Мы завоевываем Гренаду, мы прогоняем мавров из их жилищ. Мы стерли с лица нашей земли иудино племя, распустили парламент и укротили города. День за днем поднимается к небесам фимиам костров во имя веры. Неужто все эти достижения должны погибнуть из-за какого-то нищего профессора, трех каравелл и шести тысяч дукатов? Вот вопрос, господа, который нам предстоит решить. Изабелла слегка хлопает в ладоши. Вся свита аплодирует.

ЭРНАНДО

Вы можете не беспокоиться, наше решение готово. Вынимает свиток и разворачивает его.

САНТ-АНХЕЛЬ

Позвольте. Позвольте и мне – всего несколько слов. С трудом поднимается, сопит. Я хотел бы, чтобы господин Христофор Колумб возразил что-нибудь на эту речь. Садится.

КОЛУМБ

Да, я хочу кое-что возразить. Пытается надеть мантию. Не может с ней справиться. Может быть, мои возражения покажутся сумбурными и неуклюжими. Ибо мой мозг тревожат тяжелые мысли, или, во всяком случае, такие, которые кажутся мне тяжелыми. Дон Ронко Патильяс и прочие господа говорили о вещах, о которых я никогда не думал, и вводили в науку доводы, которых я никогда там не искал. Мне самому удивительно, но я вижу эти вещи и понимаю эти доводы. Я думаю, что они действительно относятся к науке, и считаю, что мое противоположное мнение было бы поспешным. Сбрасывает на землю мантию, так и не сумев ее надеть. Для всех времен справедливо, что математическая истина не может подвергаться сомнению. И все же сегодня я увидел на двух примерах, что математика и открытие истины – это не просто разные слова для обозначения одной и той же вещи, как я считал до сих пор. Есть, оказывается, много способов прийти к верным заключениям и много видов математики. Существуют знания, которые не следуют из математики, и существует математика, которая не ведет к знаниям. Мой друг Мартин Алонсо Пинсон, которого я так несправедливо оскорбил, при полном математическом невежестве действовал совершенно правильно, а доктор Феррер со всей его математикой – ложно. И в этом мне необходимо разобраться. Похоже, что наука открывает свет лишь тому, кто стремится к свету. Математика нуждается в моральной опоре, которую я бы назвал волей к действительности. Или волей к познанию мира. Разглядывает Феррера. Дело в том, что математика как таковая не имеет власти над людьми. Указывает на ворота, куда ушел Пинсон, и продолжает. С другой стороны, перед нами постижение истины, вытекающее просто из верного отношения к предмету. Такие люди могут быть неправы, но это правильные люди. Я бы описал их так. Если я стою наискосок от дома, я вижу кривое строение с острыми углами, все именно так и есть, как я это вижу. Только размышляя, я начинаю видеть дом как куб с прямоугольными стенами. Но если человек стоит прямо перед домом, он не будет размышлять – и все же не может ошибиться. На одном месте человек умен, на другом – глуп. Я не знаю, в каком месте находятся ленные владения дона Ронко. Отсюда со всей очевидностью следует, что ни ум, ни образование человека не являются доказательствами правильности его мнения. Образование – всего лишь мастерок, с помощью которого можно возводить дома, а можно- стены вокруг ленных владений дона Ронко. Ученость уступчива, а сообразительность – всего лишь расторопная служанка.

ФЕРРЕР

О!

МАЛЬДОНАДО

Какая отчаянная дерзость!

КОЛУМБ

Теперь мне уже не так мучителен упрек в том, что я не справился со своей задачей, что наука меня отвергла. Да, я заранее согласился подчиниться суду ученых. Но только по одной причине: я их не знал. Удивление среди слушателей.

Каждый раз, когда эти господа давали мне понять, что я всего лишь неуклюжий иностранец, я вспоминал об одном обстоятельстве, о котором я обычно легко забываю, – о том, что мой отец был ткачом. А ткач – это такой человек, который лучшие годы жизни тратит на то, чтобы чесать шерсть, мыть шерсть, сучить шерсть, проверять сукно на прочность. Такой человек, мельком взглянув на сюртук, сразу увидит, пошла ли на него шерсть с лопатки, или всего лишь с хвоста или ног. Такой человек умеет различать короткие и длинные нити, или мериносовые – они хоть и короткие, но благородного качества.

