Голодная луна

Он уставился в темноту пещеры с излишним, по мнению Ника, пылом.

– Позвольте мне сформулировать свою мысль по-другому, – Манн снова поднял свои голубые глаза на присутствующих. – Кто из вас может сказать, что совсем не верует? Вы в самом деле готовы умереть в одиночестве, отказавшись от Господа? Христос умер на кресте ради вас, Он совершил этот акт веры, чтобы показать вам, как сильно Господь любит вас и хочет, чтобы вы пустили Его в свое сердце. А если вы откажетесь сделать это, то вы осуждаете Его на смерть в одиночестве вместе с вами, осуждаете Христа на смерть во мраке, и он вопиет: «Почему ты покинул Меня?» Вы можете считать себя христианином, вести хорошую безгрешную жизнь, но услышьте меня: нельзя взять от Христа то, что вам нужно, а остальное оставить нетронутым. Нельзя сказать: «Спасибо, Иисус, я получил от тебя все, что хотел, отдай остальное тому, кто больше в этом нуждается». Невозможно постичь умом свой путь к Богу. Если вы не пускаете Господа в свою жизнь, если не принимаете его полностью, как дитя, вы отворачиваетесь от Него, подобно Иуде.

Он вошел в раж, подумал Ник. Интересно, испытывает ли кто-нибудь из толпы отвращение к себе или чувство вины?

– Но Господь хочет, чтобы вы кое-что знали, – продолжал Манн. – Он хочет, чтобы вы понимали, что Он видит ваши сомнения, Он видит, когда вы боитесь покаяться в своих грехах, Он видит, когда вы не уверены в своей вере, и Он хочет, чтобы вы знали: хватит сомневаться. Один акт веры вернет Господа в вашу жизнь. Вспомните, разбойник на кресте лишь повернулся к Христу, и все его прегрешения были прощены, в этот же день он оказался с Иисусом в раю.

Его голос становился все громче и эхом отражался от стен пещеры.

– Разве вы не чувствуете, что Господь смотрит сейчас на вас? Он смотрит на вас и любит вас, словно вы единственный человек в этом мире. Ему известны все ваши проблемы, и сомнения, и искушения, и грехи, и Он хочет помочь вам, надо только позволить Ему сделать это, обратиться к Нему за помощью. Ему известно, когда вам кажется, что вы недостойны Его милости, что вы не можете жить по Его Заповедям. Поэтому Заповеди так многого требуют от вас, чтобы вы обратились к Господу, ведь если вы не впустите Его в свою жизнь, вы не сможете жить по Его законам. Разве вы не чувствуете Его любовь? Он молится, чтобы вы приняли Его. Все верно, Господь молится о вас. Ему нужен только знак, что вы впустите Его в свою жизнь, и я хочу попросить вас подать Ему этот знак. Давайте поднимемся для Господа.

Он уперся руками в бедра и, превозмогая боль, встал с колен. Его ноги подкосились, и он прислонился к каменной стене, сместив фрагмент кладки. Камень скатился по склону и упал в пещеру.

Он дважды ударился о ее стены, пока летел. Ник почувствовал, как толпа затаила дыхание, как и Манн. Они услышали тихий стук далеко внизу, а потом другой, слабый звук, с которым камень скользил дальше, во тьму. Манн ухватился за стену и уставился вниз.

Кто-то кашлянул, и Манн оторвал свой взгляд от пещеры.

– Я прошу вас подняться. Дайте знак, что готовы исповедаться. Не бойтесь того, что ваши грехи слишком ужасны. Не существует греха, который Господь бы не отпустил, а грех, в котором вы не исповедались, подобен очередному гвоздю в теле Христовом. Встаньте, покажите, что готовы исповедаться, если Господь призовет вас. Или я единственный здесь грешник?

Хор за его спиной встал сразу же. Несколько секунд местные жители продолжали сидеть, потом начали с трудом подниматься, и вскоре уже сотни стояли на ногах. Ник задумался, сколько человек вокруг него должны подняться, чтобы его не заметили. Сам он продолжал сидеть и почувствовал иррациональную благодарность за то, что по крайней мере полная женщина все еще сидела рядом с ним.

