НЕтТО

***

Какое солнце бьет в стекло,

Что хоть разденься и растай

Вся сразу [сорок семь кило  –

Раскрыта лучшая из тайн]!

Как будто лето. К черту снег!

Ему нет дела до южан.

Средь улиц, фонарей, аптек

Я сочиняю новый жанр.

Пишу как будто хорошо,

Но на бумаге дело – дрянь,

Обыкновеннейший стишок

Для ординарных инь и янь.

А темы – школьное эссе,

Все про природу и дома,

Про променады по росе,

Про горе, но не от ума.

А вот бы солнечный удар

Перед приходом февраля!

Да так, чтоб весь репертуар

Перепридумался с нуля.

Чтобы писалось, как спалось

После натруженного дня,

Чтобы стихи струились сквозь

Меня…

***

Написанному – верить. Мне – не нужно.

Какие нехорошие ветра –

Влезают в подберетовый наушник,

Как гнусная речная мошкара,

Разносят все осмысленное к черту,

Срифмованное будто б хорошо,

Особенные гамбургские счеты

Не примутся в общественный расчет.

Я умер. Ты привыкла к умиранью,

Не плачешь по поэту без  лица,

Сама сверлишь, подкручиваешь краны,

Подкармливаешь даже мертвеца.

Читаешь верлибристов-мазохистов,

Подолгу разуваешься, молчишь

И носишь каждый день одно монисто,

Как вросший в щитовидную фетиш.

Гуляешь в декабре. Декабрь стужит,

Кантуется под трубами, как ир.

Написанному – верить [если нужно],

Как верить в этот дивный новый мир…

***

Переживется ночь – глазастый сыч,

Угрюмая, нахохленная птица,

Как среднестатистический москвич,

Час-пиком окольцованный в столице.

Как белая эмалевая брошь,

В грошовую заброшенная кайстру,

Как этот надоевший крепко дождь,

Размывший прошлогодние кадастры.

Как я тебя любивший до вчера,

Доставший недобродскими стишками,

Как эти грозовые вечера,

Серебряными мелкими стежками

Прошившие фанерные листы

[Как старая модистка] оверлоком.

Как мир, который верил, но остыл

До срока…

***

Что было там, за тысячью дорог,

В нехоженых широтах и долготах?

Что смог ты или, может быть, не смог,

Работая, как все, вполоборота?

На пятницу надеялся? Спешил

В костюмах недешевого покроя

Туда, где их в подвале кто-то шил

Под вывеской легальных зон запоя?

Взрослел, менял подружек, хорошел –

И выпрямились вечные зигзаги,

В двухкомнатном элитном шалаше

Кастрюли забряцали и дуршлаги.

Все вертится и входит в колею,

За окнами – красивая чужбина,

Не курят, не корят там и не пьют,

Все люди – госпожи и господины.

А в целом, все, как тут, сопливый шкет

Со снимка синеглазого Брессона

Идет, кусая гречневый багет,

От пекаря в застиранных кальсонах.

Вокруг – обыкновенно, хорошо,

Но нет полей в меду и в чайных розах,

И что-то там не ладится с душой,

Не пишутся стихи – сплошная проза.

И слог как будто глух и одинок,

Несказанный и синий, предвещает,

Что будет там, за тысячью дорог…

Все будет хорошо. Я обещаю.

***

Печалится опять дождем залитый город,

Ныряют, матерясь, машины в глубину,

Замерзшую губу упрятав в емкий ворот,

Всплываю я из луж и снова в них тону.

Красивых не найти под долгою водою,

Уставшие бегут ботинки и зонты,

А я замедлю шаг, промокнуть чтобы вдвое

И, может быть, потом от этого простыть,

Лежать до десяти, пить сладкие сиропы,

Отчаянно любить работу за версту,

Из окон наблюдать вселенские потопы

И русских без надежд на быструю езду,

Нескладных малышей в резиновых сапожках,

Идущих, не как все, а всем наперекор,

По полчаса дышать над сваренной картошкой

И выглядеть потом, как спелый помидор,

Расхаживать по дню, читать, что попадется,

И прятать в воротник ненужных пол-лица,

И знать, что будет март, и в марте будет солнце

Калиться и мерцать…

***

Начни с союза, оторопь сними.

Все свяжется. В начале было слово.