ЭРНАНДО

Ах, ах! Ткач!

КОЛУМБ

И вот, стремясь сейчас расчесать нити моих мыслей, я многое себе уяснил. Мне ясно, откуда явилось почтение к испанским университетам. Я их не знал. Мне ясно, почему я оказался намного умнее, чем все эти люди. Мой отец учил меня, что честность ничего не стоит без смелости, а смелость ничего не стоит без честности. Он посеял в моей душе мощное чувство нового, и оно вызывается не высокомерием, но необходимостью. Он внушил мне бесконечное доверие к разуму, а под разумом я понимаю то, о чем говорил недавно. Это математика, соединенная с волей к постижению мира. Я понял из речи дона Ронко, что он не любит разума. Но я говорю: то, что разумно, достойно любви. Изабелла зевает. Вся свита тоже зевает. Дон Ронко поставил вопрос, должна ли земля быть круглой? Мое мнение: она должна быть круглой. Изабелла зевает. Вся свита тоже зевает. Ваше величество, я прошу вашего соизволения на смелое и справедливое дело. Будьте же хотя бы проницательной.

ЭРНАНДО

Отклонена. Ваша просьба уже отклонена.

ПАТИЛЬЯС

В самом деле. Отклонена. Прошу зачитать отзыв, господа.

ЭРНАНДО наконец-то разворачивает свой свиток для всеобщего обозрения

«Отзыв о Христофоре Колумбе из Генуи, данный тремя докторами университета в Саламанке. Февраль тысяча четыреста девяносто второго года. Христофор Колумб был испытан и выслушан. Он представил комиссии множество предположений под видом мудрости. Именем мудрости комиссия заявляет: Христофор Колумб пришел в противоречие со всей существовавшей до сих пор ученостью, поэтому он не мудр. Колумб в дурном настроении уходит. Спустя некоторое время слушатели, потеряв всякий интерес, покидают трибуну. Христофор Колумб собирается и впредь неосмотрительно распространять свои знания, следовательно, он не мудр. Он известен как грубый возмутитель спокойствия, и я осмелюсь добавить экспромтом, как ткач. Судя по этому делу, он прожектер и пустой фантазер. Он безответствен и думает сердцем. В его предложениях нет никакого смысла. Его предложения должны быть отклонены по соображениям учености, духовной нравственности и разума. Подписали: Доктор Эрнандо де Талавера. Доктор Амброзио Мальдонадо. Доктор Висенте Феррер».

Действие четвертое

Королевский дворец в Санта-Фе. Покои Изабеллы. Изабелла Кастильская, Фердинанд Арагонский, Сант-Анхель, Колумб.

ИЗАБЕЛЛА

Вот господин Колумб, Арагон. Барон требует, чтобы мы его выслушали, – значит, нам ничего больше не остается, как его выслушать. Он, конечно, мечтатель и прожектер, и, на мой взгляд, его место у позорного столба. Но вы знаете, что я ничего без вас не решаю.

АРАГОН

Не верьте ни единому ее слову. Меня никогда не спрашивают, а вам она покровительствует.

КОЛУМБ

Мне?

ИЗАБЕЛЛА

Я же говорила, он страшный бахвал. Но говорить он умеет, что правда, то правда.

КОЛУМБ

Ваше величество соблаговолили зевать.

ИЗАБЕЛЛА

Вы здесь ни при чем, любезный. Я зевала, так как устала сидеть неподвижно, была слишком туго зашнурована и отсидела себе всю задницу.

АРАГОН

Изабелла! Как это – «задницу», помилуй!

ИЗАБЕЛЛА

Я сказала «задницу», поскольку это та самая вещь, о которой я намеревалась высказаться. Вам угодно, Арагон, чтобы я употребила одно из известных мне других слов? Я готова исполнить ваше желание.

АРАГОН

Нет, нет. В конце концов, это еще самое лучшее слово.

ИЗАБЕЛЛА

Этикет, любезный, вы понимаете? Мое существование – сплошная зевота.

КОЛУМБ

Этот этикет ввели вы.

ИЗАБЕЛЛА

О, я просто забочусь о том, чтобы его соблюдать. Ведь в нем – вся жизнь моих грандов. Они бывают польщены до мозга своих высохших костей, когда я подчиняюсь их правилам. Наше согласие выглядит так: барон Луис заведует финансами, а гранды – приличиями. Все происходит как нельзя лучше. Большинство людей придают больше значения своим шляпам, чем своим словам.

