Такие обстоятельства

Поначалу шеф недоверчиво слушает меня. Он себе на уме, и голова его занята иным. Но я красноречив, и он увлёкся идеей и берётся убедить начальство.

Что не говори, он всё-таки труженик и это у него не отнять. Он старательно плел свою ловчую сеть, про которую нельзя заранее сказать, получится ли? Как известно, паутина пауков не проста. В ней свои (сенсорные) ловушки. Как они устроены? Пауку о них не дано узнать. Он ими пользуется. А шеф над своей сетью мучается, и захотелось помочь ему в этот раз, себе же на голову.

Мы поднесли ему проект Международного центра космических услуг, проката орбитальных возможностей. Такое и само по себе звучало и открывало перспективы, а шеф разом оказывался в освещении софитов, в фокусе внимания народов и стран.

«Как же так? – думал Генеральный, глядя в лицо стоявшему перед ним. – Немыслимые трудности встречают попытки расширения территории, а тут почти готовые помещения, и ни за что. Может, зря прежние авантюристические начинания соискателя не оценены по достоинству, и пора использовать его «сумасшедшие идеи» несмотря ни на что. Во всяком случае налицо необходимы преобразования; коммерческая суть их стала необходимостью. Предложения эти в струе времени, а проблему руководства и личностей решим. Будет время переменить и устроить.

Он ещё раз оценивающе взглянул на явившихся и кивнул заму:

– Готовьте распоряжение.

«Добро» верховного стало отмашкой. Проекту приделали ноги, и дело пошло. Так у ОКБ появилась четвертая территория.

Суда при плавании обрастают ракушками, замедляя ход, и наш корабль международного сотрудничества начал заметно тормозить. Руководству моё предложение стало ещё одной реальной возможностью в лихое время остаться на плаву.

И дело пошло. Всё разом выкристаллизовывалось. Нашлось место и брошенному подразделению, что было до этого «пришей кобыле хвост», прибавились кисовские работники, а во главе, разумеется, стали кураторы лаборатории.

Помещения сходу перестраиваются, и к следующей встрече с французами их принимает новенький НИЦ – Научно-исследовательский Центр. В нём всё как надо: зал приёмки аппаратуры, рабочие комнаты. В большом кабинете шефа даже скрытая панелями шведская стенка, позволяющая в паузах заниматься гимнастикой, предусмотрен буфет с мини- кухней якобы для иностранцев и позволявшая нескольким сотрудницам этого автономного цеха обслуживать шефа и иже с ним.

Смелость города берёт. Шеф демонтирует структуры и оформляет очередной выпуск Внешторга в ОКБ. Позже он сталкивается с еврейской предприимчивостью в лице его делового двойника, соратника, сотрудничавшего рядом, бок о бок и обратившим шефовы преференции на себя.

Украинские подрядчики отремонтировали и частично перестроили помещения филиала МИСИ, был выпущен утверждающий приказ и начались невероятные по нашим понятиям преобразования. Новоиспечённое подразделение было обозвано НИЦом – Научно-исследовательским Центром полезных нагрузок. Случилось прямо библейское: «Вначале было слово». Моими устами у нашего славного ОКБ появилась ещё одна, четвёртая территория.

Этим можно гордиться, продавая полётные услуги. Приходит время становиться продавцом, а не только обеспечивая технологическую суть.

Нас пока немного. Но дело не в количестве. Я был поражён, когда узнал, что в Древней Греции -этой кладези культуры и истории было всего десять миллионов жителей. Мир, подаривший столько сказаний и легенд был меньше Москвы.

Наш шеф, наконец, оказался «на коне». Группа прикомандированных к НИЦу шоферов по его идее была командирована в Японию, закупить подержанные легковые машины, и спустя короткое время в Мытищах появились экзотические «мицубиси» и «ниссаны». Остатки бушуевского секретариата наконец пристроены.

Я заехал перед работой в НИЦ. Атмосфера здесь царила иная. За окном озеро и лес. А красавицы-буфетчицы в купальниках, уже по-хозяйски хлопотавшие, собирались перед работой выкупаться в озере. В огромной приёмной скучала новенькая секретарша. Большой необычный по тем временам телевизор был включён. Размах нововведений поражали.

Пастухов из бушуевского секретариата, взявший на себя громоздкий строительный цикл и как бы прорабство, несомненно, метил шефу в замы. Так бы, наверное, в дальнейшем и произошло, не случись оказия. Дух предпринимательства ударил им мочой в голову, и они придумали бизнес- идею развлечения для иностранцев – охоту. Ниссан отвозил желающих в охотхозяйство на охоту, разумеется, не за бесплатно. Эту затею им удалось всего лишь пару раз осуществить, потому что кто-то из своих же на них настучал, маршрут поездок отследили, что было несложно из-за экзотичности автомашин, а новоиспечённых предпринимателей с треском уволили с предприятия.

Шеф уже бредил идеей и вслух неожиданно для окружающих размышлял: «…и ещё необходима охрана. Лучше из инородцев. Проверено практикой. Они без сентиментов и отчаянные». Мне он предложил тогда стать его замом, но мой азарт состоял тогда в том, чтобы демонстративно отказаться, сказав: «Если бы я хотел, то давно был бы руководителем…» и прочую чушь, что казалось мне верхом самостоятельности. Хотя это – правда. Я не инфицирован властью. Решать за других мне в тягость. Я чувствовал себя тянитолкаем Лофтинга, способным скакать по жизни взад и вперед. В детстве меня влекли диковинные животные и я верил, что есть тянитолкай, зверь, у которого перед задом, разом в котором совмещено прошлое с будущим, а недоумение шефа доставило мне радость.

Шестидесятые-семидесятые годы прошлого столетия – особенное время смены поколений. Руководство предприятия представлял ещё на глазах редеющий слой основоположников, начинавших и вынесших становление ракетной техники на своих плечах, а новое поколение, жизнерадостной толпой подступало, меняя начисто сложившиеся порядки.

Мою дальнейшую деятельность можно назвать «эстафетой отторжения».

Первое международное сборище в НИЦе выглядело потрясающе. Зал сиял огнями. Приглашены были экипажи, кураторы наши и из ИКИ. Работало разом несколько групп в разных частях зала. Действо чем-то походило нп спектакль «Много шума из ничего», а получив должный размах. НИЦ заработал на полную катушку, и мы смотрелись винтиками в нём.

Кончилась полётная горячка. Я оформил отпуск чтобы осуществить сумасшедшую идею – написать книгу о проекте – полёте французского космонавта. Название её уже созрело в голове: «С высоты птичьего полёта». Собственно, тянуло писать не о самом полёте, а о Франции, о подготовке полёта, о работе с французскими специалистами, о том, что поразило больше всего.

Так или иначе я её написал. А выйдя из отпуска обнаружил очередную подставу. Сработал дует Таисия-Маша. Для завязки следующего французского полёта в команду записана Маша, а я – руководитель подобных работ – не при чём. Протестовать, переделывать было поздно, и Маша отправилась во Францию в новом качестве.

В результате произошла трансформация. Она там, во Франции что-то наобещала, и теперь я должен был это выполнять. Начальник и подчиненная поменялись местами.

Шеф в отношении меня действовал преднамеренно. Что оставалось констатировать. Как говорит в похожих обстоятельствах мой внук? «Я уже готов. Я уже в коробочке». Это была политика укрощения строптивых. Древние приручали первых животных, ломая им ноги.

Возглавить столь крупное новое подразделение ОКБ шефу поначалу не светило. Им была выбрана скрытая стратегия. Руководителем НИЦа был назначен первоначально космонавт Виктор Савиных. К нему не было претензий. Особенность заключалась лишь в том, что он имел стойкое желание уйти вскоре на вузовскую работу. Шефа утвердили его замом, а после ухода Савиных он автоматически возглавил НИЦ, став заодно и замом Генерального. Это было грандиозное назначение. Шеф был опьянён своей властью. Его понесло в разнос. У каждого свои фобии. Я сам был чуть на него похож. Меня тянуло окружающих огорошить. Например, удачным расчётом удивить.

Начало НИЦа напоминает самозарождение жизни. Оно начиналось с нуля. Затем последовало несложное объединение, а после подразделение росло как снежный ком. С ростом коллектива, казалось, у шефа росло уважение к себе. Он свято верил, что все его подчинённые должны работать только на него.

