Меч и ручка

– Ладно. С чего начнем?

Теперь они были за воротами военной части, на холме, с которого открывался вид на гавань и город внизу. Это была хорошая обзорная площадка, почти на уровне трех основных достопримечательностей: маяка, серапеума, Железной башни. Отсюда хороший командир мог видеть все подходы к городу и все укрепления, а также большую часть закрытых городских ворот. Санти направится именно сюда, как только закончит раздавать приказы у пирамиды.

Обратный путь в серапеум обещал быть чертовски долгим, и, глядя на дорогу, Джесс почувствовал волну слабости.

Он указал в сторону доков. С этим путешествием он мог справиться, подумал Джесс.

Глен нахмурилась:

– Почему доки? Сегодня никто не работает. Корабли не заходят.

– Именно поэтому. Ее люди будут отдыхать и выпивать, и именно там они будут себя чувствовать наиболее комфортно. А еще там они будут чувствовать себя в безопасности. Так что там к ним подойти будет проще всего. – «Надеюсь». Потому что люди Аниты достались ей по наследству… а до этого были верны Красному Ибрагиму, но она убила собственного отца. Прямо сейчас Джесс не был уверен, кто кому верен. Если кто-нибудь пустил слух о том, что Анита убила Красного Ибрагима, чтобы защитить парочку дурных Брайтвеллов… ситуация была бы опасная.

Джесс направился к дороге, которая вела вниз с холма. Глен схватила его за руку.

– Нет, – сказала она. – Транспорт как раз отправляется. Мы поедем.

– Я могу идти.

– Прибереги силы.

Она была права: из-за ворот как раз выезжала военная карета, которая остановилась, когда Глен помахала. Джесс забрался в салон с неподдельным, постыдным облегчением. Солдаты, что ехали внутри, молчали и выглядели мрачно; Джесс кивком поздоровался со всеми, кого узнал, но никто ничего ему не сказал. Глен дала знак водителю, чтобы тот высадил их на перекрестке дорог, который вел к разным докам, к маяку и за поворот к центру города; она не стала помогать Джессу выбираться наружу, и Джесс был благодарен за доверие. Ему было не настолько плохо. Пока что.

Александрийские доки – как и большинство доков по всему миру – не были предназначены для обычных туристов. Они были тем единственным местом в городе, которое редко посещали профессора, а солдаты заглядывали сюда только по делу, так что менее законопослушные элементы общества, особенно контрабандисты и воры, чувствовали себя здесь как дома. Корабли, стоящие сейчас на якорях в гавани, являлись ярким напоминанием о том, насколько на самом деле обширными были владения Великой библиотеки… торговые суда с красными парусами из Китая, массивные многопалубные суда с носами в виде драконьих голов из холодных далей Скандинавии. Изящные римские корабли терлись корпусами о корабли, прибывшие из Турции, России и Португалии, а судна островных государств Карибского бассейна – с кораблями из континентов Северной и Южной Америки. Столько мореплавательных и торговых стран, сколько есть в мире, ведут здесь свой бизнес… или вели. Теперь все они оказались в ловушке в гавани, ожидая исхода самой опасной игры, в какую когда-либо играла Великая библиотека. Скучали. И боялись. Плохое сочетание.

Солдат вокруг, разумеется, тоже было немало. Они следили за порядком, однако все равно все знали, что в бары, таверны и бордели те не захаживали.

Джесс направился к ближайшему самому захолустному бару, какой только заметил. У того даже названия не было, лишь старая деревянная вывеска, болтающаяся на двух крючках, на которой была нарисована одна-единственная кружка с пузырящейся пеной. Эффектно. На этом языке говорил каждый, пусть даже и не все принимали в подобном общении участие. Джесс помнил это место. Он находил тут людей Красного Ибрагима уже не единожды.

Глен остановила Джесса, схватив рукой за плечо, в нескольких шагах от двери.

– Не забывай, что ты идешь туда не как Брайтвелл. Ты в солдатской униформе. Это большая разница. – Таким образом Глен сразу намекала на то, что нужно глядеть в оба и не опозорить армию, и Джесс кивнул.

– Оставайся здесь, – сказал он ей. – Я не шучу. Уже достаточно того, что я пришел в таком виде. А ты выглядишь официально и недовольно, при виде тебя все труды будут насмарку.

– Пять минут, – сказала она.