АРАГОН

А чем, собственно, заведуем мы, Изабелла?

ИЗАБЕЛЛА

Вы, мой король? Вы заведуете политикой.

АРАГОН

Верно, политикой. Весьма утешительно.

ИЗАБЕЛЛА

Короче, господин де Сент-Анхель добился, чтобы король принял вас без промедления.

КОЛУМБ

Без промедления! Я шесть недель проторчал в притонах Санта-Фе.

ИЗАБЕЛЛА

Да, влияние барона трудно переоценить.

САНТ-АНХЕЛЬ

Господин Колумб не имеет никаких знакомых среди администрации. Он знает все о земле и ничего о свете. И тем не менее, ваше величество, он по-своему полезный человек.

ИЗАБЕЛЛА

Полезный человек в Санта-Фе. Мне он дорого обойдется. Мой духовник заставит меня шестьдесят четыре раза прочесть «Отче наш». В самом деле, я поддалась на ваши доводы, но боюсь, это доставит мне только неприятности.

КОЛУМБ

Поддались? Ваш собственный университет отверг все мои аргументы.

ИЗАБЕЛЛА

Да, так он обычно поступает со всеми аргументами.

КОЛУМБ

Зачем же вы приказали мне предстать перед учеными, если сами не следуете их советам?

ИЗАБЕЛЛА

Ведь вы сами настаивали на этом, не правда ли? Кстати, дон Ронко был великолепен. Я от него смертельно устаю. Совершенно его не выношу.

САНТ-АНХЕЛЬ

Ваши величества! Решающим событием нового времени было падение Гренады. В этом я, кстати, разделяю мнение дона Ронко Патильяса.

АРАГОН

И мое. Вполне, вполне с вами согласен.

САНТ-АНХЕЛЬ

Семьсот лет Испания вела против мавров войну, называемую реконкистой. Эта война победоносно закончилась. Что это значит?

АРАГОН

Что это значит? Ну, любезный Сант-Анхель, это просто.

САНТ-АНХЕЛЬ

Ваше величество?

АРАГОН

Это значит, что наша вера истинна, и Бог на нашей стороне.

САНТ-АНХЕЛЬ

Бесспорно. Но я хотел спросить, что это значит с точки зрения финансов?

АРАГОН

С точки зрения финансов? Разве там это что-то значит? Ну, так что же это значит с точки зрения финансов?

САНТ-АНХЕЛЬ

Это значит, что больше нечего завоевывать.

АРАГОН

Нечего? Но послушайте, это глупо.

САНТ-АНХЕЛЬ

Деньги снова надо зарабатывать. Но мы, приверженцы истинной веры, занятые более благородными делами, перепоручили зарабатывание денег почти исключительно иноверцам. А что мы делаем с иноверцами?

ИЗАБЕЛЛА

Вот в чем вопрос, Арагон. Что делают с иноверцами?

АРАГОН

Побеждают, разумеется.

ИЗАБЕЛЛА

А потом?

АРАГОН

Обращают в истинную веру.

ИЗАБЕЛЛА

Разумеется. А потом?

АРАГОН

Они становятся отступниками, и их сжигают.

ИЗАБЕЛЛА

Ах вы, мой герой! Барон Луис не любит об этом слушать. Не так ли?

АРАГОН

Тогда пусть он меня не спрашивает. Мы поступаем так вот уже семьсот лет.

ИЗАБЕЛЛА

Гиацинты, гиацинты, гиацинты, а капусты нет. Ненавижу Испанию.

САНТ-АНХЕЛЬ Колумбу

Ее величество хочет сказать, что экономическое положение нашей достославной родины отчаянное. У нас переизбыток чести и острый недостаток в деньгах.

КОЛУМБ

Вот как? Честно говоря, я пришел сюда не для того, чтобы болтать. Не можем ли мы говорить по существу?

ИЗАБЕЛЛА

Говорите, о чем хотите. Вы гость.

КОЛУМБ

Я приложу все старания, чтобы доказать, что земля круглая.

ИЗАБЕЛЛА

Перестаньте, любезный. В этом нынче не сомневается ни один трубочист. Не так ли, Арагон?

АРАГОН

Ни один трубочист.

КОЛУМБ

Можно подавиться желчью. Я только и делаю, что встречаю здесь людей, которым это уже известно.

