скачать книгу бесплатно
– Проверка временем? Не насилую вас, только думайте, Молодцов, как можно больше, больше… Кстати, почему вы не даете согласия на перевод из Новочеркасска в Москву летчика Гроховского? Вот тут уж для меня совсем туман!
– Вы не приказывали, а предложили рассмотреть этот вопрос. В принципе серьезных возражений нет, но, по-моему, в боевой части от него будет больше проку и как от летчика, и как от изобретателя. Благодаря его усовершенствованиям по стрельбе и бомбометанию эскадрилья вышла на первое место, и ее опыт мы распространяем на все подразделения. Подготовлены рекомендации, скоро они будут распечатаны в нашей типографии и разосланы по частям. Но… относительно самого летчика…
– Договаривайте.
– Некоторые ведущие специалисты НИИ, даже ЦАГИ, работники отдела кадров утверждают, что работа Гроховского в научном учреждении будет бесперспективна, так как он не имеет не только высшего технического образования, но и среднего.
– И вы, мой помощник, согласны с ними? Вы считаете, что образование, пусть самое высшее, способно в человеке высечь искру божью, которую называют талантом?
– Да.
– Теперь я вас понял… Переводите Гроховского, и немедленно! О выполнении приказа доложите лично мне.
– Есть!
– Больше вас не задерживаю.
Когда Молодцов, щелкнув каблуками, вышел из кабинета, Баранов со вздохом сказал:
– Вот такие дела, товарищ Нежил… Чтобы положительно и поскорее решить вопрос с Чкаловым, прошу вас, посодействуйте. Вы в более тесном контакте с органами юстиции, чем я. Это не официальная просьба к куратору, а товарищеская просьба.
– Постараюсь, Петр Ионович. После короткой командировки…
– В курсе, в курсе… Поэтому и другая просьба есть. Вы едете в края донские по своим делам, но уважьте, по прибытии в Новочеркасск загляните в часть, где служит Гроховский, проявите заботу о его перемещении сюда. Мой помощник выполнит приказ, но торопиться не будет, подстраховываясь мнением моего заместителя. А оно, знаю, не в пользу таких людей, как Гроховский.
– Молодцов правду молвил, высшая инженерия считает многие его идеи утопическими, некоторые – если и выполнимыми, то только через десятки лет.
– Поживем – увидим. Покажет время, хотя его у нас в запасе ох как мало. Я верю даровитым. Они нам сейчас нужны в бо-ольшом количестве.
На западе поднимал голову фашизм. Потенциальная угроза нового нападения на Советскую страну возрастала. Петр Ионович Баранов торопился усилить авиацию истребительную, бомбардировочную новыми самолетами, первоклассными летчиками и наземными авиаспециалистами, но перед ведомством ВВС была поставлена еще одна задача, совсем новая, – немедленное создание воздушно-десантных войск Красной Армии.
Тухачевский, Блюхер и другие военачальники, советские военные теоретики основали новую доктрину ведения войны, опираясь на переработку опыта рейдов конницы по тылам врага. Учитывая всевозрастающую индустриализацию страны, лошадь, условно, была заменена танком, но стратегия маневра и глубокого ошеломляющего удара по тыловым коммуникациям противника осталась. Ударить, сокрушить, освободить территорию – мало, занятые пространства еще надо и закрепить за собой. Для этого нужна пехота. Как доставить ее в тылы противника, да не с пистолетом и винтовкой, а вооруженную тяжелыми орудиями боя? На крыльях! Потому поручили ВВС создать такие крылья, приспособления для подвесок к ним грузов, массовые парашюты для бойцов-десантников и военного имущества.
Все это легло на плечи Петра Ионовича Баранова и его соратников.
Создавать новые войска пришлось фактически на пустом месте. Нужны были люди – умные, инициативные, смелые и обязательно увлеченные. Их искали по всей стране. Так в поле зрения командования ВВС попал и Павел Игнатьевич Гроховский.
К авиационной части (ее возглавлял орденоносец Григорий Максимович Зимм) Нежил подъезжал, когда Азовское море стало уже темнее суши, солнце подсвечивало облака снизу багряным умирающим пламенем.
Пока ехал в поезде, а потом на тряской автомашине, не выходила из головы авария в воздухе, при которой летчик-испытатель НИИ ВВС Бухгольц еле успел выпрыгнуть из развалившегося самолета. Можно сказать, ему неслыханно повезло, так как опыта оставления самолета на парашюте у него не было, как не было практики парашютных прыжков и у всех пилотов республики. Причин к этому оказалось несколько; недостаток парашютов и боязнь пользоваться ими лишь две из них. Недоверие к «зонтикам» подогревалось искусственно некоторыми специалистами, занимавшими довольно солидные посты в армии. В 1921 году им удалось добиться запрещения прыжков с парашютами, а поводом послужила катастрофа, смерть воздухоплавателя Молчанова, прыгнувшего на старом парашюте «Жюкмес» с привязного аэростата.
