Обратная сторона жизни. Книга вторая

– Честно говоря, Дима-сан, среди них… – японец соизволил оторвать голодный взор от адского Франкенштейна, неторопливо кормящего голожопых рабов и сейчас пошедшего за следующей порцией. – Ты как раз и считаешься безумцем, но лично мне твое мнение импонирует! Я сколько жил, только и думал о рисовании, однако мои желания ломались вечной работой! Проклятой зависимостью от денег! – азиат сжал маленькие кисти на помятых гранях тарелки. – В Лондоне сам стиль жизни такой, что связан лишь с работой! Безработные там очень плохо живут, – он шмыгнул носом, кинув страдальческий взор на трехметрового монстра, зачерпывающего грязным ведром из бочки. – Им нечем платить за газ, электричество и еду. Они мерзнут и вечно болеют, а любые навязчивые мысли лечат антидепрессантами, что часто приводит к самоубийствам… – азиат вздохнул и сглотнул слюну. – Я сам пил антидепрессанты, но стал медленно думать… – Такеши яростно зачесал голову, словно показывая, как он ее ускорял. – Поэтому бросил, а начинал их пить, так как видел кошмарные сны… – он вздрогнул. – Которые перерисовывал в обеденное время на работе… Коллеги надо мной смеялись, хоть и говорили, что я хорошо рисую, однако современный мир не понимает этих ценностей! Людей с детства учат, что нужно заводить банковский счет, учиться тому, что преподают в школе, а если ребенок туда не ходит, то штрафуют его родителей… У моей семьи не было иного выхода, кроме как работать, ведь жить и кормить большую семью очень тяжело, а в Японии еще хуже… – азиат грустно уставился в воду, временно забыв о воющем желудке. – Люди умирают от инфарктов по дороге домой… Ты прав Дима-сан! Здесь лучше, потому что я чувствую, как становлюсь самим собой, и ко мне возвращается желание жить и удивляться! Сейчас я понимаю, что вернись обратно в прошлое с новыми мыслями – переехал бы куда-нибудь в глушь, где радовался бы жизни, рисуя картины и зарабатывая на жизнь через интернет, пусть немного, но мне бы хватало… – Такеши моргнул раскосыми глазами, а Лиза, ее соседки и несколько сидящих рядом узников уставились на него и, наверное, только Дмитрий с бесстрастным масаи точно понимали, что именно пытался донести маленький японец.

– Что-то в твоих словах есть, я не спорю… – задумчиво пробормотала девушка, с любовью глядя на морщащегося от удовольствия малыша. – Просто я об этом никогда не задумывалась… У меня была своя жизнь, со своими интересами и ценностями, – она облизнула пухлые губы, отчего глумной, как валенок Дмитрий почувствовал легкий толчок крови в паху, быстро сошедший на нет. – Как я понимаю, вы трое мыслите одинаково, поэтому спорить с вами бесполезно, но тогда скажите мне, пожалуйста! – она повысила голос, не забыв зыркнуть по сторонам, дабы не привлечь внимание адской братии. – А что делать нам?! – Лиза, взявшая ответственность за человечество, обвела рукой его представителей в хлеву, звучно чавкающих и слегка похрюкивающих в процессе пожирания бесформенной, отвратительной на вид массы. – Тем, кого они… – она кивнула в сторону ближайшего рогатого, мгновенно устремившего на нее оранжевый взор, однако быстро убравшего, ибо не заметил за девицей ничего плохого. – Называют животными?! Они называют скотом и животными нас – людей! Делают с нами все, что пожелают! – ее голос желал сорваться на крик, но умная девушка умело сдерживала себя от глупого поступка. – Что делать мне, если нас с сыном разлучат, и я не буду знать, куда направится он и я сама? Может мне придется раздвигать ноги перед чертями… – она вздрогнула и передернула плечами, а ее косматые соседки закрыли рты, словно в рвотных позывах. – А его скормят адским богачам! Или продадут в сексуальнее рабство, где разорвут пополам… – ее срывающийся голос затих, из карих глаз полились слезы, а ощущающий ком в горле Дима не знал, чем ей помочь, нервно водя пальцами по миске.

