Трон Знания. Книга 1

– Маркиз Бархат, – продолжила Малика. – Это Ахе, младший брат Муна.

Перешагнув вслед за мастером порог дома, Вилар попал в тесную, скудно обставленную комнату. С потолка свисала лампа на длинном проводе. На стене тихонько тикали часы с кукушкой. К блёклым обоям был приколот булавкой календарь.

– Может, чайку? – спросил старик.

– У нас мало времени, – проговорила Малика. – Чаёк завтра попьём. Лучше покажи маркизу свои работы.

– Как поживает Мун? – спросил Ахе, убирая со стола на подоконник кружку и тарелку с надкушенным бутербродом.

– Я завтра приду, и обо всём с тобой поболтаем. Хорошо? – отозвалась Малика.

Ахе пожал худыми плечами:

– Хорошо. – Торопливо набросил клетчатый плед на узкую кровать и посмотрел на маркиза. – Вы хотите что-то купить?

– Посмотреть, – поспешила ответить Малика. – Скоро в Ларжетае пройдут ювелирные торги.

– Об этом ещё рано говорить, – сказал Вилар недовольно. – И не думаю, что мастеру Ахе это интересно.

– Почему же? Мне очень интересно, – заверил старик. Придвинул к столу скамью. Вытащил из тумбочки настольную лампу. – Эта ярче, но прожорливая, как ёрш. Ёрш не тот, чем бутылки чистят. Ёрш – это рыба.

Яркий свет неприятно резанул по глазам. Вилар зажмурился. Малика толкнула его в бок:

– Смотрите!

Ахе достал из деревянного сундучка золотой браслет, украшенный алмазами. Поднёс к лампе:

– Цветные лучи, из которых слагается белый цвет, а это красный, оранжевый, зелёный и другие цвета, преломляются по-разному. Потому на выходе из кристалла луч белого цвета расщепляется на все цвета радуги. Это явление называется игрой камня или огнём. Один поворот бриллианта вызывает целый сноп радужных искр.

Старик передал Вилару браслет, достал из сундучка серьги:

– Если камни огранены правильно, световые лучи изгибаются, преломляются и снова выходят через их верхнюю часть, а не теряются, уходя через нижнюю. Это усиливает блеск огранённого камня.

Передав Вилару серьги, Ахе вытащил из ящичка перстень:

– Твёрдые, хорошо отполированные камни, по сравнению с мягкими, имеют более яркий блеск. Полировка усиливает его и выявляет истинный цвет. Из всех оптических свойств цвет, пожалуй, имеет наибольшее значение, особенно для непрозрачных камней.

Ахе всё говорил и говорил. На обшарпанном столе росла горка камней в золотой и серебряной оправе.

– Как вам удалось сколотить такое состояние? – спросил Вилар.

– Дело всей моей жизни. Раньше было проще: то за работу кто-то платил камешком, то мне удавалось купить за бесценок нечто тусклое и невзрачное. Не все знают, что из этого нечто можно сделать что-то. – Ахе принялся складывать украшения в сундучок. – Теперь всё по-другому: приходится корпеть над дешёвыми стёклышками и мастерить грошовые побрякушки.

– Почему не продали изделия?

– За бесценок – жалко, за настоящую цену – некому. – Ахе любовно провёл рукой по крышке сундучка. – Они ждут лучших времён.

– Лучшие времена скоро настанут, – проговорила Малика и поднялась. – Нам пора.

Старик удивился:

– Посмотрели и всё? И ничего не расскажете о торгах?

Малика обняла его за плечи:

– О новостях ты узнаешь первым.

– Сказать по правде, сюрприз удался, – проговорил Вилар, шагая по улице рядом с Маликой. – Твой Ахе настоящий мастер.

– Маркиз Безбур говорил, что на аукционе умельцы могут продать свои работы, – произнесла она и раскинула руки. – Посмотрите, сколько их. И каждый готов заплатить за участие.

