скачать книгу бесплатно
– Хорошо, – твердо сказала она и положила бриллиант мне в ладонь. – Я принимаю твои условия.
Глава 3
Анна
Торговку звали Евгения Ивановна Кольцова. Крестьянка шестнадцати лет от роду, на год младше меня, но явно более зрелая, раз путешествовала одна, несмотря на войну. Четыре дня назад в Екатеринбурге мы с семьей слышали вдалеке грохот артиллерийского огня. Белая армия подступала все ближе. До самого конца родители были уверены, что нас спасут.
В доме Ипатьева, построенном из камня, было холодно даже летом. А еще темно, но не из-за архитектурных причуд, а потому, что большевики все окна закрасили белой краской и заколотили досками. В особняке было два этажа, но нас, одиннадцать человек, заселили в три комнаты. Нам не разрешали выходить, а за каждым шагом следили солдаты из красных.
«Пока мы вместе, швыбзик, – говорил отец, называя меня детским прозвищем, – мы справимся с любой бедой».
Никогда еще он так не ошибался. Теперь я осталась совсем одна, трясущаяся в телеге по тихой тропе рядом с девчонкой, которая пахла сеном, прогорклым потом и почти наверняка была коммунисткой.
– Ты далеко от поселка живешь? – спросила я.
Она едва удостоила меня взглядом, но нахмурилась, как делала каждый раз, когда я подавала голос.
– Это не поселок, – неохотно ответила она со своим деревенским говорком.
Мы оставили празднующих селян и костер позади, проехали мимо нескольких хижин и оказались в полях. Некоторые из них были уничтожены каким-то недавним бедствием, словно сожжены.
– Это едва ли деревней можно назвать. Я из Медного. Полдня на север от Исети, куда мы едем.
В ее голосе звучали нотки гордости, так что я не стала упоминать, что никогда раньше не слышала ни об Исети, ни о Медном. Пусть думает, что я жила в Екатеринбурге и была знакома с этой частью страны. На самом деле я ничего не знала. Ничего, кроме одного дома, двора и подвала.
– Твои родители разрешают тебе уезжать так далеко одной? – поинтересовалась я.
– Нам нужны деньги.
– Не боишься оказаться посреди боевых действий?
– А ты не боишься? – спросила она жестко.
Я подумала о красных солдатах, которые под покровом ночи вывезли тела моей семьи в лес. И которые уже наверняка поняли, что меня среди них нет. От которых я бежала днем и ночью в страхе, что меня поймают и убьют.
– Боюсь, – призналась я. – Твой отец не беспокоится за тебя?
Она поморщилась. Что бы я ни говорила, все мои слова она воспринимала с раздражением, словно упорно пыталась меня и дальше ненавидеть.
– Он умер. Спасибо помещику, прям как ты, который заставил нас работать на своей земле, забрал наш скот и оставил помирать от голода.
Я резко вдохнула. Именно такие люди, как она, убили моего отца. Злые жадные коммунисты, которые стреляли из ружей так же легко, как дышали. Они убили моих родителей, самых добрых людей во всей России.
Мне захотелось ее ударить, столкнуть с телеги, высказать ей все, что я думаю о ней и об остальных ленивых мятежниках, которые забирали чужое и убивали любого, кто встанет у них на пути. Но вместо этого я стиснула зубы, закрыла глаза и стала молить Бога о милости.
«Помоги мне, Боже, пережить эту поездку, – просила я. – Нужно лишь добраться до почтовой кареты, и мне не придется слушать ее злобный голос. Дай мне терпения». Я прижала ладонь к цепочке под блузкой, чтобы почувствовать иконку Маши. Постепенно мое дыхание выровнялось. Наконец я смогла открыть глаза и посмотреть в угрюмое лицо Евгении без желания ее ударить.
Она всего лишь сбитый с толку ребенок. Не стоило тратить силы на ненависть к ней.
– Сожалею о твоей потере, – сказала я. А затем, к своему удивлению, добавила: – Мой отец тоже умер.
От этих слов у меня мурашки пробежали по коже. Его действительно больше нет.
Их правда больше нет. Последние два дня были настоящим кошмаром. Еще пару суток назад у меня были родители, которые любили меня, брат, который хотел уехать из России, и сестры, которые мечтали выйти замуж, и путешествовать, и учиться, и веселиться, и делать добрые дела. Их мечты уничтожили. Не осталось ничего, только пустота и воспоминания.
Я снова прикоснулась к иконе.
Евгения притворилась, что не услышала меня.
– Исеть уже близко, – оповестила она чуть позже. – Мы почти приехали.
– Мы почти приехали, – раздался в ночи тихий голос большевика.
Я разлепила глаза и несколько раз моргнула, привыкая к темноте, а потом увидела вокруг себя трупы. Окоченевшая рука Ольги упала мне на лоб. Алексей камнем лежал на мне, придавливая грудь. Его кровь пропитала мою одежду. Чей-то холодный нос прижимался к шее. Я высвободила руку и зажала себе рот, чтобы сдержать крик. В этот миг мне хотелось взорваться, разбиться на тысячу кусочков, исчезнуть из кучи мертвых тел. Я знала, что нужно бежать, пока не поздно. Иначе большевики поймут, что я выжила, и убьют меня.
– Трупы горят небыстро. Мы тут на всю ночь, – сказал командир Юровский.
Он ехал на лошади впереди телеги, в которую сложили трупы. От его низкого и хриплого голоса у меня по коже пробежал мороз. Последний раз, когда я его слышала, он объявлял нашу казнь.
– Буяну нужно попить, – произнесла Евгения.
Ее невнятный деревенский говор вырвал меня из трясины страшных воспоминаний. Я обняла себя, пытаясь унять дрожь и напоминая себе, что я в безопасности, а комендант остался далеко позади.
Мы ехали уже несколько часов. Некоторое время наш путь пролегал вдоль полей, но в какой-то момент дорога снова нырнула в лес. Высокие ели изгибались у нас над головами, отбрасывая на землю пятнистые тени. День клонился к закату.
– Конечно, – согласилась я, и Евгения остановила телегу.
Я вытерла лоб рукавом, благодарная лесу за желанные тень и тишину.
Евгения достала из телеги ведро воды, а сама глотнула из фляги.
– Хочешь? – спросила она, протягивая флягу мне.
– О, – сказала я. – Да, спасибо большое.
– Не удивляйся ты так, – пробурчала она так тихо, что я едва услышала.
Я живо допила воду и не смогла удержаться от того, чтобы снова заговорить с Евгенией.
– Ты постоянно меня удивляешь, – призналась я.
– Правда?
– Да, – кивнула я, осторожно спустилась на землю и вернула ей флягу. – То ты добрая и великодушная, то как будто меня люто ненавидишь.
– Я тебя не ненавижу. Я тебя даже не знаю.
– Не знаешь, – согласилась я, довольная, что застала ее врасплох. – Теперь, если позволишь, мне нужно… облегчиться.
– Уборная вон там. – Она ткнула пальцем в сторону кустов.
Мне не хотелось оставлять ее с телегой и бриллиантом, но выбора у меня не было. К тому же она занималась своим конем. Так что я приподняла рваный подол юбки и пошла в глубь леса. Когда доберемся до Исети, нужно попросить Евгению купить не только билеты, но и новую одежду. Даже крестьянское платье будет лучше рваного тряпья и спасет меня от оскорблений местных жителей.
Я нашла невысокий пышный куст, спряталась за ним и приподняла нижнюю юбку и комбинацию. Не первый раз я справляла нужду на природе, но все равно до сих пор представляла, как отреагировали бы сестры на это зрелище. Маша похихикала бы, Татьяна строго отчитала бы, а Ольга закатила бы глаза и отметила, что иногда некоторого унижения избежать нельзя.
Я потерялась в своей фантазии и не услышала топот лошадей, пока под ногами не задрожала земля. Они остановились прямо у телеги.
Я замерла. Кажется, мое сердце выпрыгнуло от испуга и остановилось, потому что, когда оно забилось вновь, я почувствовала его где-то в районе горла, а не в груди. Почти наверняка это были солдаты. За деревьями мне не было видно ни Евгению, ни дорогу, ни происходящее на ней. Безопаснее всего затаиться здесь, пока я не разберусь, кто приехал: белые или красные.
А потом я услышала его голос.
– Подойди.
Он меня нашел.
Глава 4
Евгения
Мне не нравилось сталкиваться с солдатами. Едва заслышав стук копыт, я вытащила из-под облучка припрятанный нож.
Из-за поворота показались четыре всадника. Завидев мою телегу, они замедлились. А я надеялась, что проедут мимо. Солдаты слишком непредсказуемы. Я старалась держаться небольших, старых дорог, чтобы не попасться им под руку. А вот одинокие солдаты, шатающиеся по глуши далеко от своих батальонов, более предсказуемы. А еще почти всегда опасны.
