Когда мне было больно

Илан сегодня беспримерно хорош, у меня замирает сердце, когда я смотрю на него: такого элегантного, сияющего, даже капельку неприступного, как сейчас, ведь обычно он носит шорты и футболки, а сегодня – на нем белая рубашка. И не просто рубашка, а с запонками!

На прошлый день рождения Илана я отыскала в недрах Ebay эти винтажные застежки в форме кинокамер. Илану подарок понравился, хоть выгулять эти запонки ему было негде. Теперь момент настал: кинокамеры идеально смотрятся на белых манжетах!

Застегивая эти чертовы запонки, я немного испортила маникюр: откуда мне было знать, как правильно их использовать?! Но мои жертвы были не напрасны – эта маленькая деталь, аксессуар, была как бы символом воплощения нашей принадлежности к киномиру.

Два года назад мы уезжали из Израиля в город ангелов на берегу Тихого океана, где никого и ничего не знали… А сегодня мы стоим возле афиши нашего фильма, который сняли в самом настоящем Голливуде, на пленку 36 мм, и этот фильм показывают в разных странах на кинофестивалях!

Илан улыбается, и в этот миг кажется мне таким родным, несмотря на свою неприступную красоту. Я искренне восхищаюсь им. И нами!

Мы просто мини-американская мечта – голливудская пара. Нас фотографируют наши родственники и друзья. Ощущение, словно вокруг нас столпились папарацци, а мы – настоящие звезды.

Это первый фестиваль, где мы будем сами представлять наш фильм.

С нами много родственников, все нас поздравляют. Ну, то есть, поздравляют в основном Илана, я больше просто рядом стою… Иногда мне хочется закричать им всем:

– Эй, это и мой фильм тоже! Вы титры-то читали?!

Но очень не хочется портить Илану настроение в этот миг его славы. Все-таки кино – это не мое, мое же – танец. Я здесь для того, чтобы поддержать любимого, не за похвалой…

Мы заходим в кинозал – там, в основном, наши друзья с семьями, но есть гости, которые пришли посмотреть именно наш фильм.

Хорошо, что кино длится всего одиннадцать минут, потому что сидеть в жестком тюлевом подъюбнике ужасно. К тому же боковая молния платья больно врезается в подмышку: сегодня с утра я как-то неудачно застегнула ее. Черные лаковые туфли с открытым носком немного натирают. Сейчас я хотя бы могу незаметно разуться, чтобы мои ступни расслабились в темноте кинозала.

Я смотрю наш фильм на огромном экране и испытываю безмерное чувство гордости. Вот здесь – мой диалог, моя идея показать героя именно так, это мой пот на лбах актеров! Тот самый несчастный пот. В прямом и переносном смысле.

Фильм длится одиннадцать минут. Всего одиннадцать. Но сколько времени и сил вложено в эти минуты!

Титры.

Вспыхивает свет, мы слышим аплодисменты. Люди встают, аплодируют, улыбаются.

Ведущий выходит на сцену, зовет Илана присоединиться. От волнения у меня вспотели ладошки, я постоянно вытираю их о голые коленки. Какой он красивый, мой Илан!.. Я поворачиваю голову и вижу его отца, который вот-вот заплачет от гордости. Вижу свою маму. Все взгляды устремлены на Илана, когда он встает со своего места и двигается на сцену.

Илан выходит и начинает рассказывать про наш фильм. Я сижу, изо всех сил стараясь держать спину ровно, «сохранять спокойствие», разглаживаю складки на платье, поправляю бретельки, облизываю зубы, чтобы не дай бог там не оказалось помады: ведь сейчас и меня позовут. Жду момента, когда Илан начнет говорить про меня. Он рассказывает смешные истории со съемок, зал реагирует улыбками.

Я жду.

Напряжение достигает предела. Я продумываю слова, повторяю, чтобы ничего не забыть.

Начинаются благодарности.

– Я хочу сказать спасибо моему отцу, – говорит Илан. Я отряхиваю подол платья в нетерпении, еще шире расправляю плечи. Капелька пота стекает у меня между лопаток. Очень медленно.

– Благодаря моему папе мы смогли снять этот фильм! – вдохновенно несется со сцены. – Если бы не ты, папа, ничего бы этого не было. Спасибо тебе, – Илан выдерживает актерскую паузу. Зрители хлопают. – И спасибо всем вам, – обращается он к публике, – что пришли сегодня поддержать меня!

Снова аплодисменты. Зрители встают и идут к сцене поздравлять Илана.

Это все? Как все? Да, больше он ничего не говорит. Илан пожимает руки поздравляющим, кого-то даже обнимает и похлопывает его по спине. Все закончилось? Не может быть, а я?..

Я сижу в своем кресле как приклеенная. Все с такой же ровной спиной. Не могу расслабить плечи. В горле будто ком застрял. Чувство несправедливости накрывает меня с головой.

Это нечестно!!!

Хочется кричать, но я молчу и не могу пошевелиться. Хочется плакать. От обиды. Натыкаюсь взглядом на разочарованное лицо моей мамы. Она-то знает, сколько дней и сил я отдала этому проекту. Мама ведь тоже ожидала увидеть меня на сцене. Чтобы не расстраивать ее еще больше, я всеми силами пытаюсь скрыть разочарование и выжимаю из себя улыбку.

– Здорово, мам, да? – спрашиваю я. – У Илана большое будущее! Вот когда он будет получать Оскара, я уж точно буду стоять рядом с ним!

6 июня 2009

За пять лет до рождения Элль

Калифорния. Фестиваль Восточных Танцев в Лонг-Бич. Сотни танцовщиц вместе – это три этажа банкетного зала. Мастер-классы с утра и до вечера, три открытые сцены, базар костюмов и танцевальных аксессуаров. Тематические шатры – рисунки хной на теле, гадания на картах, в воздухе летает блеск, которым танцовщицы покрывают все свое тело. Отовсюду звучит восточная музыка – не только из динамиков, здесь есть и живые инструменты – барабаны отбивают ритм постоянно. Даже если не умеешь, все равно захочется подхватить мелодию.

Я танцую в шатре с живой музыкой. Это у меня получается особенно хорошо – я люблю импровизировать под барабаны, мне это удается легче, чем выдумывать хореографию под CD. Я танцую длого, минута за минутой, почти вхожу в транс и уже не замечаю ничего вокруг. Все, что волнует меня в эту минуту – мое тело. Земля под босыми ногами, ветер с океана и звук барабана. Дум-тек-тек-дум-тек… Дум-тек-тек-дум-тек…

Ведь настоящий танец для меня – это такая вот импровизация, в шатре с живой музыкой, не заготовленный заранее, не отрепетированный зов души. Куда нога ступает, туда за ней и пойду. Куда бедро уводит движение, за ним и поплыву…

– Ты очень здорово танцуешь! Откуда ты? Почему я тебя раньше не видела? Ты давно в Лос-Анджелесе? – все эти вопросы мне задает блондинка невысокого роста, лет тридцати пяти. В коляске перед ней ребенок полутора лет. У блондинки идеально белые зубы, она хочет узнать обо мне все и сразу.

Я отвечаю:

– Меня зовут Алиса. Я здесь недавно и приехала из Израиля, – рассказываю я.

– Из Израиля? – восхищается собеседница. – Вот здорово! Обожаю Израиль! Мои родители тоже из Израиля, но я родилась и выросла в Лос-Анджелесе! Меня зовут Линда. У меня есть свой ансамбль. Мы выступаем каждый день. Хочешь танцевать со мной? У меня много работы! И я всегда ищу новых талантливых танцовщиц! – тараторила девушка с белыми волосами.

Вот это да! Меня только что пригласили на работу! Рано радоваться, конечно, но вдруг? А вдруг из этого что-то получится?

– Приходи в понедельник на репетицию. Я дам тебе адрес. Посмотришь, познакомишься с девочками, – продолжает между тем Линда.

– Хорошо, я обязательно приду! – обещаю я.

9 июня 2009

За пять лет до рождения Элль

Я не просто пришла – Илан согласился отвезти меня на эту репетицию. В понедельник в девять вечера. Студия, где снимает зал Линда – довольно тусовочное в мире танцев Лос-Анджелеса место. Здесь проводят крутые уроки и репетируют танцоры и ансамбли, которые могут себе позволить высокую арендную плату. В студии пахнет по́том и усердной работой. Из каждой комнаты слышна музыка, приглушенная, словно через подушку. Хореографы считают ритм. В коридорах красивые люди – загорелые стройные тела, убранные волосы, растянутая одежда. Все вокруг выглядит фрагментом голливудского фильма. Мне кажется, что я совсем сюда не вписываюсь.

Линда выходит к нам навстречу. Сияет своей белоснежной улыбкой.

– Привет! Как здорово, что вы пришли! Пойдем, я познакомлю тебя с девочками! – обращается она ко мне и открывает дверь в зал.

На репетиции двенадцать танцовщиц, все они хорошо знакомы и станцованы между собой. Они танцуют на каблуках отточенный до мелочей рисунок, который пугает меня своей резкостью и отсутствием души. Это совсем не похоже на мои танцы босиком в шатре с барабаном.

Линда останавливает музыку и громко обращается ко всем:

– Эй, внимание сюда! Это Алиса, и она, в отличие от вас, умеет танцевать и понимает, что такое настоящий танец!

Тут я готова провалиться сквозь землю. Зачем она так сказала?! Зачем она сразу поставила такой барьер между мной и этими танцовщицами? (В будущем я узнаю, что Линда делает так всегда со всеми новенькими. Это был способ сразу возвести барьер между новичком и ансамблем, сразу не дать ему влиться…)

– Станцуешь нам – какую музыку тебе включить? – спокойно спрашивает одна из танцовщиц.

– Любую, – робко отвечаю я, стараясь всем своим видом показать, что не создам никаких проблем коллективу, но вышло так, словно я зазнайка и умею танцевать все подряд.

Танцовщица удивленно приподняла бровь, так как другие обычно приходят в класс с готовой постановкой, а я решила импровизировать. Тем не менее, она поставила мне известный популярный трек.

Я танцевала. А танцуя – переживала, следила за их реакцией и все искала в их взглядах, мимике хоть какие-то намеки на то, что я им нравлюсь. На мое счастье, девочки оказались приятными, уже во время танца они заулыбались и стали хлопать. Отлегло.

– Выйдем поговорить? – предложила Линда, когда я закончила.

Мы вышли в коридор. Линда стала рассказывать, что у нее самая лучшая танцевальная компания в Лос-Анджелесе (тогда я не знала, что так про свои ансамбли говорят в LA все); что ансамбль выступает каждый день, даже в будние дни, а в выходные у них по пять-семь шоу за ночь. Она сразу отметила, что платит мало. И добавила, что ей нужны красивые, сильные танцовщицы, которые водят свою машину.

– У меня нет водительских прав, – грустно сказала я.

– У меня есть, я буду ее возить, – вдруг сказал Илан. Он стоял рядом. Все это время он ждал меня у дверей студии.

Мы с Линдой удивленно посмотрели на него.

– Возить придется много. Ты уверен? – настойчиво уточнила Линда.

– Да, конечно! – ответил Илан.

Я посмотрела на Илана и на его готовность возить меня везде ради моего успеха, и стала любить его чуточку больше.

…Вот так я стала танцовщицей в ансамбле у Линды. Уже со следующей репетиции я начала усердно учить репертуар ансамбля. В первую же репетицию мне пришлось разучивать сразу три танца! А в целом я освоила порядка двадцати пяти танцев и постановок за тот год, что работала у Линды.

Хочу отметить, что репетиции танцовщицам никто не оплачивает. А у нас их было две в неделю, по три часа каждая.

Да и за сами выступления Линда действительно платила мало, ничтожно мало! Раз в пять меньше, чем я потом зарабатывала, танцуя соло. Заработать не получалось: все уходило на бензин и занимало много времени и сил.

Но Антуанетта счастлива и горда собой: она работает, она танцует.

5 июля 2009

За пять лет до рождения Элль

Акт второй. Друзья vs Семья

У меня появилась подруга в ансамбле – Элизабет. Она итальянка с европейским и канадским паспортами. Лиз старше меня на два года, мы с ней очень похожи. Люди часто спрашивают, не сестры ли мы.

Завести друзей в Лос-Анджелесе – еще тот квест. Все всегда заняты, куда-то торопятся (чаще всего на прослушивания или репетиции), занимаются исключительно только собой и своим творчеством.

Оказалось, что Элизабет живет в пяти минутах ходьбы от нашего дома – для Лос-Анджелеса это просто чудо. В LA мы везде передвигаемся только на машине – у нас нет друзей на расстоянии пешей прогулки.

Наша дружба начиналась так: однажды Лиз просто позвонила мне и спросила:

– А там у вас в Израиле принято пить чай с вкусняшками?

– Я думаю, что этот обычай у меня в крови! – обрадовалась я.

– Тогда приходи ко мне в гости! У меня есть шоколадка. Поболтаем.

Я сразу испугалась и сказала: нет, не могу. Как я пойду в гости? В Лос-Анджелесе, одна. Одна буду идти по улицам, а потом сидеть и разговаривать с незнакомым человеком in English?!

Ну уж нет! Я одна лучше дома посижу.

– Oh, come on, Alice, – быстро проговорила Элизабет на мою отговорку, – я выхожу к тебе навстречу. Где мы с тобой встретимся?

Я растерялась и почувствовала себя неловко – меня впервые зовут в гости на новом месте! Надо идти из приличия и уважения.

– Мы обе с тобой живем возле Аллеи звезд на Голливудском бульваре! Давай выберем звезду? – предложила я.

– Прекрасно! Я считаю, что звезда Гудини ровно посредине между моим и твоим домом. Давай у Гудини? – небрежно бросила Элизабет.

– Тогда у Гудини! А кем был Гудини? – наивно спросила я.

– Вот встретимся – я расскажу! – заверила меня Элизабет.

Мы подружились и стали много времени проводить вместе.

Элизабет жила со своим парнем, иранцем Навидом. У нее, как и у меня, не было водительских прав, поэтому Навид везде возил Лиз, как Илан меня. А теперь на репетиции нас возили то Илан, то – Навид.

Чаще всего нас привозил именно Навид. Некоторые рестораны, в которых мы выступали, находились ужасно далеко от Голливуда – 50 км в одну сторону! В час пик мы могли добираться на площадку все два часа! Илан, хоть и обещал всегда возить меня, но со временем устал и очень не любил так далеко ездить. И в те редкие случаи, когда везти нас выпадало ему, Илан делал это с такой неохотой, которая так красноречиво вырисовывалась на его лице, что Элизабет настаивала, чтобы нас вез исключительно ее Навид.

⠀

9 сентября 2009

За пять лет до рождения Элль

К нам в гости приехал отец Илана (с мамой Илана они в разводе). Я называю его просто Игорь. Мы с ним в очень хороших отношениях, общение с ним не напрягает, несмотря на разницу в возрасте. Многие мои друзья удивляются: мол, как я могу так мило дружить с папой бой-френда? Не знаю… Он ко мне очень тепло относится, как будто немножко заменяет мне родного отца…

Я радуюсь, когда Игорь появляется у нас в гостях. По вечерам мы садимся пить чай, он достает свои тонкие сигареты, выкуривает их одну за другой, пуская тонкие струйки дыма, и начинаются истории.

Возле Игоря и Илана я чувствую себя в безопасности и даже какой-то беспечной. Я знаю, что они обо всем позаботятся – Илан всегда заботится обо мне, а там, где Илан не сможет, Игорь встанет за нас горой – Игорь очень любит сына и все для него делает. Я понимаю, что получаю любовь Игоря только потому, что меня выбрал Илан, но я не обижаюсь. Мне не хватает отцовской заботы и любви, поэтому я охотно принимаю ее.

Игорь часто рассказывает о том, как Илан был маленьким, и из каждого такого сюжета очевидно, что из пяти своих братьев и сестер Илан – папин любимчик. Все дети Игоря – от разных женщин, разница между старшим и младшим почти 30 лет. Сейчас Игорю около пятидесяти и он опять молодой папа.

У него есть история про каждый свой брак, в этом даже сквозит некое хвастовство. Честно говоря, меня немного коробит такой подход к институту семьи, но папа Илана говорит обо всем с таким шармом, что поневоле поддаешься его обаянию и отвлекаешься от этических аспектов повествования.

Чаще всего он рассказывает о своем предпоследнем браке, с мамой Илана, Лерой. Они познакомились, когда Игорю было двадцать пять, за плечами два брака и двое детей: мальчик от первого и девочка от второго. Знакомство с Лерой пришлось как раз на второй брак, но любовь с ней была такой сильной и стремительной, что Игорь, не раздумывая, ушел от второй жены.