***

Малика вела автомобиль. Вилар уныло взирал на пустошь. За два дня пребывания в Ларжетае он уже запамятовал, как выглядит истинное Порубежье.

– Плохая затея. Давай вернёмся.

– Вы же ничего ещё не видели, – отозвалась Малика.

– Мне достаточно того, что я вижу сейчас. Разворачивай машину. Ты слышишь?

– Я хочу показать вам зал.

– Ни один дворянин не поедет по такой дороге ради какого-то аукциона. Мы попусту тратим время.

– Если вы повторите это вечером, я извинюсь перед вами.

Вилар уставился в окно. До самого горизонта не было видно ни души, ветер доносил солёный запах моря.

– Ты забыла, чем закончилось ваше путешествие с Адэром?

– Не забыла. Место, куда мы едем, люди обходят стороной.

– Почему?

– Место заколдовано.

Вилар хохотнул:

– Ещё лучше.

– Вы верите в сказки?

– Я давно вырос из коротких штанишек.

– Тогда вам не стоит волноваться.

Вилар повернулся к Малике:

– Когда ты успела научиться водить?

– Мы с Зульцем ремонтировали вашу машину. Он просил нажать на газ, покрутить руль, сдать назад. Так и научилась. – Малика заглушила двигатель. – Приехали.

– Корзинку брать?

– Потом возьмёте.

Спустившись по отлогому склону, они очутились в низине, похожей на овальную тарелку. Пересекли её дно.

Вилар пошёл было вверх по скосу, но Малика схватила его за руку:

– Не торопитесь. – И устремила взгляд на солнце, выпавшее из зенита.

Бежали минуты, Малика пристально смотрела в небо, а Вилар ничего вокруг не замечал: мысли и чувства перекочевали в ладонь, в которой трепетали девичьи пальцы.

Держась за руки, они прошли до середины склона и вновь остановились. Вершина косогора была в нескольких шагах, но даже отсюда Вилар увидел ярко-зелёный залив, отгороженный от моря грядой острых скал.

Пальцы Малики задрожали.

– Замёрзла? – спросил Вилар.

– Идём! – сказала она и двинулась дальше.

Земля перед ними уходила вниз очередным пологим склоном. Вилар посмотрел на побережье. Сердце замерло вместе с дыханием.

На берегу горел зелёный костёр, переливаясь всеми оттенками изумительного цвета. Сказочное свечение подобно рваным языкам пламени поднималось к знойному небу. Вдруг костёр превратился в высокий изумрудный столб, похожий на кристалл драгоценного камня. Краски побледнели, столб истончился и в мгновение ока рухнул в залив.

Вилар растерянно всматривался в заброшенные строения на побережье. Дома на окраине выглядели маленькими и неказистыми, ближе к центру здания становились выше, отчего складывалось впечатление, будто городок стоит на горе.

– Что это?

– Смарагд. Город-изумруд, – произнесла Малика и побежала вниз.

Они шли по плавно изогнутой улице мимо занесённых песком полуразрушенных домов. Каждая следующая улица образовывала кольцо поменьше. Их соединяли узкие переулки. В центре города находилась площадь с единственным строением: высокий одноэтажный круглый дом со множеством дверных проёмов и оконных арок.

Они вошли внутрь. Взгляду предстал внушительных размеров зал.

– Подойдёт для проведения торгов? – спросила Малика и закружила по залу, водя руками. – Вот здесь и здесь поставите стулья. А здесь установите стенды с камнями.

Вилар посмотрел на пустые оконные проёмы, на пол, покрытый песком и сухим илом:

– Места много, а работы ещё больше.

– Участники оставят машины возле низинки, – продолжила Малика. – Главное – не ошибиться и точно рассчитать время по солнцу.

– Откуда взялся костёр?

– Вы внимательно слушали Ахе?

– Честно говоря, вполуха.

– Он так старался произвести на вас впечатление.

– На меня произвели впечатление его работы. Это намного важнее.

Малика вздохнула:

– Солнце должно находиться в определённой точке, чтобы лучи отражались от изумрудной воды залива под нужным углом. Так называемая игра света.