– Через пять минут я либо добьюсь того, за чем пришел, либо мое тело вышвырнут наружу, и ты все равно ничего не добьешься, ворвавшись внутрь, – сказал Джесс. – Вернусь, когда сделаю дело. Доверься мне. Я эти места знаю.

Джесс и впрямь знал, однако не был уверен, как воспримут его появление сейчас. И все равно ничего не оставалось, как заняться делом.

Никто, кажется, не заметил и не придал значения тому, что Джесс зашел и протиснулся сквозь толпу. Как и ожидалось, народу было много, и от такой тесноты внутри стояла жара; пахло в зале смесью пота, перебродившего алкоголя и резкого аромата сильно приправленного мяса, готовящегося где-то на кухне. Тут располагались столы, но все были до отказа забиты мужчинами и женщинами, сидевшими на скамейках, а звон стекла и металла походил на сильный дождь, бьющий каплями по крыше. За барной стойкой впереди трудилось не менее пяти человек, и все они выглядели разгоряченными и переутомленными; Джесс старался избегать давки и двигался между столиками. Никто не встречался с ним взглядом. Он услышал тихую ворчливую беседу группки африканских моряков; Джесс не говорил на их языке, но предположил, что они возмущены тем, что их держат здесь, в гавани, из-за неприятностей, к которым они не имеют никакого отношения. – Крепкие же у тебя нервы.

Этот прямой комментарий Джессу бросил грек – и, если судить по его внешнему виду, капитан, – который осушил последнюю кружку из тех, которые, несомненно, уже можно было выставлять в ряд. У мужчины были длинный бледный шрам через все его загорелое лицо и пузо размером с винную бочку. Руки он сложил на столе.

– Лишь нервы? – отозвался Джесс. Грек явно разговаривал с ним, так что невежливо было не ответить. – Хочется верить, что не только нервы меня спасают.

– Тебе тут не место, мальчишка.

– И вам не место, если, конечно, заведение не ваше. А если ваше, то не стоит тогда пить то, на чем можно заработать. – Джесс говорил, просто чтобы говорить, потому что в этот момент наблюдал за руками мужчины. Он не был уверен, что тут творится, однако какие-то инстинкты невольно пробуждались внутри, какое-то воспоминание всплывало на поверхность сознания, но пока ускользало.

А потом мужчина дернул левой рукой. Три пальца согнулись, а правым указательным он дважды стукнул по столешнице. Жест выглядел странно, и вспомнил его Джесс с запозданием. Это был очень старый знак контрабандистов, который использовали шпионы и нечистые на руку люди давным-давно; Джесса научил этому знаку отец, а его люди изредка использовали жест в подобных ситуациях, чтобы передать сообщение, когда вокруг слишком много лишних глаз и ушей.

Он означал: «Осторожно».

– Армейских ублюдков тут не жалуют, – сказал грек. – Как и дураков, которые приносят в жертву наши жизни ради своих книг.

Его пальцы по-прежнему двигались. На этот раз они передали слово, которое Джесс понял не сразу. В конце концов он разобрал: «Соперник». Какой соперник? Банда? Красный Ибрагим управлял всеми бандами города, но его время прошло. Соперники появятся быстро и тут же захотят урвать себе кусок разваливающейся на части империи Красного Ибрагима. У Аниты будет куча проблем, в этом сомнений нет.

Джесс схватил за грудки пожилого пьяницу, сидящего напротив грека, и заставил того подняться на ноги, а затем вручил ему золотой александрийский гиней и толкнул в сторону бара. Сам же Джесс уселся на освободившийся стул, сложил руки на столе и сказал:

– Солдатам рады всюду в нашем городе. Вы же просто гость. Знайте свое место.

Многие теперь за ними наблюдали, но Джесс надеялся, что они видят лишь очевидное: перепивший капитан корабля оскорбляет библиотечного солдата, который воспринимает все на свой счет.

– Если затеваешь драку, лучше бы быть готовым в ней победить, – сказал капитан. Пальцами же он добавил: «Поговорим снаружи».

– О, я могу победить, – сказал Джесс. – Снаружи. Тут так тесно, что с трудом можно поднять руку для тоста, не говоря уже о том, чтобы замахнуться для хорошего удара.

– Это верно, – сказал грек. – Но если мы выйдем, я обещаю: только я вернусь назад. Тебя же кто-нибудь потащит к медикам или в Некрополь.

– Еще посмотрим, – сказал Джесс. Он поднялся на ноги и направился к задней двери, которая едва виднелась серым пятном в дальнем углу зала. Джесс подождал, сделал несколько шагов, а затем обернулся. Грек все еще сидел. – Вы идете? – Если тебе так уж не терпится умереть. – Мужчина хлопнул кружкой по столу и воскликнул: – Купите мне кто-нибудь выпивки, пока я пересчитываю кости библиотечному рабу!

В ответ раздались одобрительные возгласы, и мужчина вразвалочку направился к задней двери. Джесс пошел впереди. Выходя наружу, он был готов к опасности, и правильно; он уловил мелькнувшее рядом движение и пригнулся, что спасло его, когда дубинка просвистела над головой и врезалась сбоку в сырую каменную стену. Джесс переместил вес с ноги на ногу и с силой сделал выпад; его ботинок попал в провисший живот и отбросил нападавшего. Недостаточно сильно, чтобы сбить человека с ног, но достаточно, чтобы дать самому Джессу преимущество. Джесс почувствовал боль, когда сделал глубокий вдох, но пришлось не обращать на это внимания и терпеть. На боль не было времени. Он уперся в стену, чтобы использовать ту как опору, оттолкнуться и нанести еще один удар, на этот раз мужчине прямо в грудь. Этот удар оказался достаточно мощным, чтобы хрустнула кость, и мужчина, ахнув, упал; дубинка выскользнула у него из рук и покатилась вниз по неровному склону. Но и сам Джесс привалился к стене позади. Его легкие жгло, и он чувствовал привкус крови. «Вероятно, это не то, что имел в виду медик, когда посоветовал мне отдохнуть». Джесс пытался мысленно пошутить, но вышло вовсе не смешно. Он не на шутку перепугался, поняв, что только что навредил себе. Снова.

Однако времени тревожиться не было. Джесс выхватил пистолет и направил дуло мужчине в голову.

– Перемирие, – сказал он, сдерживая импульс закашляться. – Я вам не враг. Я кузен. – Кузенами в бизнесе контрабандистов называли тех, кто связан с одной из самых крупных организаций. С Брайтвеллами. С Хельсинской коалицией. С Красным Ибрагимом. С тайной организацией Ли Чанг в Китае. Или Тартикофф в России. Кузены друг с другом не сражались, если дело только не касалось территории.

– Ты в солдатской униформе, кузен! – простонал мужчина. Он был крупным, перекормленным человеком с кожей цвета меди, какой обладали коренные александрийцы, и теперь потянул руку, чтобы нащупать что-то на поясе. Джесс наступил на руку мужчины, который болезненно вскрикнул в ответ. Джесс наступил сильнее.

– Хватит, – сказал Джесс. На этот раз пришлось сделать паузу, чтобы покашлять, и снова ощутить вкус крови во рту. Джесс сглотнул и заставил себя улыбнуться. – Давайте не будем переходить на личности.

– Ты сломал мне ребра!

– А ты пытался сломать мне череп, кузен, так что мы квиты.

Джесс глянул в сторону двери, когда та со скрипом отворилась, и наружу наконец вышел капитан. Тот явно был не таким пьяным, каким выглядел до этого, потому что с первого взгляда понял, что к чему, сердито покосился на мужчину на земле и покачал головой.

– Чертов дурень, – сказал капитан. – Можешь, пожалуйста, не ломать ему пальцы? Он еще пригодится.

Джесс убрал ногу и спрятал пистолет. На это требовалось самообладание, и, слава Герону, оно окупилось; здоровяк медленно поднялся на колени и пополз прочь. Капитан припал плечом к каменной стене заведения и сложил на груди руки. Он продолжал наблюдать за Джессом, и что-то в его внимательном взгляде заставляло Джесса нервничать.

– Ты выглядишь нездоровым, – заметил капитан. – Не болеешь, случайно?

– Просто устал разбираться с идиотами, – огрызнулся Джесс. – Я ищу Красную Леди.

Кустистые брови капитана взмыли вверх.

– О. Девчонку.

– Лучше не говорите такие слова громко. Ей может не понравиться.

– У нее полно других проблем, – сказал капитан. – Когда ее отец пал, а она поддержала библиотекарей… что ж, некоторым это пришлось не по душе, и они решили, что она предает своих людей. Хаос – это самое время на прибыли. Ваша Красная Леди этого, кажется, не понимает.

– В этом мире мало вещей, которые она не понимает, – сказал Джесс. – Вам бы лучше это запомнить. Дайте ей год и окажите свою поддержку, и на земле не останется ни единого вора или контрабандиста, который посмеет пойти против нее – или вас, если вы будете на ее стороне.

– Даже твой собственный отец? Я знаю, кто ты, мальчишка. И насколько твой отец амбициозен.

Последним, кого Джесс желал сейчас обсуждать, был Каллум Брайтвелл. Даже одно упоминание отца принесло с собой глубокую, тяжелую боль, и Джессу внезапно показалось, что его руки липкие от крови брата. Снова. Джесс сглотнул и сказал:

– Мой отец уважал территорию Красного Ибрагима и также будет уважать его дочь. Иначе ему придется иметь дело со мной.

– Хм-м-м, – сказал капитан и задумчиво потер большим пальцем свой щетинистый подбородок. – Значит, ты уверен, что хочешь найти Аниту?

– Уверен.

– Тогда давай-ка заключим сделку. У нас три корабля, которые готовы к отплытию из гавани, с ценным грузом на борту. Нам нужно, чтобы корабли отчалили до того, как разразится война. Договорись об этом, и я скажу тебе, где Анита.

Джесс вытащил из-за пояска Кодекс и написал сообщение. Помешкал мгновение, дожидаясь, пока не появился рукописный ответ, а потом посмотрел на капитана.

– Нейтральные торговые судна будут выпущены в течение часа, – сказал Джесс. – Включая ваши. Никому не нужно, чтобы они мешали в разгар конфликта.

– Вот так просто?

– Да. – Джессу в этом вопросе повезло, однако он готов был поспорить, что Санти хочет видеть доки пустыми; с таким количеством пришвартованных кораблей риски несчастных случаев, пожаров, мятежей и тысяч других невзгод возрастают в разы. Лучше уж выпустить гостей до того, как начнутся проблемы. – Где она?

– Ну хорошо. Она в Храме Анубиса, – сказал он. – Соври и скажи ей, что я был ей верен, когда будешь там. И лучше бы нашим кораблям побыстрее отплыть. А если мы потеряем груз…

– То вы найдете меня и убьете самым ужасным из возможных способов, да, я знаю, – вздохнул Джесс. – Если же вы соврали мне, ждите того же.

– Я не соврал. Ты ее найдешь. Будь сегодня верен своему слову, и я подумаю над тем, чтобы поддержать девчонку в ее борьбе с соперниками.

Джесс кивнул:

– Договорились. И спасибо. Брайтвеллы будут вам должны.

– Однажды я этим воспользуюсь, – сказал капитан. – Титан Бервик к вашим услугам.

– Капитан Бервик. – Джесс легонько поклонился. – Постарайтесь не убить никого из библиотечных солдат, пока занимаетесь своим бизнесом. Если убьете, то потеряете мою благосклонность.

– Ну, теперь ты какую-то чушь несешь.

Джесс не улыбнулся.

– Я не шучу.

Он развернулся и отправился вниз по склону. Пришлось остановиться на полпути, когда он огибал здание, припасть к теплой поверхности стены и сделать тяжелый вдох. Вдоха оказалось недостаточно. Джесс был слаб, его трясло, а в груди все горело. Казалось, что его начинили горящим хлопком. Покопавшись в кармане, Джесс нашел маску и потратил несколько секунд, чтобы в ней подышать. Боль отступила, и когда он наконец завернул за угол здания, то уже чувствовал себя спокойнее и сильнее, по крайней мере, пока что.

Глен была все там же, где Джесс ее и оставил, хотя выглядела теперь воинственной и готовой к драке. Она расслабилась, когда наконец увидела его.

– Самое время. Нашел что-нибудь помимо неприятностей?

– Неприятности могут быть на руку, – сказал Джесс. – Храм Анубиса. Пошли.

Записки

Письмо Архивариуса в Изгнании, запрещено для распространения в Кодексе, заархивировано для будущего изучения.

Всем на просторах Александрийской Великой библиотеки: я призываю вас на нашу защиту.

