скачать книгу бесплатно
– Приходите, – повторила хозяйка глаз, – я буду всегда рада вас видеть, но лучше после восьми, когда бабушка спать ляжет. Вот мой телефон.
Перед носом у Олега появилась самодельная визитка с двумя телефонами. Олег взял свободной рукой листок, а сам аккуратно втянул носом исходящий от живого препятствия запах духов, которого раньше не ощущал. Аромат показался ему тяжёлым, но интересным.
– Это домашний и мобильный телефоны, – пояснила Лена то, что пояснения не требовало, – звоните в любое время…
Олег кивнул и сделал неловкое движение к выходу. Прохладная ладонь немедленно покинула его руку, делая свободным путь к отступлению.
Дорога до входной двери прошла спокойно, хотя Олег при каждом шаге чувствовал сзади чересчур близкое дыхание хозяйки.
– Всего доброго, – сказал он, уже находясь на улице, – и берегите бабушку, ей сейчас очень тяжело, как мне кажется.
Вытянутое лицо Лены, наполовину высунувшейся из приоткрытой двери, исказилось предистерической гримасой.
– Я же вижу, вы человек хороший, – проскрипела она и исчезла за захлопнувшейся дверью.
По большому счету то, что размещалось в небольшом кирпичном сарайчике в двух шагах от платформы, магазином было назвать нельзя – этому объекту больше подходило добросовестно забытое слово «лавка». По крайней мере, так для себя решил Олег, когда, счастливо вырвавшись из чар коварной соблазнительницы, появился на пороге данного объекта в намерении что-нибудь там купить.
– Что хотели, мужчина? – раздалось из-за баррикады картонных коробок с надписью «Услада» на каждой.
– Я хлеба купить хотел, – на выдохе произнёс Олег, – и чая ещё…
– Хлеба и чая, – повторил за ним голос, обретший к тому времени хозяйку – маленькую грудастую женщину в надетом поверх свитера синем халате и цветастом платке на высокой причёске.
– Именно, – подтвердил Олег, – и, если есть, чего-нибудь к чаю, мороженого, например…
– Я думала, вы скажете «пива», – улыбнулась золотой фиксой продавщица. – Мороженного сегодня не привезли. Из сладкого есть печенье «Юбилейное» и конфеты «Садко».
Пухлый палец, торчащий из драной вязаной перчатки, указал на стоявшую на самой дальней полке коробку. Увидев знакомый с детства рисунок, Олег испытал что-то вроде острого приступа милоты, которые, по слухам, случаются только у девочек.
– Не знал, что их до сих пор выпускают, – удивлённо произнёс он.
– Как видите, – продавщица отправила в окаймлённую полоской блестящей помады ротовую полость очередную семечку. – Брать будете? Только я предупреждаю: она тут давно стоит, а другой у меня нет…
Обычно весьма щепетильный в таких вопросах Олег по неизвестной причине решился на покупку. Он передал посчитанную и озвученную продавщицей сумму денег, тут же получив взамен батон белого хлеба, пачку чая «Ахмат» и коробку шоколадных конфет, на крышке которой вооружённый гуслями персонаж русского фольклора устремлял свой взгляд на выплывающие из зарева ядерного взрыва корабли с ярко-красными парусами.
– Пакет брать будете? – запоздало поинтересовалась продавщица.
– Обязательно, – ответил довольный покупками Олег.
После удачного шопинга Олег решил подняться на платформу и посмотреть расписание электричек до Москвы. Делать это было вовсе не обязательно, поскольку в ближайшее время необходимость в поездках по понятным причинам отсутствовала, – Олегу просто захотелось прогуляться.
Чтобы дойти до платформы, ему было нужно снова пройти через развал, на котором из продавцов осталось всего два человека – кургузая женщина, судя по положению тела, находящаяся в состоянии сильного алкогольного опьянения, и плотный мужчина семитской наружности, лицо которого показалось Олегу знакомым.
