НЕтТО

Динара Керимова

НЕтТО

***

И в это утро снова все не то,

Не та весна, не от того приветы,

Пролитый мимо чашки кипяток

Ожег, но надо в университеты

Бежать, перегоняя пик часов,

Забитость социального пространства,

Автобусы, бегущих блудных псов,

Молочников, дородных и горластых.

Расписывать, как старый каллиграф,

Детали неизвестного предмета,

День новый до поклона доиграв,

До блеска отточив свой препометод,

Спускаться в зафонаренный массив,

В не ту весну, в не те дома с садами,

И видеть, как вечерние часы

Становятся годами…

***

Не выходи гулять в большие парки,

Не складывай слагаемых до сумм,

Сегодня день обыкновенно жаркий

Для всяких недоделанных безумств.

Я паинька, пока в большой квартире

Читаю Пастернака и Мюссе,

Разборчив, несговорчив, тихомирен,

Готовлю, как заядлый домосед.

И кажется, что все предельно просто,

Без драматичных пиков миокард,

Я родом из хороших девяностых,

Небеден, образован, неженат.

Толкую о высоком на работе,

О мире во всем мире и войне,

Но в понедельник, начатый в субботу,

Сорвавшись по #идальгодонкихоту,

Слоняюсь одиночкой на коне.

***

А за окном до сорока часа четыре,

Гуляет громко детвора в загаре плотном,

И весь родительский надзор как будто вымер

С надеждой на родной футбол и день холодный.

Я прогоняю сон в обед стихами Блока,

Варю компоты про запас (но это вряд ли),

Все извлекаю из всего свои уроки,

Но наступаю на одни и те же грабли.

Читаю старые стихи и переписки,

Меняю фото на стене, но только фото,

Учу по-новому запущенный английский,

Кручу все те же пресловутые компоты.

Зову хороших погостить на сытный вечер,

Идут хорошие, воюют с пряным мясом,

А ты идешь совсем к другой сейчас на встречу,

И от нее теперь всю жизнь не будет спасу…

***

Колосится большая среда,

Середина нескладной недели,

Я живу ни туда ни сюда

Среди прочих Гертруд и Офелий.

Запиваю компотом компот,

Заедаю конфетой конфету,

Каждый день дожидаюсь суббот,

Каждый снег – запоздалого лета.

Напеваю свои же стихи

На мотивы украденных песен,

И не то чтоб вторые плохи,

Просто слог их почти бессловесен.

На деревьях считаю скворцов,

Моя птичья таблица учета,

Закрываю от солнца лицо,

Только снова сгораю я к черту.

Ожидаю хороших вестей

И людей, но они подкачают,

И на белом холодном листе

Я пишу: «Жду. Надеюсь. Скучаю…».

***

Эх, Рома, Рома… Тебе знакомо

Большое чувство из малых букв?

Я слишком вяла, ты очень громок,

Я очень орто, ты #слишком друг.

Я в монохроме, а ты нескромен,

Тебя чуть больше, чем всей Земли,

Ты артистичен и неуёмен,

А я как будто упавший блик.

Смотрю на небо, читаю небыль

Про кольца власти и мир в шкафу,

А ты сторонник земного нэпа,

И в нем не место мне-волшебству.

Лови приветы, хоть как и где-то,

Пиши помногу, без всяких ОК,

И станет зорче слепое лето,

И станет больше хороших строк…

***

В июне жарко на югах,

Как, впрочем, и обычно,

Гуляет в шортах мелюзга

И всяк вторая личность.

Выносит легкие сабо

До рынка и до парка

Искать курортную любовь

И родичам подарки.

Встает по первым петухам

И мчится на песочек,

Чтобы смуглеть и полыхать

До самой поздней ночи.

А я живу тут и ни-ни,

До моря полминуты,

Листаю сто великих книг,

Сто сказок пресловутых.

Хожу в ближайший магазин

За сливочным пломбиром,

Спускаю в окнах жалюзи,

Сижу, землист и смирен.

Пишу кому-то про моря,

Но кто-то любит горы,

Ему совсем до фонаря

Все эти разговоры.

Он поднимается на пик

С другой, наверно, пани,

И ей он памятник воздвиг,

Ее нерусским граням.

Читает ей свои стихи

В предгорьях Эвереста,

Не то чтоб жаждет в женихи,

Но хороша невеста.

А я и все мои моря

Как будто и «не в тему»,

Так дети в мире говорят

Про всякую проблему.

Пишу, но горы высоки,

Письма не примут впрочернь,

А мне б увидеть вопреки,

Каков любимый почерк.

***

Снаружи солнце жарче сорока,

Съедает краску, глину и асфальт,

С любимой лавки гонит старика,

Достаточно, мол, тут передневал.

На улице – три стойких малыша,

Загар их не загар, а смена рас,

И жизнь их внесезонно хороша –

В дождливый профиль, в солнечный анфас.

Пираты, древолазы, вратари –

Все роли исполняются легко,

А мне бы охлаждаться и хандрить,

Что нет ни сообщений, ни звонков,

Ни слова от тебя, [Да кто ты есть?

С чего я возомнила эту явь?]

Что нет того, что хочется прочесть,

Что я [и всё при мне] совсем ничья,

Что быстро растекается по дню

Обугленное лето, как пломбир…

Тебе я никогда не позвоню,

Но ты меня как будто бы люби.

Про папу

Лет дцать назад был город там и тот,

И жизнь текла до времени по маслу.

Родители подали на развод,

Меня подали в бабушкины ясли.

Шипела недовольная она

На папины во мне черты от чёрта –

Раскоса, не по-здешнему бледна,

Как тур, крепкоголова и упёрта.

Сажала на «до школы и домой»,

Сажала я в настенный алебастр

На кнопки Бритни Спирс и Бэкстрит Бойз,

Тайком бежала к папе на балластер.

Кричала ему с первого пути:

«Эй, папа, я внизу, лови воздушный!

А хочешь, почитаю новый стих

Про самую-пресамую предружбу?».

А после елось вкусное чуду

Из мяты и халты на тонком тесте,

Мы слушали на площади пандур,

Прожить мечтали лет на пару двести.

И так вот жили-были – я и он –

На Мира и Калинина, в субботу

Гоняли на футбольный стадион –

Анжи громил противника с налету.

Не дался только Шинник… Был июль

Без бабушки. Ходила мама в черном,

Спасала безголовую семью,

Закрашивала жизненное сторно

То в ЗАГСе, то в салонах красоты.

Шел месяц незапамятного года,

И папа на балластере простыл,

Дурацкая приморская погода.

Лечили аспирином с чесноком,

Три тетки – коренные дагестанки,

Поили трехпроцентным молоком,

Горячие раскладывали банки.

Я бегала на пары в институт,

А вечером носила апельсины,

Но только не сдавалась термортуть,

И да не пребывала с папой сила.

Был август. Без отца и без конца,

Потом еще один, второй и третий.

Я выросла в нелучшего чтеца,

А в лучшего – другие чудо-дети.

Немного сочиняю под хандру,

Подслушиваю в транспорте секреты,

Любимица скамеечных старух –

Была уже и в браке, и в декрете.

Вот только там не то, чтобы ахти…

«Эй, папа, как за пазухой у Бога?

А хочешь, почитаю новый стих

Про будни молодого педагога?

Читающего чаще ерунду

И пишущего в общем ровно то же…

Эй, папа! Улыбнись – и я пойду

К своей, #неточтораньше молодежи…».

***

Весенний ливень… Рядом чая кружка,

Кот, покетбук, резные мармеладки,

Любимая трындящая подружка,

Немного потучневшая к тридцатке.

По Первому то песни, а то танцы –

Все лучше новостей про Украину,

Про наглую лезгинку дагестанцев

На площади, прививки и вакцины.

И в вазе маки, ландыши, ромашки,

Добытые, конечно, нелегально,

Какие-то на столике бумажки,

И то, что в них, – уже большая тайна.

Все рядом, все как будто на ладони,

Без долгого усилия и боя,

Вот только в этом майском унисоне

Я не с тобою…

***

В мае – маяться. В кознях – каяться.

В ожидании – засмирнеть.

Мне не нравится эта пятница,

Поскорее бы ей дотлеть.

Будет цвеченным ветер к вечеру,

Расплескается синева,

Делать нечего в человеческом –

Там не действия, а слова.

Да и те в стыде недосказаны,

Не доверены языкам,

Сердце доброе голос разума

Пустит разве ли по рукам,

На все стороны через шторины,

Только надо ведь к одному.

Мы влюбленные псевдовоины,

Поступившие по уму.

***

В тени сегодня двадцать два,

Но тянет спину,

Не подбираются слова,

Летят в корзину.

Не хорошеет абрикос

Перед подъездом,

Идет все точно под откос,

Жизнь боль, ты бездарь.

Переболел февраль и март,

Не факт, что выжил,

Вошел в учебный авангард

И сразу вышел.

Прокисло в банке молоко –

Не будет каши,

Сулит зараза гороскоп

Тоску и кашель.

Смотрю с шестого этажа

На город в мае,

Весна – по-прежнему ханжа –

На солнце лает.

Не ожидаю ничего,

Простуды кроме,

Считаю годы и ворон

В негромком доме.

Переживаю, что собьюсь,

Сопьюсь от горя,

Ну а пока спасают блюз

И это море…

***

Ты как? Все норм? Апрель случился

В твоей подсеверной дали?

Играешь с кем-то снова в бисер,

Толковый молодой билингв?

Читаешь русские романы,

Мои стихи на крепкий сон,

В англосаксонские туманы

Выносишь вяло серый зонт,

Все чаще думаешь вернуться

В большую топь на пээмжэ,

Ловить ершей, пить чай из блюдца,

Роптать на скудный госбюджет,

Смотреть, как шьется перед школой

Из занавески форма вся,

Учить спряжение глаголов

[иначе дальше жить нельзя],

Ловить сачком на даче солнце

И верить в будущность чудес…

Ты как среди англосаксонцев?

«Homo homini lupus est…»

***

Красься-не красься, пиши-не пиши – одно,

Щепками в небо – и все, как у всех, вроде норм.

Новый купальник, вымыто с мелом окно.

Драмы не будет. Это и тешит, и бесит…

Вынеси в люди нарядный улыбчивый вид,

И ничего, что внутри все свело и скрипит,

Каждый из нас получил по заслугам и квит

В этой поставленной жизнью любительской пьесе.

Было и было. К чему ворошить багажи,

Кто-то вскружил, ну а кто-то позволил вскружить,

Мы в переплавке из разноспрессованных шихт

Не подошли по составу и температуре.

Ты там живи замечательно, в городе N,

Чтобы не так, как у всех, от календ до календ,

Требуют сердце [#цойжив] и глаза перемен,

И если есть сигареты в кармане, закурим.

Поговорим о хорошем. С «ты помнишь…» начни,

Общего в общем-то много – лет, песен и книг.

Ты не меняй от вай-фая пароли и ник,

Знаешь, какая короткая девичья память.

Ты напиши, если что… Обещаю  в ответ

Сразу прислать популярный пастиш из клевет –

Все хорошо. Новый парень. На фото – букет,

Но не сказать, что его подарил кто-то маме.

***

Мой город в белом дублерине,

Привет от пишущей в стекле,

Вчера скучала по мужчине,

Сегодня – по родной земле.

Пережидала снегопады,

Переживала будней чёт,

Писала песни для эстрады,

Но все как будто ни о чём.

Согретый чай пила остывшим,

Читала Тика ползуну

Все тише, тише, тише, тише…

Он засыпал. Я на Луну

Смотрела и ждала привета,

Но не приветился лысак,

Как наша постная планета

С породой лирикописак.

Вчера скучала по мужчине,

Сегодня – тоже [вот напасть],

И в этой белой чертовщине

Нам не совпасть.

***

Над нашим городом из плит,

Столбов фонарных, диких псов

Закат нахохленный пролит,

Как море, серо-бирюзов.

Неуходящая зима

Ленивым мартом обнята,

Луна, пролезшая впотьмах,

[Уже не там, уже на та]

Следит, как я тебе пишу

Большую прозу, но в стихах,

С лица – классический маньчжур,

С руки – загадочный тохар.

Обыкновенные слова,

И много лет, и много вслед,

С тобою мы из большинства

На этой третьей из планет.

Живем по разные углы,

Но вслух и вглас – одно и то ж,

И в нашем городе из плит

Сегодня дождь.

***

Потушен свет, дочитанный роман

Оставлен под диваном до рассвета,

На улице – морозная зима,

А хочется засушливого лета.

В сандалиях с подружкиной ноги

С космической улыбкой до затылка

Сшибать аборигенистых богинь

На #КакОниИхНосятТолько шпильках.

Прислушиваться к каждому листку,

Раскачивая ржавые качели,

Считать высококрылые «ку-ку»,

За ними поспевая еле-еле.

Рассчитывать на новый сарафан

Подружкин, как на ситцевое диво,

И чтобы говорились все слова,

И чтобы обязательно красиво.

Писать обыкновенно хорошо,

Любить обыкновенно без оглядки,

И знать, что будет город заснежён,

Но будет всё по-летнему в порядке…

***

Наручный ход. Четырнадцать ноль пять.

Снаружи – снег. Промозглый понедельник.

Смотрю в окно, читаю все подряд,

Как среднестатистический бездельник.

Артачится забористый мороз,

Шениллом занавешенный в столовой,

Полпачки ленинградских папирос

И ими же придуманное слово

Укроют от зимы и иже с ней,

Согреют и сознание, и душу.

Наручный ход на сто ближайших дней –

Закуривай… Зачитывай… И слушай…

Под белой марлей спрячется трава,

Дворовый пес уляжется на лапы,

И кот, за осень выросший до льва,

Входную дверь измучится царапать.

Заварится горячее внутри

Большого и отопленного дома,

На ужине – нарядная финифть

И фото из семейного альбома,

В четыре бесталанные руки

Играется Вечерняя соната,

Всем просьбам и советам вопреки,

Всегласному, всеслёзному #НеНадо.

Качается за стеклами ольха,

Подвыпивший разглядывая вечер,

А я ищу спасения в стихах,

Но, кажется, спасаю только печень.

***

Голодный вечер тянется на кухню,

Ворчат кастрюли, чайник кипятится,

А фонари – немного и потухнут,

Сбаюкают уставшую столицу,

Распустятся нитратные осадки

На высохших аллеях и навесах,

Забегают по лужам тетьки-дядьки,

Накрывшись от киоска желтой прессой.

Засерится за стеклами дорога,

Ни звука, кроме капа, ни живинки,

Ноябрь погорланит и продрогнет,

Упрячется в промокшие ботинки.

И скажется осенняя назола

На пятнице и даже на субботе,

И ждать обыкновенно в трубке голос

Покажется уже ненужным вроде…

***

Это просто луна, разделенная наполовину,

С небосвода ее не стереть до схождения фаз,

Это чья-то война, и на ней ты по-своему двинут,

Выполняешь, как все, пересказанный кем-то приказ.

Это голос внутри, осуждающий новые толки,

Пересчеты бумаг, переходы из мира в раздор,

Это паковый лед, но сегодня он кажется тонким,

Несоленым – обед, ограниченным – прежний простор.

Это ты, но не ты, а лицо поколения игрек,

Прочитавшее все, что когда-то попало на стол,

Это чокнутый свет, заигравшийся в темные игры,

Переживший свой век, наступивший на тысячи толп.

Это жизнь за стеклом, перистальтика тела снаружи,

И как будто сейчас нет нарывов под светом луны.

Это просто момент, он не лучше других и не хуже,

Но откуда-то снова доносится эхо войны…

***

Гоняй врасплох заставшую пургу,

Четыре сна, а после станет ясно,

Тебя я, может быть, не сберегу,

А может… Не надейся понапрасну.

Читай, как я болею и дышу,

Как ночи за стихами сна не знают,

Как медленно на ушко малышу

Я что-то монотонно напеваю.

Снимаю одинокий лепесток,

От чайного отбившийся бутона,

Готовлюсь как незрелый педагог

К занятиям, и Чехова Антона

Читаю между прочим, пью компот –

Любимый кураговый – за обедом

И верю в замечательный исход,

Вот только даже Богу он неведом…

***

Среди случившейся зимы

Я со вчера понять пытаюсь,

Зачем метет, слегка шатаясь,

Снежок подвыпивший калмык.

Выходят люди по работам,

Наевшись хлеба и яиц,

И, распластавшись с криком ниц,

Клянут беспорую погоду.

С внезапной горки малыши

Скользят до самого забора,

Потерян бот и бок распорот,

Но это шкетов не страшит.

Они смеются. Зол родитель,

Зовет румяного на суп,

И он – растрепан и беззуб –

Идет сопливый на обиде.

А дома – клюквенный кисель,

Тарелка щей и мамин сочник,

Горизонтальный позвоночник

И день с каналом Карусель,

И белый шум – и спит малыш,

А я пишу об этом строчки,

Невыдающиеся точно,

Но ты по-своему решишь…

***

Расхохорится январь

В моем дворе, в твоем дворе,

Заснежит заспанный бульвар

На угасающей заре,

И утром чистое стекло

С венком из радужных гирлянд

Покроет северный циклон,

Забьется в подпол по щелям.

Остынут боты и ковер,

Оставит планы человек –

Он убедителен и тверд,

Не то что этот редкий снег,

Не застилающий земель,

Не накрывающий жилищ.

В моей зиме, в твоей зиме

Один январь, и только лишь…

***

Макая в чай ванильную печеньку,

Читай взахлеб и прозу, и стихи,

Рассчитывай как самовыдвиженка

Попасть в литературные верхи,

Ловить аствацатуровские бреши,

Пелевинские бреши на раз-два,

Чтоб классик, неожиданно воскресший,

Тебя потомком сукиным назвал,

Стать кем-то, проносящимся в вагонах,

Читаемым по моде и без мод,

Местами неприличным, незаконным,

Местами же – совсем наоборот,

Заслуженным без возраста и пола,

Впечатанным в большие словари,

И чтобы не лежать на книжных полках,

А быть всечеловечества внутри…

***

Когда устанет мир от разных дел,

Сотрет луна цветастую несхожесть,

Попробуй терпеливо разглядеть

Лишь то, чего нет ярче и дороже:

Четырнадцать ступенек до двери

В согретую любимыми квартиру,

Имение синонимов и рифм,

Булгачащих гражданскую стихиру.

Под окнами – будлейные кусты,

Цветущие на холоде упрямо,

Себя – который тщился, но простыл,

Звонящую с утра до ночи маму.

Шкодливого трехлетку, со стола

Стянувшего с тарелками клеенку,

Как фокусник – магический талант

Рождается со звяканьем в ребенке.

Термометр, снижающий нагрев,

Пелевин, выдающий новый хаос,

Свой собственный посмертный – то ли нерв,

А то ли незалеченная старость.

Нарезанный до праздника салат,

Сосед, перекричавший мегафоны,

Забрызгавший столешницу гранат

И даже занавеску и плафоны.

Хорошее привычного среди,

Как маленький, с глазами в блюдца мальчик,

Попробуй терпеливо разгляди

Все то, чего дороже нет и ярче.

***

Идет волной слоистый ламинат –

Постиран дом, отправлен на отжим,

На улицах – сезонный маскарад,

Перчаточный и масочный режим.

Наряженный в витрине манекен

Зазывно тянет руку сквозь неё,

На местном мелодичном языке

Колясочник на площади поёт.

Хорошая погода, плюс один,

В соседний двор сбегаются коты,

Там женщина котлетой из сардин

Их кормит с двухэтажной высоты.

Доносится протяжное «кис-кис»,

И сыплется на морды рыбий снег –

Шершавая натруженная кисть

В зашторенном облупленном окне.

И в этом средоточии простом

Мне нравится мой город, мой район,

Мой старый, но такой любимый дом,

В котором я был вскормлен и вспоён,

И с четками старушки без внучат,

Большие знатоки текстильных длин,

И то, что узаконен самиздат,

И то, что несмертелен карантин,

Прошедшие дожди, пришедший снег,

И зуб, не нарывающий уже,

И рядом с человеком – человек,

И их союз священ…

***

Четыре тридцать – время бить подушку,

Ломать перо, готовить сумку к ботам,

Чинить очков расшатанную дужку,

Лениво собираться на работу.

Прокручивать написанное трижды,

Не верить добрословам и одистам,

Нажористый заглатывая фриштык,

Пролистывать истории артистов.

Ждать первого пришествия рассвета,

Накидывать план взятия недели,

Уверенно, душисто, разодето

Спускаться в довечерний ножный эллипс.

Прослушивать, прочитывать, прощаться,

На сбитом гелендвагеном бордюре

Стоять и с ожиданием свыкаться,

Глаза свои от холода прищурив.

И праздновать победу над хвостами,

Одержанную книгами и кофе,

И ждать потом с любимыми цветами

На кафедре прыщавый острый профиль.

Влюбляться в каждодневие и ночье -

В картины, в фотографии, в конфеты,

И видеть нерабочее в рабочем,

Как видели хорошие поэты.

***

Не включай желтых ламп, кармазином окно занавесь,

Посмотри на меня через влезший снаружи фонарь.

Пусть случится хоть что! Пусть случится сегодня и здесь –

Разлучит нас декабрь, разбросает по свету январь.

Пусть натянутый трос истончится, надломится ветвь,

Посмотри на меня через метр неподанных рук,

На немые вопросы молчанием синим ответь,

Занеси над собой на кресте расписную хоругвь.

Передумай любить «потому что», не глядя в глаза,

Посмотри на меня, распознай их раскосость и грусть,

Расскажи мне все то, что давно мне хотел рассказать,

Прочитай мне стихи, что когда-то читал наизусть.

Если эта метель вдруг с разбегу ударит в крыльцо,

Посмотри на меня  – отвоюй у всходящей зимы.

И останься моим – человеком, чудилой, чтецом,

И останемся  «мы»…