banner banner banner
Первая заповедь
Первая заповедь
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Первая заповедь

скачать книгу бесплатно


– Поймите, господин, тут этот Эримарк… Это он всё!

– Кто это?

– Ну, он из Императорского прокурорского корпуса, – немного осмелев, пояснил трактирщик. – Ронан II Килкит, да будет он жить долго и счастливо, хочет жизнь простых людей лучше сделать. Дело-то хорошее, конечно. Вот, у нас Эримарк теперь прокуратором. Он, значит, следит, чтобы невинных в ямы не сажали да плетьми не пороли. Поначалу ничего он казался, сразу видно: столица! Вежливо общался с нами. Да только чем дальше, тем хуже. В узде нас всех держит, произвол творит, невинных в кандалы вгоняет. Но умный, гад, наших не трогает, а то его бы зарубили давно по-тихому. Вот так и получается, что въезжают-то в Змеиный Камень все, но некоторые не выезжают… У него и прислужники есть, вроде стражи, оттуда же, пятеро. А главное, – трактирщик сделал страшные глаза, – магией он владеет!

– В действительности ничего выяснять он не хочет, – покачал головой Шакнир. – Так?

– Так, господин, – судорожно закивал трактирщик. – Ссориться с местными ему не с руки, посему я посылаю мальчика каждый раз, как кто-то комнату снимает, с докладом: кто, как прибыл, во что одет, такое всякое. Уж двоих он этак. Одному за воровство плетьми тридцать ударов назначили, так он, болезный, на двадцатом дух испустил. Второго отправили куда-то в Скирот, кажется. И господин Эримарк даже удостоился грамоты с печатью Императора, гонец к нам приезжал. Не серчайте, господин. Эримарк сказал, что проклянёт меня, и я сохнуть стану день ото дня, ежели не буду поручения его выполнять. А я и так однорукий, кое-как тут управляюсь, и сохнуть мне совершенно нельзя – кто за трактиром смотреть будет тогда?

Шакнир выслушал историю со всем вниманием. Он не стремился оправдать несчастного однорукого Рота, однако и не возлагал на него всю вину. Несчастный малообразованный калека, который хочет жить – пусть даже ценой подлости. Боится магии, значка Императорского прокурорского корпуса, плетей, всего на свете. Но что касается господина Эримарка, имперского прокуратора… Здесь Шакнир посчитал нужным вмешаться. По большому счёту, ему не было дел до жизни Змеиного Камня, да и борцом за справедливость Серый никогда себя не мнил. Он мог бы просто уехать дальше, оставив местных самих разбираться со своими проблемами и махнув на них рукой. Но усвоенные с детства принципы, непреложные и непоколебимые, давали о себе знать.

В клане нечестных карали. Серые были убийцами, но они всегда смотрели в глаза и сходились лицом к лицу, давая право защищаться. Убийство из тени считалось позором – в тенях можно красться, скрываться, подбираться к Цели, но не убивать. Серые с презрением относились к убийцам, что предпочитали подсыпать яд в бокал или вонзить кинжал в спину, но не лезли в их дела. Иначе обстояло с подлецами, предателями и теми, кто пользовался чужой слабостью и беззащитностью в угоду своим прихотям: таких людей Серые могли покарать просто так. Лишь потому, что всей своей жизнью они противоречили устоям клана.

Прислушавшись к тому, что говорит внутренний голос, взвесив все «за» и «против» и решив для себя эту маленькую дилемму, Шакнир повернулся к стражникам и в очередной раз широко улыбнулся им:

– Отведите меня к господину Эримарку. Я, грозный убийца доброго малого Креза, готов сдаться властям.

***

Господин Эримарк, прокуратор второй категории с полномочиями оранжевого уровня, сидел в своём кабинете и составлял доклад скиротскому начальству. Его он планировал отправить почтовым голубем через день-другой, когда допишет подробности суда над убийцей местного шахтёра Креза. Шахтёра, очевидно, пырнули свои же, не поделив что-то в пьяном угаре, однако господин Эримарк предпочитал не ссориться с местным населением. Мало кто доброжелательно воспринял императорский указ, отменяющий понятие самосуда вовсе и обязующий проводить расследования по каждому нарушению закона. И уж тем более никто не обрадовался чужаку в этом богами забытом посёлке – пришлых тут вообще не любили, а тем паче тех, кто представлял власть. Местный староста Абелард, высокий седой мужчина, бывший шахтёр с благородным именем и нижайшим происхождением, скептически отнёсся к врученной ему господином Эримарком грамоте, однако закон предпочёл не нарушать и покорно подчинился, предоставив прокуратору всё необходимое. Совсем иначе повёл себя Винфрид Маут, командир стражи – только после открытых угроз и демонстрации магических способностей (очень и очень слабых, но всё же) Винфрид нехотя согласился признать главенство прокуратора. Формально командир стражи состоял в Императорском внутреннем корпусе, однако служил здесь уже добрый десяток лет и мало чем отличался от коренных жителей – уважал традиции и обычаи шахтёров, прислушивался к мнению старосты, опасался живущую чуть в отдалении знахарку – непременный атрибут каждого посёлка – исполняющую те же функции, что в крупных просвещённых городах были отданы обученным лекарям. Господин Эримарк, считавший себя человеком образованным, сначала относился к старушке с жалостью и презрением, но после того, как на пятый день у него прихватило от местной пищи живот, побежал к ней сломя голову за отварами и травяными настоями.

Со временем прокуратор привык к еде, чего нельзя сказать о всепоглощающей местной скуке – каждый день Эримарк просыпался с мыслью о том, что начался ещё один скверный день в этом захолустье. Скука была похожа на пыльное серое одеяло, душное и беспросветное, не опасное для жизни, но давящее днём и ночью. В Змеином Камне не происходило решительно ничего, кроме мелкого воровства и пьяных драк, и за то, что он проходит службу в забытом всеми шахтёрском посёлке, прокуратор проклинал начальство, богов, судьбу и даже самого Императора. Скука грозила рано или поздно свести с ума, Эримарк начал прикладываться к бутылке дрянного пойла всё чаще, и в пьяных мечтах своих фланировал по центральным улицам столицы в ярком камзоле с нашивками Корпуса, играючи разоблачая злодеев и кружа головы дамам. Вероятно, так бы всё и продолжалось, и однажды прокуратор сгинул бы в пучине провинциальной тоски, если бы не один случай, что произошёл спустя полгода после назначения.

Как-то ночью случилась кража: у одного из местных стянули фамильную ложку (Эримарку было смешно, что дремучие люди так ценят простые столовые приборы, но внешне он казался вполне серьёзным). Конечно, сделал это кто-то из своих – сосед по шахтёрскому забою или один из промышлявших в Змеином Камне местных воришек – но прокуратор по своему обычаю не вникал в дело слишком глубоко. Как раз в это время в таверне остановился какой-то непритязательный доходяга, путешествующий в столицу с абсолютно неясной целью в полном одиночестве. По виду он напоминал одного из тех жучков, что вечно вращаются на дне общества, стремясь занять хоть какое-то место в преступной иерархии, но, не имея способностей сделать это, довольствуясь мелкими поручениями и осознанием собственной мнимой важности. Прокуратор увидел его лишь раз, всё понял, и в голове у него сложилась воистину гениальная схема. Двое аборигенов, бывшая воровка Бинди и её любовник здоровяк Клайд, за небольшую сумму согласились помочь: ночью пробрались на второй этаж трактира и испачкали глиной сапоги постояльца. Следом вошла личная стража прокуратора, господин Эримарк путём нехитрых умозаключений установил, что такая же глина есть возле дома бывшего владельца фамильной ложки, и доходягу приговорили к тридцати ударам плетью. То, что никакой фамильной ложки в его вещах обнаружить не удалось, прокуратора совершенно не смутило – он выдвинул предположение, что постоялец успел спрятать её или пропить, отдав кому-то из местных жителей. Несмотря на слабые возражения пострадавшего шахтёра, отчаянные вопли доходяги, сомнительные взгляды старосты и открытого презрения Винфрида Маута, приговор был приведён в исполнение.

К всеобщему несчастью, здоровье не позволило наказуемому выдержать все тридцать ударов, и бедняга скончался на глазах у посёлка, но тут вины Эримарка вроде и не было – ведь никто не виноват, что человек оказался столь слаб, не так ли? В столицу ушёл торжествующий рапорт за подписью прокуратора и двух свидетелей из числа его прихвостней, Эримарк ради такого случая откупорил бутылку приберегаемого хорошего вина и крепко задумался. Схема ему понравилась, и вскоре представился ещё один случай – так как в Змеином Камне долгое время ничего путного не происходило, случайный полунищий путник был обвинён в государственной измене (соответствующее письмо от сообщников нашли в его рюкзаке) и под стражей отправлен в Скирот. Вскоре пришла расцвеченная вензелями и печатями благодарность Императорского прокурорского корпуса, и господин Эримарк окончательно вошёл во вкус. Удача, словно только и ждала, пока умник-прокуратор её оседлает, решила осыпать его дарами – аккурат после убийства Креза в посёлке остановился очередной странствующий одиночка. Прокурор навёл справки – проезжающий мужчина не выглядел ни богатым, ни знатным, ни даже семейным. Скорее всего, очередной авантюрист без племени и рода, которого никто никогда не хватится.

Поэтому господин Эримарк оставил в рапорте пустое место, где планировал вписать имя преступника и то наказание, к которому он будет приговорён. Прокуратор был уверен, что эффективность на новом месте вскоре будет оценена, и его заслуженно переведут куда-нибудь, где жизнь не столь уныла и пресна – может, в крупный город, а может даже в сам Скирот.

Стук в дверь раздался внезапно, вырвав прокуратора из сладких мечтаний о мощёных скиротских улицах, шумных весёлых кабаках и доступных мягких женщинах. Это была ещё одна неприятность: местными господин Эримарк брезговал, но выбора ему никто не предоставлял; прокуратор страдал, иной раз не выдерживал, срывался и тащился верхом целый день, дабы добраться до Фильта и сполна насладиться запретными удовольствиями, что дарит портовый город всякому страждущему. Обычно прокуратор возвращался из таких поездок со смешанным чувством удовлетворённости и смутного щекочущего беспокойства.

Голос стражника из-за двери, хриплый и дребезжащий, почему-то показавшийся господину Эримарку слегка испуганным, выпалил скороговоркой:

– Господин прокуратор, мы эта… Преступника поймали.

Дверь почти сразу со скрипом отворилась, и в сопровождении стражи в комнату вошёл черноволосый голубоглазый мужчина в простом дорожном балахоне. Прокуратор поднялся с места и подошёл почти вплотную к черноволосому. Тот стоял спокойно и ровно, не двигаясь с места и насмешливо смотря сверху вниз пронзительным взглядом льдистых глаз.

– Так, хорошо, очень хорошо… – господин Эримарк усмехнулся в жидкую светлую бородку. – Наверняка и улики нашли? Помните, я вас учил – улики, свидетели, алиби? – он был невысокого мнения об умственных способностях стражи, однако надеялся, что азы нелёгкой службы прокураторов в состоянии усвоить даже неотёсанные дуболомы, умеющие только махать алебардами.

– Эта… Ну, нож у него был… Мы эта… Пойдём, да? – Стражник был явно чем-то обеспокоен, но господин Эримарк не придал этому значения.

– Пусть все идут, а ты – как тебя? Матей? – ты останься. Вдруг он буйный.

Стражник сделался белее мела и судорожно сглотнул. Остальные поспешно ретировались, оставив своего старшего отдуваться за всех. Прокуратор обошёл вокруг неподвижного, как столб, черноволосого, похожий на покупателя, выбирающего коня на ярмарке. Их учили, что такие перемещения вводят в состояние нервозности преступников, но черноволосый даже бровью не повёл. Господин Эримарк слегка забеспокоился – обычно все начинали оправдываться и лепетать, что они ни в чём не виноваты, этот же странный тип будто вообще не замечал прокуратора. Решив взять ускользающую с каждой секундой инициативу в свои руки, Эримарк задал первый вопрос:

– Назови своё имя, преступник.

– Меня зовут Шакнир. В некоторых кругах я известен как Мертвец, – спокойно и ровно ответил черноволосый.

– Мертвец? Оригинально, оригинально… Бандитская кличка? – прокуратор угрожающе, как ему показалось, усмехнулся.

– Скорее, почётное прозвище, – Шакнир не повёл и бровью, стоя столь же прямо и неподвижно. На лице его, напоминающем белокаменную маску, жили только тонкие шевелящиеся губы и пронзительные голубые глаза.

– А фамилия твоя какова, а? – господин Эримарк усилил напор, стремясь возвратить допрос в привычное для себя русло, где один – грозный хозяин, а другой – трясущийся от страха за свою шкуру преступник.

– Фамилию свою я давно забыл, господин прокуратор.

– А! – прокуратор поднял палец вверх, явно довольный. – Значит, и документа у тебя никакого нет?

– Документа нет, – Шакнир чуть пожал плечами – кажется, это был первый его жест с того момента, как он неподвижно встал посреди комнаты.

– А разве ты не знаешь, что каждый житель Империи по недавнему указу светлейшего нашего Императора, да будет правление его долгим и благополучным, обязан иметь пассапорт? Там должны быть записаны имя, фамилия и род занятий.

– Я не из Империи. Прибыл из Альтерии не далее как день назад.

– Это, конечно, меняет дело… – господин Эримарк пожевал губы в раздумье, – но ты всё равно обязан соблюдать законы Империи и не убивать просто так честных её подданных! Отвечай, каков твой род занятий?

– Я убийца, господин прокуратор. Убиваю людей за деньги, – Шакнир сказал это спокойным и ровным тоном, не вызывающим никаких сомнений. Эримарк сначала опешил, но после едва не подпрыгнул на месте от радости – он поймал убийцу! Настоящего! Попал в десятку! И, конечно, прокуратор не заметил, как не выдержавший нервного напряжения стражник выскользнул-таки за дверь, оставив его наедине с Шакниром.

– Ну что, убийца… Зачем ты лишил жизни простого шахтёра Креза, а? – прокуратор трепетал; он уже чуял запах скиротского вина, видел роскошную громаду императорского дворца, слышал звон монет, ударяющихся о стойку трактира. – Крез был хорошим парнем! Кто тебе заплатил за него? Кого ты ещё убил? А?

– Я не убивал никакого Креза, господин прокуратор. И тебе это прекрасно известно. Но я намерен убить тебя.

– Что? – Эримарк был настолько уверен в собственной неуязвимости, которую даровал знак Императорского прокурорского корпуса, что даже не сразу понял, о чём говорит черноволосый убийца.

– Убить, господин прокуратор. Твоя вина не вызывает сомнений. Я уже представился. Теперь мне нужно предоставить тебе право выбора оружия для защиты, – Шакнир говорил спокойным будничным тоном, будто о тяжёлой, изрядно поднадоевшей, но привычной работе.

– Ты что, убийца? С ума сошёл? – господин Эримарк до сих пор не мог поверить, что весь разговор происходит всерьёз. Но лицо Мертвеца, неподвижное в дрожащих бликах масляных светильников, не оставляло сомнений – он действительно убьёт его. – Стража! Стража!

– Они не придут. Мне пришлось сказать им, кто я такой. К сожалению. Но теперь они и близко не подойдут к этому дому, прокуратор. А ты сейчас понесёшь наказание за все свои злодеяния. Повторю в последний раз – чем будешь защищаться?

В повторении не было нужды – прокуратор отпрыгнул к стене и выхватил изогнутый короткий клинок, встав в боевую позицию. Шакнир, окинув взглядом противника, вынужден был признать, что занял он её неплохо – чувствовалась какая-никакая подготовка, явно лучше, чем у местной стражи. Левой рукой прокуратор отчаянно пытался сотворить какие-то знаки, не осознав пока главного…

– Твои камни ким пусты, прокуратор, – Шакнир позволил себе улыбнуться. – Пока ты распинался передо мной, я вытянул из них всю энергию Шом. Самая простая в освоении и управлении, поэтому ты её всегда выбирал, да? Возможно, теперь ты поймёшь, что надо было быть чуть более старательным.

Господин Эримарк уже и сам почувствовал то, о чём говорил убийца – его камни оказались вычерпаны до дна, а сконцентрироваться и прорваться через магическую защиту камней противника прокурор не смог. Он не нашёл ничего лучше, как броситься вперёд и попытаться вновь позвать стражу. Успев выкрикнуть первый слог, прокуратор почувствовал, как язык вдруг перестаёт ему подчиняться, становясь тяжёлым и неподвижным, будто кусок камня. Убийца, сделав несколько простых движений, использовал одно из самых лёгких заклинаний Шом – Молчание. Господин Эримарк всегда рассматривал его как забавную шутку, однако сейчас с опозданием понял, насколько эффективно может быть Молчание, применённое в нужном месте в нужное время.

Шакнир сделал лёгкий шаг в сторону прокуратора, подъёмом стопы поддел ступню противника, сбил его с ног и резко опустил сапог из мягкой кожи на руку, державшую клинок. Хрустнули кости, глаза прокуратора вылезли из орбит, но даже закричать, чтобы хоть немного ослабить боль, он не мог. Убийца вытащил излюбленные парные кинжалы из чёрной стали и одним из них пронзил придавленную руку точно между локтевой и лучевой костями, пригвоздив прокурора к полу. Господин Эримарк забился в безмолвных судорогах, ещё больше разорвав кожу и мышцы об остро наточенный клинок, пытаясь свободной рукой выдернуть кинжал, глубоко засевший в досках пола. На штанах прокуратора расплылось влажное пятно; теперь он совсем не походил на того самоуверенного имперского служащего, которым был несколько минут назад. Шакнир склонился над обливающимся слезами противником, голубоглазый, бледный, действительно похожий на мертвеца:

– А ты думал, расплаты за две невинно загубленные души никогда не будет? Молись, прокуратор, тем богам, которых почитаешь.

Выждав ещё десяток секунд и безразлично глядя в округлившиеся от ужаса глаза господина Эримарка, Шакнир одним движением перерезал прокуратору горло. Хлынула горячая кровь, слегка забрызгав любимые сапоги, и убийца брезгливо обтёр их краем одежды прокуратора. После, вынув кинжалы и протерев их найденными тряпками (кажется, это когда-то было шёлковой расшитой рубахой), Шакнир вышел из дома, мельком взглянув на затихающие предсмертные конвульсии прокуратора.

На улице убийцу уже ждали трактирщик Рот и местный начальник стражи Винфрид Маут – Шакнир предупредил их обо всём заранее. Винфрид взирал на убийцу с почтением и уважением, но без страха; Шакниру это понравилось.

– Рот, ты оказался жертвой; я не виню тебя. Вот, здесь плата за постой – она, думаю, приятно тебя удивит. – Шакнир протянул трактирщику маленький кусок ветоши, в который был завёрнут некрупный драгоценный камень, по стоимости превышавший пять трактиров. – Распорядись ею с умом. Господин Маут, моё почтение. Я безмерно сожалею о том, что мне пришлось покарать господина прокуратора. Но, как я понял, никто здесь не будет горевать о нём.

– Вы? Убили прокуратора? Нет-нет, что вы, добрый господин, – начальник стражи ухмыльнулся. – Ни для кого не секрет, что в свободное время господин Эримарк любил поохотиться. Наверное, его задрали дикие звери. И обглодали труп. Такое бывает в наших неспокойных местах.

– Благодарю, господин Маут. Вы бесконечно деликатны. Вот, держите – Шакнир протянул начальнику стражи небольшой холщовый мешочек, – здесь десять реалов. Считайте их моим скромным вкладом в развитие Змеиного Камня. Не забывайте и о собственном благе, но не стоит всецело тратиться только на него. Я доступно объясняю, господин Маут?

– О, конечно. Мы всегда заботимся в первую очередь о людях. У них и без того мало радостей в жизни, – голос Винфрида звучал вполне искренне, и убийца поверил. Впрочем, нельзя сказать, что его особенно заботила судьба реалов, однако выгоднее было остаться в памяти местных авторитетов этаким жестоким, но справедливым героем романтических баллад. Так меньше шансов, что история с незадачливым прокуратором когда-либо всплывёт наружу. Покрывать все свои действия завесой тайны было скорее привычкой, нежели необходимостью – клана Серых не осталось, и наказать за то, что влез не в своё дело, Шакнира уже никто не мог.

– Хорошего дня, почтенные господа, – Шакнир кивнул Роту, Винфриду и толпящимся поодаль стражникам и запрыгнул в седло. Коня со всем возможным уважением привёл один из подчинённых Маута. – Я вынужден продолжить путь. Надеюсь, со следующим вашим прокуратором всё будет в порядке.

С этими словами Шакнир, на ходу проверив дорожную сумку, двинулся дальше по тракту, оставляя позади Змеиный Камень. Над Империей, разгоняя утренний липкий туман, занимался рассвет.

ГЛАВА 3. Надёжные связи

Два дневных перехода прошли тихо. Переночевал Шакнир у бедного крестьянина, в одной из лачуг, что прилепились к небольшому холму, поросшему диким виноградом. Крестьянин был на седьмом небе от счастья, когда Шакнир вручил ему реал, и даже дал в дорогу две пресные лепёшки и бутылку домашнего вина, без умолку болтая о том, как поедет на ярмарку и купит козу.

К середине второго дня после отбытия из Змеиного Камня тракт вновь начал оживляться – убийца приближался к Равену, крупному торговому городу, стоящему на одноимённой реке. Это был последний большой город на пути Шакнира к столице, дальше, судя по карте, вдоль тракта располагались только мелкие городишки, поселения и деревни, да несколько замков знати. Впрочем, как рассказал Шакниру мужичок-торговец, с которым они во время пути поравнялись и какое-то время ехали рядом, дорога та была весьма оживлённой – Скирот, столица Империи, привлекал множество купцов, ремесленников, наёмников, шпионов, жуликов и прочий люд со всех уголков Мораны.

Равен, окружённый высокими каменными стенами, процветал. Достаток заявлял о себе громко и безапелляционно – горожане по большей части были одеты недёшево и даже с неким провинциальным шиком, улицы сверкали новой брусчаткой, а городская стража – начищенным до блеска оружием. Ремесленники и торговцы, дельцы, ростовщики, служащие, головорезы, проныры всех мастей, уличные музыканты, глашатаи, благородные мессиры со спутницами – всё кипело, бурлило, переплеталось причудливым хороводом, завлекало и манило. Шакнир, словно горячий нож сквозь мягкое масло, двинулся вперёд, осторожно, но непреклонно пронзая толпу. Коня он за небольшую плату оставил в стойле в самом начале центральных районов Равена, и теперь двигался пешком, попутно внимательно изучая город, запоминая хитросплетения улиц, расположение домов, трактиров, лавок и присутственных мест. Делая это больше по привычке, он, однако, никак не мог избавиться от ощущения, что в Равене придётся задержаться.

Чем ближе Шакнир подходил к центру, тем более яркими и красочными становились вывески. Написанное красивым почерком объявление гласило, что пивоварня Зальцмана закупила две паровые машины Горных и является теперь самым прогрессивным предприятием в Равене. Таверна «Лось и лебедь» приглашала отведать изысканные блюда из дичи и птицы, «превосходящие всё, что вам доводилось пробовать». К таверне притёрлась контора ростовщика – прокутившие средства игроки и гуляки готовы были взять взаймы деньги под ломовой процент, намереваясь продолжить веселье, а после по-тихому залечь на дно или вовсе покинуть город; на должников шла извечная охота, и по законам Империи каждый, ввергнувшийся в долги, поступал всецело в распоряжение к кредитору, становясь почти рабом до той поры, пока долг не будет выплачен или отработан. Впрочем, что касалось последнего, на срок отработки были установлены пределы, зависящие от суммы долга, и мало кому удавалось заполучить законного раба надолго.

Шакнир, перекинувшись парой слов с тремя праздно шатающимися подвыпившими горожанами, быстро узнал дорогу до трактира, который ему подходил. Назывался он «Пятачком» – в честь фирменного блюда, копчёных свиных пятаков, неизменно подававшихся совокупно с местным пивом. «Пятачок» был местом не самым престижным, но далеко не из дешёвых – в таких обычно останавливались средней руки торговцы, служащие Императорских корпусов и богатые авантюристы, за хороший барыш согласные на любую работу. Здесь не привлечь к себе внимания было проще всего – в гостиницах для богачей каждый второй обычно шпион или доносчик, а в бедных заведениях все завсегдатаи знают друг друга.

Когда убийца оставил вещи в просторной светлой комнате на втором этаже и спустился в основной зал, желая поужинать, он понял, что ничьё внимание сегодня привлечь не сможет. В зале сидел представитель расы йорд, некрупный, поросший короткой тёмной шерстью, похожий на человека, но с более вытянутой челюстью, напоминающей собачью морду. Все взгляды были обращены к нему – йорды очень редко выбирались куда-либо, и только для того, чтобы выменять свои диковинные изделия из костей и минералов на что-нибудь полезное.

Раса йорд в полном составе проживала на берегу озера Хамар, самого северного в Империи, являющегося к тому же вторым по величине пресным водоёмом на континенте. Никто не знал, как долго они жили там – все были уверены, что йорды были всегда. Они почти не общались с остальным миром, полностью обеспечивая себя всем необходимым, а если и выходили торговать, то не признавали денежную систему, предпочитая натуральный обмен. Но самым интересным, загадочным, непостижимым и желанным в йордах была их магия.

Люди, Лесные и Горные использовали источники магической энергии четырёх видов – это было известно всем, кто хоть что-то слышал о магии. Несмотря на древние манускрипты, которые рассказывали о том, что магия принимает самые причудливые и неоднозначные формы, а особенно могущественные волшебники могут черпать силу напрямую из Эфира, длительное время большинство древних знаний считались утраченными. Учёные мужи полагали, что магическая изнанка мира стабилизировалась после многих веков потрясений, и теперь иного волшебства, кроме как взятого из источников Оз, Шом, Фай и Лим, быть не может. Однако три сотни лет назад один из исследователей, Шарль Рой Кернье, увлёкся историей и культурой йордов, отрывочные сведения о которых порой проникали в Империю. Шарль буквально бредил йордами, по крупицам собирал знания, записи и свидетельства очевидцев, и однажды выпросил у Императора средства для снаряжения экспедиции. Пройдя через множество опасностей, не будучи уверенным даже в том, что йорды пустят его на свою территорию, Шарль добился своего – йорды, обычно относящиеся к чужакам настороженно, неожиданно приняли учёного и многое ему рассказали. Причины, побудившие их сделать так, остались неизвестными – возможно, йорды решили таким образом обезопасить себя, а может, прозрели что-то в будущем своего народа или самого Шарля. По возвращении в Скирот Кернье сразу начал составлять на основе экспедиционных заметок свой двухтомник, получивший вскоре широчайшую известность и даже поныне считающийся одним из самых полных трудов, посвящённых йордам.

Шарль Рой Кернье узнал невероятные вещи. Каждый йорд с рождения умеет управлять внешним миром. С точки зрения привычной для людей магии, его возможности не ограничены практически ничем; по сравнению с другими расами йорды являются почти богами. Они умеют мгновенно перемещаться в пространстве, управлять силами природы, вызывать дожди, ураганы, землетрясения; любой йорд в один миг может превратить в прах любого человека, зверя и даже скалу. Шарлю казалось, что йорды с лёгкостью читают мысли и видят будущее, однако в этом он уверен не был – а сами отшельники не раскрывали все свои способности. И быть бы йордам самой могущественной расой на всём континенте, если бы не одно «но». Любой йорд расплачивается за невероятное могущество годами жизни – каждое применение силы неумолимо их отнимает. Те, кто злоупотребляет магией, могут не прожить и пары десятков лет, а в самых невероятных случаях, когда требуется управлять колоссальными потоками энергии, йорды стареют и умирают за минуты, прямо на глазах. Так было, когда Император, желая постичь тайны столь могущественного волшебства, направил в земли йордов своё войско, с целью поработить их и заставить служить. Две сотни отборных бойцов Императорской гвардии за несколько секунд распались в прах вместе с оружием и доспехами. Это стоило жизни двум десяткам йордов, но Император, поняв, с какой силой столкнулся, предпочёл вернуть войска в столицу и больше никогда не предпринимал попыток вторгнуться на северный берег озера Хамар, формально оставив земли йордов в своём подчинении, но фактически разрешив им жить по собственным законам и уложениям.

Размножались йорды плохо, взрослый йорд за неполные сто лет жизни мог вообще не суметь дать потомства – видимо, боги распорядились так, что их магия не имела власти над ними самими. Поэтому йорды дорожили каждым членом своей расы и использовали магию крайне редко, предпочитая охотиться, рыбачить и возделывать землю.

И вот, один из йордов сидел в «Пятачке» и преспокойно ел рыбу, запивая её крепким пивом. Йорда, казалось, совершенно не заботили косые взгляды прочих посетителей, он был всецело поглощён трапезой. Однако когда Шакнир присел за стол и отпил первый глоток поданного услужливой трактирщицей вина, йорд странно покосился на убийцу. Спустя ещё несколько минут, отложив рыбу и отодвинув пиво, йорд, уже не скрываясь, принялся сверлить Шакнира взглядом, в котором, впрочем, не было ни капли угрозы, одно только любопытство. Затем, на десяток секунд прикрыв глаза и подняв голову к потолку, йорд изменился в лице, поднялся с места и направился к Шакниру. Убийца понял, что раствориться и не привлекать внимания уже не выйдет – теперь все смотрели только на него.

Йорд подошёл и остановился, ожидая приглашения. Убийца кивнул на свободный стул напротив себя, всем своим видом стараясь показать, что не особенно доволен компанией.

– Проости, человек, – йорд говорил на общеимперском хорошо, лишь иногда сдваивая гласные – речь йордов состояла из них почти полностью. – Я хоочу поговорить. Меня зовут Ааеайк, но ты можешь звать меня Айк.

– Присаживайся, Айк. Ты и так уже заставил всех смотреть только на нас, что уж теперь, – убийца невозмутимо сделал ещё глоток.

– А каак зовут тебя?

– Шакнир. Можешь звать меня просто Шакнир.

– Шутишь. Я это понимаю, – Айк наклонился над столом ниже, почти к самому лицу Шакнира. От йорда пахло крепким пивом, влажной шерстью и почему-то немного персиками. – Твои руки все в крови. Ты убиваешь.

Шакнир не удивился догадливости йорда – наверняка причиной была их странная магия. Единственное, что смущало Шакнира – зачем Айк пожертвовал часами, а то и днями своей жизни ради того, чтобы узнать подноготную посетителя трактира.

– Может, ты и прав, Айк, – вполголоса ответил убийца.

– Я увидел картину из твооего будущего, Шакнир. Из вероятного будущего.

А вот сейчас йорду удалось немного сбить Шакнира с толку. Он не думал, что подобные рассказы – правда. Будущее всегда представлялось Шакниру чем-то туманным и неопределённым, в фатум он не верил, предпочитая думать, что каждый человек сам творит свою судьбу. Впрочем, слова йорда отчасти подтверждали мысли Шакнира.

– Что значит «вероятное будущее»?

– Будущее, человек, не определено в деталях. Ооно имеет несколько вариантов. И тоолько от тебя зависит, какой из них осуществится, – с готовностью разъяснил Айк.

– Я всегда так и думал, – Шакнир неожиданно для себя заинтересовался беседой. – И какой же вариант видел ты?

– Один из мноогих. Ты убийца. И сейчаас ты имеешь работу. Но не думай, что она простая. Твои действия отразятся на многих и многих.

– Спасибо. Один старик мне уже говорил об этом. Я всё усвоил, – пожал плечами Шакнир.

– Стаарик… Он не так прост, Шакнир. Он честен перед тобой, но я вижу, что он преследует свои цели. Я поока не знаю, какие. Это слишком сложно.

– Айк, уж прости, я уважаю ваш народ и ваши способности к волшебству, но пока ты не открыл мне ничего нового, – слегка недовольно ответил убийца. – Каждый преследует свои цели. Это очевидно. А то, что мои действия отразятся на многих… Не надо быть провидцем, чтобы это понять.

– Воозьми это, – Айк достал из сумки странный кулон в форме когтя, вырезанный из кости какого-то животного. Кулон был помещён в тончайшую паутину серебряной оплётки, но главное – слабыми своими магическими дарованиями Шакнир чуял в нём скрытую силу. – Однажды он поможет тебе. Я ухожу, чееловек. Желаю удачи.

Йорд поднялся из-за стола и двинулся в сторону выхода, мимоходом положив на свой стол мелкую монету – оплату за ужин – и прибрав в наплечную сумку остатки жареной рыбы. Когда Айк почти покинул трактир, Шакнир окликнул его:

– Постой! Скажи, зачем это тебе?

– Ты моожешь послужить нашему народу. Пока я не знаю, как и когда. Но этот вариант очень воозможен.

Закончив фразу, йорд вышел столь стремительно, что следующие вопросы застыли на губах убийцы, так и не произнесённые. Шакнир наскоро доел ужин в компании любопытствующих и недоумённых взглядов других посетителей и поднялся в комнату.

Присутствие постороннего Шакнир почуял сразу. Положил ладонь на рукоять кинжала и осторожно приоткрыл дверь, в любой миг ожидая нападения.

На красивом резном стуле, возле открытого окна, сидел Азат и раскуривал трубку. Шакнир покосился на незваного гостя, убрал руку от кинжала, молча присел на кровать и принялся стягивать с себя сапоги.

– И даже ничего не спросишь у меня? – маг удивлённо поднял бровь.

– Раз ты пришёл, значит, говорить надо тебе. Вот и говори. А я, с твоего позволения, начинаю приготовления ко сну, старик, – хладнокровно ответил убийца.

– Опять ты так меня называешь? – поморщился Азат.

– Вырвалось.

– Твоему спокойствию можно позавидовать… Мертвец.

– Имеешь привычку подслушивать?

– Нет. Я знал это. Как и многое другое о твоей жизни.

– Давно следишь? – Шакнир оставался невозмутим.

– Достаточно. Помнишь Малки?

Шакнир, не сняв до конца штаны, застыл. Имя одного из своих учителей он, конечно, запомнил на всю жизнь. Убийца на секунду прикрыл глаза, восстанавливая в голове штрихи и детали.