ИЗАБЕЛЛА

Еще бы – об этом кричат все воробьи на крышах. Этого не усвоили еще только специалисты.

САНТ-АНХЕЛЬ

Господин Колумб, трудность не в том, чтобы знать, а в том, чтобы сделать. Знают все, а делаете вы один. Всем известно, что там есть обширный континент с торговыми площадями и городами. Но кому взбредет в голову шальная мысль отправиться туда? Никому.

ИЗАБЕЛЛА

Вот уже полторы тысячи лет потомки Адама знают, что они должны любить своего ближнего, и что с того? Мы все это знаем, а вы это делаете, вот в чем суть.

САНТ-АНХЕЛЬ

Вы полагаете себя мыслителем. Будь вы мыслитель, мы с вами не сидели бы здесь. Но ваши мысли пойманы на крючок, и он будет терзать вас до тех пор, пока вы не забросите его в мир. Это и отличает вас от мыслителей. Гениальность вашего проекта не в его доказательности, а в кораблях. Корабли – вот в чем ваша гениальность.

КОЛУМБ

Вы дадите мне их?

САНТ-АНХЕЛЬ вынимает бумагу

Вот распоряжение выдать вам шесть тысяч дукатов.

КОЛУМБ

Шесть тысяч?

ИЗАБЕЛЛА

Какая уйма денег, какое великое предприятие!

САНТ-АНХЕЛЬ

Это мало для экспедиции такого масштаба, но очень много для нации героев.

КОЛУМБ

Может быть, хватит.

САНТ-АНХЕЛЬ

Мое предложение, ваши величества…

ИЗАБЕЛЛА

Теперь проснитесь, Арагон. Барон Луис вносит предложение.

САНТ-АНХЕЛЬ

Господин Колумб получает титул адмирала и шесть тысяч дукатов для снаряжения флота.

КОЛУМБ

Наконец-то! Вы очень кратки, господин де Сант-Анхель. Ради этой новости я прожил жизнь, а вам понадобилась одна лишь фраза, чтобы сообщить ее.

САНТ-АНХЕЛЬ

Две фразы. Сейчас будет вторая.

КОЛУМБ

Что же еще?

САНТ-АНХЕЛЬ

Я кончаю. Господин Колумб обещает завоевать Индию и доставить в Испанию находящееся там золото.

КОЛУМБ

Этого условия я не принимаю. Я не завоеватель.

САНТ-АНХЕЛЬ

Вы – открыватель, следовательно, вы – завоеватель.

КОЛУМБ

Наука завоевывает только знания.

САНТ-АНХЕЛЬ

Ради бога! Оставьте себе знания и доставьте нам золото.

КОЛУМБ

Я презираю золото.

САНТ-АНХЕЛЬ

Чего вы от нас хотите? Сует вексель ему под нос.

КОЛУМБ подсчитывает в уме

Шесть тысяч дукатов.

САНТ-АНХЕЛЬ

У вас есть цель, господин Колумб. А у кого ее нет? Вы серьезно хотите достичь ее? Если серьезно, значит, вы должны подчиниться тем, чьи цели похожи на вашу.

КОЛУМБ

Моя цель чиста.

САНТ-АНХЕЛЬ

Если вы собираетесь сохранять ее в чистоте, будьте любезны обратиться к ангелам.

КОЛУМБ

Не шутите, сударь.

САНТ-АНХЕЛЬ

Что? Ангелы не годятся в компаньоны? А компаньоны должны быть ангелами? Пользуйтесь теми средствами, которые есть.

КОЛУМБ

А что останется от идеи?

САНТ-АНХЕЛЬ

Идея. Идея – это болезнь, от которой вас надобно лечить. Возможно, я плох, так позвольте же мне стать лучше, помогая вам. Вы требуете золота на корабли. Мы…

КОЛУМБ

Вы?

САНТ-АНХЕЛЬ

Корабли, полные золота.

КОЛУМБ

Вы их получите.

САНТ-АНХЕЛЬ подписывает вексель

Ваше величество, в ваше распоряжение поступают шесть тысяч дукатов из доходов Священной Армандады.

ИЗАБЕЛЛА

Я понимаю. В наше распоряжение. Что вы думаете об этом, Арагон?

АРАГОН

Я вполне удовлетворен. Молодой человек действовал очень ловко.

КОЛУМБ

Мне кажется, я не сказал двух слов.

АРАГОН

Я, что ли, говорил? Если моего мнения не спрашивают, лучше уж вообще не раскрывать рта.

ИЗАБЕЛЛА

Итак, вы согласны? Ну что ж, рискнем. Это попытка. Очень смелая попытка… В самом деле, почему бы нам не рискнуть одним человеком?

САНТ-АНХЕЛЬ

Ваше королевское величество изволит нести чепуху. Речь идет не об одном человеке. Речь идет о сотнях тысяч ему подобных. О прядильщиках шелка в Андалузии, об оружейниках в Толедо, о купцах в Севилье. Отправка господина Колумба не имеет смысла, если она не означает новой экономической политики. Необходимо укрепить испанскую промышленность, чтобы индийский капитал можно было размещать в стране.

ИЗАБЕЛЛА

Неприятности. Одни неприятности, так я и знала.

САНТ-АНХЕЛЬ

Если мы позволим Патильясу выкорчевать у нас торговое сословие, то эти деньги все равно будут истрачены за границей. И тогда обогатится не Испания, а Франция или Англия, а Испания обеднеет, так как золото обесценится. Присоединение Индии потребует проведения общей линии, враждебной дворянству.

ИЗАБЕЛЛА

Мы можем это осуществить?

САНТ-АНХЕЛЬ очень неуверенно

Смотря по обстоятельствам.

ИЗАБЕЛЛА

Хотим ли мы это осуществить?

САНТ-АНХЕЛЬ

Вопрос совершенно бессмыслен, ваше величество. Мы вынуждены. Передает Изабелле вексель и уходит.

ИЗАБЕЛЛА

Сотни тысяч. За вами столько людей?

КОЛУМБ

Честное слово, я тоже этого не знал. Похоже, они послали меня вперед.

ИЗАБЕЛЛА

Что вы принесете мне, эти люди и вы?

КОЛУМБ

Новый мир, ваше величество. Сияющий, юный, полный свежих красок.

ИЗАБЕЛЛА

Ступайте. Плачет.

КОЛУМБ

Сударыня!

АРАГОН

Изабелла!

ИЗАБЕЛЛА

Прочь. Вы хотите, чтобы я задохнулась? Кто заставил вас тащить в одну комнату целый мир? Разве вы не видите, что здесь слишком тесно? Вся Испания недостаточно велика, чтобы выдержать это страшное бремя. О моя Испания. Как я тебя люблю.

КОЛУМБ

Вы ее любите?

ИЗАБЕЛЛА

Разве я не ее королева? То, что вы дерзнули мне предложить, неслыханно, чудовищно. Ведь ответственность несу я, не так ли? Я.

КОЛУМБ

Да. Ответственность несете вы.

ИЗАБЕЛЛА

Вам легко говорить. Неужели недостаточно, что явится другая Испания, на западе, по ту сторону земли. Нет, недостаточно. Должна появиться еще одна, другая Испания в Испании, за невидимой стеной, та, которую мы могли бы увидеть давно, если бы захотели, и, следовательно, мы не хотим ее видеть, вот что отсюда следует. Дело не в географии, и даже барон этого не отрицает. Но как в новое время будет звучать слово «Испания»?

КОЛУМБ

Хорошо. Если будет новая Испания.

ИЗАБЕЛЛА

О нет! Только если новая Испания будет хорошей.

КОЛУМБ

Клянусь, она будет благословенной страной.

ИЗАБЕЛЛА

Вы в самом деле полагаете, что это меньшее зло? Плутовство вместо религии, ремесло вместо мужества, деньги вместо гордости: стоит ли игра свеч? Может ведь случиться, что выйдет ни то, ни другое. Но тогда какой смысл заменять одно другим? Нет, ничего мне не говорите. Я приняла этикет ради грандов, допустила инквизицию ради кардиналов, прогнала евреев ради банкиров, мавров ради землевладельцев. При моем дворе людей с характером раздавливают, как блох. Фердинанд – мой муж, а дон Ронко – мой секретарь. Господи, какая ничтожная участь! Но кто убедит меня в том, что ничтожней уже быть не может? Молчание. Уже вечереет. Передайте мне свечи. Колумб передает ей свечи. Ах, как вы это сделали? Как вы сделали – то, что только что сделали? Скажите мне – как?