banner banner banner
Планета исчезающих слов
Планета исчезающих слов
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Планета исчезающих слов

скачать книгу бесплатно


– Мы идём вместе.

– Нас четверо, мы идём туда.

– Мальчика несут, он болен.

Последнее – пожалуй, высшей сложности предложение из всех, какие нам пришлось услышать. И всеми этими пустейшими банальностями люди обменивались взахлёб. Это была драгоценная возможность хоть как-то поговорить. Может, и услышать что-то новое по дороге к главному празднику. Всех захватило радостное возбуждение. А я вдруг заметил, что совсем перестал замечать запах. А потом вдруг осознал, что понимаю их речь без перевода. Так, будто всегда тут жил. Что-то тут было не так, но с этим я решил разобраться позже.

Мы остановились, дальше было уже не пройти, но мне было всё хорошо видно.

Старик лежал на возвышении на простой лежанке. Вместо матраса под него подстелили несколько слоёв больших мягких листьев. А под спину и голову те же листья были свёрнуты в валики. Он скорее полусидел, откинув на верхний валик очень бледное и сухое лицо. Судя по почтительности, с которой с ним обращались, человеком он был непростым. Светло-серый хитон украшала сиреневая полоса – признак изысканности.

Лёгкое движение старческой руки – и воцарилась абсолютная тишина. Казалось, даже птицы замолкли. В двух шагах от меня продолжал улыбаться «Красная шапка». Я проследил направление его взгляда – в пространство над головой старика.

Взглянул туда, и в этот же миг толпа выдохнула глухим «Ох!» и немедленно снова стихла. Над помостом, где лежал старик, возникло синеватое свечение. Ощущение огромного таинства и какого-то высшего присутствия охватило всех. А потом раздался голос старика, ясный и сильный.

Никогда в жизни я не переживал такого воздействия человеческой речи. Возможно, так звучали для апостолов слова Христа. Поэтому они могли потом воспроизвести их в точности. Эти слова входили в сознание так глубоко и полно, что становились частью тебя, твоим опытом, твоей неугасаемой памятью. Их невозможно было забыть, я это сразу понял. Не надо было ничего записывать. На планете полагалось вести документацию и делать исторические записи, но это было для какого-то второстепенно-канцелярского мира. Или для пришельцев. Местные за настоящую признавали только живую речь.

Рассказ старика длился несколько дней. Он счёл своим долгом передать слышанное от предшественников, а это было как раз то, что мы искали – история! Начал с того, что с горечью констатировал, что никто не знает, откуда они пришли. Все самые древние сказания начинались с того, что память о планете исхода утрачена.

– Сейчас мы считаем планету своим домом, – говорил он. – И мне уже трудно понять, почему все старики, которых мне довелось слышать, уверены в том, что мы здесь пришельцы. Но вы должны сохранить это знание.

Потом заговорил о законе и сразу обрушил ставки тех, кто считал, что закон существовал всегда. По его словам, когда люди осознали его действие, первой реакцией был шок, но постепенно удалось приспособиться. Было замечено, что с самыми простыми понятиями почти нет проблем. С теми, которые обозначали предметы видимые. Потеря знания восполнялась сразу. Попросишь кого-то: «Передай яблоко», – и сразу видишь и предмет, и действие. Тем более, что знание, хоть однажды бывшее, восполнялось особенно быстро. И детей можно было легко учить словам. Точно так же, как мы это делаем на земле. Правда, родители предпочитали подстраховываться и обучать детей парами. Говорил всегда один, а другой показывал.

А потом детей надо было хорошенько испугать потерей слова. Этот страх поселялся в душах, чтобы не уйти никогда.

Мы наблюдали сцену – работающих отца и сына. Отец, стоя на деревянной лестнице, что-то приколачивал к перекладине над дверью. Сказал: «Молоток». Сын тотчас же подал ему. Скомандовал: «Гвозди». А сын замешкался, пытаясь открыть коробку. Отец испуганно обернулся, в глазах растерянность, почти паника. Когда сын поспешно протянул гвозди, приговаривая для верности: «Вооот, гвозди», – отец заворчал нечленораздельно, но успокоено. В сущности, эти люди жили в состоянии постоянного стресса, уже не замечая этого.

Было назначено суровое наказание за речевой подлог и обман. Если кто-то видел, что на просьбу об одном тебе передавали другое, обманщика отправляли на сбор ядовитых растений, из которых делали лекарства, яды и некоторые красители. Срок не назначали, там умирали быстро. И это нельзя назвать неоправданной жестокостью. Люди осознали, что можно вообще потерять язык, а значит и всякую возможность коммуникации. Не знаю, известно ли им что-нибудь о Вавилонской башне, но они подстраховались, простые понятия более-менее удалось защитить.

А вот с понятиями сложными, прожитыми, выстраданными люди настолько не хотели и боялись расставаться, что постепенно они стали стираться из памяти. Старик постарался вспомнить все оттенки чувств, каким он знал названия: трагичные и смешные. Толпа реагировала очень живо. Да и у меня то наворачивались слёзы, то возникал неудержимый смех. Но в целом он с грустью констатировал, что теперь словесное общение стало мелким, бытовым. Почти всё, что за гранью наглядной повседневности, перешло в область неопределённых жестов и невнятных звуков. Даже сами чувства, не огранённые словесной формой, с трудом осознавались, плохо дифференцировались и пугали своей непостижимостью. Все согласно кивали головами.

– Но древние книги!.. – вдруг воскликнул старик.

Люди растерянно переглянулись.

– Да, книги. Не удивляйтесь. Раньше были люди, умеющие их воспринимать. Я не застал их, но мне рассказали, что книги говорят о том, что в прежние времена были даже певцы и поэты. И даже устраивались поэтические и певческие состязания соперников, влюблённых в прекрасную даму. Слово любви, облечённое в поэтическую форму, становилось настоящей стрелой Амура.

Глава 5. Состязание поэтов

Старик приподнялся на своём ложе, и мне показалось, что он помолодел. Глаза его сияли, на скулах появился горячечный румянец. Заботливые сиделки прикладывали к его лбу и лицу кусочки ткани, смоченные в какой-то жидкости, но он оттолкнул их рукой. Даже голос его изменился, стал торжественным и вдохновенным.

– Время замирало до окончания состязания, и результат проявлялся после всех выступлений. Для влюблённых это было серьёзным риском, но в эпоху Героев, как она называлась, честь и любовь ценились выше жизни.

Он начал рассказ о состязании, и случилось что-то странное. Все погрузились в транс. Не смотрели на старика, не ловили каждое слово, а будто отключились. Кто-то покачивался, кто-то медленно вращался, кто-то сел на землю и обхватил колени руками. А потом в транс провалился и я. Ничего подобного я никогда не испытывал. Уже потом, анализируя, я понял, что силой слов говорящего погрузился в ту реальность, которую он нам описывал. Позже осознал, что в передаваемой через века картине что-то забывалось, что-то домысливалось, так что то, что мы видели, было уже творчеством старика, но творчеством не слушателя, а свидетеля.

Степень реальности переживаемого была феноменальной. Это я могу сказать даже геймерам, привыкшим путешествовать по виртуальным мирам. Воспроизводимый мир и все люди в нём были настоящими, хоть и отделёнными от нас почти веком. И мы стояли под тем же небом, вдыхали тот же воздух и слышали такое же пение птиц.

Состязание поэтов проходило на высоком и пологом холме. Его можно увидеть с того места, где мы собрались в реальности. Место идеально подходило для того, чтобы множество людей могло расположиться вокруг главной сцены. Были устроены специальные места для знати, которая тогда только появилась.

Собственно, сцены в привычном нам смысле не было. Был высокий, пышно украшенный цветами трон для невесты, на который надо было подниматься по специальному длинному помосту. А напротив простые плоские площадки для соискателей её руки, приподнятые на высоту человеческого роста. Их было три, к каждой приставлена ступенька.

Характер украшения трона мог многое сказать о невесте. Она сама должна была выбрать цветовую гамму и расположить цветы по своему вкусу. Это всегда учитывали зрители, делавшие ставки. Считалось, что сердце простушки никогда не отзовётся на сложную, со множеством скрытых значений поэзию. Даже если это будет гениально. Хотя ничего нельзя было знать заранее.

Зазвучала музыка. Не сразу фанфары или что-то в этом роде, а очень тихая, заставившая всех прислушаться и перейти на шёпот. По дорожке, украшенной по краям светящимися растениями с длинными листьями, из лесных зарослей вышла девушка. Я отметил про себя, что растения ядовиты и расположены опасно. Похоже, о том же подумали все присутствующие. А девушка улыбнулась и легко и быстро дошла до помоста, ловко уклоняясь от непредсказуемых колебаний этой в буквальном смысле убийственной красоты.

– Рисковая, – кто-то прошептал в толпе.

Я стал изучать её одежду и украшение трона. Пришёл к выводу, что делающим ставки, любящим простые и ясные подсказки, сегодня придётся непросто. И в одежде, и в выбранной гамме было сочетание сдержанных, сложных цветов с очень яркими и смелыми вставками и украшениями. Она безусловно была с характером творческим, сочетающим и способность тонко чувствовать, и лихой и смелый задор, который она не считала нужным как-то причёсывать. Я ещё не разглядел её лица, но от подачи пришёл в полный восторг.

Музыка заиграла что-то очень позитивное и солнечное, народ заулыбался. Под эту мелодию легкой походкой она шла по парапету. Мне ужасно хотелось увидеть её лицо, но я слишком далеко стоял, а толпа была плотной. Видимо, положение в реальности переносилось в пространство повествования – вокруг меня действительно было слишком много людей. «А нельзя ли использовать разницу гравитации?» – мелькнула шальная мысль. В следующую секунду я уже продвигался в сторону леса. Едва меня скрыли заросли, выложил свой свинцовый груз, постаравшись запомнить место, оттолкнулся и в два прыжка оказался на нужном расстоянии.

К парапету я приблизился как раз тогда, когда она повернула голову и улыбнулась людям. Я успел подумать:

– Ух ты! А она похожа на японку.

И тут ведущий провозгласил её имя:

– Сой Йо.

– Уж не с земли ли они все? Этого не может быть.

Сой изящным движением села на свой цветочный трон. Музыка сразу изменилась, в ней появились задумчивость и лиричность. Музыкальное оформление скорее всего тоже её!

Настала томительная пауза перед появлением первого жениха.

– Интересно, что будет, если она откажет всем, если никто не тронет её сердца?

Я, кажется, начинал ревновать.

В её лице меня удивило состояние. Она совсем не выглядела хозяйкой ситуации и повелительницей сердец. А когда появился первый жених, откровенно испугалась. Она не может всем отказать! – понял я. Она обязательно должна кого-то выбрать и здорово рискует своей судьбой. Отсюда и такая подача. Чтобы вызвать смятение у недостойных и слабых. У тех, кто не её уровня. Но всегда существует одна опасность – люди, глухие и слепые настолько, что просто не видят ни её, ни уровня. И почему-то очень уверенные в себе.

Первым женихом оказался грубоватый парень в серой робе, украсивший себя ярким аляповатым цветком. Он широко кланялся публике, а Сой по-свойски махал рукой. Она напряжённо улыбалась. Зрители хихикали. Ведущий провозгласил его имя:

– Корнуэль Шесби.

Я почему-то подумал, что по-настоящему его зовут просто Кон, а претенциозно-манерное Корнуэль он придумал час назад. Сой буквально вжалась в свой трон, хоть и старалась улыбаться и сохранять королевскую посадку головы.