– Гутен абенд! – произнёс мужчина, встретившись с Олегом взглядом.
– И вам доброго вечера, – ответил Олег, вспомнив, что уже говорил с этим человеком, когда приехал сюда утром.
– За продуктами ходили? – с присвистом в голосе спросил мужчина.
– В смысле? – не понял Олег.
Ответом была желтозубая улыбка.
– Ну, вы приехали сюда утром на Монинской электричке в одиннадцать ноль пять, за вами ещё шла женщина в жёлтом плаще… у вас был большой чёрный рюкзак, которого сейчас нет, зато есть пакет из Валькиного шопа… вот я и подумал, что вы вряд ли собираетесь уезжать, тем более что вы идёте к платформе противоположного направления, а просто сходили за продуктами, а после решили прогуляться или…
– Посмотреть расписание, – закончил его цепочку рассуждений удивлённый Олег. – Блестяще! Вы в совершенстве освоили дедуктивный метод!
Но «Шерлок» отреагировал на похвалу довольно странно: он сморщил лицо до состояния отживаемого вручную белья, а затем оглушительно чихнул, развернув ротовое отверстие в сторону столицы. Затем, не дав Олегу опомниться от шумового воздействия, заложил грязным пальцем одну ноздрю и с шумом выстрелил из другой огуречно-зелёной соплёй. Олег машинально проследил за полётом и падением «снаряда», после чего его ощутимо передёрнуло.
– Ну что, мои выводы оказались верны? – громко спросил явно довольный собой его собеседник. – Ещё не потерял хватку?
Олег заглянул в чернющие глаза на раскрасневшемся после чиха лице.
«Глуховат, видать, мужик», – подумал он.
– Не потеряли, – произнёс Олег громче, чем раньше, – всё верно, я приехал сюда утром и не собираюсь пока уезжать. Я ходил за продуктами, а теперь иду смотреть расписание… удивительно, как вы меня запомнили…
– Профессиональное, – деловито закивал головой собеседник, – я бывший старший оперуполномоченный по особо важным делам… на пенсии, разумеется…
И желтозубая кривая улыбка вновь озарила окрестности платформы «Валентиновка» Ярославской железной дороги.
– Кстати, Геннадий Карлович! Для друзей просто Карлович.
– Очень приятно, Олег Анатольевич, ранее несудимый, – ответил Олег, не особо поверив в «оперуполномоченного», тем более в «старшего», – можно просто Олег.
Приобретший теперь имя и отчество торгаш в знак почтения снял свою войлочную шляпу, под которой обнаружилась соизмеримая с размером головы лысина и бахрома жидких седых волос вокруг. Нахлобучив шляпу назад, он перевёл разговор в привычное ему русло:
– А не желаете ли, любезный Олег Анатольевич, поддержать мелкий бизнес вашего нового знакомого приобретением проверенных временем товаров народного потребления? – он обвёл рукой разбросанный на грязной картонке хлам. – Цены весьма умеренны, оптовикам и беременным скидки…
Олег хмыкнул.
– Боюсь, я не подхожу ни под одну из перечисленных категорий… да и не испытываю нужды в предлагаемых товарах народного потребления, тем более проверенных временем…
– …прошу обратить ваше внимание на жемчужину моей коллекции, – не слыша Олеговых возражений, продолжал Карлович, – переносной двухкассетный магнитофон фирмы «Панасоник», произведённый в милитаристской Японии. Рядом с ним можно видеть компактный кассетный магнитофон фирмы «Сони» по советской классификации – «плеер», по-буржуйски – «волкман» – в спортивной комплектации, модного оранжевого цвета, произведённый там же. Прошу заметить, что оба находятся в отличном техническом состоянии, не уступают современным аналогам, а по некоторым характеристикам даже их превосходят…
Последнее замечание продавца заставила Олега улыбнуться.