Совещание в МИДе. Шеф в центре и на виду. Как правило, здесь собирались дипломаты. Теперь же центром всеобщего внимания наш шеф. Ему доставляло удовольствие участвовать в пресс-конференциях, остроумно отвечать не задумываясь, по-своему, с долей дешевого балагана. Теперь было важно не потеряться в коридорах власти и стать своим. Особую роль сыграют личные знакомства.

Случилось продолжение сериала с Петей Короткевичем. В статье «Независимой газеты» известного перестроечного журналиста жестянщик Паша Короткевич выступает спасителем отечества, «создателем нового поколения ядерно-стратегических вооружений». По его словам, он из тех, кто выковал «щит и меч» страны. Он якобы академик и при Думе. Время сложное и всем, вроде, на самозванца наплевать. Только не шефу. Статья вызывает бурю его негодования, и он строчит гневное опровержение в газету.

О Короткевиче больше мы не слышали. Должно быть письмо сыграло свою роль в разоблачении академика- проходимца.

Книга в целом мною была закончена. Оставалось иллюстрации подобрать и местами чуть переписать. В ней о шефе не было ни строчки. Он о книге прослышал и попросил рукопись.

Я долго тянул. Дал прочитать только моей приятельнице Марине. Она быстро прочла и похвалила. Искренне. Так показалось мне. Не нужно похвал, а, может, чуточку сочувствия и всё встанет на свои места. Она сказала:

– Я словно побывала в Париже…

И этого вполне. Она даже подарила мне миниатюрный сувенир, который я храню до сих пор. Смеющаяся крохотная лягушка на крохотном листке в пандан с моим образом лягушки -путешественницы. Её отзыва мне было достаточно.

Подаренная лягушка на книге воспоминаний.

А шефу книга не понравилась. Он высказал своё мнение: «Я – ни я и книга не моя. Целиком из энциклопедии списано. О Франции. Её следует в свете текущих событий переписать».

С писаниной меня не собьешь. Я опытен. И ежу понятно, книге не хватает шефова присутствия. На его взгляд. Добавить чуть и всё встанет нам свои места. Книга станет достойной и понравится.

Кстати, об отзывах. Мне вспомнилась история времён 27-го отдела. К юбилеям в ОКБ было принято писать друг другу от подразделений приветствия. Одно время участились они, и когда в очередной раз нас попросили написать, мы решили соригинальничать, довести приветствие до абсурда. Написали его в виде дацзыбао, в стиле времени. «Светлое, пресветлое солнце, – писали мы о юбиляре. – появляясь на нашем горизонте, ты освещаешь путь повсеместно…» и прочую чушь, надеясь, что над ним просто посмеются, а в верхах тогда только заметили: «Ребята перестарались чуть».

НИЦ праздновал свой первый Новый год. В демонстрационном зале накрыли столы. Новогодний вечер стал первым вечером объединенного коллектива. Он развёртывался по всем правилам тогдашнего корпоративного застолья. Выступил от администрации Берлатый. Во время его тоста мы заменили водку в его стопке водой. Выпив её залпом после тоста, он был несказанно удивлён. Я спел на английском «Жил отважный капитан…», что сохранилось у меня в памяти от школы, пятого класса, от далёких дальневосточных времён. Маша, сидевшая рядом с Марковым, визави со мной за столом, уверяла, что села так из-за особого расположения ко мне.

Доступ к телу шефа был ограничен. «Пришельцы» из внешней торговли вели себя уверенно, как трутни, не подпуская прочих к матке. Всем видом своим показывая, что так отныне и будет впредь. Старший из них за особым столом шефа Цербером успешно пресекал привычные контакты. Доступ к шефу был строго дозирован что было новым, необычным и шефу заметно нравилось.

Подогретые вином сотрудники обычно свободно вываливали начальству свои наболевшие проблемы. Но не в этот раз. Все шутили и выделывались напропалую. Но осадок нововведений накопился к концу, когда присутствующие разъезжались, и я выдал «всем сёстрам по серьгам».

Поведение новой формации настораживало, и меня прорвало. Свои потоки возмущения я обращал к Митичкину, оказавшемуся рядом и с виду сочувствующему. Остальных новеньких мои воззвания возмущали. Для них новогодний вечер как бы завершал организационный апофеоз, создание нового Центра, кентавра с телом от прежнего ОКБ и по-своему нового.

Представители бывшего секретариата помалкивали. Они были довольны тем, что наконец пристроены. Возможности созданного центра рисовались пока неясно, но новое подразделение встраивалось в структуру КБ и вело от былой неопределённости к желаемой упорядоченности. А новоиспечённые сотрудники со стороны вообще рисовали радужные перспективы и были готовы головы положить за его создателя и руководителя.

Всё бы ничего, но слишком навязчиво претила преданная готовность стерегущих шефа сторожевых псов. И в конце я не выдержал. Весь поток мой обрушился на Митичкина, который с виду сочувствовал, хотя его толком не поймёшь.

Мы уже сидели в рафике, отвозившем рядовых сотрудников к станции. Мои «филиппики» нарушали всеобщую эйфорию. Возмутилась новая буфетчица, бывшая на особом положении и заявившая, что те, кому не нравится, могут выйти вон. Рафик был в подчинении хозяйственных служб. Я тогда в сердцах плюнул и вышел. Винные пары ударили в голову, и я пошёл к лесу, в противоположную сторону. Всё наверняка плохо бы закончилось, если бы меня не перехватили на следующем перекрёстке и не довезли до Мытищ. Словом, и смех, и грех.

Прибывшая публика, казалось, со временем освоилась, к ней стали привыкать. Им повезло, время работало на них. Старший из внешторговцев играл уже роль фактического зама шефа. Меня он как-то подвёз на своём личном бээмвэ. Апофеозом гремел в его салоне голос Виктора Березинского:

«Есть у тети Мани мани мани мани

Мани тёти Мани – средство от беды.

Есть у тёти Мани мани мани мани

И она сухой выходит из воды…».

Он казался гимном новой эпохи и ничто не предвещало разгрома и близкого заката. Поездка с завязкой торговых отношений в Китай вместе с заместителем Генерального конструктора была для него последней. Выпивка в самолёте и скандал по прилёте в зале прибытия стали причиной его увольнения с предприятия. Остальные члены его новоиспечённой команды, постепенно убедились, что НИЦ далек до воображаемого благополучия, обычного в их внешнеторговой сфере. Поварившись в нашем промышленном соку, они прирождённым торгашеским чутьём просекли, что это совсем не то и потихоньку слиняли с горизонта, используя свои ресурсы и возможности. Этим торговый ренессанс шефа закончился и коммерческие задачи были практически переданы другому подразделению ОКБ, вовремя перехватившему инициативу.

Каждое утро от НИЦа отправляется грузовик с молодежью – строить шефову дачу. Все весёлые и довольные. Недовольных давно убрали, хотя и не всех. Этот трудовой беспредел возглавлялся Марковым. В этот раз они немного задержались, грузили казенный холодильник. Ничего для шефа не жалко. НИЦ стал самостоятельной кадровой единицей, четвёртой территорией. А что касалось и отдела Берлатого, в тяжёлую минуту приютившего лабораторию, который так и остался на третьей территории. Об его начальнике шеф как-то мимоходом заметил, что мог бы взять его в НИЦ разве что охранником.

Маркову это повиновение зачлось и его вскоре утвердили замом шефа. Впрочем, он и сам к этому руку приложил.

Это был особый проект, мудрый в своей основе. В какой-то мере даже благородный. На волне всеобщего омоложения, когда увольняли всех старше пенсионных шестидесяти, удалось удержать и сохранить у себя на время редкие конструкторские кадры и с их помощью осуществить воплощение перспективных солнечных батарей. Подвизаясь в качестве «меньшого балды», попутно впитать их опыт и отправить ветеранов на заслуженный отдых, выжав исключительное возможное. В группе Маркова продолжала трудиться какое-то время как раз такая конструкторская пара аборигенов, муж и жена старой опытной королёвской школы, благодарные за временное сохранение их на фирме, хотя и ненадолго.

В результате дело было сделано. Конструкция воплощена в чертежах, ветераны согласно приказу уволены, а их опыт востребован и посчитался заслугой других. Протяженные солнечные батареи были запросом времени, для начальства «яичком к христову дню», и команда Маркова получила разом проходной билет в будущее. Солнечные батареи стояли в повестке дня.

Солнечные батареи сыграли свою роль в построении иерархии НИЦа.

В очередной раз я был вызван на ковер. За короткое время из светлого мира справедливости я погрузился в вязкую атмосферу интриг, несомненными подкастами которой стали байки из мира руководства, поветрия, доходящие сверху, от которых зависело решение текущих вопросов. Появилось и некое умение с долей интриганства, способность понять возможность решения в связи с обстановкой и настроением начальства, что составляет будничную жизнь аппаратного царедворца не важно какую сферу она охватывает, коридоры верховной власти или театральную жизнь.

Но всё имеет предел и когда подобное накопилось, захотелось сказать: «Баста. Всё. Хватит. Пропади оно пропадом. Провались ко всем чертям. Нет.», где по смыслу следовало сказать: «Да». Плюнуть, уехать и может лишь со стороны наблюдать за этой вознёй. Впрочем, лучше обойтись и без неё, а как говорят, начать жизнь с чистого листа в заведомо стерильных местах. А где они? Изменилось всё кругом. Потоки, просачиваясь пропитали, меняя почву, на которую трудно встать, не погрузившись в неё с головой.

Звонок сверху звучал приказом отправляться в Мытищи. На это требуется время. За остальными он машину пришлёт. Так или иначе к назначенному времени собрались в его огромном новом кабинете. Огромный письменный стол и впритык к нему стол заседаний, словом, всё в лучших традициях эпохи. Не обошлось даже без тропических растений в кадках по углам, которыми поделилась по знакомству оранжерея ботанического сада с запросом для нужд космической отрасли. Началось разбирательство. Впрочем, и я не лыком шит, да и видимая атмосфера доброжелательства. Были, правда, и настораживающие нотки, но в целом настроенность на положительный итог. «Хватит копья ломать, и для пользы дела пора…» Нет, я затрону ещё один эпизод. Слушают только из вежливости. Ведь разобрались и всё решено. Последним словом итог. И тут я их всех ошарашил: «Всё ваше коллективное блудотворчество не по мне, и я увольняюсь.» Немая сцена. Пауза. Занавес.

Я никогда до этого не сталкивался «нос к носу» с беспределом. Я только читал и слышал про абсолютный беспредел. Про то, как во сне, где всякое становилось возможным. В игре без правил, что в воображении порой. В жизни кругом рамки и заборы. И это невозможно, и то. А ты летишь надо всем и мимоходом замечаешь, как всё удачно разместилось внизу. Без тротуаров и дорог. Летишь куда заблагорассудиться. Ни светофоров, ни машин, ни пешеходов по сторонам. Скользишь над миром сказочным ковром-самолётом.

На обратном пути пешком на станцию, на работу, пешедралом в отличие ото всех, я упиваюсь всеобщим недоумением и это – короткое удовлетворение за неизбежно следующей чередой бед. Я оформляю отпуск и еду к сыну в Америку.

Это был заключительный этап реконструкции. Оставалось немногое: отделаться от неугодных, разномастных и разнокалиберных. В число которых угодил и я. Мне, не задумываясь, Марков объявил об изменении тематики, хотя, как известно, я в разной тематике начинал.

Подвоха я до этого не подозревал. Правда, была послана первая «чёрная метка». Со всем в то время был дефицит. Всё распределяли. На комплекс как-то выделили автомашину и местный Совет трудового должен был решить кого осчастливить ею. Претендентов, собственно, было двое: я и Лидия Фёдоровна. В нашем Совете тогда хороводил Сашка Марков и решили поощрить Лидию Федоровну, дружно проголосовав против меня, Председателя Совета, что было совсем нетипичным для того времени. Члены совета, наверное, чувствовали куда задул ветер.

Вернувшись из отпуска, я договорился о месте в отделившемся новосозданном подразделении, куда сливались недовольные НИЦом кадры. При переходе Марков не хотел отдавать со мной мою единицу, что было его очередной пакостью мне. Пришлось вспомнить былое и обратиться к «Космическому зайцу». Он тогда всё оперативно через верха организовал, за что я был ему безмерно благодарен. Мне оставалось только закончить здешние дела и пофилософствовать при переходе. Я долго терпел. Но всё в жизни можно объяснить. Наши терпение и покорность – наследием крепостного права. Объяснив, становится спокойней, переложив ответственность на других.

А с шефом… В одиночку с ним бесполезно бороться. Его «кащеева игла» – насолить сразу всем. Такое пришлось подождать. Существуют вопросы нерешённые и отложенные. Со своими выкрутасами шеф постоянно был у руководства бельмом на глазу.

