Комплексное плавание, или Дни, когда я научилась летать

Маркус Крокодил

Мы едем до дядиной фермы молча. Я смотрю на пустынные улицы города и снова начинаю жалеть о решении провести здесь каникулы. В этом городке время словно застыло. Совершенно безлюдные мощеные улицы. А ведь сегодня суббота. По какой-то причине то, что я чувствую сейчас в Салту-Бониту, схоже с ощущением, которое я испытываю, когда смотрю «Подземелье драконов»[3]. Я уже упоминала этот мультсериал? Он всегда был одним из моих любимых. Если бы мне представилась возможность выбрать волшебное оружие, это было бы оружие Шилы ― плащ-невидимка. По телевизору так и не показали концовку, но говорят, что все персонажи, пытавшиеся сбежать из Королевства и вернуться домой, умирают. Покойтесь с миром.

Я снова ощущаю странный холодок в животе ― мне кажется, что я никогда не смогу отсюда выбраться. Мы проезжаем через площадь с чем-то вроде сцены посередине, и я замечаю там несколько живых душ. Точнее, нескольких подростков. На них рубашки в клетку, мешковатые брюки, и они смотрят перед собой, хотя перед ними ничего нет. Они отнюдь не кажутся мне дружелюбными.

– За каникулы ты можешь завести друзей, Лола.

Эту фразу произносит мама, и Рауль не оставляет ее без внимания.

– Ну да. Конечно. Она же так хорошо умеет заводить друзей.

Я молчу. Я внимательно слежу, куда направлены взгляды этих нелюдимых подростков, похожих на роботов. Подростковые причуды, понимаете? Вы же знаете, что это такое. Перед ними появляется девушка ― она идет, словно парит, и что-то говорит. Подростки не отвечают. Это меня не удивляет, ведь они выглядят такими угрюмыми. А что действительно меня удивляет, так это то, что за очень миловидной девушкой в джинсовом комбинезоне следует целая толпа кошек. Штук пятнадцать, разных пород и размеров. Это напоминает некую процессию.

Эта необычная сцена отвлекает меня, я забываю о происшествии у бассейна с тем парнем и не успеваю заметить, как мы уже оказываемся на грунтовой дороге перед фермой дяди.

Мы входим в дом, пустой и пребывающий в состоянии полного беспорядка. Даже не похоже, что здесь кто-то живет. Но этот кто-то ― мой дядя, как вам известно. Его имя Маркус Крокодил. Или это его прозвище? С ним связана старая история, произошедшая в Пантанале, но я не смогу ее рассказать. Дядя из тех свободных людей, которые нигде не пускают корни. Он не женат, нечасто вспоминает о своих родственниках и любит путешествовать. Вы ведь понимаете, почему мамин брат вызывает у меня такую симпатию? Мне кажется, мы с ним похожи. Разница лишь в том, что, хоть я и подросток, но я более организованная. Здесь же царит самый настоящий хаос. Тарелки с едой расставлены тут и там по всей гостиной. Одежда валяется на диване. В углу лежит недоеденная вареная кукуруза. Мама, кажется, обеспокоена этим зрелищем. Я бегу на кухню и хватаю веник.

– Сейчас я все уберу, мам.

– Ты уберешь, я знаю. Проблема не в этом. Где твой дядя? У него все как всегда. Ма-а-аркус! Ма-а-аркус!

Пока мама и Рауль бродят по дому в поисках дяди, я пытаюсь навести порядок. Единственное, что в гостиной находится в рабочем состоянии, ― это новенький музыкальный центр 3 в 1, сбоку от которого лежит целая гора пластинок. В этом «три в одном» есть проигрыватель для пластинок, кассет и даже для компакт-дисков!

У Маркуса Крокодила огромная коллекция пластинок, что заставляет меня оживиться. Пока я рассматриваю диск некоего Кэта Стивенса[4] и удивляюсь, как сильно он похож на моего дядю, возвращается мама.

– Твоего дяди, разумеется, нет дома.

Она в недоумении оглядывает комнату. Я бросаю пластинки и снова принимаюсь подметать, все быстрее и быстрее. Рауль устраивается в пыльном гамаке и начинает раскачиваться.

– Подождем, пока он вернется. Почему-то мне кажется, мы проведем здесь всю ночь. Быть может, воздух Салту-Бониту пойдет твоему брату на пользу.

Я смотрю на брата ― он улыбается. Ребенок. Его улыбка даже кажется мне искренней. Так и есть. Мне становится не по себе. Рауль приободряется.

– Будем здесь ночевать? Класс. Чур, я сплю в гамаке!

Теперь в растерянности я. Я приехала сюда, на край света, не для того, чтобы проводить время в компании своей семьи. Этого я определенно не планировала. И я придумываю другой выход. Начинаю трясти старый ковер в гостиной и выбивать подушки. Клочья пыли разлетаются во все стороны.

– Это необязательно, мам. Дядя Маркус скоро вернется. А я сейчас все уберу. Можете ехать, а то будет поздно.

В комнате повисает гигантское облако пыли. Я продолжаю выбивать подушки. Мама отвечает. Вернее, она кричит.

– Не делай этого, детка!

– Чего?

– Пыль! Она убьет Рауля, у него же астма!

Брат, конечно же, начинает кашлять в тот самый момент, когда мама произносит эту фразу. Так уж он устроен. Мой план срабатывает. Дыхание Рауля становится все тяжелее и тяжелее ― это говорит о приближении приступа астмы. Мама поспешно роется в сумке.

– Баллончик. Я забыла баллончик!

Прежде чем вы решите, что я абсолютно бесчувственная и злая, вроде той девушки, которую волнуют лишь секущиеся кончики волос (честно говоря, я не знаю, что это такое), позвольте мне сказать слово в свою защиту. Не помню, упоминала я или нет, что приступы астмы у моего брата – выдумка. Я в этом уверена. Может быть, после стольких лет жизни с этими фантазиями Рауль и сам верит в них. Я не знаю. Но сразу после того, как мама обнаружила, что забыла баллончик, дыхание брата каким-то волшебным образом пришло в норму. Совпадение? Сомневаюсь. Рауль продолжает раскачиваться в гамаке, делает глубокий вдох и даже улыбается.

– Я в порядке, мам. Мне уже лучше. Если что, всегда можно найти аптеку.

Мама сидит на полу ― вид у нее встревоженный. Это выражение лица мне хорошо знакомо. Я быстро подметаю и продолжаю претворять свой план в жизнь.

– Интересно, есть ли в таком маленьком городе аптека? А если есть, продаются ли там баллончики от астмы?

Мама встает, оглядывает комнату, все еще грязную и пыльную, потом смотрит на меня.

– С тобой точно все будет в порядке, ты уверена?

Я киваю. Отвечаю как будто искренне, хотя подозреваю, что это откровенная ложь:

– Со мной всегда все в порядке.

Если бы я сказала: «Со мной всегда все в порядке, когда я одна, далеко от вас и в воде», ― это было бы ближе к истине, но я не вижу причин поступать с мамой в этот момент так жестоко. Как и в любое другое время. Моя мама ― хороший человек, она просто запуталась. Стала жертвой этого астматически-драматического театра с моим братом в главной роли и жертвой многих других воспоминаний, которыми она со мной никогда не делилась. Историй, о которых мне ничего не известно. Но сейчас не время для претензий, потому что она, наконец, произносит ту единственную фразу, которую я рада услышать:

– Рауль, бери рюкзак. Мы уезжаем.

Брат останавливает гамак, упершись ногами в пол. Я сдерживаю улыбку. Мама дает еще несколько указаний:

– Проверь, работает ли телефон, я позвоню тебе завтра. И скажи дяде, чтобы он сам убирался в доме, потому что у тебя каникулы, ты приехала сюда отдыхать, а не пыль разгонять!