Когда я слушаю эту историю, мне кажется, что отец Илана до сих пор любит Леру. Со времени их развода прошло уже более пяти лет, а я не могу вспомнить ни одного случая, когда бы Игорь не говорил о ней. Даже когда мы остаемся вдвоем без Илана, гуляем по городу, идем съесть пиццу, пока Илан в своей киношколе, Игорь обязательно где-нибудь в диалоге упоминает Леру – больная тема. А ведь у него уже новый брак, маленький ребенок…

Илан реагирует на папины истории про маму по-разному: где-то смеется, где-то говорит, чтобы папа не придумывал лишнего, а иногда открыто заявляет:

– Пап, но ты тоже, прямо скажем, не лазурный талит1.

Кажется, Илан не принимает ничью сторону в разводе – он одинаково зол на обоих родителей. Но на маму – чуть больше. Папе в этом признается редко, да и маму особо не защищает.

По вечерам, когда мы ложимся спать, Илан крепко обнимает меня и говорит:

– Я не хочу, чтобы у меня было так, как у папы.

– Как так? – спрашиваю я.

– Столько жен, дети от разных браков… – объясняет Илан. – Я хочу быть с тобой всегда и чтобы у нас было шестеро детей! – добавляет он.

– Шесть?! – удивляюсь я.

– Да, шесть! Давай сделаем так – на каждый мною заработанный миллион долларов ты будешь рожать мне ребенка! – предлагает Илан.

Я счастливо смеюсь, и мы засыпаем.

…Мы проводим несколько дней вместе с Игорем. Я в свою очередь рассказываю ему про свои танцы. Конечно, Игорь больше любит говорить, чем слушать, но я ему это прощаю. Его истории действительно куда насыщеннее моих. И я думаю, он особенно любит рассказывать их мне потому, что я очень благодарный слушатель.

Сейчас я хочу, чтобы Игорь пришел посмотреть на меня в работе. Я приглашаю его с Иланом на мое выступление с ансамблем.

За три месяца, что я танцую в коллективе, я стала увереннее в себе и, кажется, даже выросла в своем мастерстве. Я отточила технику, выучила все постановки номеров. Мне нравится, как я держусь на сцене – я расправила плечи шире, моя улыбка стала естественнее, я знаю, что и зачем я делаю, и мою уверенность можно увидеть со стороны.

Папа Илана привез мне из Израиля новый костюм для выступлений. Его сшила для меня моя мамуля: это пышная юбка-солнце и лиф изумрудно-зеленого цвета с переливающимися кристаллами. Это потрясающе красиво смотрится на моей загорелой коже. Мне уже страшно не терпится, чтобы меня поскорей увидели в этом костюме на сцене.

В этом ресторане мы выступаем регулярно: в общей сложности получается шесть раз в неделю, а по выходным аж два шоу за вечер. Четыре танцовщицы размещаются в маленькой гримерке два на два метра. В этой же комнатушке хранятся наши костюмы для выступлений. Вдобавок к этому каждый раз мы привозим туда свои чемоданы на колесиках. Когда я иду на выступление и везу за собой такой чемодан при полном параде, никто не должен догадаться, что я здесь «рабочая лошадка». Я вышагиваю в вечернем макияже на каблуках, и все думают, что я бортпроводница. Наверно.

Что можно найти в чемодане танцовщицы? Там обязательно припасена большая бутылка воды, полотенце, булавки, лак для волос, расческа, косметичка для макияжа, большая коллекция блесток, которыми осыпаешь свое тело перед выходом на сцену, танцевальная обувь, костюм для соло (помимо общего, хранящегося в гримерке), «аптечка первой помощи» со льдом и пластырем на случай неожиданной травмы, швейный набор, если вдруг понадобится пришить неожиданно отвалившуюся от костюма кнопку, CD-диски – никогда не знаешь, как будет работать плеер.

В итоге в комнатенке тесно настолько, что поднять руки вверх всем четырем девушкам одновременно нельзя – сразу же кто-то рискует получить в лоб.

Шоу-программа длится двадцать пять – тридцать минут, на переодевание между номерами у нас есть от тридцати секунд до двух минут, тут уж как повезет. За одно шоу мы переодеваем четыре-пять костюмов. Сумбурно и весело шоу пролетает молниеносно. Публика нас любит, хлопает, танцует с нами. Это семейный ресторан, здесь дети и взрослые все вместе. И еда очень вкусная! Именно сюда я приглашу Илана и его папу посмотреть на меня!