Время с виду отличное и шеф на вершине. Но очередной прокол. Когда в верхах Маркова спросили: «Нельзя ли в НИЦе обойтись без шефа?», он ответил: «Обойдёмся», чем походя решил отложенный вопрос, хотя и подтвердил поговорку: «Сколько волка не корми, он в лес смотрит». Перевёртыш он и оборотень. Но с тиранами действуют именно так. Иначе сам попадёшь под раздачу. Вогнал он этим шефа поначалу в ступор, хотя и ненадолго.

Что у шефа тогда творилось в голове? Нетрудно представить. «Уцепиться и удержаться любой ценой» – наверное. Но так на наш взгляд. Мы мыслим за шефа слишком просто. Нам кажется ясным и не ненужно объяснять. А что ему в голову придёт?

В трудную минуту, что помогает? Я не общаюсь с бывшими сокурсниками по факультету «Боеприпасы артиллерии». Жизнь нас развела. Именно у них на совести все эти смертоносные кубы и буки. Несколько человек я, пользуясь случаем, в ОКБ перетащил. Виталька Москаленко угодил в КГБ. Думаю, не зря он с иностранцами- студентами в общежитии жил. А «Корифей» под видом журналиста служил в Сирии. Жизнь остальных мне неизвестна. Правда, Амиран Чинчинадзе с соседней кафедры стал знаменитым киносценаристом, а Евгений Шахиджанов лауреатом Ленинской премии и возглавлял испытания разных ракет, но о них я узнаю заочно по долетавшим сведениям. Из прошлого они, присутствуют в моей памяти и помогают мне.

Заключительное рабочее совещание на этот раз состоялось на памятной второй территории. Оно затянулось и столовые территории закрылись. Не успевшим вовремя пообедать оставался альтернативный вариант. За ярославским шоссе раскинула павильоны-шатры осенняя ярмарка. В красочных шатрах можно было найти всё. В латвийском павильончике подавалась копчённая курица с коварным молодым вином. Там мы и перекусили. Вернувшись на территорию, я хотел было зайти к своим бывшим, исходным из 27-го отдела, но до конца работы осталось полчаса, и я решил вернуться к ярморочным шатрам и добрать.

У периферийной обычно безлюдной проходной пришлось задержаться. Проходила иностранная делегация новой международной программы «Морской старт». Замыкал её Лёня Жаворонков, мой любезный начальник и друг по морским плаваниям на специальных кораблях. Мы давно не виделись и обнялись. Я предложил зайти «на миг» в облюбованный мной павильон – отметить встречу. Так мы и сделали. Леня не спешил. Рабочий день закончился и делегацию отправят восвояси без него. К вину добавили и нечто покрепче.

Возвращаться можно было двояким образом. Огибая вторую территорию вдоль железнодорожных путей до станции и снова через проходную со стороны ярославского шоссе. Мы выбрал второй, который короче. Смена закончилась и народ валил к центральной проходной. Проблемой было пройти её незамеченным.

По дороге повстречался нам Митичкин. (Он всегда оказывался рядом в бифуркационной точке). Мы бурно его приветствовали. Сверхзадачей нашей было пройти незамеченными проходную.

Проходная была успешно пройдена, когда мне внезапно стало плохо. Закружилась голова. Посадив меня на ступеньки бюро пропусков, Леня отправился к соседнему пожарному депо отыскать доступный подручный транспорт. Ночевал я у него, в Подлипках на Проспекте Космонавтов.

Настоящие тираны всех перековывают. Достают из глубин души то, что таится на дне. Митичкин натуры своей до поры, до времени не выявлял, трудился как все и вёл себя скромно, ждал, наверное, когда наступит его момент. В этот раз он не поленился и на всякий пожарный случай Маркову позвонил из бюро пропусков. Сигнализировал. Это ему зачлось.

Не всем подходит такое. Как учили меня родители: «Доносчику первый кнут и первая палка», хотя бог ему судья. Может самому станет стыдно. Один он встретился такой. Остальные знакомые выражали только сочувствие. Дальше случилось непредвиденное. Марков проявил себя настоящим христопродавцем в отношении меня, побежал жаловаться вице-президенту, как Иуда к первосвященникам.