Запрет, подтвержденный приказом Главного управления Воздушного Флота Красной Армии, действовал шесть лет. Военные летчики и даже испытатели летали без парашютов, что при почти любом отказе техники или при столкновении самолетов в воздухе приводило к катастрофическим ситуациям. Неоправданный запрет сняли в 1927 году, когда летчик-испытатель Михаил Громов был вынужден покинуть истребитель И-1, не желающий выходить из штопора. Но ведь взять в полет парашют Громова уговорили товарищи!
Об аварии Бухгольца Остап Нежил узнал по телефону, она расследовалась – выясняли, по какой причине самолет разрушился, – и Нежил по вызову спешил в Москву, чтобы принять участие в следствии по своей линии, однако просьбу Баранова заехать в Новочеркасск не забыл и нашел для этого время.
Командир полка Зимм, грузноватый мужчина с крупными рабочими руками, широким добродушным лицом и быстрыми глазами, прочитав удостоверение Нежила, встал. из-за стола, привычно оправил на себе серую коверкотовую гимнастерку.
– Слушаю вас… э… Остап Никандрович, – произнес сипло, возвращая документ. – Присаживайтесь.
Нежил коротко сообщил о цели своего приезда. Зимм быстро понял, что от него требуется, и, вызвав адъютанта, приказал организовать чай и принести «личное дело» командира звена Гроховского.
– И свечку захвати! – Пояснил Нежилу: – Темнеет, а у нас электричество от движка. А он часто барахлит, окаянный.
Они сели на стулья друг против друга.
– То, что Гроховский мужик башковитый, – правильно. Идей у него, как выразился один механик, «что блох в бороде у старого козла». Но ведь не сахар мужик, – говорил Зимм быстро, с картавинкой, – честолюбив. В смысле дисциплинки не всегда на высоте. Вот недавно опять крутоверть устроил низковато, чуть с землей не поцеловался. Карточку поощрений и взысканий я ему помарал трижды.
Вошел адъютант. Под мышкой сжимал серую тонкую папку, в согнутых руках нес на блюдечках фаянсовые чашки, над ними клубился парок. Нежил поторопился встать и принял у него чашки.
– Спасибо, дружок!
– Чай сладкий, – предупредил адъютант, отдал командиру папку, вынув из кармана и положив на стол тонкую стеариновую свечу, поспешно скрылся за дверью.
Зимм полистал бумаги в папке, протянул ее Нежилу:
– По биографии Гроховский – революционно заслуженный мужик, по делу – толковый.
Здесь Нежил невольно вспомнил одно из закрытых дел, заведенных в 1919 году по доносу, где утверждалось, что Дыбенко и многие его командиры были дружны с батькой Махно и атаманом Григорьевым, когда последние входили в состав Первой Заднепровской Украинской Советской дивизии, состоящей из повстанческих и партизанских соединений. Нежил отмел это блеснувшее искрой воспоминание и не мог, конечно, предположить, что «дело» закрытое «откроется» снова в 1937 году и будет смаковаться как улика против «врагов народа».
В общем, чекист был знаком с биографией и послужным списком Гроховского, но сам «личного дела» не видел, поэтому его заинтересовали некоторые детали.
С гайдамаками и немецкими оккупантами Гроховский воевал, видно, хорошо, если от самого Дыбенко получил в награду маузер. Да и Дыбенко оставил о нем лестные строки… С Колчаком, плавая на судах Волжской флотилии, Гроховский дрался знатно. Командир Кожанов рекомендовал Гроховского принять в партию большевиков, а командующий флотилией Раскольников в приказе отметил его, наградив «красным бантом». За что же? С десантом на судне «Кофман» Гроховский отправился на Кавказ. В Каспийском море корабли попали в свирепый шторм. В десанте участвовало три судна: «Каспий» затонул, «Пролетарий» возвратился в Астрахань, а «Кофман» выполнил задание, несмотря на залитые водой трюмы и покореженные надстройки. Гроховский на «Кофмане» исполнял обязанности комиссара… Может быть, этот эпизод послужил основанием и после гражданской войны его пригласили на должность комиссара в Морской наркомат? Поработав там недолго, Гроховский учился, закончил Качинскую школу военных летчиков и в двадцать четыре года, получив звание К-4, стал морским летчиком-истребителем… При прохождении службы в Евпаторийском отряде ему записали в аттестацию нелестные строки: «излишне самоуверен», «на критику реагирует болезненно», «в служебное время занимался постройкой личного летательного аппарата… собирался на своей авиетке лететь в Москву, но были приняты меры»…
– Говорите, ваш подчиненный «не сахар», – захлопнув папку, обратился Нежил к Зимму, – а я только что прочитал ваше, уважаемый Григорий Максимович, представление Гроховского на вышестоящую должность.
