Мадина

Однако, откровенно говоря, как врача, меня пугало ее состояние и реакция. Ничего хорошего я не ждал и готовился к худшему.

***

Я отправился к себе, уверенный, что не смогу уснуть, но стоило прилечь ненадолго, как я задремал. Понятия не имею, сколько прошло времени, но проснулся я как от толчка, не понимая, что же меня разбудило. Какое-то время я полежал на спине, прислушиваясь к своим ощущениям, как из соседней комнаты послышались тихие стоны, и я тут же сорвался к Мадине.

Она бредила, это было очевидно: одеяло валялось на полу, она металась по кровати, тихо постанывая. Коснувшись ее, я понял, что она вся горит. Черт!

– Мадина, – зову я, пытаясь ее разбудить. Она лишь ненадолго приоткрывает глаза, не в силах сфокусировать взгляд, и снова их закрывает. Меня самого начинает колотить, но я не могу себе позволить такую роскошь, как отчаяние. Черт, Лев, возьми себя в руки, ты сейчас ей нужен!

Быстро несусь на кухню за аптечкой. Хватаю термометр, жаропонижающее, наливаю воды в стакан, но потом, подумав, все же беру с собой весь графин, и спешу обратно в спальню. Растворяю лекарство в воде, помогаю ничего не понимающей малышке сесть и подношу стакан к пересохшим губам.

– Мадина, девочка моя, выпей, это поможет тебе.

Она немного отпивает, и обессиленно повисает на моей руке.

– Нет, девочка, до дна. Давай-давай, – умоляю ее, чуть ли не насильно вливая лекарство.

Она допивает и со стоном откидывается на подушки. Последующие несколько часов я замерял ей температуру, которая, несмотря на все мои усилия и медикаменты, не сбивалась больше, чем на полградуса.

К семи утра я, глядя на бледную Мадину с лихорадочным румянцем на щеках, постоянно повторяющую «Мама, не уходи, вернись!», чувствуя себя никчемным врачом, решил, что одна голова – хорошо, а две – еще лучше. Я позвонил своему давнему приятелю и одногруппнику, который работал терапевтом при обычной городской больнице, но еще в университете показал себя как отличный врач.

– Жень, привет.

– Доброе утро, Лёва. Кто ходит в гости по утрам…? – весело шутит надо мной товарищ, но мне сейчас не до его юмора, надо спасать малышку.

– Жень, мне нужен твой профессиональный взгляд со стороны на больного. Ты сможешь подъехать?

– Лёва, я в хирургии же не силен, ты же знаешь. Немного не по адресу, – серьезно и растерянно отвечает друг.

– В том-то и дело, что мне нужен диагноз от терапевта, который знает сове дело. Здесь проблема по твоей части, я думаю.

– Понял. Жди, скоро буду. Адрес, надеюсь, тот же?

– Да, жду. Поторопись.

Все время, пока не приехал Женя, я снова замеряю температуру, отпаиваю Мадину, переживая за ее состояние все сильнее.

Наконец, раздается звонок в домофон, и я несусь открывать дверь.

– Здорово, – протягивает мне руку. – Ну, кто у тебя заболел?

– Невеста, – не задумываясь, отвечаю я. Но у меня и мысли не возникает исправиться, потому что я не ошибся. Мадина – моя девочка. И я все сделаю, чтобы это было так.

– Ну, веди что ли, посмотрим, что это за чудо, которой удалось сломать убежденного холостяка и переманить на темную сторону, – хохотнул Женька, проходя в ванну, чтобы помыть руки.

А я лишь скрипнул зубами и сжал кулаки. Вдох – выдох. Если бы я не нуждался в помощи Жени, хрен бы я позволил ему говорить о Мадине в таком тоне, да еще и показать при этом свою девочку постороннему мужчине. Пусть даже и врачу.

Мысленно усмехаюсь. Никогда бы не подумал, что в тридцать два года во мне проснется собственник и ревнивец. А ведь я действительно ревную! Моему мозгу не объяснишь, что Женя – отец двух чудесных малышей и давно и прочно женат.

Женя тщательно осмотрел Мадину, изучил мои записи, динамику и какие препараты я ей давал. Послушал легкие, осмотрел горло, прощупал лимфоузлы.

– Вообще никаких признаков вируса и инфекции я не заметил. На первый взгляд она здорова. Я рекомендую тебе сдать анализы, могу оставить контакты лаборатории, они выезжают на дом, и к вечеру ты получишь результат на почту. Перешлешь его мне, я посмотрю, и, если понадобится, назначу дополнительное лечение. Сейчас я сделаю ей укол, температура должна снизиться.

– Договорились, спасибо огромное, Жень, – от души пожимаю руку товарищу.

– И еще: у нее стрессы были какие-нибудь в последние дни? Обычно организм так реагирует, когда бывают сильные потрясения, – внимательно рассматривая меня, интересуется друг. Я напрягаюсь, но все же отвечаю:

– У нее мать умерла позавчера.

– Вот ты же вроде бы врач, а всю информацию сразу не выдаешь! – сердито восклицает друг.

– Извини, когда дело касается Мадины, мой мозг напрочь отключается.

– Мадина? Интересное имя, как и внешность девочки. Красивая, кстати,– небрежно бросает Женька, а я снова напрягаюсь. Не хочу, чтобы ее кто-то оценивал, даже если это и хороший друг. Он, видимо, чувствует напряжение и снова возвращается к теме. – Купи это успокоительное, пить строго по рецепту. И смотри на ее поведение, если будет что-то беспокоить, я бы рекомендовал все же обратиться к психологу.

– Я понял тебя, Жень. Буду должен.

– Конечно, будешь. Я очень «Хеннесси» люблю, если что, – весело добавляет друг и покидает квартиру.

Я смотрю на часы. Арсений уже должен быть на пути к клинике. Конечно, мне придется выслушать кучу всего в свой адрес, но это последнее, что меня волнует в данный момент.

– Если ты хочешь сказать, что тебя сегодня не будет, я тебя уволю нахрен, Ворошинский, – вместо приветствия недовольно начинает Арсений. Он знает, если я звоню ему, да еще и с утра, то ничего хорошего не жди.

– Я тебе больше хочу сказать: я беру отгулы. Сначала на неделю, а там как пойдет. И да, можешь смело меня увольнять, хоть работать начну, как белый человек – с девяти до шести и только бумаги подписывать, никаких тебе пулевых, ножевых и криминальных авторитетов!

Петренко крепко выругался.

– Что на это раз? – успокоившись, процедил сквозь зубы партнер.

– Невеста заболела, – просто ответил я, пожав плечами.

– Не знал, что у тебя кто-то есть.

– Я просто не трепался.

– Ну-ну, а месяц назад драл у себя в кабинете операционную медсестру. Хорошо, между прочим так, качественно, я аж курить пошел.

– До связи, Арсений, – оставляю без внимания его последнее замечание, отключаюсь и иду проверить Мадину.

Она лежала, забывшись тревожным сном. Температура заметно спала, что меня радовало, и я смог выдохнуть хотя бы на короткое время.

Все следующие дни я не отходил от Мадины. Я ложился спать с ней рядом, зная, что если она придет в себя, она будет здорово смущаться, но мне было по барабану. Я боялся упустить момент, если вдруг температура снова скакнет вверх, и она начнет бредить. Но все же, чтобы не смущать девчонку, я спал прямо в одежде. Правда, спал – это очень громко сказано. Так, дремал пару часов в сутки. Хорошо, что кто-то придумал доставку продуктов на дом. Потому что, несмотря на то, что ее физическое состояние не вызывало опасений, оставить девочку в одиночестве было страшно: она ушла в себя, за три дня не произнесла ни слова, как бы я не старался ее разговорить. Малышка меня не слышала, потому что была не здесь, не со мной. Она отказывалась от еды и просто лежала и смотрела в одну точку. Я знал, что Мадине нужно побыть одной, но не мог себя заставить уйти.

В одну из ночей, когда я не мог уснуть, обуреваемый различными мыслями, я в очередной раз аккуратно, стараясь не потревожить мирно спящую девочку, ушел на кухню. Открыл окно, запуская в дом прохладный ночной воздух. Выдыхаю сигаретный дым, стараясь вместе с ним отпустить из головы часть мыслей.

– Ты много куришь, – неожиданно раздался тихий голос за моей спиной.

Резко оборачиваюсь, а передо мной стоит Мадина: бледная, пошатывающаяся, осунувшаяся, с огромными кругами под глазами и впалыми щеками. Она такая маленькая, босая и завернутая в это огромное одеяло. Но все равно моя.

Я посмотрел на сигарету, которую продолжал сжимать в руке.

– Я давно пытаюсь бросить, но обстоятельства складываются так, что не получается, – оправдываюсь я.

–Это из-за меня? – тихо и печально спрашивает Мадина.

– Иди сюда, малышка. Ты тут не при чем, – обнимаю ее, крепко прижимая к груди, целуя в макушку. – Я рядом, поговори со мной. Раздели свое горе. Я представляю, как тебе непросто сейчас. В свое время я прошел через этот ад. Я знаю, что такое, в одночасье потерять близкого человека. Знаю, как никто другой. Но тогда мне не с кем было поделиться, я прошел все круги ада в одиночестве. А у тебя есть я. Раздели свое горе со мной.

Мадина стоит, уткнувшись лбом в мою грудь и тяжело дышит, пытаясь успокоиться. Я не давлю на нее, я просто рядом. И я рад, черт побери, что, когда стало невыносимо терпеть сжирающую изнутри черную бездну, она пришла за поддержкой ко мне, доверилась.

Я не знаю, сколько мы так простояли в обнимку на кухне, но через какое-то время Мадина глухо произносит:

– Отвези меня к маме. Я хочу попрощаться. Ты же можешь узнать, где ее похоронили? – и с надеждой смотрит на меня своими огромными, блестящими от слез глазами.

– Я все узнаю, не беспокойся. Но тебе наверно нужен мусульманский платок, или как он там называется. Я в них совершенно не разбираюсь, но если ты подробно все объяснишь, то я, думаю, справлюсь.

Мадина напрягается в моих руках, замирает и отводит взгляд. Долго смотрит в окно, словно, чего-то ждет, что-то ищет глазами. Но потом все же произносит отстраненным голосом, продолжая по-прежнему смотреть в окно:

– Купи любой, что покроет мою голову. Насколько мне известно, любая вера не разрешает приходить на кладбище с непокрытой головой. – Она делает паузу, как будто собирается с силами, чтобы сказать что-то важное. И я не ошибся. – Я не вернусь больше в ислам, Лев. Потому что моя вера в Аллаха рухнула с новостью о смерти моей мамы. Меня с детства убеждали, что Аллах – милостив, и Он каждому дарует по справедливости. Но это не так. Где эта чертова справедливость?! Почему моя мама в могиле, а отец, который ее избивал, который поднимал руку на меня и хотел продать за кусок в бизнесе человеку, славящемуся своей жестокостью по отношению к женщинам, жив?! Почему не наоборот?! Скажи, разве это справедливо?! Допустил бы Аллах такое, если бы он существовал вообще?! – последние слова она выкрикивает, глядя мне в глаза, словно там ищет ответы на свои вопросы.

И Мадина расплакалась. Прижимается ко мне, крепко обнимая за талию, как будто, если отпустит, то упадет, сотрясается всем телом и плачет в голос, выплескивая всю ту боль, что скопилась у нее за последние дни, месяцы, годы. А я хотел бы все забрать себе, но мне не под силу. Я – мужчина, который должен защищать женщин, не могу помочь маленькой и несчастной девочке…Поэтому все, что мне остается – просто обнять малышку и быть рядом.

Мне всегда казалось, что, приезжая на кладбище, ты попадаешь в другое измерение: здесь очень тихо, спокойно, по сравнению с большим и суетным городом, и даже громкий разговор кажется преступлением.

Мадина всю дорогу шла, смотря себе под ноги и не проронив ни слова. Я брел рядом с ней, все время кидая на нее встревоженные взгляды, потому что боялся, что она не выдержит такого психологического давления. Но она продолжала понуро идти и подняла голову, лишь когда мы пришли к могиле. Долго стояла, вчитываясь в табличку, повторяя имя матери одними лишь губами, словно не могла поверить, в то, что написано. Мадина возложила цветы, касаясь земли дрожащей рукой.

– Жаль, что тебе все же удалось найти ее могилу, – неожиданно отстраненным голосом тихо произносит моя девочка.

– Не понимаю…, – также тихо, в удивлении отвечаю я.

– Я убедилась, что моей мамы нет в живых. Нет никакой надежды, понимаешь, что это все неправда, чья-то злая шутка. Так бы я верила, что она жива, ходит со мной по одной земле и где-то рядом. Что у нее все хорошо, и моя мама счастлива.

Я разделяю ее боль и всецело понимаю. Запрокидываю голову, глядя на небо, словно ищу поддержки у тех, кто смотрит на меня с небес, как будто они могут подсказать мне, что я должен сказать, какие слова подобрать, чтобы убедить мою девочку, что надо жить дальше. Что пройдет время, ее шрам зарубцуется, и останется только фантомная боль, с которой потом научишься жить.

– Ты – ее продолжение, Мадина. Тебе просто нужно быть счастливой. Она ведь именно этого хотела для тебя, когда помогла бежать.

– И я буду счастлива. Назло этому чудовищу буду, – твердо произносит она, беря меня за руку и сжимая ее. – Прости, Лев. Ты столько сделал для меня, а я несу глупости. Я благодарна тебе, что ты узнал, где спит моя мама. И я ценю это, правда. Спасибо.

А я просто приобнимаю ее за плечи, целую в висок и тихо шепчу:

– Я всегда буду рядом, Мадина.

Глава 10

Мадина

Вскрикиваю и просыпаюсь. Сажусь в кровати. Задыхаюсь, как будто кто-то затягивает удавку на моей шее. Пытаюсь глотнуть воздуха, но у меня ничего не выходит, и паника накрывает меня с головой.

– Мадина, успокойся, слышишь меня? Это сон, всего лишь сон. Дыши, девочка, дыши, – раздается рядом голос Льва. Откуда он здесь так быстро? Я не слышала, чтобы он вошел.

Я «иду» на этот голос, носом втягиваю воздух и выдыхаю ртом. И так несколько раз, пока паника не отступает в темный угол комнаты, ожидая удобного момента, чтобы снова напасть.

– Умничка, вот так, – успокаивает меня Лев, протягивая стакан воды.

Я пью жадными глотками, пытаясь унять заполошно бьющееся сердце.

– Как ты здесь оказался? – хрипло спрашиваю я, пытаясь разглядеть в темноте комнаты очертания любимого.

– Я уже которую ночь прихожу спать в твою комнату. Охраняю твой сон. Потому что ты кричишь, – поясняет мужчина. – Мадина, мне все это не нравится, так и до психушки недалеко. У моего друга есть контакты хорошего психолога. Давай обратимся к нему. Позволь помочь тебе.

Я обнимаю себя за плечи. Сегодня мне снова приснился отец. Но если в последние дни он только запугивал меня словами, грозясь найти и уничтожить, то сегодня он пошел дальше: стал меня душить. И я стала задыхаться наяву. Не удивлюсь, если на шее остались синяки. Я поверю во что угодно, когда дело касается Мурата Алиева.

Но не это меня испугало. Он сказал то, от чего до сих пор стынет кровь в жилах: «Ты станешь женой Амирхана, Мадина. Станешь, чего бы мне это не стоило. Иначе я не Мурат Алиев!».

Амирхан – один из партнеров отца в бизнесе. И я ни разу не видела его до того злополучного дня. Но достаточно слышала от перешептывающейся прислуги и девочек в университете. Ему около сорока лет и он ни разу не был женат. Одно я знаю точно – партнер моего отца – такое же чудовище, как и Мурат Алиев. Ходят слухи, что молоденькие девственницы – его большая слабость. Он любит брать их силой, только так возбуждается это чудовище. Не знаю, насколько это правда, но тот факт, что он проходил главным свидетелем по делам об исчезновении трех молодых девушек и убийстве одной элитной эскортницы, говорит о многом.

Конечно, я не детдомовка и не эскортница, в конце концов, у меня есть какой не какой,но отец. А это хоть и небольшая, но все же гарантия того, что меня не убьет «горячо любимый муж» в первую же брачную ночь. Но тогда встает вопрос: а хочется ли мне такой жизни? Без любви, с мужем-тираном и насильником, в доме которого я буду вместо мебели, а мое предназначение – ублажать супруга и сопровождать его на светских мероприятиях. Я – приложение к сделке. Разменная монета в руках Мурата Алиева.

Но я не хочу так. Не хочу поменять одну клетку на другую, одного тирана на такого же, но с большим спектром прав. Не хочу, после того, как познала заботу и ласку Льва. После того, как познала любовь.

Я больше чем уверена, что отец ищет меня. Я не раз слышала, как он обсуждал с помощником, что ему необходима поддержка Амирхана в новом проекте, но он не знает, как найти к нему подход. Видимо, я – то, что запросило это чудовище в обмен на свои инвестиции…

То, что я в следующий момент закрыла лицо ладонями и расплакалась, могу объяснить лишь тем, что я истощена морально. За столь короткое время на мою голову свалилось столько событий, сколько не бывает у взрослых людей годами.

– Мадина, что случилось? Посмотри на меня, девочка, – обеспокоенно бормочет Лев.

А я просто трясу головой, стараясь отвернуться от любимого. Но он настойчив: отнимает мои руки, берет мое лицо в свои ладони, заботливо вытирая слезы большими пальцами.

– Малышка, это всего лишь кошмар, я здесь, рядом, я не дам тебя в обиду, особенно монстрам из твоих снов.

Эти его слова, сказанные мягким голосом, ласковый взгляд и проявленная забота вызывают у меня новый поток рыданий. Но в следующее мгновение я уже забываю все, что вызвало мои переживания.

Лев поцеловал меня. Это мой первый взрослый поцелуй в жизни. И он случился с любимым мужчиной.

Лев целовал меня нежно, аккуратно, приобняв одной рукой за талию, а другой придерживая затылок, зарывшись пальцами в волосы. Поначалу, по неопытности, я растерялась и не знала, как себя вести – его губы отключили мои мозги напрочь. Но потом подумала, что, возможно, это мой единственный поцелуй в жизни по любви, и было бы глупо упускать такую возможность. И я ответила, выкинув все мысли из головы и просто отдавшись чувствам. И, судя по тому, что Лев обнял меня крепче и усилил напор, ему мое поведение пришлось по душе.

Лев первый пришел в себя и смотрел на меня замутненным взглядом, пытаясь отдышаться.

– Извини. Если бы я не прервался сейчас, потом я бы не смог остановиться, – прерывисто прошептал он.

– Что это было? – невпопад спрашиваю я, также пытаясь выровнять дыхание. От испытанных эмоций у меня слегка кружится голова.

– Я не знал, как еще справиться с твоей внезапной истерикой, – признается Лев, жадно вдыхая воздух. – Но я ни о чем не жалею. Я давно этого хотел. И мне понравилось.