– Я выросла в христианской семье, – громко сказала женщина из хора, – но мы всегда подвергали сомнению слово Господа. Когда мои родители умерли, мне тоже хотелось умереть, потому что они не оставили мне достаточно веры. Я подсела на героин, пока слово Господне не спасло меня…

Как только она замолчала, заговорил бывший алкоголик, потом мужчина, избивавший жену и пятерых детей. Парад исповедей продолжился, и глаза Манна стали ярче, словно он питался энергией от публичных проявлений веры. Его маленькая фигурка почти сияла на фоне мрачного неба.

Вдруг молодая женщина, стоявшая рядом с Ником, обернулась, чуть не потеряв равновесие.

– Миссис Биван, я украла деньги из кассы, когда работала у вас в магазине.

– О, Кэти, ничего страшного, – сказала мать рядом с Ником, нервно махнув рукой.

Но Манн все видел.

– Ничего не стыдитесь, – крикнул он. – Чем скорее исповедуетесь, тем скорее будете прощены.

Кэти повернулась лицом к нему и толпе.

– Я предала женщину, которая мне доверяла. Она дала мне работу, чтобы я могла сводить концы с концами, а я ее обокрала, – крикнула она и разрыдалась.

– Это сущие пустяки, Кэти, по сравнению с моими прегрешениями, – возразила хозяйка магазина и отшатнулась от мужа, который пытался ее успокоить. – Я впала в грех похоти, – сказала она Манну, ее голос становился все громче. – Я занимаюсь такими вещами, которые не следует делать даже в браке. Мы с мужем смотрим порнографию в поисках новых идей, словно того, что создал Господь, недостаточно.

– Ты никогда не рассказывала о своих чувствах, – пробормотал ее муж, краснея. – Я и не догадывался, что заставляю тебя делать то, что ты не хочешь. Это мне следует исповедаться.

– Ваш брак будет гармоничным, если вы впустите в него Господа, – провозгласил Манн. Облака начали рассеиваться, и жажда исповедоваться разлилась по толпе вместе с солнечным светом. Жители города вдруг захотели признаться в гордыне, мстительности, утрате веры, зависти, пьянстве, эгоизме…

– Вы чувствуете любовь Господа? – воскликнул Манн. – Чувствуете, как он улыбается?

Ник видел, как умело проповедник воспользовался сменой погоды, но люди вокруг радостно закивали и заулыбались.

– Давайте же возблагодарим Господа, – наконец сказал Манн. – Мы благодарим Тебя, Господи, за то, что Ты подарил нам слово Свое и научил нас, как жить, объяснил нам все…

Вступил хор, которому нестройно вторили горожане. Когда молитва закончилась, Манн взглянул на солнце:

– Скоро будет самый долгий день в году, – сказал он, – и я верю, что к тому моменту ваш город станет истинной христианской общиной. Но Господь попросит вас кое о чем. Истинная христианская община не может придерживаться языческих традиций.

Полная женщина рядом с Ником пристально посмотрела на Манна.

– Знаю, вам это кажется безобидным старинным праздником, – сказал евангелист, – но христианство допустило ошибку, когда решило поглотить язычество вместо того, чтобы искоренить его раз и навсегда. Я хочу попросить вас об одной услуге от имени Господа. Не могли бы вы в этом году не украшать пещеру? Не надо отвечать сейчас, но разве панно, которое вы мастерите из цветов, оправдывает оскорбление Господа?

– Я отвечу, если больше никто не хочет. – Полная женщина положила руку на плечо Ника для опоры и встала. – Меня зовут Фиби Уэйнрайт и я организую украшение пещеры. Думаю, вы представляете мир черно-белым. Эта традиция – часть нас, и я уверена, что не одна так думаю. Например, некоторые дети, которым я помогла появиться на свет, теперь украшают пещеру вместе со мной.

Где-то в толпе Ник услышал шепот: «Она даже в церковь не ходит по воскресеньям». Остальные жители города казались смущенными и молча осуждали женщину за прямоту.

– Я не прошу, чтобы вы приняли решение прямо сейчас, – сказал им Манн. – В следующий раз, когда мы встретимся здесь, вы сообщите Господу свой ответ. Просто помните, язычество всегда было врагом Христа. Но город, где Господь вхож в каждый дом, выстоит против сил зла. И я прошу вас еще об одном: в следующий раз, когда мы встретимся здесь, я хочу, чтобы каждый из тех, кто поднялся сегодня для Господа, привел с собой того, кто еще не пустил Бога в свою жизнь.

Кто-то из членов хора ускользнул в палатку и вернулся со связками серебряных шаров с надписью «ГОСПОДЬ ЛЮБИТ ВАС». Они отпустили шары в небо, и те на несколько секунд закрыли солнце. Ник направился к первым рядам и достал диктофон из кармана. Он хотел задать несколько вопросов Манну. Не успел он выбраться из толпы, которая сжималась вокруг евангелиста, как кто-то схватил его за руку.

Глава седьмая

У остановившей Ника девушки было заостренное лицо, большие зеленоватые глаза и длинные черные волосы, которые развевались на ветру. Он даже обрадовался, что она его задержала, но тут она заговорила:

– Скажите, что вы здесь делаете?

У нее был нью-йоркский акцент. Без сомнения, одна из последовательниц Манна.

– Просто хотел с ним поговорить, – ответил Ник, махнув в сторону Манна.

– О чем? Что вы конкретно здесь делаете? Мы имеем право знать.

– Пока просто наблюдаю – если последователи Манна такие параноики, может, им есть что скрывать?

Она не сводила глаз с его диктофона.

– Я его не включал, если вас это тревожит, – успокоил ее Ник.

– Тогда зачем вы его вообще с собой взяли?

– Он всегда при мне. Профессиональная привычка. Теперь, если позволите, я бы хотел переговорить с вашим предводителем. Возможно, он не против дать интервью, даже если вы уверены в обратном.

Она снова схватила его за руку.

– Разве вы не из его паствы?

– Нет, я оказался здесь случайно. Просто проезжал мимо. Полегче с рукой, она мне еще пригодится.

– Простите, вот, спрячьте ее куда-нибудь подальше. – Она не сводила глаз с его диктофона и едва сдержала смешок. – Это точно не рация? Я думала, что вы таким образом координируете реакцию.

– Я думал, этим как раз вы занимаетесь от имени божьего эскадрона.

– Похоже, мы с вами на одной стороне. Давайте отмотаем назад. Меня зовут Диана Крамер, а вы, как я понимаю, репортер.

– Ник Рид из Манчестера. Но вы тоже не здешняя.

– Я переехала сюда в прошлом году. Преподаю в местной школе. Только не говорите, что из-за моего акцента вы решили, будто я тусуюсь с этими ребятами.

– У вас тоже есть сомнения на их счет? Можно на вас сослаться? – Она кивнула, и он включил диктофон. – Давайте.

– Просто это мероприятие кажется хорошо организованным. И этот Манн получает как раз ту реакцию, на которую рассчитывает. Насколько мне известно, никто в Мунвелле не знал о его появлении, а если и знал, то никому не сказал. Но отель забит его людьми, и еще эти палатки вокруг города… Это не религия, а какое-то бескровное вторжение.

– Я передам это ему. Что-то еще? Хотите пойти со мной и послушать, что он ответит?

– Конечно, если вы не против. Я могу подметить то, что вы упустите.

Толпа вокруг них рассеялась. Последователи Манна ждали у тропинки и следили, чтобы ни один горожанин не прошмыгнул мимо, не пообщавшись с ними.

Они подошли по голому склону к Манну.

– Не стыдитесь рассказать об увиденном своим соседям, – говорил он. – Зло торжествует в наше время, потому что люди стесняются говорить о Господе или признаться публично, что верят в Него.

Хотя его лицо сияло, он выглядел сильно уставшим, особенно когда увидел диктофон в руке Ника.

– Вы хотите поговорить со мной?

– Да, если у вас есть время. Ник Рид из «Новостей Манчестера».

Манн нахмурился:

– Новости распространяются быстро.

– О том, что вы здесь? Я просто случайно проезжал мимо. А вы хотели бы избежать огласки?

– Если верующие захотят приехать сюда и присоединиться к пастве, то пусть знают, что мы им рады. Не могу представить себе другую причину, по которой кто-то захочет влиться в наши ряды. А вы? Только если помешать работе Господа, но я надеюсь, что вам самому этого не хотелось бы.

– Простите, – вмешалась Диана, – но мне кажется, вы слишком уверены в том, чего хотят люди. Я хочу сказать, что ваши последователи практически оккупировали город, чтобы устроить вам радушный прием.

– Не думаю, что кто-то будет возражать, если Господь захочет оккупировать их сердца, разве нет? И я думаю, что Он уже сделал это со многими горожанами. Хотя вы в их число не входите.

– Вы правы, я родилась не здесь. Но мне непонятно, почему вы выбрали этот город.

– Потому что верю, что здесь мне будут рады. Или потому, что Господь сказал мне, что я здесь нужен, если вы в состоянии постичь этот ответ.

– Нужны для чего? Чтобы запретить проводить церемонию, которой многие сотни лет?

– Боюсь, что да, – Манн подставил лицо порыву ветра, его глаза заблестели. – Вы знали, что это старейшая друидская церемония во всей Англии?

– Не знала, но, на мой взгляд, это еще одна причина, чтобы оставить все как есть. Если у нас самих нет таких древних традиций, то не надо завидовать тем, у кого они есть.

– Господь ревнив, или вы не слышали?

Ник вмешался в их диалог:

– Но как вы считаете, насколько важна эта церемония? Влияет ли она на что-то?

Манн перевел взгляд своих ярко-голубых, почти неоновых, глаз на него:

– Пока практикуются эти друидские обряды, злу в нашем мире есть за что держаться. Утверждать, что они не имеют никакой силы, все равно что говорить, что во тьме никогда не было ничего страшного. Это ход мысли примитивного человека. Скажу вам кое-что. Через год после того, как я посвятил свою жизнь Господу, он привел меня в секту голливудских сатанистов. Некоторые из спасенных мной бывших ее членов сейчас здесь со мной. Бог дал мне силу видеть зло. Поэтому он прислал меня сюда.

Казалось, он понял, что сболтнул лишнего, и спросил:

– Так что мне сказать, чтобы вы это напечатали?

Ник задал ему обычные вопросы и получил на них ожидаемые ответы: Манн выступал против абортов, разводов, порнографии, «вседозволенности во всех ее формах», за традиционный институт брака, покорность и возвращение порядка… Ник попытался вывести его на разговор об истинных причинах пребывания в Мунвелле, но Манн внезапно сник.

– Мне пора вниз, – сказал он двум своим последователям, которые повели его в сторону города.

Два других последователя Манна задержали Ника и Диану на тропинке и спросили, вняли ли они проповеди.

– Я журналист, – ответил Ник. – А эта женщина со мной.

Оказавшись за пределами слышимости, он тихо сказал:

– Надеюсь, я не сильно покривил душой, сказав, что вы со мной, учитывая, что вы задали ему почти все вопросы, которые я собирался.

– Неужели? – ее лицо выражало напускное раскаяние. – Сначала сломала руку, а теперь перетянула одеяло на себя в вашем же интервью. Надо было попросить меня замолчать.

– Да я не обиделся. У вас получилось разговорить его лучше, чему у меня, и он сказал то, чего не собирался. Позвольте угостить вас чем-нибудь, в знак того, что я не держу на вас зла.

Но паб «Однорукий солдат» был все еще закрыт. Ник хотел позвонить в редакцию и продиктовать свой репортаж о ракетной базе.

– Вы можете воспользоваться моим телефоном, – предложила Диана.

Она жила в небольшом съемном коттедже за городской площадью. В комнатах с белыми стенами пахло цветами, горшками с которыми были заставлены все подоконники. Телефон располагался в низкой обшитой деревом прихожей. Ник позвонил в редакцию и после присоединился к Диане в гостиной, которую украшали рисунки ее учеников. Она приготовила кофе. Вскоре их разговор вернулся к Манну.

– Я не понимаю одного, – сказала Диана. – Почему он решил, что если положит конец старейшей церемонии, то эта традиция прекратится по всей стране.

– Может, он не это имел в виду.

– Почему же тогда это так важно для него?

Ник понятия не имел.

– Мне пора ехать, – сказал он и написал свой номер телефона на листке бумаги, вырванном из блокнота. – Если случится что-то важное, позвоните мне, хорошо? И когда в следующий раз соберетесь в Манчестер, дайте мне знать. Угощу вас обедом.

Когда он шел назад к машине, большинство магазинов было открыто. Он задавался вопросом, кто из людей на улицах был местным, а кто последователем Манна и сколько местных уже успели стать его сторонниками. Он выехал из Мунвелла и оказался в лесу у подножия вересковых пустошей, и вопрос Дианы начал беспокоить его. Ему следовало спросить Манна, что такого особенного было в пещере, что привело его сюда из самой Калифорнии. Он чувствовал, словно что-то отвлекло его от дальнейших расспросов.

Глава восьмая

Диана проснулась в понедельник, размышляя о друидах. Она наткнулась на эту тему почти случайно в манчестерской библиотеке, когда искала информацию о своих предках из Пик-Дистрикта. Многое в прошлом ее семьи казалось таким знакомым, чего нельзя сказать о жизни ее прадеда со стороны матери, шахтера, построившего для своей семьи дом из отходов известняка под Бакстоном. Возможно, чувство сопричастности появилось лишь благодаря покою, который она ощутила на вересковых пустошах, впервые с тех пор, как приехала в Англию, чтобы попытаться свыкнуться со смертью своих родителей.

Она живо помнила их прощание в аэропорту Кеннеди, словно это произошло вчера. Отец крепко обнял ее. От него пахло трубочным табаком, который он всегда покупал возле Нью-Йоркской публичной библиотеки. Мать дотронулась до ее лица прохладными руками и прошептала: «Не волнуйся». Но Диану не отпускало необъяснимое чувство тревоги. Потом, несколько часов спустя, ей приснился авиалайнер, исчезающий в темнеющем небе. Она проснулась в ужасе и принялась молиться так, как не молилась с детства, молиться о том, чтобы они были в безопасности. Когда она поддалась панике и позвонила в аэропорт, служащий сначала отнесся к ней с подозрением, потому что она, казалось, знала, что самолет разбился. Только после того, как полиция подробно допросила Диану, ей сообщили, что ее родители мертвы.

Она задавалась вопросом, как бы Манн объяснил это – не столько из-за того, что Бог не ответил на ее молитвы, сколько из-за того, что если в его план входило забрать ее родителей, то заодно он прихватил несколько десятков жизней. Или для Бога не имели значения отдельные люди, только их количество, статистика? Только жизнь после смерти могла бы оправдать подобное поведение Бога.

Она пришла к такому выводу спустя какое-то время после переезда на вересковые пустоши. Шум окружающего мира растворился в шуме ветра в ее ушах; над бесконечными пустынными склонами рассеялся туман; и по мере того, как Диана упивалась тишиной и одиночеством, она становилась все спокойней и наконец смирилась со своей потерей. Она чувствовала, что дошла до края одиночества и была готова взглянуть на то, что находится за его пределами.

Сначала это было преподавание в Мунвелле, а теперь Манн и его ненависть к друидам. По дороге в школу по улицам, затянутым туманом и окаймленным цветами с сияющими на них радужными каплями росы, она размышляла о том, как много друиды оставили после себя: традиция целоваться под омелой; поверие, что если рассыпалась соль, то ее надо бросить через плечо; горгульи как цивилизованная альтернатива отрубленным головам врагов над вашей крышей… Друиды никогда ничего не записывали, возможно, тренировали таким образом память. Они часто говорили триадами, поскольку «три» было их священным числом. Кельты больше всего боялись того, что небо обрушится на землю и море выйдет из берегов. К восемнадцатому веку друиды превратились в романтический миф, но на самом деле они были жестокими дикарями, приносившими людей в жертву накануне важной битвы. Но и этого нельзя было знать наверняка, потому что сведений об их религии не сохранилось. Вероятно, пещера была одним из их священных мест, и Диане все больше и больше хотелось, чтобы Манн оставил ее в покое.

Миссис Скрэгг дожидалась ее на школьном дворе, где было неожиданно многолюдно.

– Мой муж ожидает вас в своем кабинете.

Он сидел за письменным столом, который казался для него абсурдно большим, и читал брошюру, озаглавленную: «Встань ради Господа». Когда она вошла, он широко улыбнулся. Казалось, его лицу было тесно между подбородком и щетинистыми бровями.

– У вас несколько новых учеников, – сказал он. – Годвин Манн попросил нас их принять. Моя жена возьмет девяти- и десятилетних, а я – старшеклассников. Полагаю, вы справитесь.

– Без проблем, – ответила Диана, искренне уверенная, что так оно и будет, даже когда ее класс выстроился в линейку под оглушительный свист миссис Скрэгг и она увидела, что количество ее учеников увеличилось вдвое.

У всех новеньких были ясные глаза, свежие лица и желание учиться, хотя некоторые из них шмыгали носом от холода, который пробирался в их палатки.

Когда они вошли в класс, Диана сказала:

– Думаю, вам придется сесть парами.

Ее класс расселся, шаркая и ворча. Но новенькие остались стоять.

– Можно мы сначала помолимся? – спросил мальчик со светлыми волосами и южным акцентом.

– Конечно, если хотите.

Новенькие встали на колени и уставились на остальных. Наверное, они ждали, что те последуют их примеру, но Диане не хотела, чтобы в порядки ее класса так грубо вмешивались.

– Склоните головы, – сказала она и сама немного наклонилась.

Наконец новички закончили благодарить Господа и расселись по местам.

– Давайте сначала познакомимся, – предложила Диана. – Представьтесь и расскажите немного о себе.

– Я Эммануэль, – сказал блондин. – Я родом из Джорджии. Мой папа и дяди работали там на ферме, пока мои дяди не погибли, сражаясь в Божьей войне против коммунизма.

Два английских ребенка и двое детей из Калифорнии тоже заявили, что они сражаются в Божьей войне. Салли насупилась и неожиданно громко сказала:

– Мой папа состоит в профсоюзе и ходит в церковь.

– Можно ходить в церковь и при этом не пускать Господа в свое сердце, – возразил Эммануэль. – Мы будем молиться о тебе и о нем, чтобы ему открылся истинный путь.

Салли показала ему язык и наморщила нос, чтобы очки с него не соскользнули.

– Моя мама говорит, что если начнется еще одна война, то она будет последней, – сказала Джейн, – потому что бомбы убьют всех.

– Если Бог – твой лучший друг, то тебя это не должно волновать, – заявила девочка из Уэльса. – Но если это не так, то после смерти ты попадешь прямиком в ад.

– Не попаду. Ты ничего об этом не знаешь. И вообще, Салли – моя лучшая подруга.

Она протянула Салли руку между парт, и Салли уверенно произнесла:

– Я тоже люблю Джейн.

– Девочки не должны любить девочек, а мальчики не должны любить мальчиков, – сказала соседка по парте Джейн. – Так говорит Годвин Манн. Ты должна отдать всю свою любовь Господу.

– Если вы так и будете спорить, то просто представьтесь своему соседу, – сказала Диана, напомнив себе, что они не виноваты в том, что повзрослели раньше времени и стали такими невыносимыми. Все дело в их воспитании. – Теперь я хочу, чтобы каждый новенький прочитал отрывок вслух, а остальные могут читать про себя.

Она выслушала двоих детей, когда сосед Томаса громко сказал:

– Нельзя такое говорить. Повтори мисс Крамер мерзость, которую ты только что сказал.

– Не сейчас, хорошо? Не надо оскорблять еще кого-то без причины.

– Я прощаю тебя. И буду о тебе молиться, – сказал сосед Томаса.

И Диане стало не по себе от впечатления, что он обращается не только к Томасу, но и к ней. Так и прошло утро – новенькие не рассказывали истории о себе, а убеждали своих соседей по парте покаяться после каждого незначительного проступка. Во время перерыва на обед она вышла во двор, надеясь, что во время игр они не будут вести себя так по-пуритански.

Из колонок радиоприемника гремела музыка диско, что вселило в Диану надежду, пока она не разобрала слова песни: «На этой скале я воздвигну свою церковь». Несколько местных ребятишек начали радостно танцевать, пока владелец радиоприемника не выключил его со словами: «Вам не следует так танцевать».

Несколько учеников Дианы решили научить новеньких играть в «Гарри-в-яме». Девочка из Уэльса, Мэри, была выбрана на роль Гарри. Ей завязали глаза, и она должна была поймать жертву среди стоявших в хороводе вокруг нее детей. Если она догадывалась, кого поймала, то жертва оставалась с ней в центре круга, тоже с завязанными глазами. Но еще до начала игры Мэри сняла повязку с глаз и спросила:

– А кто я вообще?

– Великан, который живет в колодце, – ответил Томас.

– Он имеет в виду в пещере, – нетерпеливо поправил его Ронни. – Мы выкололи тебе глаза и швырнули тебя в нее.

– Нет, мы отрубили тебе руки и ноги и скатили тебя вниз.

У Мэри был такой вид, словно она хочет сбежать. Диана успокоила Салли и Джейн, которые держали девочку за руки и делились с ней разными секретами. Но она не успела ничего предпринять, так как к группе подошел мальчик с радиоприемником и спросил:

– Мэри, что стряслось?

– Они хотят, чтобы я была тем, кто живет в пещере, Дэниел.

– Вам нельзя играть в эту игру. Никому из вас. Разве вы не знаете, кто он? Он дьявол, который терпеливо ждет и придет за вами, если вы не будете молиться Господу и не проследите, чтобы ваши родители тоже молились.