– Откуда ты узнала о Смарагде?

– В отличие от вас я люблю сказки.

Вилар прошёлся по залу, поддевая носками сапог лохмотья ила:

– Я расскажу Адэру, но два месяца – очень маленький срок.

– Через два месяца моя гостиница будет готова к приёму гостей. Неужели уборка мусора займёт больше времени?

– Не я решаю. Пора возвращаться, Малика.

– Это ещё не всё. Несите корзинку.

Расположившись у воды и расстелив на песке салфетку, Малика выкладывала из корзины булочки и бутерброды:

– Что делать с дорогой? Построить её вы точно не успеете.

– Ты говоришь так, будто вопрос с выставкой в Смарагде решён.

– Представьте, что уже решён.

Вилар наполнил бокал вином, сделал глоток:

– Хорошо, попытаюсь. Можно обойтись малой кровью. Расчистить от камней, увлажнить и утрамбовать, чтобы не летели песок и пыль. Так делают в Тезаре, если дорога редко используется.

Малика протянула ему бутерброд:

– Надо узнать, есть ли в Ларжетае транспортная контора или дорожный участок.

– Конечно есть. Только они до сих пор подчиняются Тезару. Совет Порубежья ещё не сформирован.

– У вас были женщины? – вдруг спросила она.

Вилар подавился куском хлеба. Похлопал себя по груди:

– В смысле?

– В прямом.

– Мне двадцать восемь лет, Малика.

– Вы любили?

– Мне не нравится эта тема.

– Вам неприятен разговор о любви?

– Это было давно.

– Значит, любили.

– У всех когда-то была первая любовь.

– Не у всех.

– Не хочу спорить.

– Какая она была?

– Не помню.

– Помните. – Малика зачерпнула пригоршню мелкого белого песка, тонкой струйкой вернула берегу. – Тезарские дамы красивые?

Вилар вновь наполнил бокал, покрутил в руке. Море безмятежное, как воспоминания о далёком детстве. Небо тёмно-лиловое, как сирень под окнами замка отца. Воздух ядрёный, сочный, как настоявшийся чай. Сейчас бы открыть душу, но нет же… не туда пошёл разговор.

– Почему молчите? Вспоминаете первую любовь?

– Вспоминаю тезарских дам, а на ум приходит только Галисия Каналь, возлюбленная Адэра.

– Галисия… красивое имя. Какая она?

– Не в моем вкусе. Мне нравятся смуглые, черноволосые, черноглазые, – говорил Вилар, глядя на Малику. – Адэр неравнодушен к белокурым девицам с фарфоровой кожей и небесными глазами.

– Как Вельма?

Вилар хохотнул:

– Вельма? Не смеши. – Сделал глоток вина. – Пока доберёмся до гостиницы, наступит ночь. Поехали.

– Скоро поедем.

Вилар посмотрел в дымчатое небо.

– Над Смарагдом никогда нет луны и не светят звёзды, – сказала Малика и надолго умолкла.

Он слышал ленивый шёпот волн, но моря в наступившей темноте уже не видел, как не видел древнего города.

– Малика.

Она поднялась:

– Дайте мне свою рубашку.

– Зачем?

– Не хочу ехать в мокром платье.

– Хочешь искупаться?

– Да.

– Шутишь.

– Пожалуйста, дайте рубашку.

Переодевшись за его спиной, Малика пошла к воде, на ходу распуская волосы. Смуглое тело растворилось в застывшем воздухе, и только белая ткань позволяла следить за девушкой.

– Малика! Это плохая идея!

Прозвучал всплеск, белое пятно исчезло.

Вилар вскочил и остолбенел. Из моря выходило Божество в образе женщины. Капли падали с длинных волос зелёными кристаллами, кожа светилась мириадами осколков драгоценного камня. Девичья фигура переливалась, словно изумруд.

– Малика… – проговорил он и бросился в воду.

Вилар вышел из моря. Остановился в нескольких шагах от Малики. К ногам прилипли брюки, по лицу разметались волосы. Сверкающие капли стекали по крепкой шее, широким плечам, струились по опущенным сильным рукам и переливающейся капелью падали в песок.

Малика прижала ладонь к груди. Забеспокоилось сердце, по коже забегали мурашки. И не ветерок тому причина – взгляд… его взгляд, такой волнующий и притягательный.

– Это сон? – шёпотом волн прозвучал севший голос.

– Да, сон, – тихо ответила она.

Вилар приблизился к ней, прижал к себе.

«Какой он горячий…» – удивлённо сверкнула мысль и растворилась в хороводе желаний. Голова закружилась, в глазах потемнело. Малика покачнулась, чувствуя, как слабеют ноги.

Вилар прошептал:

– Это сон, слышишь? Проснувшись, ты можешь о нём забыть. И я никогда не напомню. Но сейчас это наш сон.

Он покрывал поцелуями её лицо, шею, жадно впивался в губы. Его дрожащие пальцы до боли сжимали её тело.

– Ты согласна? – шелестом листьев долетел до сознания голос.

– Вилар.

– Скажи да.

Борясь с безумной слабостью, Малика пыталась оттолкнуть его. Но руки не слушались. Вилар потянул её вниз.

Собрав все силы, она крикнула:

– Нет!

Голос пролетел над притихшей волной, эхом отскочил от скал.

– Нет, – повторила она.

Вилар отшатнулся. Немного постоял, глядя в сторону. Резко повернулся к ней спиной и бросился в море.

Малика переоделась. Долго ходила по кромке воды, вглядываясь в темноту. Она жалела Вилара. Жалела, как саму себя. Он, как и она, попал в западню, из которой уже нельзя выбраться.

Вилар вышел на берег бодрый, весёлый. Смеясь, взял рубашку, перекинул через плечо. Подхватив Малику под руку, повёл её к машине, о чём-то беспечно болтая. Малика не слышала слов, она окунулась в безумную боль, царящую в его сердце, и понимала, что он пытается спрятать под маской безудержного веселья невыносимые страдания.

Поздно ночью, уже проезжая по улицам столицы, Вилар немного успокоился. Остановив машину возле гостиницы, повернулся к Малике:

– Я больше не прикоснусь к тебе. Но скажу: между нами один шаг. Сделай его, и всё будет по-другому.

– Возвращайтесь в замок, – сказала она. – Я остаюсь в Ларжетае.

~ 7 ~

Весь первый день Анатан изучал «Провал»: забирался в пещеры, спускался в каменные колодцы, осматривал расщелины. В перерывах подбегал к разложенным на гладком камне листам и что-то чертил.

Адэр не мешал простолюдину и был благодарен, что тот не мешает ему. Подойдя к лачуге, в которой они с Маликой провели несколько кошмарных дней, не мог решиться толкнуть перекошенную дверь. Пересилил себя, толкнул. Помедлил, переступил порог.

Земляной пол в пятнах крови, стены, покрытые плесенью, мерзкий затхлый воздух, крюк и цепь под дырявой крышей – ничего не изменилось. Так долго подавляемая ярость вновь заворочалась, заскрипела зубами.

Выйдя из лачуги, Адэр приказал охранителям и бойцам снести «камеру» пыток и унижений и до вечера просидел, наблюдая, как к его ногам падают комья глины, камни и доски.

Второй день был потрачен на покорение лабиринта, по которому в лагерь явились ракшады. Рано утром Анатан и бойцы Крикса закинули на плечи рюкзаки с мотками верёвки и флягами с водой. Взяли фонари, на всякий случай факел и скрылись в пещере. Охранители продолжали сносить лачуги. Адэр стоял на краю обрыва, следя за полётом чаек над бурливым морем.

Когда солнце окунуло в воду багровый бок, из чёрного зева вывалились облепленные грязью люди. Взглянув на Адэра и не сказав ни слова, развели костёр. Трясясь в ознобе, подсели к огню и обхватили себя за плечи разодранными в кровь руками.

Адэр больше не мог бездействовать. Находясь здесь, он только то и делал, что топтался на месте и мысленно готовился к беседе с будущими советниками. Но, глядя на уставших и обозлённых неудачей людей, решил провести в «Провале» ещё один день.

На рассвете Анатан вновь скрылся с бойцами в устрашающей мгле. Охранители сносили лачуги, а Адэр вышагивал между скал, потирая ладони и поглядывая на солнце.

– Яр! – раздался голос Анатана.

Адэр оглянулся. Стоя возле пещеры, бойцы с довольным видом сматывали верёвки.

Анатан бежал к нему:

– Мы нашли его. Яр! Надо всё время брать левее, а мы, балбесы, вчера прозевали первый поворот. – Пошаркал подошвами сапог по каменной крошке. – Летучих мышей тьма-тьмущая. Как ракшады там ходили?

– Куда ведёт пещера?

– Не знаю. В конце туннель, наполовину заполненный водой, оттуда ветром дует, волна накатывает. К колышку лодка привязана. Поплыть не рискнули: вдруг в Партикураме нас за жабры возьмут?

Значит, Партикурам… Но в разговоре с Тезаром об этом лучше умолчать. Если бы Анатан вышел где-то в горах, вопрос – откуда приходят ракшады? – остался бы открытым. Бойвард не имеет выхода к морю, а через горы проходит порубежская граница с двумя странами. Пусть Партикурам и Бойвард перекладывают вину друг на друга. Их вражда ему только на руку.

Приказав бойцам завалить входы в пещеры с алмазами и с лабиринтом, Адэр и Анатан пошли к обрыву.

– Кимберлитовых трубок там непочатый край, – еле слышно проговорил распорядитель приисков. – Некоторые пустые. В некоторые посветишь, а там алмазы сверкают.

– Так уж и сверкают? – усмехнулся Адэр.

– Ещё как сверкают! Ракшады туда не совались, и они бы не пролезли. А искупленцам сто лет не надо было. Но воздуха жуть как не хватает. Надо штольни пробивать, инструмент специальный нужен. Работы куча. Я могу составить примерную смету, но ты же знаешь, только начни. И кто работать будет? До селений далеко.

– Сколько потребуется людей? – спросил Адэр.

– Уйма. Только представь: спускаешься в колодец, протискиваешься в расщелину, попадаешь в пещеру, а оттуда опять расщелины – одна, вторая, третья, – и все в трубках. Пленники ковыряли, где могли, поближе и снизу. – Анатан обернулся и указал ещё на одну пещеру. – Там щелей завались. Только я пролезть не смог.

– А если построить в провале рабочий посёлок? Одну неделю работает одна смена, другую – другая.

– Где деньги на строительство возьмём? Или правитель даст?

– Не даст. Введи на приисках нормы добычи и штрафуй за невыполнение.

Анатан остановился:

– Не ломай меня, Яр! Меня правитель сделал смотрителем не для того, чтобы я из своих же ребят верёвки вил.

Адэр посмотрел на вершину утёса. Анатан должен быть пряником, правитель – благодетелем, а никому не известный инспектор Яр – будет кнутом.

– Я подготовил отчёт об использовании денег, – произнёс Анатан. – Деньги тают.

– Я же сказал, нужны штрафы. Ты только придумай, за что. Запустим этот прииск, люди будут тебе руки целовать.

– Не нужны мне поцелуи. – Анатан покряхтел, почесал затылок. – Можно пару раз наказать за баловство. Завезли лопаты, а трёх уже нет. Страж походил по дворам, собрал. На следующий день вёдер не досчитались. Опять собрали. И так почти каждый день.

Адэр усмехнулся. Странный народ – драгоценные камни сдают, а на мелочёвку зарятся.

– Наказывай, но не тех, кто украл, – прятать начнут, – а весь прииск. Удержи по мору, вот тебе инструмент и снаряжение.

– Шланги, трос… – бормотал Анатан, загибая пальцы.

– Поехали, – крикнул Адэр охранителям.

– Мы Крикса подождём, – откликнулся боец.

– Вы оставайтесь.

Анатан указал на оставшуюся лачугу:

– А с ней как?

– Строители снесут.

Подойдя к машинам, спрятанным в тени Великкамня, Адэр прислушался к грохоту водопадов:

– Правда, что ущелье Испытаний – одно из чудес природы?

– Правда, – кивнул Анатан.

– Я хочу посмотреть.

– В ущелье сложно войти. И сложно выйти.

– Я хочу посмотреть, – повторил Адэр.

– Это опасно? – подал голос один из охранителей.

– На то оно и ущелье Испытаний, чтобы испытать себя, – сказал Анатан.

– Где вход? – спросил Адэр.

Анатан оглядел его с ног до головы, почесал затылок:

– Может, не стоит? Будь ты из простого люда…

– И что?

– Не хочу тебя обидеть, но простолюдины намного выносливее.

– А я, значит, не из простого люда.

– Меня не проведёшь. Ты из дворян, хоть работаешь инспектором. Да ты, поди, и плавать не умеешь. Возьми охранителя, чтобы из воды было кому тебя вытаскивать.

– Где вход? – жёстко произнёс Адэр.

– Как знаешь. Моё дело предупредить, – произнёс Анатан и указал на поросший мхом и лишайниками горный кряж, в середине которого виднелась расщелина.

– Я иду один! – сказал Адэр охранителям.

Анатан с плутоватым видом приподнял бровь:

– Я, конечно, понимаю, что тебе непривычно ходить босиком, но сапоги лучше снять.

Адэр разулся и побежал по сухой, колючей траве.

– Мы будем на выходе из ущелья, – донёсся голос Анатана.

***

Петляя между камнями, тропинка вела вверх и после каждого поворота сужалась. Скальные обломки по обе стороны вырастали на глазах, и вскоре уже не камни, а высокие прочные стены отделяли Адэра от внешнего мира. Шум падающей воды был еле слышен и больше походил на гудение земли. Посторонние звуки растворились в неподвижном воздухе. Неправильная тишина, не такая, к какой привыкли люди. Тишина, от которой шумело в голове и закладывало уши, действовала угнетающе.

Адэр старался производить больше шума, чтобы не терять связь с реальностью: шаркал ногами по каменной крошке, надламывал сухие ветки, торчащие из трещин, запрокидывал голову и, глядя на парящих в небе горных орлов, свистел. И всё равно чувствовал себя узником, запертым в каменной шкатулке. Каково же было его удивление, когда после очередного поворота он уткнулся в скалу.

Осматриваясь – насколько позволяла осмотреться давящая теснота, – Адэр задумался: не прозевал ли он неприметную щель? Уже решив пойти обратно, поднял глаза на палящее солнце. Взгляд скользнул по отвесному склону, преградившему путь. Внимание привлёк неширокий скальный карниз на высоте трёх-четырёх метров, а что над ним – углубление или ведущий куда-то ход, – увидеть не удалось. Отойти подальше мешала стена.

Адэр заскользил руками по скале, пытаясь найти хоть что-то, за что можно уцепиться. Тяжесть тела переместилась с пяток на носки, мышцы натянулись до предела. В тот миг, когда сомнения готовы были возобладать над решимостью, пальцы нащупали две глубокие выемки с бугорками посередине, словно специально созданные для ладоней. Собрав силы воедино, Адэр упёрся ногами в камень и подтянулся. Держа немалый вес одной рукой, второй нащупал новое углубление, находящееся немного выше. Ещё одно. А вот и карниз. Последний рывок, и Адэр взобрался на ровную площадку. От непривычного напряжения мышцы свело судорогой.

Посмотрел вниз, в тесную каменную шкатулку. Если прыгнуть, можно шею свернуть или голову разбить о скальные выступы. Ещё дольше разглядывал чернеющий провал в горе. Если тропинка закончилась, если выемки в отвесной стене были созданы для того, чтобы взобраться наверх, а спрыгнуть в шкатулку не представляется возможным, значит, это единственный путь в ущелье.

Набрал полные лёгкие воздуха и крикнул. Голос полетел в темень и затих. Адэр сделал несколько шагов и остановился. После солнечного света ослепила темнота. Наконец из полумрака проступили размытые очертания узкого, уводящего в глубь горы коридора.

Адэр не боялся темноты, не испытывал страха перед замкнутым пространством. Волнение вызывала только высота. К ней он питал восторженное уважение. Но сейчас, стоя перед лицом неизвестности, чувствовал предательскую дрожь в теле. Неужели ему, правителю Порубежья, престолонаследнику Тезара, так необходимо идти куда-то, рискуя жизнью? И откуда это глупое и упрямое любопытство, толкающее его на необдуманные поступки?

Все неприятности происходили и происходят с ним только из-за желания что-то кому-то доказать. Может быть, Адэр и сворачивал бы с полпути, но в голове яркими вспышками всегда высвечивались чьи-то ухмылки либо сомнение в чьих-то глазах. И он шёл напролом, зачастую уже жалея о решении идти. Сейчас перед внутренним взором стояло плутоватое лицо Анатана.

Глубоко вздохнув, Адэр шагнул в пещеру.

Скользя рукой по каменной стене, он медленно продвигался вперёд. За первым же поворотом остановился. Его окутала непроглядная темень. И сколько Адэр ни силился, глаза ничего не различали. Закрутил головой, подсознательно чувствуя, что он здесь не один: казалось, воздух рассекают невидимые тени. Не отпуская стену, вновь пошёл. Ноги заскользили по острым камням. Резкая боль пронзила ступню. Адэр охнул и схватился за липкую пятку. Обругав Анатана, заставившего скинуть сапоги, вытер ладонь о влажную стену. Немного постоял в нерешительности. Может, вернуться? Но мысли о прыжке в «шкатулку» заставили двинуться дальше.

Вдруг появился тошнотворный запах. Над головой замелькали угадываемые разумом силуэты, обдавая лицо нестерпимым смрадом. Адэр закрыл нос. Не помогло. Желудок сжался, готовый вывернуться наизнанку.

Дорога внезапно пошла резко вверх, и каждый шаг давался с большим трудом. Вскоре Адэр уже на четвереньках карабкался в гору, прижимаясь боком к ледяной стене. Колени и ладони чавкали в слизи и, соскальзывая с острых как лезвие камней, с невыносимой болью разъезжались в стороны. Пропитанный живым гниением каменный коридор давил на глаза. Заложило уши. Желудок взбунтовался. Казалось, ещё немного, и Адэр захлебнётся рвотой.

Он полз, мечтая о глотке свежего воздуха. Боязнь сойти с ума заставляла считать удары сердца. Уже не верилось, что этот подъём когда-нибудь закончится. Он сотню раз повернул бы назад, и плевать на усмешки Анатана, но страх перед безумным прыжком в «шкатулку» гнал вперёд.

Дно пещеры выровнялось. Адэр поднялся на ноги и прислонился к стене. Ладони, ступни и колени жгло огнём. Грудь тяжело вздымалась, заставляя всасывать вонь. Адэр снял рубашку и, скомкав, прижал пропитанную потом ткань к носу.

Вдруг что-то коснулось головы, очень осторожно, словно от лёгкого сквозняка шевельнулась прядь волос. Мягкое кожистое тельце прижалось к плечу. Острые то ли зубы, то ли коготки впились в тело. Мыши! Летучие мыши! Адэра охватил ужас. Он никогда не видел их, но с детства помнил страшилки, которыми пугают друг друга мальчишки. Так вот что за запах его преследовал – мышиные экскременты! Под невидимым сводом послышался шелест, усиливающийся с каждой секундой, словно осенний ветер сорвал с ветвей сухие листья и гнал их прямо на него.