– Знаете ли, как глядеть… – замялся командир полка. – Вот однажды он с серьезным заданием вылетел в сплошной туман, шел ощупью вдоль железной дороги ниже столбов и добрался до места назначения… Ненужная лихость?
– Такой же полет летчика Чкалова окончился аварией, и его судили, – напомнил Нежил. – Стемнело, а ваш движок что-то не стучит, может, запалим свечу?
– Это мигом… – Зимм чиркнул спичкой и пересадил огонек на фитиль свечи, воткнув ее в пустую чернильницу. На стенах заколыхались тени. – Вы сказали об аварии. Простите, Чкалова не знаю, но с любым может случиться всякое. Так я еще не уяснил себе: порицать такие полеты или считать их доблестью. Человек справился с почти неизвестным, показал способность мастера, не жалея себя, свой авторитет.
– Он нарушил…
– Да, да, дюжину пунктов разных наставлений нарушил, но мой-то приказ выполнил! Карать и тут же награждать? Я предпочел…
– Повысить его в должности. И не только… тут еще есть и представление к очередному званию.
– А почему бы и нет? У Гроховского нутряное мастерство, да и голова умнейшая. Соответствует по всем статьям…
Нежил, заядлый курильщик, предпочитавший папиросам «махру», скрутил цигарку и прикурил ее от свечи.
– Кстати, в телеграмме мы просили вас не обсуждать идеи Гроховского принародно, как вы планировали, на партийном собрании. Может быть, мы переусердствовали? Что вы собирались обсуждать?
– Его предложения относительно строительства аэродромов, их маскировки, о дальних и безопасных полетах, о самолете-таране.
– Есть что-нибудь на бумаге, в чертежах?
– Показывал мне расчеты, эскизы. Интересно, хотя я в этих делах чувствую себя профаном.
– Где расчеты и чертежи?
– Вернул ему.
– Такие бумаги надо хранить в сейфе, товарищ Зимм!.. Что скажете о жене Гроховского?
– Прелестна и умна Лидия Алексеевна. Эта женщина еще и смела. Они с мужем закопёрщики в самодеятельности, танцуют, поют, играют в спектаклях.
Лётчики-испытатели – Валерий Чкалов, Василий Степанченок, Михаил Водопьянов, Сигизмунд Леваневский. (сверху-вниз, слева-направо)
– Но это уже эмоции…
– Полезные эмоции, товарищ Нежил, без них тут от скуки завянешь. Так вы насовсем берете Гроховского?
– Если приживется, – улыбнулся чекист. Он вынул из кармана бумагу и протянул ее Зимму: – Вот приказ заместителя начальника ВВС о переводе Гроховского в Москву, в НИИ ВВС на должность летчика-испытателя.
– Сам-то он желает?
– Я передал не просьбу, а приказ.
Приблизив бумагу к свече, шевеля губами, Зимм внимательно прочитал заверенную печатью выписку из приказа, вздохнув тяжко, спросил:
– Гроховского вызвать?
– У меня нет времени на беседу с ним… На сборы не более трех дней. По прибытии в столицу пусть едет по адресу, запишите… Колобовский переулок, дом номер двадцать три, там его семье приготовлена на первый случай комната… Извините, тороплюсь. Чай у вас хорош, спасибо! – бросив папку на стол, чекист встал. На выбеленных стенах заколыхались тени.
Провожая Нежила, Зимм заверил:
– Не беспокойтесь, все будет как надо и быстро.
Глава 5. Добровольный прыжок
Лидия А. Гроховская вспоминает:
…При переезде в столицу мы потеряли Рона. На одной из станций Павел выскочил за кипятком и взял собаку «на выгул» без поводка. Чистоплотный Рон побежал от платформы в кустики. И к отходу поезда не вернулся. Павел висел на подножке, в надежде увидеть собаку… Дальше ехали горюя.
В Москве нам была предоставлена небольшая комната, в полуподвале. Два окна на улицу позволяли прохожим видеть все, что стояло на подоконниках, так как полы были чуть ниже уровня тротуара. Некоторые люди останавливались, пытаясь уразуметь, что за сосуды видны через стекло. Наверное, думали, что видят логово хозяина посудной лавки. А это сушились модели агитбомб, стояли другие наши поделки.
В комнате никелированная полутораспальная кровать с блестящими шишечками, обеденный стол, покрытый красной с белыми горошинами клеенкой, четыре простеньких стула и черная полированная этажерка с тремя полками, заставленная фотопринадлежностями, – все это стоило двести рублей, и было взято в кредит. Пышный светло-зеленый абажур из шелка и очень яркая лампочка создавали чудесный свет вечером. На окна я повесила репсовые темно-зеленые шторы. В общем, все как у людей со средним достатком и, может, только чуточку провинциально.
Павел работал в Научно-исследовательском институте ВВС летчиком-испытателем и одновременно занимался изобретениями. Большее время – изобретениями. «Носилки для перевозки раненых в самолете», матерчатая дистанционная агитбомба, «зажигательный авиационный прибор», «химическая авиабомба» для тушения пожаров, «громкоговорящая установка на самолете» – вот что было у него в разработке.
В свободное время Павел знакомил меня с Москвой. Столица поражала меня величием и угнетала масштабами. Я привыкла к Евпатории, где все уютно, все близко, а здесь, чтобы попасть в Центральный парк культуры и отдыха, нужно было ехать бесконечными улицами, застроенными старыми деревянными домами, церквушками и причудливыми особняками. Но Красная площадь, Кремль, храм Василия Блаженного… – глаз не оторвешь! Смотрела бы и смотрела! Хотелось попасть внутрь Кремля, храма, но туда не пускали.
Мы ждали ребенка. Я чувствовала себя неважно, все чаще подташнивало, лизала куски штукатурки, и вскоре меня все перестало радовать. Павел, как мог, отвлекал меня, заставлял пить какие-то лекарства, нагружал легкой работой, хотя моя помощь ему нужна была все реже и реже.
Первым помощником Павла стал инженер из НИИ Владимир Иосифович Малынич[13 - Малынич Владимир Иосифович – ведущий конструктор Экспериментального института по вооружениям РККА] – худощавый симпатичный молодец среднего роста, очень вежливый. Он часто заходил к нам после работы, мы все вместе пили чай, потом они с Павлом корпели допоздна над чертежами.
К концу 1929 года были сконструированы, построены и испытаны подкрыльный бензобак, планшет для летного состава, подвесная кабина для перевозки раненых. Понимала из разговоров, что они готовят и что-то более серьезное.
Однажды Малынич пришел к нам в неурочное время крайне озабоченным, растерянным и, забыв поздороваться, выложил из портфеля тщательно отработанные чертежи и описание изобретения, подготовленные к сдаче в патентное бюро. Нервничая, раскрыл папку. Все бумаги были испорчены, во многих местах пропитаны маслом, там же лежали масляные тряпки. Использованную грязную ветошь завязали в папку! Посмотрев на это безобразие, Павел недобро усмехнулся и грохнул по столу кулаком:
– Дуралеи! От зависти, что ли?.. Засучивай рукава, Владимир Иосифович, опять пахать будем.
Если Малынич кручинился, что опыта технического конструирования у него маловато, то у Павла его совсем не было. Но он поражал умением выдумывать такие необыкновенные конструкции, что высокограмотным специалистам это с первого взгляда представлялось бредом. Но только на первый взгляд. Сделав соответствующие расчеты, «прощупав» изобретение со всех сторон, они приходили к выводу: «Стоящая вещь!» И это кому-то не нравилось, но вредили пока втихомолку, таясь.
Павлу становилось тесно в отведенной ему руководством НИИ комнатенке, не хватало исполнителей: художников, чертежников, модельщиков. За помощью он обратился в Московский комитет ВЛКСМ к секретарю Александру Косареву. Встретившись с ним, Павел напомнил комсомольскому вожаку о его речи на VIII съезде комсомола в 1928 году, где Косарев говорил о том, «что должен делать Союз молодежи на этапе социально-экономической и культурной перепашки страны», и в связи с этим поднял вопрос о квалифицированных, преданных делу пролетариата молодых кадрах. По-моему, Гроховский и Косарев понравились друг другу с первого свидания. «С этим парнем можно гору свернуть!» – сказал тогда Павел, восхищаясь работоспособностью Косарева. Впоследствии сотрудничество их было очень плодотворным и перешло в дружбу.