От этих его слов я покраснела до корней волос. Но я рада была их услышать. Его откровение помогло мне принять решение, над которым я думала последние несколько дней.

Всю оставшуюся ночь я лежала и прислушивалась к ровному дыханию Льва. На мои заверения, что я буду спать спокойно, и он может идти к себе, этот упрямый мужчина сказал, что ему в радость меня охранять. А на мои протесты, что это неправильно, что он будет меня смущать, что я не могу вот так спать, он лишь усмехнулся и ответил, что не намерен ко мне приставать, а будет рядом не в качестве мужчины, а в качестве друга и врача, который беспокоится за мое состояние.

– Не хочешь уходить? Хорошо, тогда ты оставайся здесь, а я пойду в гостиную на диван, – буркнула я, попытавшись встать с кровати. Я все еще горю от смущения из-за своего первого поцелуя, запутавшись в собственных ощущениях. Мне хотелось бы разобраться во всем, навести порядок в собственных мыслях, но это невозможно, когда причина моих волнений будет лежать рядом, да еще и на одной кровати со мной!

– Мадина, давай без глупостей, а? Ложись здесь, так будет лучше, поверь. Мне с утра на работу, неплохо бы поспать остаток ночи, потому что завтра предстоит непростая операция. А, вернее, уже сегодня, – устало произносит Лев мне в спину.

Я замерла на месте, почувствовав укол совести. И, извинившись за собственный эгоизм, все же вернулась к кровати и легла с краю, задумавшись о том, что сказал до этого Лев.

Друг…Как объяснить Льву, что для меня он прежде всего мужчина? Что привлекает меня именно в этом качестве с первого взгляда? Что он понравился мне именно тогда, когда был щуплым подростком, взрослым старшим братом соседки, а я маленькой девочкой, которая восхищалась им. Этот мужчина всегда был недосягаемой звездой, но сейчас у меня появился крошечный шанс, что я могу воплотить свою мечту в жизнь. Осталось лишь убедить саму себя, что по дружбе не предлагают то, что я хочу предложить Льву. Но, к сожалению, так сложились обстоятельства, и я не вижу иного выхода: какими бы осторожными мы не были, я не смогу всю жизнь прятаться в этой квартире. А это значит, настанет тот день, когда отец меня найдет. И моему счастью придет конец.

Проводив Льва на работу, я решила еще немного поспать, все же силы мне сегодня пригодятся, но сон никак не шел. Вздохнув, отправилась на кухню готовить завтрак. Утро всегда было моим любимым временем суток, особенно я любила попить чай с травами в одиночестве, поговорить с мамой обо всем на свете, посекретничать, настроиться на новый день.

Мамочка…При мыслях о том, что я больше никогда не увижу ее, она не прижмет меня к своей груди, не погладит по голове, шепча о том, как любит меня, сердце сжалось. На глаза навернулись слезы. Как же больно! Я чувствую себя бесконечно одинокой, никому ненужной в этом огромном мире. Я не смогла совладать с истерикой и, уронив голову на скрещенные руки на столе, разрыдалась в голос, выплескивая всю боль и отчаяние.

Из-за этого чудовища моя мама никогда не увидит, как я закончу университет, выйду замуж, никогда не понянчит внуков…Почему Вселенная несправедлива к женщине, которая никому не сделала ничего дурного?! Которая исправно соблюдала все столпы ислама и никогда не сказала плохого слова о человеке, кто втаптывал ее в грязь день за днем своими изменами и пренебрежением, кто превратил ее жизнь в ад!

Мамочка! Я обещала тебе, что буду счастливой! Я обязательно буду! Пусть это будет короткий миг, уверена, ты и этому будешь рада. Мамочка, пожалуйста, помоги мне! Защити …

Я решительно стираю слезы и встаю из-за стола. Пора действовать, если я хочу воплотить задуманное.

Весь день я убиралась дома, несмотря на то, что этого не требовалось. Мне просто надо было чем-то занять руки, да и выкинуть лишние мысли из головы. Потому что, если этого не сделать, я никогда больше не решусь на подобный шаг.

Вспомнив наставления мамы и неней о том, что с мужчиной лучше серьезно разговаривать, когда он отдохнул и накормлен, я приготовила блюда, которые нравились Льву. Это плов, пирог с мясом и легкий салатик. Я бы приготовила и десерт, но как-то он обмолвился, что к сладкому равнодушен.

Я сходила в душ, где долго стояла под струями воды, пытаясь успокоиться, и унять начинающуюся панику. Чем ближе вечер, тем сильнее я волнуюсь и близка к тому, чтобы отказаться от своей бредовой затеи.

Но вот время девять часов, а Льва дома еще нет. Он и раньше задерживался на работе, но я не волновалась, принимая это как должное. А сейчас мне предстоял самый сложный и важный разговор в жизни, и, чем дольше задерживался мужчина, тем сильнее меня начинало потряхивать.

Стрелки часов показывали одиннадцать часов. Я уже не могла сидеть на месте, расхаживая из угла в угол и обеспокоенно поглядывая в окно. Конечно, я могу позвонить ему и спросить, где он…Но кто я такая, чтобы задавать подобные вопросы? Может, он заехал по делам? Или к другу? А может, вообще к женщине. Это только я придумала себе, что раз он столько возится со мной, то я такая единственная и неповторимая, а на самом деле у него наверняка есть женщина. В конце концов, он взрослый и здоровый мужчина! Да и Лев сам неоднократно говорил, что я – маленькая девочка и не привлекаю его как женщина!

Полночь, а Льва так и нет. Я настолько измотала себя ожиданием, сомнениями и переживаниями, что просто не могла стоять на ногах. Да и сказывалась почти бессонная предыдущая ночь – тело становилось ватным, веки тяжелели, очень хотелось спать.

Я присела за стол, с грустью оглядывая остывший ужин. Положила голову на руки и, видимо, так и задремала, потому что очнулась я только, когда Лев настойчиво тряс меня за плечо.

Лев

Я не мог подумать, что после предательства Ани вообще когда-нибудь проникнусь чувствами к женщине. Что настанет тот момент, когда я захочу отдавать, а не брать. А мне хотелось. Дико хотелось окружить Мадину нежностью, заботой, защитить от переживаний. От ее отца. Мы не говорим на эту тему, но я знаю, что Мурат Алиев – очень влиятельный человек. Что при желании он может уничтожить меня. В прямом смысле. Но меня не пугает перспектива войны с Алиевым. Да, я не обладаю таким влиянием, как у него, но у меня есть любимая женщина, которую должен защитить. Только этот факт уже придает мне сил.

Со мной такое впервые. Даже когда я встретил Аню, не испытывал и десятой доли чувств, что испытал за короткий срок с Мадиной. Наверно, всему виной ее беззащитность и чистота. Я более чем уверен, что вчера был первый взрослый поцелуй в ее жизни. И она подарила его мне. От осознания этого меня распирает от гордости и радости.

Ловлю себя на мысли, что мечтаю скорее оказаться дома, обнять свою малышку и бесконечно целовать и нежно ласкать ее сладкие губы. Да, мне хочется большего, но я боюсь напугать и оттолкнуть тем самым Мадину. Она только-только начала доверять, раскрываться, и я меньше всего хочу, чтобы мои примитивные желания все испортили. У нас все будет. Просто нужно немного времени, чтобы прийти к этому вместе. И я не хочу, чтобы эта девочка подумала, будто я воспользовался ситуацией, тем, что ей некуда идти. Или хуже того, если она подумает, что секс – плата за мою помощь. Мне хочется, чтобы ее первый раз был особенным, запоминающимся на всю жизнь. Я далеко не романтик, но именно для нее я хочу и свечей по всей квартире, и совместное принятие ванны с пеной, и лепестки роз. Именно Мадине хочется отдать всю ту нежность и любовь, что копились во мне годами.