И не то, чтобы ей… Он не знал, как помочь самому себе, будучи не в курсе своей дальнейшей судьбы, ибо мог только предполагать. Как объяснил старый Анатон, ангелам его не продадут, на корм рабам или жителям Геены Огненной тоже, а насчет неких скрытых способностей «Спящих» ничего не знал, а мог лишь догадываться. Даже, если что и проскальзывало – это ни о чем не говорило, ведь чего-то определенного не было. Это Лкетинг – шаман и умелец разговоров с животными, да и субтильный Такеши непонятно почему «Спящий»… Не только же от умения рисовать сказочные миры, да и вообще рисовать? Должны же у него… Даже не у него! У них троих обязаны быть иные тайны, кроме той, что они прибыли на Землю, дабы нести людям свет.

– Я не знаю! – честно признался он, озадаченно нахмурившийся, оглядев тех «рычащих» животами рабов, до которых мог дотянуться серо-голубым взором. – Я не виноват, что мы настолько разные! Это не воспитание, а часть души! Когда я умер, то не знал, что со мной будут обращаться лучше, хоть и жил хуже многих… – он замолчал и как-то виновато посмотрел на Лизу, поглаживающую по маленькой головке оторвавшегося от сиськи младенца. – Тебе просто не повезло, но тебя никто и не учил, что может произойти подобное! Здесь некого винить! Никого из нас на Земле не учили, что смерть выглядит именно так, поэтому необходимо смириться и постараться стать сильней! Ничего иного не остается! Посмотри на него, – он кивнул на прямого спиной Лкетинга, выглядящего хозяином людского хлева. – Знаешь в чем его отличие? – разговорившийся мальчишка забыл, что хотел спать и есть, обведя головой женскую цепь и не желая тратить время на свою. – В том, что он не боится и для него это нормально, хотя еще недавно считал происходящее сном! – масаи недовольно поджал мясистые губы, отлично помня оплошность, вследствие которой считал Диму с Такеши глупцами. – Этот человек – дитя природы, гармоничное с любым миром и не старающееся сбежать от реальности в отличие от всех, кого я вижу! – парень раздувал ноздри, яростно выговаривая наболевшее. – Тех, кто старается спрятаться от Ада, но не может, так как продолжает жить, как на Земле! Я не знаю, что будет со мной и он… – набрав мерзкого воздуха, парень кивнул на японца, поглядывающего на Варгха, кормящего рабов на другой стороне хлева. – Не знает, и он… – загорелая рука коснулась покрытого шрамами туземца, внимательно слушающего его монолог. – Тут все порядком насмотрелись ужасов и понимают, что будет нелегко, а очень больно, но я уверен, что люди, вышедшие в цепи добровольно, получат лучшее… – он на мгновенье задумался. – Не постесняюсь этого слова – существование, чем те, кого ждет действительно Ад! – выговорившийся парень замолчал, жадно дыша хлевной вонью.

Его пламенная речь, какие-никакие, но результаты дала. Человек шесть женщин взбодрились, будучи храбрыми добровольцами, а вот узники, прикованные после пускающего голодные слюни Такеши помрачнели и сгорбились еще больше, а один вовсе глухо завыл.

– Отпустите меня! Пожалуйста! Или убейте! Я не хочу жить в Аду! Не хочу существовать! Пожалуйста! – жалобный, походящий на детский плач вой заставил сытого младенца на мгновение повернуться в сторону внешнего раздражителя, видимо малыш подумал, что где-то рядом ищет сиську юный собрат, но не найдя, вернулся к бессмысленному хлопанью глазенками.

Один из блаженно развалившихся на мягком полу сатиров раздраженно поднял рогатую голову со свиным пятаком, дабы взглянуть, кто мешает заслуженному отдыху и увидел истерично-воющего раба, дергающего цепи, как ни странно тихих собратьев.

– Да чтоб тебя! – гнусавый голос свинорылого демона вспорол тишину, заполненную звуками голодных желудков. – Кто-нибудь успокойте его! Поздно выть скотина! В Сортировочной надо было! – один из ближайших рогатых, услышав приказ-просьбу жирного помощника Джумоука, двинулся к верещащему рабу на широких копытах, почти не проваливаясь в прелую поверхность хлева, а дойдя, просто взял и слегка придушил бугрящейся мышцами лапой.

Плаксивый вой прервался также быстро, как и начался, а истеричка мужского пола посинела и задрыгала ногами, ухватившись тощими руками за толстое запястье черта, пытаясь разжать мощную кисть, но все попытки были безуспешны, да этого и не требовалось. Рогатый воин сам знал, когда разжать практически стальную пятерню, и угомонившийся узник освобождено захрипел, обвалившись, как тюфяк с навозом.

– Вот так-то! – довольно прогнусавил полулежащий на боку сатир и, засунув в клыкастую пасть неизвестно, где найденную соломинку, завалился обратно на спину, а блестящий оранжевыми глазами черт неспешно двинулся обратно, помахивая лысым хвостом из-под кожаной юбки.

Неторопливый Варгх тем временем, как раз накормил обе цепи счастливчиков на другой стороне, что мгновенно прокомментировал непрерывно следящий за сиим действом Такеши.

– Сейчас принесут еду! – маленькое лицо с узкими глазами засветилось счастьем, тощие руки крепко сжали тарелку, а японское брюхо заурчало, как разъяренный кот. – Сейчас поем и спать завалюсь! – он радостно смотрел на Лкетинга с Димой, словно вокруг был не Ад, а парк Нью-Йорка и жареные сосиски.

– Лкетинг тоже голоден! – еще раз пропел свою песню белозубо улыбающийся масаи. – Сильно-сильно! Буйвола съем! – он с силой хлопнул кулаком по крепкому животу, глаза же сидящих напротив и рядом рабов с рабынями также загорались, видя, как трехметровый монстр движется в их сторону.

Варгха в детстве определенно не учили правилу: «Женщины вперед!», – поэтому кровожадный монстр начал с Димы, подойдя к нему и чуть не воткнув в глаз длинный шип, торчащий из толстой ноги. Две его огромные ступни замерли возле худющего юноши, ощутившего, как потяжелели конечности, а сердце пустило адреналин в кровь, ибо злобный взгляд трехметрового монстра не выражал любви.

Высокое ведро правильной формы, но грязное, помятое и в липких разводах, содержало белесую массу с красными прожилками густой консистенции, а Дмитрий еще подумал, что вблизи она выглядит намного хуже, чем издалека, однако осторожно зачерпнул тарелкой по самые края. Рабская пища без какого-либо запаха заполнила красноватые внутренности железной посудины, а голодный мальчишка со страхом вздохнул и поставил ее рядом, зачем-то кивнув чудовищу.

Варгх в ответ прищурил маленькие глазки и злобно зарычал, отчего юноша нервно дернулся, но адский Годзилла уже шагнул к не обращающему на него внимания Лкетингу. Такеши же, судя по его бесстрашному виду, и вовсе забыл, как впервые впал в беспамятство при виде монстра, ибо вожделенно смотрел на ведро в усиленной железом лапище, а также на полную тарелку у ног Дмитрия. Судя по лицу японца, он был готов украсть тарелку товарища, сожрать и не посчитать это зазорным. Да уж… У всех свои слабости.

Лкетинг тем временем не глядя на Варгха, зачерпнул по самые края еды скорее для поросят, чем людей и поставил тяжелую миску на скрещенные ноги. Кровожадного монстра это видимо оскорбило, ведь его редко кто игнорировал и он гулко зарычал, подняв ведро мощной лапой. Далее мстительное чудовище сделало большой шаг мимо туземца, будто случайно ударив его двадцатилитровой посудиной по спине, отчего немного так называемой еды плеснуло масаи на голову с шеей. Туземец от подобной наглости посерел, но промолчал, стоически вытерпев выходку генетически-сконструированного чудовища, удовлетворенно заворчавшего и поставившего ведро рядом с осчастливленным его приходом японцем.

Изголодавшийся Такеши затрясся, как закрытый в подвале кот, съевший за неделю всего одну мышь с двумя гнилыми луковицами, и ходящими ходуном руками засунул миску в полную жратвы тару, не забыв опустить внутрь маленькие кисти. Прожорливый азиат руководствовался принципом «попозже слижу», и ежели, когда глубокая миска опускалась, его руки тряслись, как с перепоя, то обратно он их вытаскивал с хладнокровностью бильярдиста, участвующего в чемпионате мира.

Как азиат и желал, помятая тарелка оказалась наполнена с маленькой горочкой, и он аккуратно поставил ее на скрещенные коленки, зачерпнув горстью правой руки густую, отвратительно выглядящую жижу. Преобразившийся лицом японец напоминал дорвавшегося до опохмелки алкаша, жадно всосав содержимое ладошки, а наблюдающий за ним Дмитрий жутко хотел сделать так сам, но был терпелив до невозможности, правда сам не понимал, зачем терпит.

Почему не ел масаи – отдельный вопрос, но скорее всего мускулистым туземцем владела звериная ярость, наполнившая воина после поступка кровожадного Варгха, удалившегося к трясущимся при его приближении рабам, но при этом жадно опускающим миски в ведро. Лкетинг же недвижимо сидел, уставившись в воду ярко-голубым взором, и судя по всему, она была просто обязана закипеть.

Субтильный азиат чавкал так, что за ушами трещало, и двое сатиров приподнялись взглянуть, кто посмел составлять конкуренцию их земной родне, ладонь же Такеши мелькала с такой скоростью, что было невозможно уследить, видимо сказывались тренировки в детстве. Женщины напротив зачарованно за ним наблюдали, ведь каждая нормальная баба любит наблюдать, как ест изголодавшийся мужик, а уж этот похожий на подростка тип, спасший их от тарелок в голову, жрет так, что любо-дорого глядеть.

Димин живот вновь истошно взвыл, и парень вздохнул, решив его послушаться. Грязная ладонь опустилась в глубокую миску, и он ощутил ее содержимое, чем-то походящее на желе, которое мать готовила ему в детстве. Сжав пальцы горстью, он вытащил заполненную «вкуснямбой» ладонь и отправил ничем не пахнущую, мерзкую массу в рот, пожевал, однако вкус практически отсутствовал. Если только совсем чуть-чуть сладко, почти не ощутимо. Парень напряженно проглотил это, желудок удовлетворенно хрюкнул и тогда Дмитрий смелей взялся за дело, начав махать ладонью, как Такеши, правда, прилично отставая в скорости. С каждым глотком питательной массы, которая, как говорил Анатон, состояла из людей и иной белковой дряни, ему становилось легче и легче. Плевать, что человеческих рабов кормят человечиной, ведь можно представить, что ее совсем мало, но умереть от голода из-за нежелания есть – это смешно.

Никто не спорит, что вышестоящие морали требуют не пожирать себе подобных, однако Дима считал, что ради выживания можно позволить себе и не такое, тем более он не убивал, да и не смог бы убить человека ради еды. А переработанные люди, смешанные с адскими жуками, крысами, сдохшими чертями и еще кем-нибудь, уже не люди, а питательная масса. Обычное мертвое тело с отсутствием души или сознанием – кто что заслужил. Тем более с такими таблетками, как дали всем рабам, через некоторое время началось бы стремительное возрождение каннибализма внутри их тусовки, поэтому безвкусная белковая масса наилучший вариант питания. Мусульманский Коран гласит, что если правоверный умрет от голода, обладая возможностью съесть мясо грязного животного, то не попадет в Рай, ибо мог спастись, ведь в тяготах и лишениях позволено очень многое.

Парень жадно дохлебал безвкусное содержимое миски и, собрав пальцами остатки – облизал их, извиняющееся взглянув на Лизу, отчаянно ему завидующую. В животе стало хорошо-хорошо, а идущее из него тепло равномерно распределялось по телу, наполняя разум сытой сонливостью и Дмитрий, забыв обо всем, улегся на мягкий, прелый пол, до предела натянув цепь на шее масаи. Конечно, проскользнула мысль, что надо бы поделиться с молодой матерью, ущемив себя, а потом забрать порцию девушки, но он эгоистично отбросил ее, решив, что сие мелкое облегчение тяжелого креста Лизы ничего не даст.

Неподалеку развалились жирные, наверняка не собирающиеся вставать сатиры, недовольно рычал гигант-Варгх, сделавший следующую ходку до бочонка с едой, а за общим спокойствием в вонючем помещение следили бесстрастные черти, прекрасно отрабатывающие свои деньги или чем им там платят. Узники на второй и третьей цепях почти все завалились спать, но внутри белковой массы определенно отсутствовало снотворное, просто измотанные тела желали восстановиться, наконец-то получив питательные вещества. Тяжелый адский день с двумя солнцами, сгоревшим кожным покровом, огромной усталостью и множественными переживаниями делал свое дело и все засыпали.

Сыто отрыгнувшийся Лкетинг не обратил внимания на все еще голодных женщин, жадными глазами рассматривающих жрущих, как поросята мужчин, зато, будто только сейчас заметил, что завалившийся спать Дима натянул кольцо на его шее и недолго думая, блаженно рухнул рядом. Его движение повлекло натяжение цепи Такеши, но японец не повел глазом, ибо грустил над пустой тарелкой с уже склоненной головой, что-то шепча себе под нос, масаи же довольно улыбался.

– Лкетинг будет спать! Хороший день! Хорошо поел! Все хорошо! – воин-масаи чувствовал себя лучше кого бы то ни было, не думая о завтра, ибо жил жизнью воина, а не крестьянина, заботящегося о посевах, поэтому не считал нужным смотреть вперед.

Унылый же Такеши еще с минуту смотрел в глубокую, пустую миску, видимо горюя из-за отсутствия чудес, среди которых вся посуда бесконечна, а еда волшебная на вкус, однако долго это продолжаться не могло, поэтому он смиренно лег на спину, сложив руки на вздувшемся животе.

– Хорошо-то как… Не чувствовал себя так прекрасно с тех пор, как пошел в школу… – он блаженно вздохнул и закрыл узкие глаза, не обращая внимания на узников с пятым тавро, ненавидящих его с друзьями и немытых женщин, коим понесли еду, правда с другого конца от Лизы, но тупого «официанта» потому и звали Варгхом, что у него отсутствовала логика.

– Так мало нужно… Еда, вода, мягкая поверхность и сон… Как же мы недалеко ушли от животных… – засыпая, пробормотал Дима, комментирую высказывание японца. – Надеюсь, пока мы будем спать, ничего не произойдет, да и не должны черти дать нас в обиду, как бы глупо это не звучало, – он издал легкий хмык, слыша громогласное бульканье в животе зверски голодной Лизы. – Хорошо, когда дорого стоишь… – он погружался в полную беспорядочных картинок тьму, а Лкетинг уже громко храпел, и если он также спал в джунглях, то странно, почему туземца не сожрали раньше, чем он рухнул в пропасть.

– Ага… – невнятно пробормотал Такеши, облизнувший узкие губы. – Всем спокойной ночи, – и уснул.

Многие их спутники поневоле, прикованные к той же цепи, сонно помаргивая, смотрели на злейших врагов, коих можно было придушить, а те бы и не заметили, однако они помнили о перевитых мускулами чертях, внимательно их рассматривающих, поэтому откинули мерзкие желания и как бы не боялись – ложились спать и моментально вырубались.

Ну, а женщины дождались своих порций и съели их намного жадней, чем спящая мужская половина, поняв, что можно никого не стесняться. Чавканье и всасывание еды с грязных рук заполнило человеческий хлев, и красивая Лиза ела так жадно и громко, что Такеши мог позавидовать, однако это вполне естественно. Женские туалеты в общественных местах выглядят столь отвратительно, будто туда ходят безмозглые животные и это является проклятьем уборщиц, но так как мужчины уснули, то не сумели увидеть истинных лиц настоящих, проголодавшихся женщин, готовых на все ради еды.

Глава 4

…Дмитрий моргнул и оказался сидящим на все том же песчаном пляже… Замершем во времени пляже, на котором, то ли живет, то ли бродит его престарелая Совесть, и он отчетливо помнил все их прошлые встречи с болезненными завершениями, слившиеся в непрерывный калейдоскоп, где между кипящей водой и приятным теплым песком отсутствовали темные места.

«Отлично… Значит там я жив и вновь пришел отдохнуть… Просто замечательно… Но все-таки… Как получается, что в реальности я нахожусь в Аду, но не помню происходящее здесь, зато, когда просыпаюсь тут, ничего не помню про там… Хотя это нельзя точно утверждать, ведь, если здесь я не помню про там, то не могу говорить, что там не помню про здесь… Бред какой-то… Главное не запутаться, да и вообще не задавать себе таких вопросов… Ну, если только разочек… Еще одно маленькое предположение… Так вот… Кричат же люди во снах, но когда их будят, то понятия не имеют, что орали… Наверное, и у меня также…. Ведь, что бы Совесть не рассказывала, но хотелось бы дойти до всего своим умом…», – он с усилием поднялся на ноги, выпрямив ломящую, словно от недавних мышечных нагрузок спину и отряхнув затертые до дыр джинсы, двинулся на поиски лавки, пиная разлетающийся песок, пока не выпнул свернутую в трубочку газету.

– Вот ты где! – ничуть не удивленно произнес парень, наклонившись за чтивом, принесенным ему Совестью. – Газета для тех, кому надо проснуться! Ну и чего там? – он с разгорающимся азартом развернул ее и увидел название статьи «Жизнь выбор, а не судьба!», а под ней четко различимые буквы. – Наконец-то! Итак… Что тут такого особенного написано? – Дима бухнулся задницей на мягкий пляж, однако понял, что мешает некая выпуклость.

Он повернулся, и пошевелили задом, дабы рассмотреть взявшийся ниоткуда внешний раздражитель под ягодицами и увидел одетого в белоснежный костюм и шляпу старика, а сам сел, оказывается на его ботинок.

– Привет, – буркнул ничуть не удивившийся юноша и уставился обратно в газету, собираясь узнать истину, однако острая коленка надоедливого деда воткнулась в болящую спину, создавая отчетливый дискомфорт. – Блин! – Дмитрий зло подскочил. – Ты же буквально всучил ее мне! Типа держи, вот-вот прочитаешь, и будешь знать все обо всем, а теперь наоборот мешаешься? – он, яростно сопя, уставился на благообразного старичка.

– И тебе привет! – улыбнулся дедуля, как всегда, не обращая внимания на его вопли. – Каждый раз, когда я прихожу, ты начинаешь с криков, а прошлые два раза вовсе швырялся песком. Ты вообще когда-нибудь бываешь в хорошем настроении? – на взгляд разозлившегося парня Совесть задала глупый вопрос, ведь сама должна знать ответ.

– Как я могу быть в настроении, если пребывание здесь – это непрерывная череда кипящих морских волн, кошмарной боли, а затем нового сидения на песке, но самое раздражающее, что между всем этим я ничего не помню!! – взвился парень, с силой кинув газету под ноги, ибо обсыпание деда песком было бессмысленно. – Плюс ты еще рассказал, что здесь зарыта та моя плохая часть, которую я всю жизнь с любовью воспитывал, а потом лично похоронил! Мне до сих пор жутко от давно забытого того, что я когда-то натворил! Да чего уж там!! – Дима зло и смачно плюнул вдаль. – Твои такие обычные и будто естественные рассказы о моем добровольном исправлении на Земле и нынешнем нахождении в Аду! Разве человек может такое выдержать?! Все, что ты мне рассказываешь?! Да любой другой свихнулся бы, а я принимаю, как данность и затем ныряю в кипящее море, чтобы вновь оказаться тут! – юноша напряженно сопел, не спуская серо-голубых глаз с внимательно слушающего его старика. – А теперь и читать не даешь! Я начал видеть буквы! Понял! Ха. Ха. Ха, – он направил в морщинистое лицо указательный палец.

– Молодец! – искренне обрадовался благообразный старик, не обратив внимания на грубый жест и издевательский смех мальчишки. – Если сумел разглядеть буквы, то скоро увидишь слова! Значит там… – он направил взор вниз. – Ты меняешься! Становишься другим! Наступит время, и ты начнешь помнить происходящее в обоих местах, – Совесть бодряще подмигнула и направилась лавке. – Жарко здесь! – дед присел и снял шляпу, открыв солнцу блестящую лысину.

Озадаченный Дима тем временем поднял газету и раскрыл. Старик, как всегда оказался прав. Буквы были четкими, вот только не содержали смысла, ибо были вперемешку напечатаны.

– Угу… Понятно, что ничего не понятно… – он огорченно бросил «волшебную» прессу на теплый песок пляжа и присыпал, дабы не унесло в море, прекрасно понимая, что никуда она не денется, ведь это место придумано им самим, как этакий душевный санаторий. – И чего там меняется? – парень ткнул исхудавшим пальцем вниз, да и руки были отощавшими, однако он не обратил на это внимания. – Расскажи мне хоть немного, что происходит… – он с усилием сглотнул и уселся рядом с Совестью. – В Аду, – старик же в ответ тяжко вздохнул, и еще раз обмахнув шляпой лицо, водрузил ее на голову.

– Не могу! Ты отлично знаешь, что любая совесть отталкивается от воспоминаний, начиная давить именно на них, а как я могу рассказывать о том, чего не знаешь ты сам, а точнее запрещаешь себе знать. Я могу сказать лишь одно! Там… – старческий палец снова указал вниз. – Тебя не мучают никакие угрызения совести, ибо ты считаешь, что все делаешь правильно! Становишься самим собой! Рожденным для подобного!

– Для Ада?! Я родился для Ада?! Что за бред ты несешь?! – Дима скептически посмотрел на заговаривающегося дедулю, покрутив пальцем у виска, но тот снисходительно улыбнулся.

– Все рождаются для жизни, но какой? Большинство этого не знает, живя бессмысленно, без какой-либо цели и лишь редкие индивидуумы однажды решаются вырасти… Стать действительно взрослыми! – Совесть остро взглянула на Дмитрия, а парень нервно моргнул, ощутив дрожь по позвоночнику. – И тогда они набираются храбрости и покидают отчий дом! Покидают, понимая… – старик сверлил пронзительными глазами мальчишку, съежившегося от холодной дрожи уже по всему телу. – Что обязаны вырасти, и обратного пути нет! Посмотри на себя! Посмотри! – юноша непроизвольно уставился на живот, скрытый грязной футболкой, понимая, что выглядит глупо. – Судя по созданию, закопанному здесь, – благообразный дедуля неопределенно кивнул на пляжный песок, а нахмурившийся Дима встал, засунув руки в карманы джинсов, и отвернулся на красноватый закат. – Ты очень давно покинул свой настоящий дом…