– Не верите? – деланно удивился Карлович. – Извольте!
Знакомым звуком щёлкнула кнопка двухкассетника, и из колонок послышалось какое-то забористое гитарное соло.
– Радио тоже работает, – сообщил Карлович, нажал на «Стоп» и перевёл «движок» в положение «FM».
Теперь сквозь треск радиопомех Олег услышал вступительные аккорды нестареющей песни «Салют» в исполнении сына французских коммунистов товарища Джо Дассена. Грязная рука Карловича покрутила регулятор частотной настройки, и Джо Дассен запел отчётливее.
– Ну как? – спросил Карлович.
– Впечатляет, – ответил Олег и внезапно вспомнил, что когда-то давно ему очень хотелось обладать маленькой жёлтой коробочкой с музыкой внутри, но в тот момент это было невозможно по финансовым причинам.
«А не закрыть-ка мне гештальтик?» – подумал Олег и с улыбкой, которая ещё не успела покинуть его губ, посмотрел на продавца.
– Геннадий Карлович, – сказал он, – не напомните, какова цена вопроса, а то я запамятовал.
– Большой – пятьсот, маленький – триста, но для постоянных клиентов – четыреста и двести, – скороговоркой ответил оживившийся продавец, затем покопался в рюкзаке, который скрывался под полой его пальто, и извлёк оттуда нечто, похожее на провод. – Кабель питания в подарок!
Олег достал бумажник и выдал продавцу оттуда две сотенные бумажки.
– Беру маленький, – сказал он, – надеюсь, он тоже работает.
– Не извольте сомневаться, под него ещё на наших с вами поминках танцевать будут! – деловито сообщил Карлович, зачем-то в несколько раз складывая купюры. – Но на поясе его лучше не носить – прищепка хлипкая очень. Лучше – в карман.
Олег кивнул и, стараясь не испачкаться, нагнулся, взял приобретение в руку, но тут его взгляд упал на то, что доселе скрывалось за двухкассетной жемчужиной коллекции Карловича.
– Это что, гэдээровские индейцы? – изумлённо спросил, а на самом деле почти крикнул, он – одного взгляда на пластиковых уродцев хватило, чтобы в левом подреберье что-то нехорошо заурчало.
– Они, родимые, – ответствовал Карлович, пряча глаза, – только спешу вас разочаровать, это не продаётся, экскюзе муа, шери, сам собираю.
Олег, который в детстве так и не стал обладателем этих вожделенных восточногерманских чингачгуков, почувствовал невероятную обиду от сказанного. Хотя он прекрасно понимал, что на самом деле они ему не нужны даже даром, но сам факт отказа подействовал удручающе.
– Ну, блин, – только и смог сказать Олег, – можно сказать, всю жизнь мечтал, а вы – не продаётся…
В ответ Карлович прострелил его быстрым, пронзительным взглядом.
– Ну ладно, так и быть, я сегодня до-о-о-обрый, – протянул он, – одного могу продать, вот этого на коне. Согласно каталогу герра Юргена Шюллера, он имеет номер восемьдесят девять и носит название «Раненый медведь». У меня дубль, так что берите. Сто пятьдесят рублей плюс сто за лошадь, и он ваш. Лошадь дешёвая, потому, что у неё подклеено два копыта, а так они по пятьсот идут. Да, оригинальное копьё утеряно, но можно сделать муляж, даже простая зубочистка подойдёт.
Олег посмотрел на предлагаемого к покупке индейца с воинственно поднятой рукой и поспешно полез за бумажником.
«Просто день закрытых гештальтов!» – подумал он, а сам спросил:
– Они что, все имеют собственные имена?
– Разумеется, – развёл руками Карлович, – «Железный гром», «Тахророн», «Касающийся облаков», «Вовоко», «Сидящий бык», «Бизонье сердце», «Маленькая черепаха», «Кровавая рука», всех и не упомнишь… Ковбои тоже все поименованы, но они мне, если честно, нравятся меньше. Мой любимый – вот: «Серый медведь», говорят, на меня похож.