Никогда прежде Великая библиотека не сталкивалась с подобного рода предательским восстанием, совершенным своими же членами. Как законный архивариус этого огромного и древнего института, я заявляю вам, что без вашего активного участия и непоколебимой верности Великая библиотека падет. Свет, который горел на протяжении тысячелетий, угаснет из-за мелочной, эгоистичной жадности кучки недовольных повстанцев. Мир погрузится в хаос и варварство и развалится на мелкие кусочки, которые будут грызть друг другу глотки за растерзанную плоть древнего чуда. В ваших силах предотвратить все это.

Я призываю каждый серапеум, каждого капитана на поле боя, каждого гражданина: защищайте нас. Пошлите Александрии помощь. Уничтожьте мятежников и восстановите порядок, прежде чем станет слишком поздно.

Как только любое из национальных государств высадит свои войска на берегах Александрии или пересечет ее нерушимые границы, Великая библиотека прекратит свое существование.

Будьте осторожны.

Война близко.

Война здесь.

Глава третья

Халила

Профессор Мурасаки остановилась у формального трона архивариуса и легонько прикоснулась пальцами к старому-старому дереву, из которого тот был вырезан.

– Мне казалось, он будет более… изысканным, – сказала она. – И может, более удобным.

Халила подавила желание улыбнуться. Здесь улыбкам не место. Здесь, в Приемном зале архивариуса Великой библиотеки, огромном мраморном пространстве с лотосовидными колоннами, ряды которых уходили вдаль. В зале находился лишь один механический страж: Гор высотой в два этажа, который стоял за троном. Он был впечатляющим и красивым, из черного камня и золота, с яркими бирюзовыми глазами. Гор держал табличку писца в одной руке и стилус в другой… однако у стилуса кончик был заточен, как у ножа, а размером он был с настоящий меч.

Трон стоял на возвышающейся позолоченной платформе, которая располагалась на спинах двух покоящихся золотых сфинксов. К трону вело семь ступенек, это число считалось у древних египтян священным. Четыре горящие жаровни были установлены в четырех углах: еще одно священное число. И всюду пахло навязчивыми ароматическими травами.

Однако благодаря некой инженерной хитрости воздух в помещении казался прохладным, несмотря на влажную духоту снаружи.

Халила понимала, что разглядывает все это лишь потому, что таким образом пытается избежать собственной тревоги. Она чувствовала себя здесь маленькой, что было задумано создателями зала; этот зал должен был заставлять всех людей ощущать себя совершенно никчемными… всех, за исключением того человека, который сидел на высоком троне.

Тем не менее профессор Мурасаки – пожилая японка – чувствовала себя более чем способной затмить и трон, и зал. Что и делало ее безупречной.

– Не думаю, что я достойна подобной чести, – сказала Мурасаки. – Я этого совсем не ожидала, когда меня попросили сюда приехать.

– Вы победили на выборах Конклава, – сказала Халила. – Точно так же, как и любого другого архивариуса избирали на протяжении тысячелетий. У вас нет причин колебаться.

– И нет особой необходимости в спешке, – сказала Мурасаки. – Великая библиотека не выжила бы, если бы все здесь делалось в спешке. Даже с хищниками у наших дверей мы должны руководствоваться собственными мыслями и действовать в своем темпе.

Ее манера держаться отражала серьезность момента, как и этот зал. Мурасаки приняла официальную мантию архивариуса – золотую с серебряной вышивкой в виде ока Гора, – но отказалась от сложного головного убора в стиле, какой носили фараоны, который прилагался к наряду. Вместо этого на ее седых волосах, зачесанных назад, красовалась простая диадема с символом Великой библиотеки. Она выглядела… великолепной, по предвзятому мнению Халилы, конечно. Настоящий профессор, занявший самое почетное место в старейшем учебном заведении в мире.

«Я бы никогда так не смогла», – подумала Халила. Конечно, она мечтала об этом; в своих тайных, самых амбициозных фантазиях она представляла себя в этом самом тронном зале, управляющей Великой библиотеки, и в мечтах все преклонялись перед ее мудростью. Сейчас же это казалось абсурдным. Смирение являлось основой ее веры, и она была убеждена, что Аллах возвысит ее, если она действительно когда-либо этого заслужит. Но не сейчас, не в эти отчаянные времена. Халила была благодарна, что профессор Мурасаки была здесь и могла нести это бремя.

Как только Халила подумала обо всем этом, Мурасаки глубоко вздохнула и опустилась на трон архивариуса. Она сложила на коленях руки и сказала:

– Я готова.

Халила повернулась к дверям. Она чувствовала себя одинокой в этом огромном зале, однако ощущение это было обманчивым; помимо Мурасаки, здесь уже находилось около сотни других людей, но в таком грандиозном пространстве даже толпа казалась каким-то хрупким, одиноким собранием. В тени стояло много библиотечных солдат. Халила сделала жест, и двое из них открыли большие двери в задней части помещения.

И остальные члены Конклава Великой библиотеки хлынули внутрь. Тысячи профессоров в черных мантиях. В десять раз больше библиотекарей и сотрудников. Большинство из них никогда не бывали в этом зале и, как и Халила, похоже, были поражены величием сложившейся ситуации. Шаги гостей замедлились, когда они вошли внутрь, и толпа, естественно, поспешила заполнить пространство. Однако профессоров и сотрудников, присутствующих в Александрии на данный момент – тех, кто не находился в других регионах или же не бежал с архивариусом, – все еще казалось слишком мало.

«Нам не хватает столь многих, – подумала Халила и ощутила болезненный укол где-то внутри. – Столь многих». Однако отец и брат Халилы были в первых рядах собравшихся, и она поспешила обнять их обоих, готовая чуть ли не расплакаться от одной благодарности за то, что они здесь. Отцу нездоровилось; он выглядел слабым и постоянно дрожал от кашля. Однако он был жив.

Халила заключила уставшее лицо отца в свои ладони и сказала:

– Ты уже показался медику?

– Покажусь, дитя мое. Скоро. Обещаю. – Его улыбка осветила мир Халилы. – Я не мог позволить себе пропустить сегодняшний день. Даже если бы меня пришлось сюда нести, я бы прибыл.

– Не слушай его. Он шагает своими собственными силами, – сказал брат Халилы и заключил ее в объятия, отчего ноги Халилы оторвались от пола, а дыхание сперло. Улыбка у брата была широкой, как и всегда, будто бы он не бывал в тюрьме и на грани гибели. – Халила. Кто бы мог подумать, что моя маленькая сестренка может оказаться такой храброй? – Должен был догадаться, – сказала ему Халила, отчего его улыбка чуть погасла. – В конце-то концов, я же никогда не боялась тебя.

– Я не такой уж и грозный.

Это было ложью. Салех являлся одним из самых способных мужчин из всех, каких Халила знала, а знала она нынче немало. Она решила не продолжать спор и вместо этого снова повернулась к отцу:

– Ему вообще стоит быть здесь?

– Попробовала бы его не пустить, – сказал Салех. – Я прослежу, чтобы он показался медику. Но сейчас дай ему насладиться моментом. Ему нужно увидеть, что Великая библиотека восстановилась, прежде чем идти отдыхать. Всем нам нужно.

Теперь, когда все профессора вошли и заняли свои места, следующая шеренга, вошедшая в зал, была сформирована из военных: нарядно одетых солдат, торжественных и гордых. Во главе их вышагивал капитан Никколо Санти. Он выглядел серьезным, понимая возложенную на него ответственность, и когда его войска заняли свои места по краям огромного зала, он двинулся вперед по длинному пространству белого мрамора. Толпа в черных одеждах расступалась перед ним, а затем Санти подошел к подножию лестницы пьедестала и опустился на одно колено, прижав кулак к сердцу.

– Ваш труд на благо Великой библиотеки не имеет цены, – сказала профессор Мурасаки. – Как избранный архивариус, я благодарю вас за вашу преданность и дальновидность и приветствую вас в этом священном месте. Готовы ли вы принести присягу?

– Готов, – сказал Санти. – Я клянусь служить Великой библиотеке телом, разумом и кровью так долго, как это будет угодно архивариусу. Клянусь защищать библиотеку от всех врагов, внутренних и внешних. Клянусь соблюдать законы и заветы Великой библиотеки и, когда прикажут, направлять и возглавлять армию в бою. Клянусь защищать знания и их слуг, где бы им ни угрожала опасность.

– Тогда поднимайтесь, Никколо Санти, лорд-командующий Высшей армией, – сказала Мурасаки. – Капитаны Высшей армии: вы подтверждаете это повышение?

Каждый капитан, поняла Халила, стоял по стойке «смирно» рядом с каждым подразделением войск, и один за другим они сделали шаг вперед, приложили кулаки к сердцу и сказали: