Смерть под вуалью

Тут я должен сделать некоторое отступление. Боюсь вас утомить, но все же рискну рассказать о своих исследованиях. Я иногда пользуюсь этим методом, и предлагаю вам послушать, в чем он заключается.

Дубовик взял со стола Сухарева листок бумаги и начертил большой круг.

– По окружности расписываем имена фигурантов, улики и все, что есть по делу в хронологическом порядке. Потом соединяем эти точки. Вот например: сначала идет Богданова, за ней пуговица, сигарета, синий плащ, Черных и так далее. Попробуем соединить все точки, которые хоть как-то взаимодействуют между собой. Рядом с Богдановой сигарета, пуговица. Синий плащ можно соединить с Черных, с ним же – токсин. Ну, и дальше. Попробуйте проделать это сами и тогда увидите, что Гирш можно соединить со многими точками. В живых у нас остались она и Лапшин. К нему духи не имеют никакого отношения. Остается Марта. Вот тогда я иду вместе с майором в гости к этой женщине, но при этом понимаю, что если она и есть наша преступница, то её надо обезоружить – усыпить бдительность. Чего мне это стоило, знает майор Калошин, и заострять внимание на этом не будем. Но у неё в доме на тумбочке я увидел искомые духи, и коробка была закрыта. Других духов у неё просто не было. В этот же вечер я, проводив майора, посетил одну даму, – Дубовик виновато посмотрел на Калошина, – это было продиктовано необходимостью, – эти слова он адресовал исключительно майору. – Я вспомнил, что Черных лечила такая… истинная, настоящая еврейка Циля Абрамовна. Да, я пошел к ней. Они с Мартой Гирш работали в одной сфере, значит, та должна была хорошо знать Марту. Так вот, эта милая женщина сказала мне следующее: «Эта Марта такая же еврейка, как я балерина». Ну, тот, кто знаком с Цилей Абрамовной, может представить себе эту «балерину». Таким образом, ещё одна мозаичная картинка встала на свое место. Девушка в парфюмерном отделе универмага по фотографии совершенно уверенно узнала Марту, которая несколько дней назад покупала у нее флакон духов. Да, у Марты они тоже были, но использованные наполовину. Вылить на себя полфлакона таких духов за три дня можно только под наркозом. Теперь, думаю, вам все понятно.

– А газетная статья? – снова поинтересовался Воронцов.

– Ну, это уж совсем банально. Чтобы окончательно усыпить бдительность этой женщины до конца, надо было признать кого-то преступником. Шапиро как нельзя лучше подходила на эту роль, тем более, что она была зависима от Штерн: та знала её ещё с лагеря, знала о её махинациях с лекарствами и липовыми справками, знала и о том, что та использовала ребенка для получения пособия и дефицитных лекарств для его лечения, но шли они спекулянтам на продажу. Таким образом, поняв, что с Жуйко у неё ничего не вышло, что мы продолжаем искать истинного преступника, и выходим на след Шапиро, Штерн убивает её. Теперь она спокойна: тело спрятано, ищите, сколько хотите.

– А если бы она не прочитала эту заметку? Ведь не все покупают нашу газету? – теперь вопросы появились и у Моршанского.

– Дома у Штерн в газетнице я увидел именно эту газету, а на уголке был прописан адрес химическим карандашом, как это делают почтальоны. Значит, газета в дом приходит постоянно. А если её не читают, то зачем она нужна?

– У неё тетка ведь есть?

– Та слепа, как крот, а очков у нее нет.

– Ты что, и это успел заметить? И когда? – в очередной раз удивился Калошин.

– Я в разговоре с этой теткой многое, что узнал. Просто ты не слышал, – Дубовик улыбнулся одними глазами.

– А где же ты был, Геннадий Евсеевич? – удивился Сухарев.

– За хлебом ходил, – спокойно ответил за него Дубовик и продолжил: – Вот эта самая тетка и открыла мне, что у них есть домик на окраине. Туда мы с капитаном Ерохиным и поехали. Кстати, там же обнаружили и большую сумму денег, драгоценности и пневмолизин, несколько ампул. А самое главное, что там же мы обнаружили пневматический пистолет СП сорок пятого года выпуска, и пули к нему. Счастье, что это оружие не успело выстрелить, что вполне могло бы произойти, не останови мы эту женщину. Теперь, товарищ прокурор, я надеюсь, что вы понимаете, насколько наши с Ерохиным действия были оправданы?

– Ладно тебе, все уж и так понятно. Молодцы, что скажешь.

– Товарищ майор, а как она выманила Шапиро? Та ведь на поминках была, – Костя Воронцов слушал Дубовика, открыв рот, и для себя решил, что пойдет учиться заочно: уж очень грамотно говорил и действовал майор. А как раскрыл такого немецкого агента! Он даже начертил круг по совету Дубовика и пытался сделать выводы по этому чертежу, но пока получалось неважно.

– А вот как выманила?.. Пока об этом она молчит, а выводы делать не на чем – сидела женщина на поминках, и вдруг просто исчезла. Никто ничего не видел, не слышал. Так что, Костя, если Штерн об этом сама не расскажет, останутся только догадки.

– А каким способом она её убила?

– Так же, как Капустину, как Богданову – в акте экспертизы так и записано: тяжелым тупым предметом…

– Слушай, Андрей Ефимович! У меня ещё вопрос остался: как же это Штерн умудрилась заставить Жуйко надеть свою блузку? Или пьяной было все равно? – спросил Сухарев. – Я вот ваши протоколы читал и все думал об этом. Примерить, может быть, предложила?

– Я тоже ломал над этим голову, хотя сути преступления ответ на этот вопрос не меняет, но было интересно: я сделал один вывод, спросил Штерн, она даже отрицать не стала того, что я прав. Просто прочитал акт экспертизы, там уважаемый Валерий Иванович очень подробно описал блузку, которую привез с квартиры Жуйко. Оказалось, что она была залита водкой, причем с правого плеча: Штерн просто окатила её из стакана, та и переоделась, сама. А во что, ей было все равно. В том состоянии она уже мало что понимала. Пролив, якобы случайно, водку из одного стакана, Штерн принесла ей другой, уже напичканный таблетками. Конечно, много ещё нестыковок в этом деле, но теперь уже следователи с Лубянки будут добиваться её признаний. А мы свое дело сделали!

Вечером Калошин затащил Дубовика к себе, хотя тот пошел сам с превеликим удовольствием, где они пили коньяк и ещё долго обсуждали всё произошедшее. Калошин никак не мог себе простить, что столько упустил, перестал доверять своей интуиции, потерял профессиональный нюх, на что Дубовик ему резонно заметил:

– Ты, Геннадий Евсеевич, просто встретил красивую женщину, влюбился, сам того не понимая, ну и забыл себя. Такое бывает, не тушуйся. В конце концов, преступление раскрыто.

– Подожди, – Калошин оглянулся на дверь кухни, куда вышла Варя, – скажи, какие чувства ты испытываешь к моей дочери?

– Честно? – Дубовик тоже посмотрел на дверь, и сказал вполголоса: – Самые серьезные.

– Но ведь ты же голову не потерял и преступление раскрыл.

–Потому что, Варя, вернее, мысли о ней не мешают мне работать, а напротив, помогают. У нас, Геннадий Евсеевич, был преподаватель-психолог, который всегда внушал нам одну мысль, что любой негатив надо уметь обратить себе на пользу. Хотя назвать негативом любовь и нельзя, но очень многие сгорают на этом чувстве. Помнишь Мату Хари? – Калошин кивнул. – В нашей работе все должно взаимодействовать друг с другом. Поэтому, редко кто из моих коллег может похвастать счастливым браком. А такая женщина, как Штерн, не будь она даже той, кем оказалась на самом деле, может только сводить с ума. А жену мы тебе найдем, правда, Варечка? – Дубовик весело подмигнул вошедшей девушке.

– Обязательно найдем!

Продолжение следует.