Особенно Павел восхищаясь организационными и бойцовскими качествами Косарева, приводил такой пример. Как-то, будучи генеральным секретарем ЦК ВЛКСМ, Саша Косарев на заседании комсомольского ЦК говорил о вовлечении молодежи в науку, о ее участии в создании новой техники. Ему возразил присутствующий Бухарин, крупная фигура в партии большевиков:
– Торопитесь, молодой человек. Прежде чем лезть в науку, комсомольцам надо научиться чистить зубы.
Косареву не понравился барский выпад против товарищей, и он осадил Бухарина:
– Нам нужны свои деятели науки, которые смогли бы повести молодежь к вершинам коммунистического общества. Если мы воспитаем такую молодежь, то она будет способна научить и вас, Бухарин, чистить зубы…
Косарев помог Павлу. Шумливая комсомолия вычистила один из подвальчиков в НИИ, устроив там просторную мастерскую. Нашлись и чертежники, и мастера по моделям. Раздобыли инструменты, два стареньких станка, столы и табуреты. А главное, как радовался Павел, стало весело работать… А чтобы было еще веселее – он купил патефон… |
Малынич очень рано приехал к Гроховским, даже постоял у двери, не решаясь утопить кнопку звонка. Взглянул на часы: без трех минут пять!
– «Поругают, но что делать…»
Когда его впустили, понял, что хозяева бодрствуют давно. В комнате царил такой беспорядок, за который даже корифеев техники беспощадно ругают их жены. Лидия Алексеевна Гроховская, в цветастом халатике, сидела вместе с мужем на полу и на цементную болванку наклеивала длинные кассовые ленты. Вокруг них валялись обрывки бумаги, тесьма, деревянный молоток, короткий металлический стержень и другие малопонятные для Малынича вещи.
– Веревка! По-научному – дистанционное управление. Примитив, конечно, но время экономит. Я на двери соорудил простенькую штуку и теперь впускаю гостей не сходя с места. Дерг за конец шпагата, и ты тут… Проходи!
Присмотревшись, чем Гроховские занимаются, Малынич посетовал:
– По-моему, вы губите время на то, что уже давно сделали?
– Повторение – мать учения, – проворчал Гроховский и, будто оправдываясь: – Понимаешь, работаю агитационные бомбы новой конструкции. Совершенно иной принцип действия, чем у первых. Для больших праздников… Летят самолеты, и летчики сбрасывают их на парашютиках. Взрыв, море бенгальского огня, и из него высыпаются листовки… или цветы! Красиво?! А? Работа, как видишь, сугубо домашняя.
– Да, но…
– И «но» предусмотрел. Именно в нем собака зарыта: при военных действиях моя бомба легко превращается в осветительную, меняем только начинку.
– Павел! – укоризненно остановила поток слов Лидия Алексеевна. – Ну, нельзя же так… – И обращаясь к Малыничу: – Вы уж извините, Владимир Иосифович, за беспорядок. Ночью ему пришла в голову мысль, он поднял меня в три часа и засадил за эту нудную работу. Вы очень кстати, вместе позавтракаем. Я мигом… – И, тяжело поднявшись с пола, она скрылась за занавеской. Запахло керосином, послышался стук поршенька, и звук раскочегаренного примуса.
1. Лидия Гроховская 2. Авиаконструктор П. А. Ивенсен 3. Отто Юльевич Шмидт
Пока Лидия Алексеевна возилась на кухоньке, Гроховский продемонстрировал Малыничу новые изобретения – ботинки с пружинами на подошвах.
– Для будущего десантника! – с этими словами он обулся в них, залез на стул и прыгнул. Ботинки подбросили его вверх и вбок, но Гроховский удержался на ногах, в последний момент «уцепившись за стену».
– Думаю сделать еще пневматическую, надувную подошву, – сказал он, снимая ботинки. – Вычитал о них в старом журнале, думаю, будут полезны[14 - Советский изобретатель Г. Назаров ещё в 1928 г. Получил патент на пневматическую подошву.]
Впоследствии парашютист Николай Остряков[15 - Остряков Николай Алексеевич – летчик, заслуженный мастер парашютного спорта. Впоследствии участник гражданском войны в Испании, командующий ВВС Черноморья, герой обороны Севастополя в Великую Отечественную войну 1941—1945 гг.] довольно удачно испытал оба вида ботинок для десантника, прыгая в них с самолета на парашюте. Но в дело они не пошли, так как выпуск их в большом количестве требовал дополнительно немалых средств, и было решено, что «овчинка выделки не стоит».
Во время завтрака, найдя подходящий повод, Малынич спросил:
