Когда на небе нет звёзд

– Ты поздно. – сказал Мир.

– Каталась.

– Тяжелый день?

– Ты себе не представляешь.

Мир повернулся к матери, которая все еще стояла в дверях.

– Что случилось?

Диана молча прошла в гостиную и села на кресло.

– Видела твои рисунки. – произнесла Диана. – Я все гадала, зачем тебе столько мелков.

…

– Это было личное.

Женщина будто не слышала слов своего сына.

– Я думала, тебе душно дома. Хочется собственного места. Чтобы было только твое, и, никто бы не знал.

– Так и есть.

– Я не договорила!

– Место для… «подумать». Пить. Водить девушек. Устраивать бои без правил… Черт! Да хоть ширяться!

Диана резко встала. Прошла на кухню, и налила себе там сто грамм конька, из хрустального графина. Женщина думала, что вино, которое она купила в круглосуточном магазине, и выпила по пути домой, хватит, чтобы успокоиться. Оказалось, нет.

Мир недоумевал: – Что ты делаешь?

– Что ТЫ делаешь? – переспросила его мама. – Знаешь, на пару минут я обрадовалась. Я, наверное, даже была счастлива. Даже странно, как я сразу не поняла, что ты заштриховал все стены… Авророй.

Мир все еще ничего не понимал. Мама пояснила: – Неужели (думала я те пару минут), не одной только этой девочкой забита голова моего сына. Неужели, в ней таки нашлось место для чего еще. Как же… – Диана глотнула коньяк из граненого стакана. – Ты видишь сны с ней. Думаешь о ней. Планируешь с ней будущее. Рисуешь ее.

– Это всего лишь рисунки.

– Если б ты сам верил в то, что говоришь.

– Мам… – Мир встал с дивана и посмотрел в глаза матери. Он явно не ожидал такого окончания дня.

– Что? Что ты хочешь мне сказать? – громко спросила мать. Мир вздрогнул и отвел глаза. Диана сделала еще глоток и поморщилась. Затем, сказала спокойнее, не Миру (он все равно не поймет) скорее самой себе. – Вместо того чтобы принять правду, ты от нее спрятался. Вместо того, чтобы жить дальше, ты создал культ… культ несуществующей жизни! Та комната… наверное, ее алтарь?

– Ты хочешь, чтобы я вернулся в больницу?

– Я хочу уехать из Аквариума. Вместе с тобой. Навсегда. Похоже, только это может тебе помочь.

– Это не вариант.

– Почему? Наш город подстрелил тебя, покалечил. Подрезает каждый месяц. Запретил иметь детей. Пытается игнорировать твое существование. Ты ненавидишь Аквариум! Оставаться в нем попросту глупо! Ах да… Придется оставить здесь Аврору. – последнее слово Диана произнесла до того язвительно, что сам Мир начинал выходить из себя.

– Не надо о ней.

– Стоило бы. Ведь, именно из-за Авроры ты терпишь все. Плюешь на все. Бесцельно слоняешься из бара домой, и обратно. Ведешь себя, как будто в собственной жизни, ты проездом.

– Все изменится.

– Не измениться. Откуда взяться этим изменениям? Раз ты ничего не делаешь. Ничего не хочешь!

– Я жду! – истошно выкрикнул Мир.

…

– А, если то, чего ты ждешь, так и не произойдет? – спросила Диана, внутри готовая уже заплакать. – Что будет?

– Ничего не будет. – ответил Мир, повернувшись к матери спиной.

Диана глубоко вздохнула (что она еще могла сделать?) и произнесла: – Я часто думаю… погибни ты под тем холмом, чтобы было со мной? Я бы каждый день тебя оплакивала. Твою резко оборвавшуюся жизнь. То, кем ты мог стать, но не стал. То, в каких местах ты мог побывать. Какую семью завести. Какую карьеру построить… Потом спрашиваю себя, «И чтобы изменилось?»

Диана поставила стакан на столешницу. Молча вышла из дома. Залезла обратно в свою машину. И провела там всю ночь.

На утро, почти сразу после пробуждения, отправилась к мэру.

Пятьдесят первая глава

Лиза

Прошла неделя с тех пор как Лиза засунула конверт со своей рукописью в металлический ящик, а так же сообщила Рассу, что хочет развода.

Не самая лучшая неделя в ее жизни… Столько оправдываться и просить прощения ей ни разу еще не приходилось. В какой-то момент она даже готова была свести все ею сказанное в шутку и, если это сработает, жить с Рассом дальше, как ни в чем не бывало, но вовремя поняла, что дальше просто нельзя.

Нет, Лиза ни в коем случае, не извинялась за то, что не любит и, никогда не любила. Это было бы глупо; чувства нельзя заставить появиться или исчезнуть… по крайней мере Лиза этого делать не умела. А, вот за то, что она врала… нагло врала в лицо все это время… Красные следы, оставленные колючими языками стыда, еще не скоро сойдут с лица девушки.

Лиза ходила по своему номеру в гостиной, что была расположена на берегу реки, и проворачивала в голове слова Расса: «Зачем же ты встречалась со мной? Зачем ты за меня вышла?!»

Ответ был весьма короток, но как же сложно было его произнести: «Мы познакомились в тот момент, когда я обиделась на себя. На судьбу… На жизнь. Мне ничего не хотелось, кроме спокойствия и комфорта. С тобой, именно их я и испытывала». После этих слов Расс затих; не знал, что сказать. Как и Лиза. Они оба молча дышали в трубку, не решаясь ее повесить. По прошествии нескольких часов Лиза выдавила из себя последнее, на тот день, «прости», и отключилась. Затем встала, и принялась собирать свои вещи.

В десять утра, в номере внезапно стало очень холодно. Что-то с отоплением; обещали разобраться. Лиза надела теплые носки, спортивные штаны, толстовку и запрыгнула под одеяло, предварительно включив телевизор.

– Что у нас там новенького? – проговорила девушка, борясь с приступом зевоты (от холода всегда хочется спать).

« – Крылатый мститель словно взбесился! – вещала ведущая в строгом костюме» Лиза переключила канал.

« – Одиннадцать окон за пять дней. Куда смотрит полиция?» Лиза переключила снова.

« – Фильм с Никоном Асперским впервые не номинируется на престижные награды!» переключила.

« – Закон о стерилизации. Так ли мэр прав?» переключила.

« – Местного затворника нашли мертвым в…» переключила.

« – Новые работы Вика А…» Лиза выключила телевизор и вернулась к ходьбе по номеру.

В час дня, отопление, наконец, дали. Но Лиза не знала об этом, так как находилась на улице. Шла вдоль набережной, наступая на серую плитку, плоскими подошвами ботинок; разбавляя белые, потертые футболки прохожих (которые совсем недавно вошли в моду) своей зеленой рубашкой.

Погода стояла теплая, хорошая. Наслаждаться бы ею весь день, но через тридцать минут у девушки должно было состояться собеседование на должность продавца-консультанта, в магазин парфюмерии. Давно Лиза не была на собеседованиях. Обычно она их жутко боялась. Вся эта гипертрофированная вежливость; вопросы, ставящие в тупик. Сейчас Лиза была даже рада сбивчиво говорить и глупо улыбаться перед каким-нибудь менеджером по персоналу. Это хоть на короткое время отвлечет от настоящего.

Рассказала ли Лиза о случившемся Миру? Да. Сумбурно и не вдаваясь в подробности, но все же рассказала. По большому счету, за тем, чтобы лучший друг знал ее новый адрес и не звонил в старый дом.

Мир предложил Лизе пожить у себя, сколько будет нужно, уверенный, что Диана не будет против. Лиза отказалась. Конкретную причину назвать не смогла. Лишь сказала, что так будет правильно. К тому же, у нее оставалось еще много денег, бережно копленных еще со времен ее первой зарплаты. Которые впрочем, кончались с завидной стремительностью.

В половину второго, Лиза пришла на собеседование в маленький магазин, что находился на втором этаже торгового центра. Все закончилось, толком и не начавшись. Высокая ухоженная дама лет сорока, сходу задала Лизе вопросы, связанные с опытом и умением работать с людьми. Лиза положительно на них ответила.

Женщина похвалила внешний вид Лизы, и пообещала перезвонить в течение двух дней.

Выйдя из магазина, девушка не представляла, что ей делать весь оставшийся день. Вернуться в номер? Может, пройтись по магазинам и купить что-нибудь вкусненькое? Пожалуй, так она и сделает.

Лиза медленно шла по насыщенно освещенному коридору, почти каждый сантиметр которого, украшали яркие магазинные витрины. Маленькие манекены, одетые в сказочные платья принцесс и принцев – магазин детских товаров. Манекены, наряженные в пижамы и халаты – магазин нижнего белья. Манекены, в повседневной одежде, стоящие в окружении, по-королевски накрытых кроватей, шкафов и вычурных подсвечников – товары для дома.

– Лиза? – окликнул девушку кто-то.

Она обернулась. Это был Вик А.

– Здравствуй. – сказал Вик.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Лиза.

– Не очень то вежливо.

– Прости. Странно видеть тебя здесь. Вот и все.

– Странно? – Вик улыбнулся. – Знаю, мы с тобой все время общались, практически у тебя дома, но поверь, я бываю и в других местах.

Лиза невольно улыбнулась.

– Пройдемся? – предложил Вик.

– Почему нет? – ответила Лиза.

Они вышли из торгового центра, и неспешно направились к парку.

– Нус, как у тебя дела? – спросил художник, беря девушку под руку, когда они переходили дорогу.

– Лучше ты первый. Как твои дела?

– Отлично. Один критик сказал, может слышала, что мои новые работы даже лучше предыдущих.

– Здорово.

– Только вот, никто не торопиться их покупать.

– Почему?

– Не знаю. Может, мода на меня прошла?

Они свернули направо и вошли в парк, через высокую, украшенную искусственными цветами, арку.

– Давно хотела спросить. Почему ты вообще решил посвятить себя изобразительному искусству?

Вик А повел плечами.

– Моя мама была художником. – ответил он.

– Она хотела, чтобы ты пошел по ее стопам? – спросила Лиза.

Художник рассмеялся.

– Что? – не поняла Лиза.

– Она была гением. Или, по крайней мере, пыталась внушить это мне. – сказал Вик. – Имела огромный талант, ум и отвратительный характер. Чего она не имела, так это денег и признания. На моей памяти, у нее купили всего одну картину, и то, из жалости. Наверное, ей было очень обидно.

– Она срывалась на тебе?

– Да. Старалась сдерживаться, но… да. Я ее раздражал. Это было взаимно. Она считала меня нытиком. «Идиот» было самым милым прозвищем, которое она мне дала. Я ушел из дома в шестнадцать и поклялся, что в ее собственной нише, достигну таких высот, о которых мамочка даже мечтать не могла.

– Как она теперь к тебе относится?

– Никак… Аневризма. Она даже не успела застать моего успеха. Хах, может, умерла бы еще сильнее… Ее картины просто выбросили на свалку. Несколько, правда, я смог найти.

– Прости, что спросила про нее. – сказала Лиза.

– Ничего. Я решил тогда, что Бог ненавидит гениев. В отличии от дерзких красавцев. – Вик повел бровями и, нарочито самодовольно улыбнулся. – Теперь мне кажется, что он ненавидит вообще всех. – Вик задумчиво помолчал. Затем спросил Лизу. – Что ты делала в торговом центре?

– Устраивалась на работу. Продавцом-консультантом.

– Почему не в галерею? Тебя бы взяли. Ты произвела фурор в прошлый раз, помнишь?

– Пришлось бы отдать этому делу и голову и душу. Мне они нужны для писательства. А, в магазине нет ничего сложного, с людьми я работать умею. Кассу выучить проще простого, так же как и запомнить товар. Буду делать все на автомате.

– Зачем тебе вообще работа?

– На шее своего мужа, я больше сидеть не могу… Я развожусь.

– Неплохо.

– Это не из-за тебя.

– Охотно верю.

Лиза хихикнула, пряча улыбку в ладони. От чего-то ей стало легко и весело, хоть и говорили они, отнюдь, не на веселые темы.

– Правда, ты тут не при чем. – произнесла девушка, когда приступ смеха отпустил ее.

– Я правда верю. – сказал Вик А. – Мир… ты его любишь, да?

– С чего ты взял? – спросила Лиза.

Вик не ответил.

– Да. – недолго думая, сказала девушка.

– Зря. Я тебе больше подхожу.

Они прошли еще несколько шагов и сели на лавочку, что была точной копией той лавки, на которой они чуть не поцеловались.

– Как дела с книгой?

– Закончена. Жду письмо от издательства.

– Если ничего не получится, и ты захочешь утопить горе в вине, не забудь позвать меня.

– А, если получится? И я стану богаче тебя?

– Я не очень хорошо умею обращаться с деньгами. Так что, скорее всего ты уже богаче меня.

– Так это все? После одного провала?

– Индустрия весьма жестока.

– У тебя даже не было плана Б?

– С чего мне было думать про план Б, когда с планом А, все так хорошо получалось?

– Как же портрет Дианы?

– Его сочли забавной шуткой. Поговорили пару дней, и все… Может, податься на телевидение, в комедию? Всегда мечтал веселить народ.

– Правда? Мечтал?

– Конечно, нет. Если бы моя голова создавала мечты, то ее давно бы расплющило под тяжестью их несбыточности. Так что я вообще ни о чем не мечтаю. Никогда. Лишь угрожаю и зарекаюсь. Пару раз клялся… но это не считается.

Они оба уставились на реку, чья серебряная вода виднелась где-то вдали.

– А я мечтала, лет в двенадцать, иметь собственную книжную лавку. – задумчиво проговорила девушка, не отрывая взгляда от реки. – Магазин был бы на первом этаже. Я жила бы на втором. Завтракаешь, пьешь кофе, и не спеша спускаешься на работу. Стоять за прилавком можно прямо в домашних тапочках… Приятный запах бумаги. Красивый вид из окон. Каждый день встречаешь странных, интересных людей.

– И каждый день напоминал бы предыдущий.

– Если это хорошие дни, то почему нет?

…

– Мне понравился портрет. – сказала Лиза после коротенькой паузы. – Если мою книгу издадут, хочу, чтобы ты сделал ей обложку и может, пару иллюстраций.

– Оплата?

– Получишь сверх меры. По старой дружбе.

– Какая часть портрета тебе понравилась больше всего?

Лиза замялась.

– Глаза? – неуверенно спросила она, поджимая плечи.

– Врушка. – усмехнулся Вик, и добавил. – Ты жестокая. Особенно, когда считаешь себя доброй.

– Прости, я хотела…

– Не жалей меня, Лиза. С этим я в данный момент и сам отлично справляюсь.

– Хорошо. – вздохнула девушка.

Они пожали друг другу руки, после чего Вик, не снимая с лица непринужденную маску, произнес: – Знаешь, я влюбился в тебя с первой нашей встречи.

На что Лиза ответила: – В Мира я влюбилась точно так же.

– И почему жизнь так не справедлива? – спросил художник, толи себя, толи Лизу. Толи Бога.

– Может, мы просто не понимаем ее справедливости?

– Сама-то веришь в это?

– Нет… Ты влюбишься в кого-нибудь еще, Вик. – сказала Лиза, мягко положив руку на плечо художника.

– А ты?

– А я буду писать книги.

Пятьдесят вторая глава

Мэр

По мраморной столешнице, на кухне, неслышно ползала, единственная в доме, муха.

Свет не горел, кроме коридора, между спальней и уборной комнатой. Там его, было решено, только приглушать. Окна, защищенные снаружи решетками, в узкую клетку, были плотно закрыты, не взирая на жару. На тумбе, возле кровати, поблескивал, отражая звездное небо, недопитый стакан с водой.

Ночь наступила пару часов назад. Диана и мэр, лежали на кровати. Он в серой пижаме. Она в розовой, длинной сорочке, полностью закутанная в одеяло, из-под которого торчали лишь ее волосы, заплетенные в толстую косу.

Глава города уже не помнил, когда в последний раз у него был нормальный сон. Муки причиняли и погружения и пробуждения. Сами сновидения были особенно терзаемыми: родители, выбравшиеся из могилы; сын Дианы на посту мэра и так далее.

Глава города ворочался, то скидывая одеяло, то укутываясь обратно, и спрашивал себя: Почему Мир не захотел прекращать все это? У него нет чувства самосохранения? Или он не верит в то, что мэр может избавиться от него, так же как сделал это с Виниром? Может, он не знает про Винира?

Нет. Знает.

Не может не знать.

Наверное, за время, что главный врач первой больницы Аквариума медлит, Мир придумывает пакости похуже и посерьезнее.

Интересно, что бы мэру сказали родители, будь они здесь? Наверное, отреклись бы от него? Нет, это было бы слишком просто. Они не любители простых путей.

Мэр Аквариума вздохнул. Повернулся лицом к окну и почесал свои красные глаза.

Он никогда так не уставал, как в последнее время. Никогда столько не потел. Никогда так не раздражался. И все из-за чего?

Камни. Окна. Стекла. Письма… Нескончаемый поток писем, камней и стекол…

«Это кончится когда-нибудь» спросил мэр про себя.

Конечно, кончится. Тут же ответил он. Не без усилий. Не без грязи. Но кончится. И не важно, кто пострадает. Мир, Второй, Диана…

Вдруг жена мэра, словно услышав его мысли, вынырнула из-под одеяла и протяжно зевнув, произнесла: – Ты не спишь?

– Нет. Думаю о Мире. Когда ты поговоришь с ним?

– Без малейшего понятия… Знаю, что надо, но это будет еще один разговор, который ничего не даст. Мы помиримся и будем жить, как ни в чем не бывало, а я так не могу больше. Иногда я даже смотреть на него не могу. Как будто Мир не мой сын, а лишь напоминание, что он, когда то у меня был… Крылатый мститель… Если, это Мир, я…

– Не думай об этом. Сколько ты уже не спала?

– Очень, очень много.

– Таблетки, что ты пьешь?

– Уже не помогают.

– Значит, надо их сменить.

– Я мешаю тебе? – спросила Диана.

Именно – хотел ответить мэр. Вместо этого, поцеловал женщину в лоб, проговорив: – Может, это поможет.

Это не помогло, и они оба бессонно ворочались на кровати всю ночь.

На утро Диана уехала на работу. Мэр, с разницей в два часа, тоже.

Превышая скорость; проезжая на красный, мэр добрался до больницы за пятнадцать минут.

Голова гудела. Требовала сна.

Он, чуть ли не бегом прошел по коридорам и лестницам, пряча свои глаза от слепящего света больничных ламп; наспех поздоровавшись с несколькими врачами и своим секретарем.

Открывая дверь кабинета, мэр попросил Лину сделать ему кофе. Желательно сразу три порции, и не успел мэр вытащить ключ из замка, как огромное окно, занимавшее почти всю стену его кабинета, с треском, вобравшим в себя все мерзкие звуки мира, разбилось на тысячу осколков.

Пятьдесят третья глава

Марк

Он долго глядел на психиатрическую больницу, под номером сто четыре, прежде чем войти. Это было трехэтажное здание из красного кирпича, полностью поделенное на две равные части: мужское и женское отделения, соединенные тремя широкими балконами. Местами, кирпичи на первом этаже, были закрашены розовой краской, из-под которой проглядывали, написанные черным, нецензурные слова.

Марк открыл деревянную дверь. Когда придерживал ее ладонью, чтоб та не хлопнула, порезался о торчащую щепку.

Внутри пахло сыростью и хлоркой. С потолка сыпалась штукатурка. Синяя краска на стенах дала трещины. Коричневый линолеум местами вздулся. Посетителю сразу не понравилось это место. Еще ему показалось, что вдоль карниза пробежал таракан.

Сразу за дверью (всего в одном шаге) находилась застекленная со всех сторон, коморка: два оконца; два стола, один из которых занимал седой старик, и стеллажи с больничными картами, высотой до самого потолка.

По бокам были две двери, ведущие в отделения.

– Я бы хотел поговорить с глав. врачом мужского отделения. – обратился посетитель к старичку. – Мне назначено.

Вахтер открыл большой журнал, и вплотную к нему наклонился.

– Имя, Фамилия. – сказал он, не поднимая взгляда.

– Марк Э…

– Нашел. – перебил посетителя старичок, и нажал зеленую кнопку на большом пульте, что лежал по его левую руку. – Левая дверь. Проходите.

Отсыревшие половые доски.

Стены, покрытые выцветшей, коричневой краской.

Окна, шелестящие наклеенными на них бумажными листами.

Марк ступал осторожными, маленькими шагами, следуя за коренастым санитаром, чьи волосы были седыми, не смотря на то, что старше тридцати пяти лет, он не выглядел.

Они шли мимо палат, заставленных по восемь-девять коек. Палат, чьи размеры не превышали маленькие комнатки в студенческих общежитиях.

Пациенты выглядели худыми, неухоженными, раздавленными. Не отрешенными, как в первой Аквариумской. Подумал Марк. Именно раздавленными.

Санитар остановился рядом с железной, красной дверью. Марк остановился следом.

– Пришли. – произнес санитар, и постучал в дверь. Затем открыл ее.

Тут же из кабинета, не успел он отпустить ручку, выбежала растрепанная девушка в больничном халате.

Подавив смешок, санитар сказал Марку: – Проходи.

Бармен вошел в кабинет. Дверь за ним закрылась.

Через час хозяин ненорбара вышел из больницы с Адамом, одетым в не подходящие ему по размеру штаны и такую же футболку. В руках он держал белый пакетик с личными вещами.

Лицо Адама сделалось худым, бледным. Но, выражение его не было ни страдальческим, ни печальным.

Вдруг Адам остановился.

– Что ты сказал им? – спросил он. – Соврал что-то? Угрожал?

– Дал денег. – ответил Марк. – Не переживай. Тебя выписали, полностью официально.

– Зачем тогда, они снова накачали меня?

– Сказал бы лучше спасибо.

– Спасибо. Я хотел тебе позвонить… Но, тогда бы ты все узнал.

– Я и так все узнал.

– Точно… Ты меня теперь презираешь?

– Каждый справляется со смертью, как может.

Они пошли дальше. Медленным шагом направляясь к воротам больницы.

– Я хотел попрощаться с ней. – глухо сказал Адам. – Они все извратили…

Марк не понял кого именно, говоря «они», имеет в виду Адам. Журналистов или полицейских? Это было не важно. Марк ничего на это не сказал.

– Знаешь, как меня называли в больнице? – спросил освободившийся, непринужденно. – Бесполезный выкидыш общества. Это так странно. Почему нельзя было назвать просто «выкидышем общества». Смысл бы не поменялся. Им, видимо нравилось слово бесполезный.

Марк снова не стал интересоваться, что эти «они». Врачи? Санитары? Другие пациенты?

Ворота больницы были преодолены. На другой стороне дороге, ждала машина.

– Куда мы едем?

Вместо ответа, Марк взглянул на Адама и поймав его взгляд, улыбнувшись спросил: – Хочешь доказать, что ты полезен?

Пятьдесят четвертая глава

Мир

Я лежу на лавке, на нашем заднем дворе, в тени высокой ели. Лежу вниз животом, в одних трусах. Одно крыло опирается на спинку лавки, другое свисает, волочась по траве. Умираю от жары. Ненавижу насекомых. Нет, это не «интересный факт» обо мне, а моя сегодняшняя деятельность – ненавидеть. Утром вот, объектом этого сильного чувства было солнце; чуть позже лимоны, за то, что их не оказалось в холодильнике; потом тумбочка, о которую я ударился головой; потом снова солнце, за еще более безжалостную коптильню и наконец, насекомых, выбравших для своих укусов самые труднодоступные моим пальцам, места.

Погода настолько мне не импонирует, что с ненорбаром пришлось завязать. Я за порог дома то, редко выхожу.

Что, на счет Марка? Я звонил ему пару раз. Человек, отвечающий на его звонки, сказал, что Марк очень занят.

С мамой мы, вроде как, поругались. Она не разговаривает со мной больше двух недель. Приезжает время от времени, привозит продукты. Я сказал ей, что и сам могу их покупать. Она ничего не ответила. Может ждет, чтобы я извинился. Я не делаю этого намеренно… Мы еще очень давно условились, не говорить на определенные темы, а она на это условие наплевала. Еще и следила за мной. Не похоже на маму… Интересно, будь здесь Второй, как бы он посоветовал мне поступить?

С Лизой я говорю каждый день. Правда, только по телефону. Ей одиноко в последнее время, и скучно. Она звонит мне по вечерам и спрашивает, как мои дела, для того чтобы рассказать, как дела у нее.

Вчера я узнал, что Лиза устроилась в какой-то магазин косметики, и вроде была рада этому. На счет книги пока ничего не известно. На счет развода она говорить не хочет. А может и хочет, просто не со мной.

Я же сижу дома, пялясь в основном в телевизор, откуда узнал, что крылатый мститель совсем распоясался (цитата репортера). Окна безжалостно и хладнокровно разбиваются на тысячи осколков, а полицию и мэра заваливают письмами с угрозами, непонятно, кому именно адресованными. Чего, конкретно, хочет написавший их, так же непонятно. Я было подумал – маме так или иначе придется поговорить со мной, чтобы спросить снова, я это или не я; и многозначительно смотреть, когда прозвучит мой отрицательный ответ но, как я уже говорил, из ее уст не вырвалось ни слова.

Подозреваю, что она с мэром планируют вернуть меня в больницу. Только они не знают, как сделать это… помягче, что ли. Сейчас я даже не против. Пара недель в больнице и все на тысячу процентов убедятся, что я не бью эти идиотские окна. Хотя, я уже лежал там зимой и, как раз в это время, мститель решил сделать перерыв… Главное, взять с мамы слово, что, если пока я лежу в больнице, Аврора проснется, меня без возражений пустят к ней. И будут говорить ей, что я пациент.