Мама похлопывает меня по спине, берет брата за руку и уходит. Как и я, моя мама не ест сахарную вату, не умеет целоваться и обниматься. Наверное, я переняла это от нее. В данном случае, к сожалению, я оказалась примерной ученицей. Я оглядываю захламленную комнату, пластинки и думаю: вот и настал тот самый желанный момент. Этот дом ― мой!

Безумный мир

Я хожу по запыленному дому дяди, словно это ― мой собственный дом. Делаю вид, что так оно и есть. В свои пятнадцать лет я ― хозяйка фермы. С ума сойти, лучше и быть не может. Но это действительно так. Звонит телефон, и, как только мне удается найти красный аппарат под пыльной подушкой, я слышу голос дяди.

– Здоро́во, Худышка!

Так он называет меня, не обращая никакого внимания на вес и мышечную массу, которые мне принесло плавание. Но мне нравится. Дядя умеет обниматься и рассказывать смешные истории, у него милая улыбка. Он обаятелен, как Шику Буарки[5], и придумывает всем забавные прозвища. Мое ― Худышка. Мне это нравится. Но еще больше радует меня то, что он говорит дальше. Насколько я понимаю, Маркус Крокодил уехал на рыбалку куда-то в штат Мату-Гросу-ду-Сул. Он должен был вернуться на этой неделе, но его товарищи решили остаться и побыть там еще некоторое время, и ему пришлось согласиться. Дядя извиняется за то, что его нет дома, и, опасаясь реакции моей матери, просит передать ей, что связь плохая. Да, он думает, что мама еще здесь, на ферме. И что я могу поменять свои планы и вернуться с ней домой. Я не пытаюсь опровергать его догадки. Я просто рада слышать дядин голос ― голос человека, который всегда казался мне самым счастливым на свете. Он говорит еще что-то, но я не могу разобрать.

– Что, дядя? А, хорошо. Желаю тебе поймать о-о-очень большую рыбу.

Я кладу трубку. Теперь все обрело смысл. Я не любительница тайн, помните? Но перспектива провести почти тридцать дней вдали от моей семьи, в этом месте как в собственном доме ― это просто подарок судьбы. Замечательный! Потрясающий! Вы же понимаете? Я найду способ не говорить маме, что я здесь одна. Нет, я не буду врать. Я просто не скажу! Почему? Думаю, причины очевидны. Да и кто в пятнадцать лет отказался бы от такого шанса? А я вообще с самого детства умею выкручиваться. Весьма неплохо. Я как самоочищающаяся духовка. Со мной нет никаких проблем. Да, я громко смеюсь, у меня острый язык и огромное желание увидеть хотя бы одну фотографию отца, но при этом я всегда была паинькой. В школе меня ни разу не оставляли на второй год, я не курю, не пью и до сих пор ни с кем не встречалась. Честно говоря, меня это не напрягает. У меня есть бассейн. И какая еще мама может рассказать подруге, что ее дочь не делает ничего из вышеперечисленного и к тому же является чемпионкой по плаванию? Моя может ― вот только я не знаю, говорит ли она об этом кому-нибудь. В любом случае, это будет моя первая большая недосказанность в жизни. Если что-то пойдет не так, у меня есть универсальное оправдание. Подростковые причуды, понимаете? Вы же знаете, что это такое.

Я открываю с трудом поддающиеся окна дядиного дома и вижу небо Салту-Бониту. Внезапно то странное ощущение, которое я испытала, приехав в город, исчезает. Небо Салту-Бониту ― это что-то бесподобное. Ковер из звезд, рассыпанных близко друг к другу. Некоторые люди смотрят на небо и думают, что они ничтожны, слишком малы перед лицом необъятного мира. Глядя на эти звезды, наоборот, ощущаю необъятной саму себя.

Пластинка волосатого парня, похожего на дядю Маркуса, кажется мне удивительной. Потратив несколько минут на то, чтобы понять, как работает проигрыватель 3 в 1 в гостиной, я смогла поставить пластинку. Эти песни совсем не такие, как те, что я слушаю дома. Это музыка старшего поколения, но она подходит к атмосфере Салту-Бониту. Вдруг начинает звучать песня, которая вызывает у меня незнакомое чувство. Я не очень понимаю, что означает текст, но мне кажется, что это отец дает советы дочери. Что-то вроде «мир безумен, в нем трудно выжить, если просто улыбаться».

Oh, baby, baby, it’s a wild world,  it’s hard to get by   just upon a smile [6]

Песня красивая, но немного грустная. Я снимаю пластинку с проигрывателя ― грусть плохо сочетается с моей новой жизнью, жизнью независимой девушки, которая проводит каникулы в одиночестве.

В городе тихо. Наверное, уже около восьми часов вечера. Я иду на кухню, открываю шкафы и холодильник. Конечно, мой дядя не из тех, кто делает запасы или беспокоится о качестве еды. В шкафу лежит несколько упаковок лапши быстрого приготовления, снеки, три банки сгущенки и много банок тунца. Похоже, у Маркуса Крокодила какие-то особые отношения с рыбой. Придется экономить деньги, которые мама дала мне на мороженое и прочие развлечения, и покупать на них еду. Отлично. Именно так поступают ответственные девушки.

Я оставляю чемодан в самой большой и самой грязной комнате и не открываю его. Только достаю Афонсу. Кто такой Афонсу? Мой плюшевый медведь. Пожалуйста, не осуждайте меня. Я знаю, знаю, знаю. Наверное, это уже не для моего возраста. Но я ведь как самоочищающаяся духовка. Не доставляю маме хлопот, хотя и решила умолчать об отсутствии дяди на ферме. Так что же плохого в плюшевом мишке? Он розового цвета, мой Заботливый Мишка[7], совсем как в мультике. Мне нравится представлять, что его подарил мне папа, но это не так. Афонсу – подарок бабушки Джудит, матери моей мамы и дяди Маркуса. Она умерла, когда мне было лет шесть или семь. Я мало что помню о ней, иначе непременно рассказала бы.

Я снова смотрю в окно гостиной и вижу ковер звездного неба. Хочется выйти на улицу. Я беру рюкзак и иду исследовать место, где я ОДНА проведу ближайшие тридцать дней.

Город пуст. Я прохожу мимо сцены, которую видела по дороге сюда, ― там никого нет. Подростки исчезли. Я плохо представляю, куда идти дальше и что делать. Пока мне на глаза не попадается магазин. На вывеске написано: «СЕНЬОР ФАСОЛЬ, 24 часа». Как в таком маленьком городке может быть супермаркет, названный в честь фасоли, да еще и открытый всю ночь? Это полный абсурд, но вывеска меня радует.

Я набираю целую кучу пакетиков арахиса, снеки, хлеб, молоко и масло. Когда я подхожу к кассе, ко мне обращается женщина, одетая как восьмидесятилетняя старуха, хотя на самом деле ей около тридцати:

– Лола! Это же ты? Когда мне сказали, я не поверила. Сколько тебе сейчас лет, детка?

Откуда эта женщина меня знает? Чтобы не показаться грубой, я отвечаю:

– Пятнадцать.

Она неодобрительно качает головой и начинает нудить:

– И как это родители позволили тебе приехать на каникулы к твоему бестолковому дяде? Он не может позаботиться даже о кошках! Однажды он оставил этих бедняжек без еды.

Кассир пытается прервать наш разговор:

– Вы дали тридцать пять крузейро, сеньора Карлота. Их нужно положить на счет?

Но женщина продолжает рассказывать о кошках с фермы. С каких это пор у моего дяди появились кошки?

– Бедные животные исхудали и ослабели, а потом убежали ко мне. Тебе не страшно на ферме? Твой дядя столько путешествует, все время в разъездах и…

Кассир снова пытается спасти меня:

– У нас безопасно, правда же, сеньора Карлота? Здесь за все время случилась только одна кража ― шесть лет назад кто-то похитил у сеньора Тотó садовую фигурку лягушки, и произошло это шесть лет назад. Запла́тите сейчас, или записать на ваш счет?

Женщина фыркает, не отвечает и уходит, даже не попрощавшись. Этим, видимо, она хотела сказать, чтобы кассир записал покупку на ее счет. Наконец подходит моя очередь, я смотрю на кассира, желая поблагодарить: его великодушие и здравомыслие спасли меня от этого разговора. Но кто этот кассир? Это он. Он. Парень, чья улыбка заставляет время остановиться. Парень, который стоял у меня на пути, увидел меня в мокрой одежде и все такое. В одежде, которая просвечивала. И что же я делаю? Я, самый взрослый и воспитанный человек на свете, самоочищающаяся духовка, которой могла бы гордиться любая мать подростка? Инстинктивно я хватаю пакетик арахиса, оставляю остальные продукты на прилавке и… бросаюсь бежать. Я снова убегаю.

Зорайде и кошки

Сцена на площади показалась неплохим укрытием. По сути, это было единственное убежище, которое удалось найти. Я сижу на ступеньках и думаю, как странно влияет на меня этот парень. Кажется, мне стыдно. Стыдно за то, что он увидел меня, промокшую до нитки. Стыдно за то, что я убежала в первый раз, а потом убежала из супермаркета во второй раз. Пока я сижу, занятая этими мыслями и неспособная прийти ни к какому выводу, он снова появляется. Нагруженный пакетами с едой, он едет по главной улице на мопеде ― это как велосипед, только с мотором. Я прячусь за сценой, хотя она просматривается со всех сторон. Когда мопед поворачивает за угол, я встаю и поспешно ухожу. Сегодня я больше не готова общаться с этим парнем. Мой запас безумных реакций иссяк.

Я выхожу на грунтовую дорогу, которая, должно быть, ведет на ферму. Ускоряю шаг, потому что хочу поскорее попасть домой и съесть пакетик арахиса. Хочу есть арахис и думать, какие умные слова я могла бы сказать этому парню вместо того, чтобы убегать. Вдруг грунтовая дорога начинает казаться мне незнакомой, не такой, как та, по которой я раньше шла. Я настораживаюсь, но продолжаю идти. Чтобы успокоиться, прибегаю к своему обычному решению в ситуациях, когда чувствую себя неуверенно. Достаю из рюкзака плеер и слушаю голос отца.

* * *

«Засыпай, потушен свет».

«Еще раз, пап!»

«Ты уже много раз просила “еще раз”».

«Еще раз!»

«Нет. Теперь Желуденок выучит новое слово. Самое красивое слово на свете… ПОПА!»

«Опа».

«ПОПА. Попробуй еще раз, Желуденок. Оно должно получиться круглым, ПОПА – это круглое слово. ПО-ПА».

«Попа. Опа. ПО-О-ОПА-А-А!»

* * *

Этот странный разговор тоже есть на кассете. Папа учит меня важным словам. Он называет меня Лоленок-Желуденок. Мне нравится слушать, как мой детский голос пытается выговорить самое круглое слово на свете. Так я забавляюсь и иду все быстрее и быстрее, и вдруг кто-то кладет руку мне на плечо. Я вздрагиваю. И от неожиданности роняю рюкзак на землю.

– Извини, Лола, я не хотела тебя напугать. Просто ферма твоего дяди находится в другой стороне. А это дорога на карьер.

К этому моменту я уже свыклась с мыслью, что все жители города знают мое имя и всю родословную моей семьи. Рядом со мной стоит та девушка, за которой бежали кошки. Волосы у нее заплетены в косички, она смотрит на меня большими, очень выразительными глазами. Ее взгляд буквально светится заботой. Я поднимаю рюкзак и отвечаю:

– Все в порядке. Это моя первая ночь здесь, я пока плохо знаю дорогу.

Девушка разворачивается и идет в противоположную сторону.

– Ферма Маркуса Крокодила в той стороне. У тебя классный дядя. Пойдем, я тебя провожу.

Меня не очень вдохновляет ее предложение: я что, сама не способна найти дорогу? Но я улыбаюсь как можно естественнее и стараюсь не показаться невежливой.

– Не стоит. Я сама дойду.

– Стоит. Я люблю гулять. А ты что любишь?

– Я люблю плавать.

Она задумывается. Теперь мы идем в тишине, как старые друзья. Кошки бредут за нами. Я делаю вид, что это абсолютно естественно, когда за тобой следует стая животных. В большом городе так приходится поступать каждый день. Вдруг лицо моей новой подруги ― обладательницы копны косичек, кошачьей царицы и повелительницы грунтовых дорог – озаряется выражением полного счастья, и она сообщает мне еще более радостную новость:

– В муниципальном бассейне есть команда по плаванию. Они никогда ничего не выигрывали, но все в городе очень гордятся ими. Здесь, в Салту-Бониту, к плаванию относятся очень серьезно. Сходи туда ― может, Эрику разрешит тебе тренироваться вместе с девочками?

– Эрику ― это тренер? Да, неплохая идея. Может быть.

Мы идем все быстрее и быстрее, и, насколько я понимаю, по правильной дороге. На несколько секунд снова воцаряется тишина. Для меня это вполне естественно: честно говоря, мне всегда было сложно заводить друзей. Я не против помолчать. Но с этой девушкой все по-другому. С ней легко находиться рядом. С ней легко разговаривать. И я говорю:

– Сегодня суббота, почти десять часов вечера. Чем здесь обычно занимаются в это время?

– Идут на лужайку в Космопорту, чтобы, если повезет, увидеть инопланетян.

Я задумываюсь. Инопланетян? Серьезно? Честно говоря, не ожидала услышать о них в этом месте. Я сдерживаю смех.

– А ты почему не там?

– Предпочитаю проводить время с друзьями.

– С теми ребятами, которые тусуются вокруг сцены?

– Нет. С настоящими друзьями. С ними.

Она показывает на кошек. Все они смотрят на нее и как будто улыбаются, подтверждая ее слова. И это странно, потому что, как известно, кошки не умеют выражать эмоции. Они просто милые. Мы продолжаем путь в тишине. И вдруг оказываемся прямо у ворот дядиной фермы. Я, она и кошки.

– Ну вот мы и пришли. Передавай привет дяде. Знаешь, в детстве только он один покупал мне мороженое.

Это так похоже на Маркуса Крокодила. Я думаю, не поцеловать ли новую подругу в щеку, ведь именно так поступают друзья, но она уже уходит. Вместе с кошками. Я стараюсь как можно учтивее попрощаться и поблагодарить ее.

– Спасибо за компанию. Кстати, как тебя зовут?

Уже отойдя довольно далеко от покрашенных голубой краской ворот фермы, она кричит:

– Патрисия! Но можешь называть меня Зорайде!

Невозможно поверить, сколько любопытных вещей может происходить в городе, где, казалось бы, ничего не происходит. Я стою у ворот и смотрю, как Зорайде уходит в сопровождении своих друзей-кошек, и чувствую легкость. Легкость. Может быть, в этом и состоит основная разница между огромным городом с тяжелой атмосферой ― как раз в таком я и живу ― и крошечным населенным пунктом, как Салту-Бониту?

Я вхожу в дом и сразу направляюсь в спальню. Оставляю окно открытым, потому что хочу съесть на ужин арахис, рассматривая ковер звездного неба. Полпачки арахиса. Это один из лучших ужинов в моей жизни. Я ложусь в кровать, но не могу заснуть.

Думаю о поездке сюда, об оправдании, которое найду для мамы завтра, о муниципальном бассейне и о девушке с кошками. Но это еще не все. Да кого я обманываю? Я не могу перестать думать о парне из бассейна. О парне, который оказался на моем пути. Я волнуюсь, потому что никогда ни о ком так не думала. В таком ключе. Звук скрипящего бамбука на заднем дворе дома добавляет ситуации тревожности. Нет, я не из тех, кого впечатляют подобные вещи. Но на мои мысли об этом парне, которого я сегодня встретила, волей-неволей накладывается скрип бамбука, и эта смесь становится прямо-таки взрывоопасной. Кажется, что моя голова сейчас разлетится на части. Я встаю с кровати, открываю рюкзак и ищу плеер, чтобы послушать голос отца. Он всегда меня успокаивает. Но плеера нет. Не может быть! В отчаянии я вываливаю содержимое рюкзака на пол. Монеты, бесполезные бумажки, ежедневник, который я собиралась вести, но так и не начала. Все это выпадает из рюкзака, но плеера с кассетой с папиным голосом нет. Этого не может быть!

Папа, где же ты?

Приглашение смотреть на инопланетян

Я уже некоторое время сижу на полу в дядиной спальне. Не знаю, как долго. Я в абсолютной панике. Я одна, снаружи скрипит бамбук, а папиного голоса нет. Да, это был мой выбор. Но не во всем. Я не специально потеряла кассету. Нет, я не плачу. Это еще одна вещь, о которой я вам пока не рассказывала. Я не плачу. Странно? Очень, я знаю. Особенно если принять во внимание мой возраст. Подростки часто устраивают истерики. Кричат. Рыдают. А я ― нет. Дело в том, что я, наверное, выплакала все свои слезы второго сентября тысяча девятьсот семьдесят девятого года. Или вскоре после этого. Значит ли это, что я вообще ничего не чувствую? Конечно, чувствую. Но каждый раз, когда у меня болит горло или подкатывает грусть, я слушаю папин голос. Слушала. Ведь кассеты больше нет. Я пытаюсь обнять Афонсу, надеть пижаму, посмотреть на небо, усыпанное звездами, но ничего не получается. Я сдаюсь. Проходит еще какое-то время, я лежу на полу спальни, жалея себя, что, говорят, характерно для подростков, как вдруг слышу шорох у двери гостиной. Стучат. Мне страшно. Стук становится все настойчивее. Я подхожу к двери, не до конца уверенная в том, что поступаю правильно. Открываю дверь. Кто там? Можно и не говорить, правда? И что у него в руках? Вы догадались? Да. Тот парень. Парень с очаровательной улыбкой, которая заставляет время остановиться, стоит перед дверью и держит мой плеер. Я знаю, знаю, это слишком невероятное совпадение, а я не верю в совпадения. Это слишком очевидно, это похоже на хэппи-энд в кино. Что он делает здесь, ночью? В тот самый момент, когда мне кажется, что мир вот-вот рухнет или что я наконец-то расплачусь, он смотрит на меня так, как будто иначе и не должно было быть.

– Привет. Вот пришел занести плеер, нашел его у карьера. Он же твой?

Я улыбаюсь и выхожу в чем была, то есть в пижаме. Какое впечатление может произвести старая пижама в горошек на того, кто видел меня в абсолютно прозрачной от воды одежде? Никакого. Это просто пижама. Он протягивает мне плеер.

– Ого! Не знаю, как отблагодарить тебя. Ты меня просто спас. Честное слово.

Лола, это смешно. Тебя не нужно спасать. Ты же не веришь во всю эту чепуху про прекрасных принцев, помнишь? Помню. Я продолжаю, не давая ему времени на ответ:

– То есть спасибо тебе. Как ты узнал, что он мой?

– На кассете написано твое имя.

– Ты слушал кассету?

Ему кажется странным мое предположение, и он качает головой. Я совсем не рада, что задала этот глупый вопрос, поэтому захожу в дом и притворяю дверь. Парень бежит к мопеду и приносит продукты, которые я оставила на кассе в магазине, где он работает. Три пакета с какой-то ерундой, которую не одобрила бы мать любого подростка. Снеки. Арахис. Клубничный «Несквик», мой любимый.