Но вот толпа зашумела, и показался второй жених. Пружинистой, я бы даже сказал спортивной походкой он подошёл к своей площадке, оттолкнулся от ступеньки, легко запрыгнул на возвышение и озарил Сой такой улыбкой, от которой любая из известных мне женщин умерла бы на месте от счастья. Сой слегка улыбнулась в ответ и уселась поудобнее. Её страх исчез, она включилась в игру.

– Рон Кидли, – объявил ведущий.

Толпа восторженно загудела. Я посмотрел на господина Корнуэля Шесби. Опущенные плечи, потухший взгляд. Он физически уменьшился в размере. Видно, только сейчас понял во что ввязался. Я злорадствовал!

– Ты, тупой деревенский детина, понял какая перед тобой девушка, только когда на неё засмотрелся этот самодовольный петух? Да он волоска её не стоит!

Я ненавидел их всех.

Третий появился как-то тихо. Незаметно прошёл через толпу. Но на помост взлетел так же легко, как и красавец Рон. Был он немного ниже ростом и не такой плечистый. Но ладно сложен и весь какой-то лёгкий, с лицом, на котором мгновенно отражалось каждое движение чувства и мысли. Я засмотрелся на это удивительное явление, подобное отсутствию телесности. Даже упустил из виду изменение состояния Сой. Она смотрела с интересом, но без откровенного восторга. Можно понять – красавчик Рон был действительно очень хорош. А это при прочих равных имело значение.

– Лариус Марциус! – воскликнул ведущий, и кое-где в толпе тоже послышались приветственные крики.

У него были свои горячие поклонники.

Началась церемония вручения подарков невесте. Порядок сохранялся: первым Корнуэль, потом Рон, последним Лариус.

К парапету подвели большую белую корову. К моему удивлению, никто не засмеялся, а Сой выглядела искренне благодарной. Она встала и произнесла:

– Это прекрасный подарок, Корнуэль. Она очень красивая.

– Она тоже выбирает слова, – подумал я. Но второй мыслью было то, что она сегодня много получит. Чем-то можно и рискнуть.

Корнуэль краснел и смущался. Был тронут, но уже знал, что рассчитывать ему не на что. А мне стало понятней, что произошло. Деревенский парень видел в Сой миловидную девушку из бедной семьи, такую же, как и он, ничего больше. Считал, что, если он умеет немного рифмовать, этого будет достаточно, чтобы завоевать её сердце и обеспечить себе семейный уют до конца дней. Слепец не виноват в том, что слеп.

Пришла очередь Рона. Подарок был ожидаемо пышным, богатым и эффектным. Много лент, много цветов и даже фейерверк. Всё было старательно срежиссировано – цветы вылетали из рога изобилия, и под конец Сой на своём изысканном троне оказалась осыпанной пёстрыми лентами и яркими цветочными гирляндами. Это было ужасно, но главным было ожерелье. Действительно красивое и светившееся волшебным голубоватым светом. В толпе зашушукались. Ведущий жестом потребовал показать ему вещь. А потом объявил:

– Это украшение сделано с использованием светящегося растения. Цветы заключены в прозрачные капсулы и не будут касаться кожи.

Волна возмущения поднялась в толпе и стихла.

Ко мне вдруг протиснулся Пат и загудел на ухо:

– Обрати внимание. Ведущий произносит длинные предложения. Ведущим всегда выбирают самого опытного и искусного знатока закона. Он говорит много, но придерживается обычных правил – всё, что он называет, он видит.

Но мне было не до ведущего. Я пытался вместить услышанное. Этот красавчик Рон сделал Сой эффектный, но смертельно опасный подарок.

– Я принимаю дар, – произнесла она.

Протянула руку, взяла ожерелье и надела на шею. Оно озарило её прекрасное лицо, но я заметил страх и смятение, мелькнувшее в её глазах. Этот человек не любил её, хотя бросал ей вызов, а она была азартна.

Пришла очередь Лариуса. Он снял с шеи небольшой кинжал в резных ножнах и точным движением бросил его Сой. Она поймала.