Примерно с полшестого до семи

Сработает банальное «ЗдорОво!»,

Сработают расспросы про часы,

Про сильную похожесть на кого-то,

Про что-то там из культовой «НИ СЫ»,

Про вкусное кафе за поворотом.

Про лучшее, конечно, впереди,

И прошлое, оставленное с носом,

Про то, как поднимался Типси Тип,

Про страсть к длинноволосым и раскосым.

И осень ей, как звездчатый рубин,

Понравится. Ты будешь очарован.

Примерно с полшестого до семи

Все свяжется. В начале будет слово…

***

Раздеты книги шкодой, в коридоре

Расписанные лоскуты легли,

Волнуется родительское море,

Гоняет грозовые корабли.

Обиженная кроха смотрит прямо,

Выпячивает нижнюю губу,

Смягчается рассерженная мама,

Бросает в урну кипу мятых букв.

Проказника прощает, кормит супом,

Приглядывает место под комод.

Улыбкой жуковатой, белозубой

Раскрасится обычный день забот.

Набегавшись по всем районным лужам,

Уляжется трехлетка до зари,

А завтра лужи инеем завьюжат

Пришедшие внезапно ноябри.

***

Зажглась стоваттка в семьдесят девятой…

– Привет, красивый! День прожился как?

– Лапши поел и выпил чаю с мятой,

Собрал на завтра кожаный рюкзак.

– О чем мечтал от самой остановки,

Ругая зазвонивший телефон?

– Да выспаться хоть раз по-стариковски

Под яблоней, как Исаак Ньютон.

– Хорошее… А что писал сегодня,

Ведь точно что-то вещное писал?

– В брульоне я копался прошлогоднем,

Отжившее на флате воскресал.

– И как оно? Ударили по глазу

Задобренные тропами листы?

– А то! В моем занеженном рассказе

Все было пречудовищно, но ты…

– А что я? Мы с тобою незнакомы…

– Неправда. Посмотри, гашу я свет

И жду тебя по-прежнему у дома,

Чтоб в первый раз сказать в глаза: «Привет!»…

***

Ну, как сентябрь в городе за морем?

В какие листья выфрантил аллеи?

С кем подружил тебя, а с кем рассорил?

Ну, как он там? По-здешнему алеет?

Встречает ли по-доброму приезжих –

Охотников до больше хлеба с маслом?

Каков он – красногруд, коричнев, бежев?

Каким ковром его участок застлан?

Какие провожает он закаты,

Посвистывая ветром в черепице?

Разносит ли маркизы и палатки

По улицам соломенной столицы?

А здесь он будто солнечен и ласков –

Не льется, не разносится, не студит,

Катают пречудесные коляски

По улицам подсолнечные люди,

Не носят теплых кофт, босые шкеты

Заучивают Тютчева на бети.

Ну, как сентябрь твой? Он тоже лето?

Ответь мне…

***

Прости, на стих не хватит слов и сил,

Я выгорел, как льновая рубаха.

Сентябрь хорохорится, лисит,

Как старая паучья черепаха.

Качается на ветках, шевелит

Нескладными руками, напевая

Мелодию из листьев и молитв,

Проносится над штангою трамвая,

Проносится, садится на балкон

К знакомому поэту из хрущевки,

И пьют они холодное пивко,

Планируют банкеты и маевки.

И пишутся хорошие слова –

Читают, переводят, вспоминают.

А я опал, как желтая листва

На крыши переполненных трамваев…

***

Твое – тебе. Ноздрястая луна

В отцовском телескопе до рассвета,

Припрятанный за стенкою журнал –

Бессовестный, бессловный, неодетый.

Твое – тебе. Нормальные мозги,

Нормальное хотение влюбляться –

И чтобы обязательно в богинь,

И лет им чтобы было восемнадцать.

Твое – тебе. Не плакать, как слабак,

Сходиться с разностранными без трений,

Курить засигареченный табак,

Писать, как может только чертов гений.

Твое – тебе… А мне – осенний сплин,

Незнание, неверие, нелето,

И чтобы обязательно в Берлин,

И чтобы без обратного билета…

***

Не ладится… Зачем? Но… почему?

Пора уже опомниться – и розно,

Давай разок последний обниму,

Пока еще не стало слишком поздно,

Пока еще есть общие места,

Соседи, привыкающие к парам,

Пока ты здесь и вроде не устал

Ходить по сероплитковым бульварам,

Пока не передумали дожди

До времени вернуться в наше лето,

Не медли, обувайся и иди

За собственным счастливящим билетом.

А я словлю заветную звезду,

И, может, мне удастся план спасенья:

Меня найдут, полюбят, издадут

И будут вслух читать по воскресеньям.

***

Сентябрь придет. Как много раз и до,

Разденется, разрядится с дороги,

Уляжется на мокрую ладонь,

Укроет запыхавшиеся ноги,

Закапает, заляпает крыльцо,

Посмотришь – затонул совсем присёлок,

Луна одна бессовестно в лицо

Лучит из треугольных мелких щёлок.

И, в слякоти мерцание топя,

Раздарит золочённость очертаний,

Покружится и скроется опять

За крышами далеких серых зданий.

Укатится, останется один

Обиженный сентябрь распотелый

Глядеть, как покрывало из седин

Тулит незалунённые пределы…

***

Какого черта я иду в пальто

В такие пробирающие марты?

Что будет не сегодня, но потом,

Какие обнаружатся стандарты

В хождениях по мукам и морям?

Бессмыслица… Ругаю и шагаю.

Я боек, по-ослиному упрям –

Мне кажется, я так предполагаю.

Мне в омуты бросаться не впервой,

Такая деструктивная потреба,

Так, чтобы без возврата, с головой

Упасть в неисчерпаемое небо,

Обрушиться на эти облака,

Как нА голову снег. Спросить про лето

Серьезно, компетентно, свысока,

Но в рамках внеземного  этикета.

Узнать и обнаружить – хорошо

Все будет, небеса с землею счАлит.

И я спасусь, хоть лезу на рожон –

Мне "сверху" обещали.

***

Расскажи мне, птица, о себе,

Обесцень мое существование,

Я несу полмира на горбе,

Ты на крыльях легкое дыхание.

Правда, за высотками красив

Мир, не облаченный в саадаки?

В марте расцветающий массив

На зеленой донничной бумаге?

Что там, за слоистыми? Он есть?

Расскажи! Ты в курсе. Я могила!

Подслухи проснутся где-то в шесть,

Слышишь, полночь давеча пробило.

Есть у нас и время, и еда,

Я тебе поверю нараспашку,

Птахе-одиночке без гнезда

Я отдам последнюю рубашку.

В осень я летаю, как и ты,

Веришь? Только крылья потрепали

Злые двоелапые коты –

Зако… Заколе… Заколебали!

Чтоб их! Понимаешь? Не молчи,

Я несу накопленные бреды,

В этой обесточенной ночи

Мы с тобой бесстыжестью согреты.

Говори, что думаешь. К утру

Ничего не скроется от света,

Если я нечаянно умру,

Знай, я ненавидел это лето.

***

Бродяга снег прошел всухую,

Потерь не ведают дороги.

А я опять сижу психую,

Как все непсевдопедагоги.

Глотаю пыльные страницы

O воскресающем да Винчи,

В окне зимуют люди-птицы,

А я мерзляв, заборист, взвинчен.

Мне, молодому абдериту,

Непозволительны упреки

Судьбе – безжалостному гиду,

Недоаггелу, недобогу.

Непримиримые дебаты

Веду на зоне отчужденья,

Снаружи – стон, в разрезе – маты

В стране дурацкого везенья.

Кричу, зову и замолкаю

В своей неверной базилике.

Мечтаю в мир. Но привыкаю

Жить по урлам Зеленой книги.

***

Не сравнивай меня с другими, «не такими»,

Приветливыми внай, богинями борщей,

Хозяйками живых, любимых миром мимик

И самых дорогих, в долг купленных вещей.

Они всем хороши – собою и с тобою –

Красивые тела, растопленный очаг,

А я простой адоб два года не освою,

Не выключу утюг, не подниму стульчак.

Такие, как не я, не ведают печалей,

Встречают на ура, проводят, как на бой,

И долго машут вслед платками на причале –

Такие, как не я, такая их любовь.

Не плачут о себе, не пьют афобазола,

Отбитые ковры стирают в месяц раз,

На праздники везут детей в родные села –

Подальше от машин, планшетов и зараз.

Такие, как не я, гораздо меня лучше,

Умнее без стихов, дипломов и каэн*,

Они, как облака, а я – сплошные тучи,

Сама себе во всем верховный суверен.

Не сравнивай меня, не стану абсолютом,

Испытанным водой и метрами огня,

Оставшимся в живых супружеским трибутом –

Такою, как не я…

Каэн* – транскриб. кандидат наук (от к. н.)

***

Мне сегодня плохо невпопад,

Забросали грустью злые листья.

Давит депрессивный листопад

На пером потрёпанные кисти.

А вчера ложился на поля,

Будто бы меня и не бывало,

Из-под ног унылая земля

Без толчков внезапно уплывала.

Уплывала в лучшие миры,

В дали, преисполненные света,

Где в разгар упущенной игры

Наступало солнечное лето.

Мне б туда, да кисти тяжелы,

Нет в груди желанного порыва.

Но вокруг углы, углы, углы,

А душе так хочется обрыва…

***

И это лето снова не подарок,

Все рвется, расплетается, как нить,

Без всяких объяснений и ремарок,

А надо бы как будто объяснить.

А надо ли? Все катится по кругу,

Без разности годичных переплат,

От важного – к простому недосугу,

От честного – к слаганию баллад.

На ниточке… Пора бы оборваться,

Не складывать надежды на потом,

У каждого свои друзья и танцы,

Свои грехи и прения с Христом,

Свои неизвлеченные занозы,

Слова, произносимые зазря,

Зачатки недовыверенной прозы,

Свои скамьи в дорожках сентября.

И многое не в рифму пережито,

Не сцепит двуединство, рассечет,

Не надо собирать за жизнью ниток,

Не надо подставлять свое плечо.

А лето… Нелюбимая триада,

Ударит вхолостую по груди:

«Обдумать все навеянное надо…».

А надо ли? Не надо. Уходи.

***

Мне двадцать семь без двух недель,

Я на карнизе междумирья,

Мой пароход сошел на мель,

Моя пустая пристань – Сирия.

Я не Сапата, не Старков,

Мне слишком рано биться оземь

В стране извечных дураков,

Где круглый год – седая осень.

Я рассуждаю о сейчас,

И в нем совсем не вижу края.

В петлю? Спасибо, нет, я пас,

Мне участь спослана другая.

Меня ударит током в день,

Когда я буду в ельной робе,

Как застрелившийся Кобейн

В нирванном вашингтонском гробе.

Разворошу свои пески

И в них зарою джамбо Лесли,

Мотивы каменной тоски

Перепрожившего Эль Пресли.

Я наряжусь, как никогда,

И пусть вокруг заглохнут звуки,

Сей маскарад мой – не беда,

Скорей – спасение от скуки.

В моей крови стрихнин и блюз,

Тону в течении Северна,

У этой жизни горький вкус,

Но покидать ее неверно.

***

Где мои пыльные улицы и стальные ограды,

Где люди не хмурятся и всегда мне рады?

Где оковы сняты и цепи оборваны,

Где мечты не распяты и голоса не надорваны?

Где мое эхо не плавится от хохота злого,

Где нет обездоленных и лишенных крова?

Где спят все упреки и глупые истины,

Где чисты дороги, гравием выстланы?

Где мне за полвека жить не расхочется,

Где человек за человека молится?..

***

Переживем… И эти сквозняки,

И солнце, приходящее некстати,

Ты только что-то теплое накинь

На это одуванистое платье.

Вокруг – неодолимая тоска

По лету в несрываемых ромашках,

Где солнца обжигающий оскал

Гуляет в типовых многоэтажках.

И ты, переодетая в Монро,

Нисколько не считаешься с погодой,

Гляди, как озадачены в метро

Твоей экранизированной модой.

И пусть. Какое дело знатокам?

Гуляем по придуманному миру,

В котором на пушистых облаках

Тепло без покрывного кашемира.

Мечтатели. Простые дураки,

Живущие по-своему эпично,

Но ты не отпускай моей руки –

И будет все отлично.

***

Все сорок восемь страниц тетрадки

В чернилах с солью. Серьезный Бог

Бросает дерзко в меня перчатку –

Меняю альбу на некролог.

Пишу стихами. Вокруг стихает

Больных асфальтов нежалкий стон.

Сосед выводит. Сосед бухает

В трусах семейных поверх кальсон.

Достали крики. Усох великий,

Могучий… Что там в цитате пост?

Не помнят шляпы, не знают фрики,

Как пел с "Цветами" волшебник дрозд.

И я не помню, но где-то слышал,

А завтра скажут, что я старик,

И под моею рифленой крышей

Найдется сотня седых улик.