скачать книгу бесплатно
Сэцуко подняла изящную бровь:
– Думаю, вам нужна чашка чая. Пойдемте!
Она повернулась и направилась в магазин.
Сэцуко поспешила в открытую дверь, даже не останавливаясь и не проверяя, следует ли Фиона за ней. Девушка зашла, осмотрелась и поразилась причудливому интерьеру. Как будто попала в прошлое! В этом маленьком, но идеально оформленном магазине царила атмосфера безмолвия. Больше всего Фиону поразило то, что все было сделано из натуральных материалов: от обшитых деревянными панелями стен и бамбуковых табуретов до обитых материей мягких скамеек из темного дерева и льняных занавесок рядом с (уже ей знакомыми) ширмами сёдзи. Через большое эркерное окно мягко лился свет, делая видимыми пылинки, что кружились в воздухе, будто крошечные феи. Одна стена магазина от пола до потолка была заставлена стеллажами: на полках стояли большие черные лакированные банки с чаем, на каждой из которых – изящные золотые надписи на японском, обещающие секреты и волшебство. На небольшом прилавке напротив лежали маленькие открытые мешочки, полные разных чаев, свернутых, как крошечные гусенички, кусочки коры и сушеные травы – от них исходили ароматы жасмина, дыма и трав. Это место напоминало пещеру волшебника, где колдовские смеси подавали в изящных чайниках, покрытых бледно-голубой, зеленой и бронзовой глазурью, разливая их по фарфоровым чашкам, которые так приятно держать в руках.
Сэцуко находилась в соседней комнате – крошечной, можно сказать, примитивной кухне с плитой размером со сковороду, полной раскаленных углей, на которой стоял большой медный чайник. Фиона никогда не видела ничего подобного и не могла себе представить, как Сэцуко умудряется работать в таком маленьком помещении, хотя оно было прекрасно организовано – все аккуратно разложено на бамбуковых полках. Из современных предметов были лишь электрическая рисоварка да калькулятор, что лежал около бамбуковой чаши и деревянной посуды.
Сэцуко поставила на красный лакированный поднос матово-черный чайник с изогнутой бамбуковой ручкой и две чашки, покрытые по краям бирюзовой глазурью, которая к низу переходила в темно-синюю. Налив из большого медного чайника кипяток в заварочный чайник, она жестом пригласила Фиону следовать за ней к одному из столиков. Оттуда открывался вид на другую сторону здания, в тайный сад, скрытый пологом зеленого кустарника.
Как только она села за столик, то вся тяжесть свалилась с плеч, ослабла вся та давнейшая боль, которую ее матери всегда удавалось разбудить. Находиться здесь было все равно что скрываться в убежище, отгороженном от остального мира и связанных с ним забот.
– Как красиво! Тут так… – она не могла подобрать слова. Романтично, неземно, так традиционно. Сэцуко разлила чай по чашкам и протянула одну Фионе.
– Это место, где можно размышлять или просто побыть. Или поговорить и поделиться тем, что на душе…
Фиона изучала бледно-зеленую жидкость, пар доносил аромат травы и сосны. Поделиться… Она редко это делала.
– Это моя чайная смесь, – сказала Сэцуко, обхватив чашку ладонями и кланяясь Фионе. – Здесь содержатся сорта зеленого чая канаямидори и саяма каори.
– Мне нравится… как вы их называете? – Она указала на чашки без ручек.
– Чаван. Или чашка матча.
Сэцуко обратила взор в свою чашку, олицетворяя смирение и уважение, и между ними воцарилось молчание. Тишина в комнате создавала завораживающее ощущение спокойствия. На лице Фионы появилась улыбка:
– Теперь мне захотелось вам кое-что рассказать…
– Вы не обязаны мне ничего рассказывать! Я просто хотела, чтобы вы ощутили покой.
Фиона изучала свою скромную хозяйку.
– И вам это удалось… Благодарю!
– Я знаю, каково это – чувствовать себя… не в своей тарелке.
– Вы знаете? – Фиона удивилась. Сэцуко, казалось, была воплощением безмятежности.
Грациозно наклонив голову, она улыбнулась от того, что Фиона ей не поверила.
– Когда мы вернулись в Японию, я была подростком. Американским подростком. Ненавидела родителей за то, что они увезли меня от всего мне знакомого. Япония казалась чужой и другой, хотя в чем-то знакомой. Это выбило меня из колеи, но вместо того, чтобы учиться, я сопротивлялась… Сопротивлялась всему. Думаешь, Маю непокорная… – Она засмеялась. – С ней-то легко… Чтобы угомонилась я, потребовалось много времени. Чтобы я поняла, что это мой дом. Поняла, что традиции приносят умиротворение и гармонию. Я очень усложнила жизнь своей матери.