Карлович протянул Олегу фигурку сидящего индейца с трубкой мира в руках, судя по позе и кликухе, вождя. Олег поверх очков посмотрел фигурку и, не найдя сходства с продавцом, всё же дипломатично согласился.
– Да, что-то есть, а зачем вы их тогда здесь держите, раз не продаёте?
– Сегодня должен был один шлемазл из Мытищ, – немного изменившись в лице, пробурчал Карлович, – что-то на обмен привезти, вот я своё и выставил, а он, презерватив штопанный, не приехал… если бы знали, как я ненавижу необязательных людей…
Олег понимающе закивал – он тоже ненавидел необязательных людей, хотя сам являлся таковым. К счастью, Карлович дальше тему необязательности в людях развивать не стал, а вернулся к своим баранам, то есть индейцам, в чём Олег его охотно поддержал.
Они ещё немного поговорили об индейцах, потом о солдатиках вообще, потом просто за жизнь, а потом Олег почувствовал, что очень устал от разговора и хочет домой. Карлович понял его настроение и тоже засобирался.
– Заходите ещё, – на прощание сказал он, – у меня скоро будут довольно редкий набор «Рыцари», советская перепечатка с набора «Кнайтс» фирмы «Идеал».
Олег ощупал рукой лежащего в кармане свежекупленного «Раненого медведя».
– Хорошо, зайду, – ответил он, причём совершенно искренне, – он действительно собирался зайти сюда ещё раз.
Через несколько минул, держа в одной руке магнитофон, а в другой пакет с продуктами, Олег бодрым шагом двигался к месту своей временной дислокации, на ходу обдумывая, каким именно оружием он будет убивать сегодняшний вечер.
* * *
– Вся история началась три месяца назад, в октябре, – сообщил прервавший совершенно незнакомую композицию незнакомой Олегу группы женский голос. – Я уже несколько раз собиралась рассказать о ней кому-нибудь, кроме моего отражения в ванной, но всё как-то не получалось…
Голос замолчал, и не стало слышно ничего, кроме негромкого шипения, характерного для кассетных магнитофонов.
Олег, чуть не выронивший от неожиданности кружку с только что заваренным кофе, осторожно посмотрел на плеер, вопреки Карлычевой рекомендации висевший у него на ремне.
– Для начала представлюсь, – вновь послышалось из наушников, – меня зовут Лена. Мне двадцать семь лет, я родилась в Литве, детство провела на Камчатке, а замуж вышла в Москве. Развелась там же. Окончила Институт стали и сплавов по специальности «Стандартизация и сертификация» и до всей этой истории работала менеджером по качеству в одной строительной фирмёхе, где меня периодически хватали за задницу и пару раз пытались склонить к минету.
Последовала небольшая пауза, заполненная вдохом, щелчком зажигалки и легко узнаваемым звуком сигаретной затяжки. Услышав его, Олег, подобно собаке Павлова, полез за сигаретами и закурил сам.
– Так вот, – продолжил свой рассказ чуть подсевший после затяжки голос, – всё это закончилось, когда я нашла в кафе, где иногда обедала, рекламную листовку, на которой была изображена я сама, только с другой стрижкой. «Другая я» смотрела на меня с чёрно-белой, явно старой фотографии, но это совершенно точно была я. Сказать, что я удивилась, – значит ничего не сказать – меня реально будто током тряхнуло от увиденного… Ну, я, конечно, взяла эту листовку в руки, рассмотрела поближе, чтобы сомнений не осталось, и только потом увидела, что там ещё текст под фотографией был. Точно я его, конечно, не помню, но смысл там был следующий: «Если вы похожи на эту женщину, позвоните нам, у нас есть для вас работа в рекламе». И телефон, – опять глубокий вдох и затяжка. – Сейчас я понимаю, что звонить по этому телефону было нельзя, не потому что опасно или что-то ещё – просто нельзя. Большими красными буквами: «Н-Е-Л-Ь-З-Я». Но тогда у меня было так погано на душе и так хотелось хоть что-то изменить в этой поганой жизни, что я позвонила. В тот же день, прямо с моей говённой работы… Мне ответила женщина с очень приятным голосом, что меня немного успокоило. Точнее, усыпило бдительность. Женщина эта сказала, что они ищут определённый типаж для определённого проекта. Я спросила, что это за проект и кто такие «они»? Женщина – Татьяна, кажется, – ответила, что «они» это фирма «Табулос», а проект – рекламная кампания одного парфюмерного бренда, название не помню – из головы вылетело. И что основная фишка этой кампании в том, что все модели должны быть похожи на предоставленные заказчиком образцы, в смысле, типажи. И ещё: что всех типажей уже нашли и отфоткали, только одна я осталась, и что очень здорово, что я таки нашлась… Бред, конечно, но я, дура, поверила…
Голос снова замолчал, причём надолго. Заинтригованный по самые кончики ушей Олег решил, что это всё и он уже никогда не узнает, что там случилось с доверчивой девушкой Леной, но наушники снова ожили.
– Дальше мы договорились о встрече на следующий день в их офисе на «Семёновской», – сообщил Ленин голос. – Точно помню, что это была пятница, так что мне пришлось на основной работе брать отгул, со скандалом, кстати. В той конторе всё со скандалом делалось… Короче, приехала я где-то к обеду на «Семёновскую», прошла от метро по какой-то широкой улице минуты три или четыре и зашла в большой офисный центр. Поднялась на какой-то там этаж, спросила охранника, где сидит фирма «Табулос», и скоро попала в фотостудию. Я по молодости не раз и не два в таких бывала, так что точно могу сказать – это была самая натуральная студия, причём, судя по технике, весьма приличная. Встретили меня там нормально: помогли раздеться, напоили кофе, потом предложили сделать пару пробных фоток. Помню, я немного напряглась, что попросят раздеться, но ничего такого, всё прилично было. Причесали, немного подкрасили и сфоткали лицо в анфас, в три четверти и в профиль, а потом то, что получилось, распечатали на каком-то огромном принтере. Короче, когда я увидела то фото из рекламы рядом со своим, меня чуть кондратий не хватил. Ощущение было просто дикое, даже острее, чем тогда в кафе, когда я эту грёбанную листовку нашла… Представляете, лежат на столе две фотографии абсолютно одинаковых людей, один из которых ты сам, а другой – хрен знает кто! Я, кстати, спросила, кто это такая на фотографии, на что мне фотограф, Артур, кажется, ответил, что он точно не знает, но вроде как это какая-то там старая французская актриса. Заказчик – парфюмерный бренд, название которого я благополучно забыла, вроде как наш, но косит под французский, и, чтобы не платить права на использование образов реальных французских актрис, ищут похожих на них женщин… Лихо, да? И я в это говно поверила! Ещё подумала, что это неплохой ход – подобрать для рекламы людей, похожих на звёзд, пусть даже которых уже никто не помнит… дура, блин…
Из колонок раздался сначала звук падения какого-то тяжёлого предмета, а затем тихие непечатные ругательства рассказчицы. Олег улыбнулся её непосредственности и снова потянулся за сигаретами.
– Извините, я тут книгу случайно уронила, – смущённым голосом произнесла невидимая Лена из магнитофона, – пропади она пропадом, эта книга, вернее, её автор… ну ладно, об этом потом… короче, на чём я… а, ну да, на фотографиях. Так, значит, распечатали мои фотографии, сравнили, поняли, что я на неё, на эту актрису французскую, похожа, как Ленин на партию, и все сразу вокруг меня забегали, засуетились, будто я – священная корова какая-то… Потом ко мне подошёл Артур, который до этого куда-то бегал с моими фотографиями, и сказал, что отправил мои фотографии заказчику, и если заказчик согласует, то надо будет провести нормальную фотосессию, а может, и не одну, но это надо будет делать в другом интерьере, при другом освещении и в другой одежде – фэшн-сессия, короче… В общем, он ещё много чего говорил, этот Артур, но смысл был такой, что на сегодня всё закончилось, всем спасибо, все свободны. Я спросила: что мне теперь делать? Он ответил: ничего, ждите, вам перезвонят, если что. Я уже собиралась уходить, но Артур позвал девушку – экономиста Свету – и сказал, что надо заключить договор на ту съёмку, которая была сегодня. Я была, конечно, приятно удивлена, что мне заплатят, и спросила, нельзя ли сделать всё без договора, но на меня посмотрели, как на больную и сказали, что у них так не принято. Договор я, конечно, подписала – хорошо, что паспорт был с собой, – и получила на руки – внимание! – десять тысяч рублей! И это за полтора часа сидения на попе в тёплой студии с кофе и плясками с бубном вокруг меня! Нормально, да? Вот и я решила, что нормально, и пошла домой…
Монолог вновь прервался, и стал слышен появившийся недавно жужжащий звук какого-то электрического прибора. Потом послышались удаляющиеся шаги, резкий хлопок, в котором однозначно угадывался звук закрывающейся форточки, и жужжание прекратилось.
– Пардон, – сообщил Ленин голос, – это я окно закрыла, а то этот придурок Захар опять свою косилку завёл, сил от него уже никаких нет… Так вот, не успела я до дома доехать, как пришла эсэмэска, мол, вы приняты, приезжайте завтра в офис, обсудим детали. Я, конечно, обрадовалась – отпрашиваться уже не надо, суббота же – и на следующий день опять припёрлась к ним на «Семёновскую». Расфуфырилась такая, накрасилась. Поднимаюсь к ним на этаж, а там меня встречают два каких-то левых мужика, и никого из тех, кого я видела день назад, не было. Даже охранника. Я, конечно, напряглась немного, но тут появилась какая-то высокая возрастная тётя и сказала, что всё в порядке, просто всех срочно перевели на другую площадку, и что теперь со мной будет работать она. Звали её, кстати, как меня – Лена. Я ещё тогда подумала: круто, у конторы несколько офисов в городе, богатая, наверное, контора… Дальше мы пошли с этой мадам в кабинет, где я вчера с Артуром беседовала. Посидели, поговорили о том, о сём, выпили какого-то жуткого чая со льдом, а потом она меня как огорошит: фотосессия будет проводиться не в Москве, а за городом в каком-то там коттеджном посёлке, где-то по Ярославской дороге. Я спросила, а сколько туда ехать? Она ответила, что без пробок – примерно час в один конец. Если честно, так далеко ехать в мои планы не входило, но я опять почему-то согласилась, дура долбанная…
Сейчас я понимаю, что слишком уж спокойно восприняла новость о том, что придётся куда-то там ехать – это вообще не в моём характере, я пугливая очень, а тут как ни в чём не бывало села в чью-то машину, покатила чёрт-те куда… Думаю, тётя Лена мне в чай чего-то намешала, потому что я и дорогу-то до этого коттеджного посёлка толком не помню. Где-то до МКАДа какие-то воспоминания сохранились, а дальше… дальше всё как в долбанном тумане… Да, кстати, мне приглючило, что мы в электричке ехали! Серьёзно! Помню сидушки деревянные, шум этот – тудум-тудум – и что билеты у нас проверяли контролёры, помню… Хотя, какая, блин, электричка может быть, когда мы на машине поехали! Бред какой-то… Короче, я пришла в себя уже на месте – в каком-то загородном доме. Сижу на диване, рядом со мной эта Лена сидит и обо мне говорит с каким-то мужиком. Заметила, значит, что я очухалась, начала моим самочувствием интересоваться и всё такое. Я ответила, что всё в порядке, а сама решила, что просто вырубилась в машине и что мне приснился сон, будто я в электричке еду…
И вновь наступила тишина. Олег некоторое время ждал продолжения, неподвижно гипнотизируя чёрный металлический чайник, потом встал с высокого барного табурета, на котором сидел, легонько постучал по плееру, проверил, что тот работает, покрутил туда-сюда регулятором громкости и потом снова вернулся на место. С одной стороны, ему не хотелось верить в то, что он больше ничего не услышит, а, с другой, он уже не очень хотел знать, что будет дальше, поскольку начал сомневаться в наличии у этой истории счастливого конца.
– Но самое интересное случилось дальше, – внезапно раздалось в наушниках.
Олег непроизвольно дёрнулся на своём стуле. Причём не от внезапности, а от того, как изменился голос рассказчицы, – он стал таким, каким обычно сообщают самые страшные известия родственникам.
– Под «самым интересным», – на выдохе сказала Лена, – я имею в виду то, что фотосессия, это, видите ли, был предлог. Никакой фотосессии для журнала не будет, а будет высокооплачиваемая работа персонального секретаря, если я, разумеется, соглашусь. Так мне сказала тётя Лена, а сидящий рядом с ней мужик с умным видом поддакнул. Я тогда была ещё, как по башке мешком стукнутая, так что с первого раза не поняла, что имеется в виду под работой персонального секретаря, так что ей пришлось повторять раза три, а то и пять. Смысл её предложения сводился к следующему: я должна работать секретарём у какого-то там важного человека, и не просто так работать, а ещё и жить с ним под одной крышей в этом самом загородном доме, где мы и находились. К тому времени я уже вполне пришла в себя, так что у меня чуть лифчик от страха не расстегнулся, когда я поняла, чего от меня хотят. Я, разумеется, собралась тут же рвануть с места в закат, но тётя Лена смогла меня удержать. В прямом смысле этого слова – вцепилась холодными ручищами мне в плечо и как зашипит змеёй мне в ухо: «Тихо сиди! Тихо!» Я пару раз дёрнулась, а потом затихла – мне было так страшно, что у меня даже сейчас поджилки трясутся, когда я это вспоминаю…
Ленин голос сорвался в тихий плач. Олег терпеливо ждал, пока закончатся её всхлипы. Хотя внутри у него уже давно всё ходило ходуном.
– Потом эта сука меня отпустила, – гораздо спокойнее продолжила Лена, – и начала мне втирать, что, мол, она как женщина прекрасно понимает, о чём я думаю, но беспокоиться мне совершенно ни о чём не стоит, поскольку человек этот очень пожилой и совершенно безобидный, и что делать мне особо ничего не придётся, а денег мне за это отвалят целую кучу, и так далее, со всеми остановками…
Если честно, я особенно не слушала, что она там бормочет, – была в каком-то полусне, в шоке, и это продолжалось до тех пор, пока сидящий рядом с этой гадиной мужик не сказал: «Лена, перестань, ты её пугаешь. Сходи остынь». Тётя Лена тут же подорвалась и куда-то слиняла, а мы с мужиком одни остались одни – я на диване, он напротив. Я немного отдышалась и только тогда его нормально рассмотрела – лет сорок пять – пятьдесят, высокий, достаточно симпатичный, на какого-то нашего старого актёра похож, фамилии не помню, короче, нормальный мужик, если не учитывать обстоятельства… Он на меня долго-долго смотрел, потом встал и принёс мне воды. Я выпила, попросила ещё. Он принёс, потом сел напротив и представился Глебом. Затем пододвинул свой стул поближе и начал так вкрадчиво рассказывать мне историю про какого-то там писателя, который когда-то писал прекрасные романы – мировые бестселлеры, зарабатывал на этом кучу денег, а потом – бац! – умерла его любимая жена и писатель этот впал в жуткую депрессию, перестал общаться с друзьями и близкими и, что самое плохое, писать, а потом и вовсе сошёл с ума. То есть не совсем сошёл, но общаться по-человечески с ним уже стало невозможно, заставить что-то сделать тоже, единственное, чем он мог заниматься, – это рассматривать фотографии своей жены и плакать… Но нашлись люди, которым очень хотелось, чтобы наш писатель дописал свой неоконченный роман, который, вполне возможно, произведёт переворот в мировой литературе и, уж точно наверняка, будет очень хорошо продаваться. И помочь этим людям в их благородном порыве должен не кто иной, как сидящая перед ним молодая красивая женщина по имени Лена, то есть я… и вот тут – внимание! – словно по мановению волшебной палочки, мне опять стало спокойно, как будто ничего и не было! Видимо, потому что этот гад снова что-то такое в воду подмешал, какой-нибудь антидепрессант или ещё чего. Страх мой куда-то ушёл, мысли стали чистыми и ясными, и весь мир вокруг тоже стал таким чистым и ясным, каким, наверное, никогда не был. Единственным побочным эффектом была моя общая тормознутость – на обдумывание любого вопроса мне требовалось гораздо больше времени, чем обычно.
Я не спеша прокрутила в голове всё, что мне говорил Глеб, и поинтересовалась, каким же это образом я могу помочь этому писателю дописать роман, если я в этом деле ни черта не смыслю? Глеб улыбнулся и ответил, что писать мне не придётся ничего, мне нужно будет всего на всего сидеть рядом с автором и вовремя нажимать на кнопку диктофона, когда тот изволит что-то говорить. Потом эти диктофонные записи будут расшифровываться и редактироваться, в результате чего получится очередное и, видимо, последнее гениальное произведение автора. Поскольку именно так и были написаны все его крупные произведения – он диктовал, а его жена записывала! Я тогда спросила: «А с какой стати он будет мне надиктовывать роман, если он ни с кем не общается?» Глеб снова улыбнулся и сказал фразу, которую я запомню на всю свою сраную жизнь: «Дело в том, Леночка, что вы как две капли воды похожи на его безвременно усопшую жену, и для общего блага вам предлагается сыграть её роль». После этой фразы пазл в моей голове сошёлся окончательно, я поняла, зачем была нужна эта буффонада с фотосессией на «Семёновской» и на кой чёрт они вообще меня сюда привезли и прочее, прочее, прочее… Всё это новое знание просто падало в мою голову, как фигурки тетриса, и где-то там укладывалось, кирпичик за кирпичиком, кирпичик за кирпичиком…
И снова пауза, заполненная каким-то странным звуком, похожим на шелест страниц. Олегу пришло в голову, что Лена, возможно, сверяется с какими-то своими записями.
– Вот, забыла! – сообщил Ленин голос, подтверждая его догадку. – Я тогда ещё спросила: «А как же фамилия этого великого писателя?» На что Глеб мне ответил: «Похлебин. Андрей Похлебин». Не скажу, что я сильно много читаю, но всех известных наших писателей знаю: Пелевина, Сорокина, Ерофеева, Шишкина там, Прилепина… но ни о каком Похлебине никогда в жизни слыхом не слыхивала и поэтому удивилась. Спросила, что тот написал. Глеб будто ждал этого вопроса и спокойно так протянул мне нехилый такой кирпич страниц на семьсот и сказал: «Вот, последний его роман, называется – «Мастерская Иакова». И нам надо сделать так, чтобы он стал не последним, а предпоследним». Я сначала не поняла, что он имеет в виду, потом спросила: «Он что, болен?» Глеб утвердительно кивнул и сказал, что времени у нас немного. И я, главное дело, почувствовала ответственность, подумала, что действительно надо спешить закончить такую важную работу, дура обдолбанная…