Всадники рысцой подъехали к телеге и остановились чуть впереди. На всех четверых – буденовки с вышитыми красными звездами. По крайней мере, они из Красной армии. На мужчину впереди упал солнечный луч и озарил его, как святого со старой иконы. На нем была надета такая же темно-зеленая форма, как и на остальных, но я заметила два красных квадрата и красную звезду на рукаве. Значит, командир роты.
– Подойди. – Он указал на землю перед собой.
Я спрятала нож в карман и сделала, как велели. Это с белыми нужно быть осторожной. Они разоряли деревни и грабили крестьян, как в Павлове. Считали нас ленивыми и глупыми детьми, которым нужен хозяин. Пока мы молчали и работали, их не трогали наши страдания.
– Здравствуйте, товарищ, – сказала я.
Командир смотрел на меня холодным взглядом. Будто знал, что, если прикажет мне прыгнуть, или присесть, или бегать по кругу, как курица, я это сделаю.
А затем он слез с лошади, и я пожалела, что убрала нож.
Командир был высокий, с острым носом и суровыми глазами. Выглядел лет на сорок. Грудь его крест-накрест пересекали кожаные ремни, за спиной висела винтовка. Он стоял неподвижно, а рука расслабленно лежала на одном из ремней. Я прекрасно знала: если скажу что не так, винтовка нацелится мне в лицо быстрее, чем птица взмахнет крылом.
Словно трясущийся новобранец, я отдала ему честь.
– Вольно, товарищ, – сказал он с усмешкой. Подтрунивал, но мне от этого стало немного спокойнее: командир был в хорошем настроении. – Ты знаешь эти места?
– Да, я тут часто езжу.
– Мы ищем сбежавшего пленного, – сказал он. – Где поблизости можно спрятаться?
– Есть пара мест, – ответила я. – Я только что из Павлова. Это в ту сторону. Или можете развернуться и доехать до Исети. Я как раз туда еду. Самый большой поселок в округе.
– Отлично. – Он пошел было к лошади, но обернулся: – Ничего необычного не видела? Незнакомцев каких?
– В Павлове было несколько, – сказала я. – Там слышали, что царя казнили, и устроили праздник. Но никто не выглядел как пленник.
А жаль. Было бы здорово помочь в поимке контрреволюционера. Даша, моя лучшая подруга, умерла бы от зависти.
Командир улыбнулся.
– Царь давно должен был поплатиться за свои преступления, – сказал он. – Слишком многих мы потеряли на его войнах.
– Да, – согласилась я, вспомнив старшего брата. – Слишком многих.
– Так ты не встречала всяких подозрительных буржуев? Мужчин или женщин. Не хочется, чтобы они устраивали неприятности.
Дыхание застряло в горле. Я встретила Анну – она была буржуйкой. Но зачем красному командиру понадобилась молодая помещичья потеряшка? Ему пленных нужно ловить. Так ведь? Если расскажу ему про Анну, он потребует ее привести. Еще обыщет ее и заберет самоцветы. Может, обыщет и меня. И ничего я за хлопоты не получу.
– Нет, – сказала я напряженно.
Он прищурился:
– Уверена?
Я засомневалась. Узнай Костя, что я соврала большевистскому командиру, ему стало бы стыдно за меня.
Но лучше стыдиться и быть здоровым, чем гордиться и болеть.
– Уверена, товарищ, – кивнула я.
Командир окинул меня взглядом с ног до головы, словно запоминал. Словно читал как открытую книгу. Сердце колотилось как безумное, а ладони вспотели. Я сжала кулаки, чтобы не видно было, как дрожат руки.
Наконец он кивнул, вскочил на коня, и солдаты уехали.
Я облегченно выдохнула и тут же обняла Буяна, пытаясь успокоить всколыхнувшееся чувство вины. Я не любила врать. И тем более никогда раньше не врала самому командиру Красной армии.
Но это была безобидная ложь. И она того стоила. Я соврала ради семьи.
– Эй, Анна! – позвала я. – Выходи уже. Солдаты уехали.
Она не ответила. Я пошла в лес на поиски.
И едва на нее не наступила. Она сидела под деревом на корточках, подняв юбки, но не писала. Тряслась как осиновый лист. По щекам текли слезы. Трусливый заяц, которому собирались перерезать глотку.
– Да что с тобой? – спросила я, боясь к ней притронуться.
Она широко распахнула глаза и уставилась на меня, как сумасшедшая.
– Он уехал? – прошептала она.
Ее белое кружевное белье потемнело от влаги. Она вся обмочилась. Неужели так боялась солдат? Я неловко откашлялась.
– Да, уехал. Что не так?