Фиона подняла брови. Сэцуко казалась такой спокойной и нежной, что в это было трудно поверить.
– Моя мать – замечательная женщина. И очень мудрая. Она не пыталась меня перебороть. То есть делала это не таким очевидным образом. Просто сама вернулась к традициям и познакомила меня с ними. Она никогда не заставляла меня что-либо делать и не настаивала на том, чтобы я следовала старым обычаям, и постепенно я сама убедилась, что в них – красота и покой. Маю жалуется, что мы заставляем ее ходить любоваться сакурой, на цветение вишни, каждый год… но мы никогда не настаиваем. Выбор всегда за ней. И она всегда выбирает пойти. Она притворяется, что семья для нее не так уж важна, но она любит свою собо.
Фиона сделала глоток ароматного чая.
– Подростковый возраст – трудный период для ребенка в любой стране.
– Согласна… Мы себя совсем еще не знаем, хотя думаем, что знаем…
– Хорошо сказано…
Фиону эта мысль поразила. Она придавала слишком большое значение юношеской ошибке, над которой следовало бы просто посмеяться.
Они выпили остаток чая в тишине. Пару раз Фиона подумывала о том, чтобы рассказать Сэцуко о случившемся, но собеседница не подталкивала ее к разговору: на ее лице не было голодного, ожидающего выражения; казалось, она погрузилась в свои мысли, и они унесли ее куда-то далеко-далеко. Поэтому Фиона просто сидела в этой уютной комнате, прислонившись к стене, и потягивала чай, позволяя захлестнуть себя воспоминаниям.
Ей было восемнадцать. Их с Эви Бланделл (не самая ее лучшая подруга, просто они вместе увлекались фотографией) учитель рисования удостоил чести провести половину семестра в художественном лагере в Лондоне, в том самом октябре перед выпускными экзаменами. Фиона поднесла чашку к лицу, вдыхая аромат чая, вспоминая то юношеское волнение, когда они вдвоем садились на поезд. Осенний день был окрашен в красновато-коричневые тона, солнечные лучи пробивались сквозь листву деревьев, предвещая утро, полное обещаний и надежд.
Первый день превзошел все ожидания: они оказались в студенческой среде, где к ним относились как к молодым взрослым, преподавателей можно было называть по имени, а не держать формальную дистанцию, как в школе. Фиона про себя улыбнулась. К концу первой недели они с Эви вообразили себя вполне взрослыми, чувствовали себя настоящей элитой: регулярно ездили в Лондон и общались с учениками чуть постарше. Хотя все в классе были одинаково поражены после того, как объявили, что на следующей неделе их преподавателем будет Габриэль Бернетт. Сам Габриэль Бернетт! Даже крутые ребята были впечатлены.
Даже сейчас Фиона помнила, как впервые его увидела. У Габриэля Бернетта были самые голубые глаза на свете. В первое утро он немного опоздал и извинился так очаровательно и непринужденно, что взволнованный класс сразу же успокоился. Должно быть, он привык находиться в кругу моделей и знаменитостей, но и с учащимися он общался на равных.
– Он просто великолепен, да? – Фиона вздохнула, глядя на него со второго ряда сзади.
– Еще как… но он совершенно для нас недосягаем… – со вздохом согласилась Эви. Она рассматривала его, подперев рукой подбородок.
– Эти глаза, – прошептала Фиона, и, как только она это произнесла, он резко поднял взгляд и стал пристально смотреть прямо на нее, как будто ее услышал. Внутри у нее все дрожало, пока они смотрели друг другу в глаза… целую вечность – ну, по крайней мере, ей показалось, что целую вечность.
– Линзы это. Скорее всего, – сказала Эви и разрушила все волшебство момента. – Но он такой накачанный. Только посмотри на эту задницу!
Но Фиона была слишком занята разглядыванием его высоких скул и довольно длинных волос, убранных с лица и стянутых кожаным ремешком – это казалось отчаянно гламурным и поразительно богемным одновременно. Сердце в ее груди трепетало, как бабочка, порхающая с цветка на цветок.
И он был таким милым. Таким дружелюбным. Болтал со всеми подряд. Она думала, что он будет высокомерным и самодовольным, но нет. Он был прекрасен…
Кульминация недели наступила в среду, когда он обратил особое внимание на одну из ее фотографий, при этом склонился над ней так близко, что она даже увидела крошечные точечки щетины на его коже и почувствовала запах его лосьона после бритья – древесный, утонченный аромат, от которого у нее перехватило дыхание.
– Великолепная композиция, Фиона! – Ее сердце бешено заколотилось в груди. Он. Знал. Ее. Имя. – Мне нравится, что ты здесь сделала четкий фон, – он положил руку ей на плечо и наклонился еще ближе, чтобы указать на что-то на снимке. – И этот небольшой участок света… Превосходная работа!
Она сглотнула и повернула голову, встретившись с ним взглядом, и увидела в его глазах внезапную вспышку. Ее прошиб горячий пот. Он тоже это чувствовал. Он улыбнулся ей:
– Очень хорошая работа, Фиона!
А затем, как ни в чем не бывало, он выпрямился и подошел к следующему ученику. Но ей это не почудилось. Она нравилась Габриэлю Бернетту.
– Я поняла это по тому, как он на меня смотрит, – рассказывала она Эви по дороге домой в тот вечер.
– Да он на всех так смотрит, – сказала Эви, которая явно завидовала, потому что ее работу Гейб не похвалил. – Если честно, это как-то пошловато даже.
Но Фиона не согласилась; когда он заговорил с ней, она правда почувствовала, что между ними что-то есть.
Фиона вздрогнула от ярких воспоминаний, и Сэцуко обратила к ней свои очаровательные, как у лани, глаза.
– Я его поцеловала, – внезапно выпалила Фиона.
Одна бровь у Сэцуко изящно изогнулась в безмолвном вопросе.
– Гейба Бернетта. Когда мне было восемнадцать. Он был моим учителем. – Она издала не то всхлип, не то хихиканье. – Как в песне у «Аббы», «Я поцеловала учителя».
Обе брови Сэцуко удивленно приподнялись.
– Знаю… – Фиона глубоко вздохнула, ужаснувшись тому, что она вот так сама все разболтала. – Не знаю, почему я вам все это рассказываю…
– Возможно, потому что вам это нужно.
– Я его поцеловала. Он стоял передо мной, в коридоре. Был конец недели, и я знала, что, возможно, никогда больше его не увижу. Просто я была от него без ума. И по глупости убедила себя, что он чувствовал то же самое. Поэтому я встала на цыпочки. И поцеловала его. Прямо в губы.
Она сделала паузу, внимательно наблюдая за реакцией Сэцуко. Теперь Сэцуко стала улыбаться.
– Вы поцеловали Гейба-сана… – На ее губах появилась застенчивая улыбка, а на щеках – ямочки.
Фиона кивнула.
Сэцуко хихикнула, издав недостойный леди шмыгающий звук – совершенно не похоже на ее обычные изящные манеры.
– Поцеловали Гейба. – Она прикрыла рот ладонями, в ее глазах плясали веселые огоньки.
Фиона, вспомнив этот момент, внезапно осознала всю нелепость своего поступка. Тот быстрый, поспешный бросок к его губам. Она улыбнулась в ответ Сэцуко, и та перестала хихикать.
– Да, знаю… Это все дурацкие подростковые гормоны!..
И когда она расслабилась и, вырвавшись из оков стыда, которые преследовали ее столько лет, посмотрела на произошедшее просто как на забавный случай, в памяти внезапно всплыло еще кое-что: его руки, теплые и уверенные, опустились на ее бедра. Сердце замерло. С невероятным потрясением она вдруг четко вспомнила, как его губы тоже двигались… Он. Поцеловал. Ее. В ответ.
Она села прямо, и ей пришлось положить руку на грудь, чтобы как-то унять нелепое, бешено колотившееся сердце. Гейб поцеловал ее в ответ… а она совершенно об этом забыла. Это воспоминание было похоронено подо всем, что последовало дальше. Не то чтобы сейчас это имело значение, но это отчасти компенсировало все то смущение. Позор… который за всем этим последовал.
– А что случилось потом? – спросила Сэцуко, распахнув миндалевидные глаза. Теперь она даже не пыталась вести себя сдержанно.
– Не знаю, кто из нас больше был в шоке: он или я. А потом, – она стала серьезной, – из-за угла появилась моя подруга Эви… моя так называемая подруга. Гейб уже отталкивал меня. Он, должно быть, был в ужасе от того, что на него набросилась такая, как я… То есть он же встречается только с утонченными моделями, знаменитыми актрисами… такими, как Юми. Но Эви увидела достаточно. Потом я рассказала ей, что сделала. Хотя это было и так очевидно…
Фиона поморщилась, боль была такой же острой, как и всегда. Сэцуко вздрогнула.
– Случилось что-то плохое…
– Эви рассказала всем в школе о том, что я сделала и что Гейб меня отверг… Это было ужасно… Все надо мной смеялись… Пара учителей отнеслись к этому крайне неодобрительно. И в течение нескольких недель я старалась никому не показываться на глаза, надеясь, что все пройдет, но потом, в конце семестра, на ежегодном шоу талантов, Эви с парой других девушек исполнила ту самую песню «Аббы». На этот раз все в школе узнали.
– Ужасно… – Сэцуко положила прохладную ладонь на ее руку.
– Мои надежды на то, что все уляжется, не сбылись, девочки сделали только хуже. Я не могла ходить в школу. Меня тошнило каждый день. В конце концов я рассказала обо всем, что произошло, маме, и… она прямо помогла на славу!
Вот только на самом деле наоборот. Мама превратила все в мелодраму. Подняла шум и сказала, что ее дочь не вернется в эту школу. Она останется дома. И это было худшее, что Фиона могла сделать. Самоизолировалась.
– Я не вернулась к учебе. Не стала сдавать экзамены. Не пыталась поступить в университет. Начала проводить много времени в интернете и вести блог. И… что ж, тоже неплохо, – она пожала плечами; на развитие блога ушло много времени. – А потом, пару лет назад, мои посты начали набирать лайки, и я начала куда-то ходить и знакомиться с людьми в реальной жизни, а не только онлайн. У меня появилось несколько друзей, которые меня вдохновляют и подталкивают что-то делать. Кстати, моя подруга Аврил как раз предложила мне принять участие в конкурсе. И вот я и приехала сюда…
Губы Сэцуко сложились в красивую маленькую букву «о».
– И вы понятия не имели, что встретите Гейба-сана.
– Нет, – сказала Фиона. – Хотя он меня не узнал.
– А вы ему расскажете?
– Боже, нет! Это было бы так неловко.
– Возможно, он был бы польщен.
– Посмотрите на меня. Он общается с такими людьми, как Юми.
– Но внутри она не очень красива, – сказала Сэцуко с неожиданной суровостью. – А у тебя есть то, что мы называем сибуй.
– А что это? – Фиона наклонилась, желая узнать больше о японской культуре.
– Сибуй – это простота, скромность, естественность, повседневность… Вы – это вы. Не пытаетесь быть кем-то другим, кем не являетесь. Возможно, с одной стороны, вас нельзя назвать яркой, но с другой… – она улыбнулась. – Сегодня, когда вы разговаривали, я заметила огонек в ваших глазах, особенно когда вы говорили о Гейбе. Ваша внешность ненавязчива, но волосы обладают утонченной красотой. И вы очень хорошо воспитаны. Это и есть сибуй.
Фиона улыбнулась.
– Что ж, я рада. Моей маме было бы приятно услышать, что я хорошо воспитана.
– Вот почему вы сразу понравились моей матери. Вы вежливы. Вы слушаете и проявляете уважение. Выражаете заинтересованность.
– А как же иначе? Ваша страна зачаровывает. А это… – она махнула рукой, указывая на чайную, – это такой контраст с Токио, который я видела вчера.
Сэцуко улыбнулась.
– И есть на что еще посмотреть…
Фиона почувствовала, как ее сердце внезапно расцвело, словно цветок, распускающийся из бутона.
– Есть. – Она расплылась в улыбке, глядя на свою собеседницу, понимая, что хочет знать больше: больше о городе, культуре, искусстве… Боже, так много всего!
– Спасибо, Сэцуко! Этим утром вы открыли мне глаза…
Глава 5
Оставив Сэцуко в чайном магазине, Фиона вернулась в дом, где рядом с ней засуетилась Харука, которая изысканно сервировала завтрак: крошечные квадратные тарелочки со свежими и маринованными овощами, а также маленькие мисочки с дымящимся мисо-супом и приготовленным на пару рисом.
Мгновение Фиона рассматривала, как идеально все было расставлено на столе, с вниманием к деталям, поражаясь труду, затраченному на приготовление завтрака. Это вам не «быстро перехватить миску хлопьев утром, стоя у раковины». Глядя на все эти маленькие чашечки и блюдца на красно-черном с золотом лакированном подносе, она почувствовала себя практически в ресторане – Харука явно приложила огромные усилия.
– Спасибо! – сказала она хозяйке, закусив губу, раздумывая, с чего бы начать. Харука, как неизменно щедрая и добрая хозяйка, тут же шагнула вперед и, похлопав свою гостью по плечу, села напротив.
– Это мисо-суп. Очень хорошо с него начинать день. От него приятно внутри. Согревает тело. Вот это – маринованный имбирь, а вот – салат.
– Так вкусно пахнет, – нерешительно сказала Фиона.
Суп на завтрак? Это что-то новенькое… Но всем известно, что среди японцев очень много долгожителей, и все женщины, которых видела Фиона, были исключительно подтянутыми. Здешний рацион славился сбалансированностью питательных веществ… Кто она такая, чтобы спорить? Подражая хозяйке, она взяла миску и осторожно отхлебнула горячий суп. Тем временем Харука наблюдала за ней, подобно матери, предвкушающей увидеть первые шаги своего ребенка.
– Ммм… – сказала Фиона, удивленная чистым, ярким вкусом. – Просто восхитительно!