– Прошу тебя, моя королева. Если я проиграю, убей меня. Мне будет приятно знать, что твоя рука сделала это.

Толпа вдруг зашумела, но не по поводу его слов, а потому что в воздухе появилось свечение.

– Он говорил свободно, не оглядываясь на закон, – восхищённо шептал мне в ухо Патер. – И закон покрыл его. Свечение появилось раньше начала состязания.

Сой и Лариус молча смотрели друг на друга. Ленты Рона, повисшие на убранстве трона, стали выглядеть особенно нелепо.

– Обещай мне, – попросил Лариус.

– Обещаю, – прошептала она.

Только в этот момент я осознал насколько высоки ставки в этой игре. Протрубили начало состязания. Теперь невесте полагалось молчать до конца всех выступлений. Луч света высветил Корнуэла. Он был неглупым парнем и понимал, что заранее проиграл. Теперь надо было сохранить лицо и выйти из борьбы с наименьшими потерями. Читать приготовленный стих было опасно. Времени на подготовку не было. Его экспромт был не лишён выразительности и звучал так:

Вознесённая на трон красота
– Это то, что видят стоящие здесь люди.
Но никто не может видеть, о Сой Йо,
Какой трон я воздвиг в груди своей.

В этот момент он прижимал к груди руки, чтобы всем было понятно, что он имеет в виду, а заодно чтобы и слово осталось при нём. Он старательно избегал таких понятий как душа, сердце и любовь.

Ты кажешься такой близкой.
Я могу дотронуться до тебя рукой.
Но ты мучительно далека.
Я вижу, как ветер колышет край твоего платья,
Но ты остаёшься загадкой и чудом.

Так можно было продолжать бесконечно, Сой уже начинала скучать, но он не стал испытывать её терпение и быстро закончил.

Приди ко мне, о Сой Йо,
Стань моей королевой.

И вдруг выдохнул со всей болью и искренностью:

Я так долго о тебе мечтал!

Это было самое короткое выступление за всю историю поэтических состязаний. Сой улыбнулась и в утешение бросила ему цветочную гирлянду Рона. Гирлянда упала ему на голову и плечи и сделала совсем смешным и нелепым. Народ пытался сдерживаться, но то тут, то там вспыхивали смешки над незадачливым женихом. Впрочем, скоро внимание переключилось на Рона. Начиналось настоящее состязание.

Невероятно красивый, в эффектной театральной позе, в белой рубахе, сияющей в луче прожектора, он выдержал паузу и начал:

Я знал, что есть любовь.
Я слышал от начала
Дыхания и слов, что лепетала мать,
Что существует мир, где сердце у причала
Бросает якорь, чтобы навеки стать

Частицей той земли, единственно-возможной,
Единственно-своей, единственно-родной.
По тоненьким мосткам, ступая осторожно,
Чтобы счастье не спугнуть и страхи превозмочь.

Сой замерла и приподнялась на своём троне. Народ слушал, затаив дыхание. Сердца раскрылись. Тут и там загорались маленькие принесённые с собой свечки. Рон сделал паузу и оглядел толпу. У меня было такое ощущение, что он собрал все эти доверчивые огоньки, расправил крылья и бросил в бешеный поток, наращивая ритм и не жалея глотки:

Я знал, что есть любовь! Но я не видел цели.
Слепые маяки светили в пустоту,
Я в шторм себя бросал, как в царские постели,
Я парус разрывал, как флейта немоту.

Сой едва заметно напряглась и медленно опустилась на сиденье трона. Но Рон её уже не видел. Он упивался собой и его несло в совсем опасную откровенность.

Я знал, что есть любовь. Но не познал и тени
Блаженства гибели в негаснущем огне.
В конвульсиях несбывшихся рождений,
В явленье ангела на огненном коне.

Он казался безумным. Воздух дрожал. Внезапно налетевший ветер погасил все свечки. А Рон поднял лицо к Сой: