Песнь Гилберта

 Гилберт тяжело вздохнул и откинулся на жёсткую решётку клетки. Остаётся только дышать, есть и спать лет эдак тридцать-сорок, пока он окончательно не сгинет в тоске своего заточения.

Это случилось во время вечерней кормёжки. Цирк только-только прибыл в новый город, и завтра должно состояться первое выступление. Джеймс устало наблюдал, как жуёт си́рин, а Томас безостановочно жаловался на жару, из-за которой разбивать лагерь было тяжелее обычного. Вдруг снаружи послышался неясный шум и мгновенно, словно пожар, стал разрастаться всё сильнее и сильнее. В ужасе ржали лошади, слышались крики людей, неясная отчаянная борьба. Мужчины беспокойно переглянулись.

– Да что там творится-то такое? Неужели внезапная битва Магов? Давай-ка, Томас, закругляемся, нужно узнать, что там происходит, – тревожно сказал Джеймс.

 Хранитель бестиария потянулся за намордником для Гилберта, но не успел его надеть на сирина. В шатёр ворвалось огромное существо. Четыре увесистых ноги бешено рыли копытами землю, а шею венчала человеческая голова бородатого мужчины с острым рогом посередине лба. Быстро оглядевшись, он запрокинул голову и издал пронзительный звук, похожий на нечто среднее между воем волка и песнью кита. В нём чувствовались ярость и торжество. Из другой клетки послышался ответный зов, но более тихий и жалобный. Существо хотело двинуться на звук, но тут Джеймс появился на пороге клетки. Надсмотрщик осматривался по сторонам в поисках кнута или другого предмета, подходящего на роль усмирения незваной твари. Томас отпустил верёвку, и она вяло ретировалась с шеи си́рина, упав на пол. Прежде чем мужчина успел подоспеть к своему напарнику на помощь, дикий остророг уже нанёс оглушительный удар копытами по груди Джеймса. Тот отлетел внутрь клетки и обмяк тряпичной куклой у ног Гилберта. Изо рта человека сочилась кровь. Следующий удар предназначался Томасу, но тот увернулся и ринулся вон из шатра за подмогой. Остророг нашёл то, что искал, и теперь яростно бил копытами по решётке клетки. Вскоре к нему присоединились другие сородичи, и оглушительные удары заполнили весь шатёр.

 Между тем, Гилберт не терял времени. Он подцепил ногами связку ключей и методично старался подобрать ключ от наручников. Задача непростая. Как он и думал, нащупать замочную скважину оказалось трудно, да ещё и подобрать нужный ключ. Гилберт каждой клеткой кожи чувствовал, как секунды иголками впиваются в его шанс сбежать, стремительно его уничтожая. Тем временем, напавшие на людей существа освободили ту самую белоснежную девочку-остророга и приступили к разрушению клеток других зверей. Животные разбегались и расползались, устремляясь прочь в дикие леса, в обитель, принадлежавшую им по праву. Один из них зацепил масляную лампу, и пламя, попав на ткань, стремительно распространилось на весь шатёр. Помещение затопил запах густого дыма. Все живые существа покинули горящую западню. Остались только си́рин и человек. Гилберт начинал задыхаться, по его лицу струился пот от усиливающейся жары, но он не оставлял попыток открыть свои оковы. Несколько раз связка ключей едва не выпала из рук и чудом удержалась в руках сирина. Щелчок. Наконец-то! Наручники, отделявшие жизнь от смерти, отпустили свою железную хватку и упали на землю. Гилберт рывком встал и в густом дыму, который уже заполонил всё пространство, запнулся о Джеймса. Тот жалобно застонал. Не размышляя о своих действиях, си́рин подхватил человека на руки и двинулся прочь из шатра. Благо пламя не успело добраться до входа, и он беспрепятственно выбрался на улицу. Снаружи творился хаос, другие шатры тоже охватил огонь. Уже не слышалось звуков борьбы. Люди пытались погасить пожар и спасти ценные вещи. Весь лагерь напоминал пылающий факел. Гилберт взмыл вверх, подальше от всего этого горящего ада. Пролетев на достаточное расстояние, он приземлился на краю опушки леса и оставил свою ношу около широкого ствола дуба. Человек болезненно простонал и слабо открыл глаза. Перед ним стоял в полный рост его недавний пленник, широко расправив плечи.

– Прощай, Джеймс, – проронил Гилберт и, прежде чем тот успел что-либо ответить, взмыл в небо. Позже си́рин и сам не сможет себе объяснить, зачем он спас этого человека. Не было ни привязанности, ни благодарности, ни даже жалости. Джеймс оставил только многочисленные шрамы и воспоминания о безысходности заточения.

 Гилберт не знал, куда он летит. Хотелось просто убраться прочь от этого злополучного места. Обернувшись лишь раз, он увидел стадо остророгов, мчащихся в дикие леса. Оглушительный победный вой огласил округу, в нём чувствовались и ярость, и радость после долгой разлуки с потерянным жеребёнком. Гилберт ответил им восторженным криком благодарности и полетел прочь. Летний ветер обнимал тело, и си́рин наслаждался долгожданной свободой. Вскоре из вида исчезли и цирк, и остророги, и даже дым пожара. Везде, куда ни оглянись, лиственным ковром простирались кроны вековых деревьев, освещённые серебром полной луны. Гилберта никогда не одолевали сомнения, что он не сможет найти свой дом. Инстинкты безошибочно позволяли ориентироваться на родном острове. Он всегда точно знал, где находится, чувствовал, в какой стороне остров сирен. И сейчас Гилберт завис в воздухе, чтобы определить, в каком направлении ему лететь. Впервые ответа не было. Что-то мешало, какие-то очень сильные невидимые помехи со всех сторон. Чужие природному чутью вибрации сбивали с толку и дезориентировали. Нет ни запаха моря, ни знакомых звуков. Гилберт находился очень глубоко в незнакомой ему местности и понятия не имел, как вернуться домой.

Горькая свобода

Забрезжил рассвет, и Гилберт сладко потянулся. Тут же ему пришлось вцепиться в ветку дерева, чтобы не свалиться с головокружительной высоты. Вчера он долго летел в слабой надежде, что выбрал правильное направление, и, выбившись из сил, заснул на верхушке многовекового дуба. Си́рину не верилось в свою свободу. Теперь он волен отправиться куда ему вздумается, не ждать часов кормёжки, не находиться под пристальными взглядами любопытных зевак. Как часто он видел эти далёкие леса по ту сторону своей решётки? Как хотел прикоснуться к ним, увидеть вблизи, погрузиться в этот новый мир. И теперь он здесь. Пора брать жизнь в свои руки, и для начала неплохо бы позавтракать. Наконец-то ему не придётся есть мерзкие солёные куски мяса с пресным хлебом и кислыми яблоками. Удивительная, не похожая на его родной остров природа наверняка обладала куда более вкусными дарами. Гилберт пролетел несколько километров в поисках фруктов, опускался на разную высоту для лучшего обзора, но, к своему изумлению, ничего не обнаружил. Флора действительно сильно отличалась, и, пожалуй, не в лучшую сторону. Лес был густой. Несколько раз ветки колючих сосен и елей неприятно скребли иголками голую кожу. При этом плоды их оказались сухими и совершенно несъедобными. К полудню голод сильно разыгрался, но не удалось найти ничего пригодного в пищу. Даже мерзких яблок. Это сильно сбивало с толку. Родной остров си́рина щедро усеян фруктовыми деревьями, плодоносящими круглый год. Гилберт и представить не мог, что эта местность окажется такой негостеприимной. Иногда попадались небольшая речка, ручей или озеро. И, во всяком случае, хотя бы жажда его не мучила. Тем не менее, солнце уже опускалось за горизонт, одаряя мир последней лаской алого света. Гилберт летел весь день в поисках пропитания. Крылья с непривычки ныли от усталости, но желудок так и остался пуст. По-прежнему, сколько хватало взгляда, всюду царил густой лес. Измождённый и голодный си́рин опять заснул на верхушке дерева.

 Следующий день также не увенчался успехом. Си́рин нашёл небольшой куст с аппетитными красными ягодами, но, съев их, до вечера лежал с сильными болями в животе. Желудок жгло огнём, и он изверг из себя даже больше, чем поглотил. Только к обеду следующего дня самочувствие Гилберта улучшилось, и уже с тяжёлым сердцем он отправился вновь в путь. Вскоре в голубой дымке замаячил шпиль замка. «Люди», – разочарованно подумал си́рин. И в то же время в этом слове таилось не только угнетение и опасность, но и возможность раздобыть еды. Голод мелкими острыми зубками подтачивал его силы, и уже стало всё равно, какую пищу ему удастся найти. Хоть что-то питательное закинуть в засасывающую пучину желудка.

 Приближение к людям – танец на лезвии ножа, и стоит лишь потерять баланс, как вновь окажешься в клетке. А может и того хуже. Кто знает, на какую жестокость они ещё способны? Гилберт соблюдал осторожность, старался медленно лететь в кронах деревьев, часто оглядываясь по сторонам, пока не достиг края леса. Перед ним широким зелёным ковром раскинулось пастбище со стадом коров, поодаль виднелись первые деревенские домики в обрамлении деревьев, а дальше здания становились выше и больше, заканчиваясь высоким замком с острыми шпилями. И весь этот пейзаж портили люди. Их было немного, но Гилберт знал, на что они способны. Он уже успел увидеть множество удивительных вещей, в том числе и оружие, которое легко и быстро могло причинить непоправимую боль, поэтому приближаться си́рин не торопился. Трёхдневный голод толкал на отчаянные поступки, и всё же риск слишком велик. Поразмыслив, си́рин решил потерпеть до ночи. Собрав все доступные ему знания о людях, Гилберт подметил, что они не так хорошо видят в темноте, в отличие от него самого. Возможно, тьма укроет си́рина своим спасительным покровом и даст возможность пробраться в деревню незаметно. До заката оставалось ещё много времени, и, чтобы скоротать мучительное ожидание, си́рин отправился на поиски воды. Жаль, у него не было бутылки или фляги. Неплохо обзавестись сумкой или рюкзаком, чтобы хранить найденные с большим трудом трофеи. Впрочем, пока что из ценного он находил только воду. Посмотрим, удастся ли разжиться сегодня едой. Поистине, это будет жизненно важная добыча.

Время шло. Солнце клонилось к закату. Мальчик-пастушок уводил стадо коров в тепло и безопасность хлева. Поселение медленно теряло краски, погружаясь в бархат ночи. Дома поглотили людей, загораясь жёлтыми огнями окон. Улицы погружались в тишину. Гилберта начинало клонить в сон, но голод услужливо тыкал ножом беспокойства в живот, не давая заснуть. Когда последнее пятнышко света погасло, си́рин как можно тише полетел к ближайшему дому. Сердце его наполнилось ликованием: деревья в саду щедро усеяны фруктами. Он приземлился на ближайшее дерево и, прежде чем успел сорвать хотя бы один плод, послышался громкий собачий лай. В тишине ночи он звучал, как раскаты грома. Пёс надрывал свои лёгкие изо всех сил, почуяв незваного гостя. Тут же все окна уставились в сад хищными жёлтыми глазами, выискивая нарушителя спокойствия. Послышался шум. Вот-вот дом изрыгнёт из себя вооружённых людей, готовых уничтожить вора. Мгновение, и Гилберт схватил пару ближайших фруктов и взмыл в небеса, стремительно удаляясь в сторону леса. Сердце бешено колотилось и, казалось, вот-вот выскочит через горло. В висках пульсировал страх. За спиной слышались неразборчивые крики удивления, но си́рин не оборачивался. Улетев на значительное расстояние от поселения, он остановился, чтобы передохнуть. Наконец-то у него появилась возможность осмотреть свою добычу. Яблоки. Гилберт в сердцах выругался, но всё же жадно съел все свои трофеи. На удивление плоды оказались не такими кислыми, как те, что давал ему Джеймс. Это обнадёживало. Возможно, здесь всё же есть сносные фрукты. Хотя важнее сейчас заботиться не столько о вкусе, сколько о количестве. Два с трудом добытых яблока только раззадорили аппетит. Сомнения одолевали си́рина. Совершить ещё одну вылазку или всё же проявить осторожность? Голод взял верх, и он решил рискнуть. Стараясь обогнуть дом с собакой по широкой дуге, он приблизился к другому саду. Си́рин вслушивался в тишину, напрягая слух и зрение, но всё было спокойно. Ничто не нарушало стрекот сверчков и шёпот листьев. Не создавая шума, Гилберт аккуратно передвигался по стволу дерева. Он собрал плоды в подол туники и отправился в безопасность леса. Тяжесть добычи разжигала надежду сытого ужина. Отлетев достаточно далеко, си́рин начал свою трапезу, жадно поглощая фрукты. Съев половину, Гилберт начал чувствовать насыщение и, сбавив темп, ел не спеша. Раньше он не видел таких фруктов. Они с одной стороны были круглыми и сужались с другой, напоминая каплю воды. На вкус они оказались не кислыми, но и не такими сладкими, как фрукты с родного острова. «Ради этого стоило и сбежать», – ухмыльнулся Гилберт. Приятная сытость навалилась на него, и глаза начинали слипаться. Ухитрившись завязать остатки своего ужина в ткань туники, си́рин удовлетворённо заснул.

Проснулся Гилберт, когда солнце уже сияло в зените. Си́рин хотел подкрепиться остатками вчерашнего пира, как вдруг чуткий слух уловил голоса:

– Эта тварь наверняка где-то здесь.

– Ты думаешь? – послышался в ответ высокий голос. – Может, оно уже улетело? А то и вовсе нет никакого чудовища. Старику просто привиделось спросонья?

– Нет, – пробормотал третий голос, – эту тварь вся его семья видела. Огромный зверь улетал в сторону леса. С другой стороны, а стоит ли нам её вообще искать? Может, лучше не находить это чудовище? Вдруг это один из тех опасных монстров из диких лесов? Слышал, что после встречи с ними никто не выживал.

– Трус ты просто, вот и всё. Арбалет тебе на что? Птица это или действительно монстр, пристрелим его, и дело с концом!

 Гилберт судорожно сглотнул. Паника волной поднималась, захватывая всё его сознание. Сердце бешено колотилось в груди. Шаги всё приближались. Послышался хруст веток под ногами незнакомцев, и это послужило спусковым крючком. Си́рин взмыл в небо под удивлённые возгласы людей. Несколько стрел пролетели мимо, едва его не задев, но Гилберт всё набирал и набирал скорость, стремительно исчезая вдали. Пролетев достаточное расстояние, он наконец-то дал себе возможность передохнуть. Обнаружив, что во время бегства фрукты упали из его туники, си́рин издал тихий стон. Как же так?! Столько опасности, риска и страха, чтобы утолить голод! Обида захлестнула его, переливаясь через край глаз парой скупых слёз. В голове мелькнула крамольная мысль: «Не лучше ли было в клетке, в безопасности и с регулярной кормёжкой?» И тут же он замотал головой, тихо бормоча себе под нос: «Нет, нет… Ни за что не хочу оказаться там снова».

 Гилберт сделал несколько глубоких вдохов и посмотрел в незапятнанную облаками лазурь неба. «На что стала похожа моя жизнь? За что мне всё это?» – тихо прошептал он.

 В эту ночь си́рин не осмелился повторить вылазку. А позже, поразмыслив, решил не задерживаться надолго около поселений, перелетать на новое место как можно чаще. Может быть, так он быстрее доберётся до моря? Или придётся сгорать в мучениях страха и голода всю оставшуюся жизнь в бессмысленных попытках продлить её ещё на несколько дней? Каждую ночь рисковать, чтобы заполучить немного пищи. Так си́рин и продолжил свой путь в поисках дома. Слух и предчувствие опасности стали отточены в совершенстве. Казалось, всё, что было звериного в нём, обострилось до предела. Бесшумное передвижение и высокая скорость реакции значительно превосходили человеческие. Привыкнув действовать под покровом ночи, глаза его видели так же хорошо, как днём. Всё меньше людей успевало засечь его присутствие. И даже собаку во дворе он замечал раньше, чем она его. Вылазки становились успешнее и спокойнее. А потом начались дожди. От сильных ливней не спасали даже густые кроны деревьев. Солнце днём уже не припекало, а ночи становились всё холоднее и холоднее. Но самое главное – деревья в садах больше не клонились к земле от тяжести фруктов. Всё чаще си́рин встречал засохшие мелкие плоды на голых ветвях. Еда заканчивалась, а дом не становился ближе. Голод и отчаяние толкали Гилберта на более опасные действия. Он пробирался в сарай к домашнему скоту в поисках остатков пищи, заглядывал в окна. И, в конце концов, стал забираться и в сами дома, когда хозяев не было дома, съедая всё, что мог найти. Он обзавёлся рюкзаком, бутылкой для воды и одеждой, сделав в ней прорези для крыльев. Выглядело всё это нелепо, но зато хоть немного помогало в пути и спасало от холода. А ночи тем временем становились не милосерднее. Деревья уже давно рассыпали золото своих листьев по земле, обнажая голые ветки. Трава пожухла и ночами покрывалась изморозью. В особенно холодные ночи даже украденный полушубок не спасал си́рина от холода. Он дрожал всем телом на дереве, выпуская клубы пара, и не мог уснуть. Иногда во мраке ночи Гилберт забирался в хлев и, прижавшись к тёплому телу коровы или овцы, забывался коротким тревожным сном. Он не мог позволить себе долго там находиться. К тому же часто просыпался от кошмаров, в которых приходили люди и учиняли над ним расправу. Измученный холодом и бессонницей си́рин стал более рассеянным. Время от времени мерещились какие-то вещи, которые исчезали, стоило лишь пристальнее на них посмотреть. Всё ещё не было и следа моря, и Гилберт с ужасом думал о наступлении зимы. Сможет ли он пережить несколько суровых месяцев под ледяными ветрами в лесу?

 Си́рин не спал уже два дня. По пути давно не попадались деревни с домашним скотом, и ему не удалось найти тёплое пристанище, чтобы урвать хотя бы пару часов беспокойного сна. Поэтому, увидев в темноте очертания сельской местности, Гилберт почувствовал облегчение. Открыв хлев, он бесшумно проскользнул в самый дальний угол и утонул в мягкой шерсти овец. Сон тяжёлой мраморной плитой мгновенно навалился на него, и он проспал до самого утра.

 Что-то упало на Гилберта сверху. А затем на него обрушился целый град ударов. От боли и неожиданности спёрло дыхание. Он пытался отчаянно брыкаться, но лишь сильнее запутался в какой-то прочной паутине. Мелькали тяжёлые кулаки здоровенных мужиков, нанося удар за ударом. Гилберт почувствовал во рту привкус крови. На руках, крыльях и ногах туго затянулись верёвки. Его подняли, как тряпичную куклу, и понесли прочь. Сзади жалобно и испуганно блеяли овцы.

 Спустя несколько минут люди небрежно бросили си́рина на пол в доме. Гилберт жалобно застонал.

– Пожалуйста, – взмолился он, – отпустите меня. Я улечу и больше никогда вас не беспокою… Пожалуйста…

– Молчать, дьявольская тварь! – рявкнул в ответ ближайший мужчина. – Эй, Генри, подай-ка сюда верёвку!

 Си́рину вновь завязали клюв. Мужчины удалились в соседнюю комнату, оставив часового. Тот мрачно курил, пуская клубы дыма в жалобные глаза Гилберта. Спустя некоторое время люди вернулись почтительно, пропуская высокого человека в длинной рясе до пола. Одежда его была украшена изысканной изумрудно-золотой вышивкой, а на руках сверкали драгоценные перстни. Маленькие тёмные глаза походили на два бездонных омута, скрывающих в своей глубине безмерный восторг. Плотоядно улыбнувшись, мужчина произнес:

– Братья мои, великий дьявол послал нам своё дитя, дабы мы впитали его мощь. С ней мы сможем свергнуть Мага и заполучить невиданную силу. Я уже давно работаю над заклинанием для обретения полёта, и именно крыльев мне не хватало. Это знак. Сегодня же вечером мы совершим ритуал, и больше не постигнет нас горе. Мы сами будем вершителями судеб.

 Мужчины в благоговении опустились перед ним на колени.

– Итак, избавьте его от этих крамольных тряпок и приготовьте к вечернему торжеству, – властно продолжил человек в рясе, – да благословен будет сегодняшний день!

 Началась суета. Мужчины ножами срезали с си́рина одежду, оставив его абсолютно голым. Благо помещение отапливалось, и было не холодно. Гилберт отчаянно сопротивлялся и пытался что-то сказать, но лишь мычание пробивалось сквозь завязанный клюв.

– А ну лежи смирно, – не выдержал один из мучителей и ударил пленника в живот.

 Си́рин сжался в комок. Другой мужчина принёс воды и начал грубо обтирать его мыльной тряпкой. Завершив эту процедуру, они отнесли его в маленькую каморку и там заперли на замок.

 Время шло. Связанный Гилберт мешком лежал на полу, превращаясь в один большой комок боли. Ушибы наливались синяками, и казалось, что ни одного живого места не осталось на его теле. Солнце медленно чертило узоры теней через маленькое узкое окошко и, наигравшись своими лучами, удалилось прочь, погружая комнату во тьму. Вскоре за дверью послышался оживлённый шум. Возвращались люди и производили какие-то приготовления под приглушённое ритмичное пение. В какой-то момент ключ в замочной скважине повернулся, и дверь отворилась. На пороге стояло трое крепких широкоплечих мужчин. Их суровые и решительные лица нависали над беззащитным сирином. В них не отражалось ни тени сомнения. В свете масляной лампы блеснуло острое лезвие ножа. Гилберт вздрогнул, сердце его бешено заколотилось. Он собрался в комок, пытаясь вжаться в стену, просочиться сквозь неё, спастись от леденящего ужаса, который внушали ему эти люди. Здоровяк с ножом схватил си́рина за перья на макушке и одним сильным рывком бросил на пол, усевшись на него сверху. Двое других крепко держали и без того связанные ноги, а третий высоко держал лампу, освещая зловещую картину. Острая боль вгрызлась в крыло Гилберта. Всё тело изогнулось в болезненных судорогах. На спину хлынула кровь. Всё глубже лезвие ножа терзало мышцы, пока не вонзилось в кость. Она крепко стояла барьером, соединяя крыло со своим владельцем, и никак не поддавалась.

– Что-то тут совсем туго. Принеси-ка топор, – громогласно возвестил мужчина, сидевший на спине си́рина.

 Поставив лампу на пол, его соратник вскоре вернулся с запрашиваемым предметом. Гилберт выл от боли, но крики его пробивались глухим мычанием через связанный клюв. Невольные слёзы потоком текли из глаз. Он захлёбывался рыданием, и жизнь казалась невыносимой. С первым глухим ударом топора Гилберт потерял сознание.

Очнулся он от гомона толпы. Люди негодовали. И знакомый голос перекрикивал всех:      – Ритуал не сработал, потому что дьявольская тварь ещё жива! Крылья всё ещё привязаны и послушны воле этого создания. Я лично заберу его силу и жизнь!

 Гилберт слабо открыл глаза. Всё тело было в чём-то липком. Дверь резко распахнулась. И в свете лампы он вяло осознал, что лежит в луже собственной крови. Над ним нависал человек в рясе. Лицо его пылало гневом, а за спиной безвольно висели отрезанные крылья Гилберта. Мужчина высоко занёс нож для сокрушительного удара, и тут дом содрогнулся. Люди беспокойно огляделись. Последовал ещё толчок, повалив всех на пол. Запах гари и дыма заполнил комнату.

– Битва Магов, – крикнул кто-то с улицы, – прячьтесь.

 Здоровенные мужчины тут же в панике разбежались, как тараканы при свете лампы. Гилберт остался один. Земля вновь и вновь сотрясалась под ударами неведомой силы. Собрав волю в кулак, он, шатаясь, поднялся на колени. Горло першило от дыма. Дом горел, и стоило выбираться отсюда поскорее. На полу он заметил бледное лезвие ножа. Человек в рясе обронил его. Онемевшими руками Гилберт извернулся и разрезал себе верёвки на запястьях, а потом на ногах и клюве. «Бежать, бежать! Как можно дальше отсюда!» – билось жилкой в виске си́рина. На неверных ногах он выбрался из дома. Деревня полыхала в огне. Сверху во мраке неба мерцали яркие вспышки. Иногда огненные шары обрушивались на дома людей. Везде царили ужас и паника. «Давай, Берти, уходи отсюда как можно дальше», – уговаривал он себя, и сначала нетвёрдыми шагами, а потом ускоряясь, он побежал в лес.

 Си́рин отчаянно пробирался в самую гущу леса, не разбирая дороги, лишь бы никогда больше не встречаться с людьми. В конце концов грохот битвы остался позади. Со всех сторон его обступила мрачная тишина. Обессиленный, он упал у корней огромного дерева. Боль пронизывала всё тело. Он лежал на боку, судорожно глотая холодный воздух. Только сейчас он осознал, что в суматохе ужаса происходящего не взял никакой одежды. Голый и измученный, он истекал кровью на ледяной земле. «Вот так закончится моя жизнь?» – устало подумал Гилберт, прежде чем сознание его покинуло. С небес начал падать первый снег, укрывая страдание си́рина белоснежным саваном.

Одинокая жизнь вдвоём

Мелькали чьи-то ноги. Деревянный пол поскрипывал под тяжёлыми шагами огромного мужика. Широкоплечий, мускулистый незнакомец с косматыми тёмно-русыми волосами и неопрятной бородой ставил глиняный горшок в печь. Одет просто: хлопковая рубаха и потёртые старые штаны. Лицо человека выглядело грубым и суровым, словно вырезанное в камне. Жёсткие черты будоражили воспоминания о недавних мучителях. Гилберт боялся дышать. Что ожидать от этого угрюмого типа? Может быть, стоит попытаться сбежать, пока не поздно? Си́рин осмотрел помещение. Справа от него громоздилась печь, занимавшая большую часть комнаты, напротив неё стоял небольшой стол со скамьёй, а прямо располагалась входная дверь. Получится ли сделать рывок в несколько прыжков, чтобы добраться до выхода? Си́рин попробовал незаметно пошевелиться под одеялом. Всё тело болезненно заныло. Чувствовалась слабость. Обрубки крыльев за спиной доставляли жгучую боль при малейшем движении. «Будет непросто», – подумал Гилберт. Улучив момент, когда здоровяк в своих хлопотах повернётся спиной, си́рин вскочил, попытался сделать широкий прыжок, но ноги подвели, и он со стоном растянулся на полу. Мужик, не торопясь, обернулся. Спокойно взял на руки лёгкое, ослабевшее тело Гилберта и водрузил его обратно на кровать. Незнакомец пододвинул скамейку и сел напротив, внимательно всматриваясь в лицо си́рина. У того всё похолодело внутри, и он отчаянно сжался в комок под этим пытливым взглядом.