И пришел этот день! Я особенно тщательно готовлюсь к этому важному для меня выступлению, ведь Илан и Игорь впервые увидят меня в составе ансамбля. Днем они гуляют, а я репетирую и настраиваюсь. Илан приходит домой в дурном расположении духа:

– Чем ты тут набрызгала? – недовольно морщится он. – У меня и так аллергия!

– Ничем особенным или новым, – тороплюсь оправдаться я. – Может, спрей для волос? Извини. Я брызгала у зеркала в ванной и давно, я не думала, что тебе будет мешать, – стараюсь сгладить его возмущение, чтобы не спровоцировать ссору перед поездкой.

– Мне все мешает! – не успокаивается Илан. – И эти блестки по всему дому мне везде мешают, – его несет. – И выступления на другом конце города в час пик меня раздражают, – нагнетает Илан.

– Но ты мне обещал, – я пытаюсь робко возражать в ответ, и в этот момент мне страшно, что он решит никуда не ехать, и мы с Элизабет останемся без машины и водителя. Как мы тогда попадем на выступление?

Почему каждый раз, когда меня ожидает особенный вечер, где я должна прекрасно выглядеть и быть в хорошем настроении, Илану всегда удается со мной поссориться? Я не припомню ни одного важного события, где бы он приложил минимальные усилия к тому, чтобы поддержать меня или хотя бы не портить то, что есть.

Илан сел за руль, рядом был его папа, мы с Элизабет разместились сзади. Я из последних сил старалась изобразить улыбку, создать приятную атмосферу в предвкушении своего выступления. Но всю дорогу в ресторан Илан не умолкая ворчал: то его раздражали жуткие пробки, то жара, то он вообще начинал предъявлять претензии по поводу моего мизерного заработка, ради которого он тащился сейчас черт знает куда… Несложно предположить, что после такого монолога никто в машине уже не хотел никуда ехать. Даже Игорь, который изначально был так хорошо настроен, начал сомневаться в целесообразности этого мероприятия. Я уже сгорала от стыда на заднем сидении, чувствуя, что стала виновницей этой нервотрепки, и мечтала, чтобы вечер побыстрее закончился.

Как назло, в ресторане почти не было свободных столиков. Это было популярное заведение и обычно места там бронировали заранее. Тем не менее, моих гостей посадили в хорошем месте. По правилам полагалось что-то заказать из меню…

– Я не голоден, я не буду ничего заказывать, – уперся Илан.

Я ничего не могла понять, ведь Илан обожает рестораны! Еду он заказывает всегда и везде, ради эксперимента и удовольствия. И именно здесь он вдруг не захотел ничего?

– Дорого и бессмысленно, – пояснил он и был почти готов уходить. А я хотела расплакаться.

– Пожалуйста, останься, я прошу тебя, – взмолилась я. – Я оплачу́ ваш ужин! Пожалуйста, закажи что-нибудь.

Они остались.

Я ушла в гримерку растоптанная и униженная. Это был первый раз, когда Илан приехал на мое выступление и не остался сидеть в машине – это был его шанс посмотреть мое выступление, ведь я так хотела, чтобы он увидел меня в танце, в работе с ансамблем! Это был первый раз, когда он познакомился с девочками из нашей группы, и мне так хотелось, чтобы он был милым и очаровательным, каким он очень хорошо умеет быть.

Внезапно мои размышления прервала распахнувшаяся дверь – Илан бесцеремонно ворвался в нашу гримерку.

– Вы скоро уже? – очень грубо спросил он.

– Я же тебе говорила, через двадцать пять минут от прибытия в ресторан, значит, – я посмотрела на часы, – еще минут пять и мы начнем.

– Давай скорее уже, – выпалил он так, словно в этом огромном ресторане только я решала, когда нам выступать.

Мне стало ужасно не по себе – я уже не хотела никаких выступлений. Ведь я так ждала этого вечера! Но сейчас у меня было только одно желание – провалиться от стыда сквозь землю…

Элизабет не выдержала и сказала при всех, на английском:

– Алиса, что за мужчина у тебя? Он тебя вообще уважает? Он ужасно вел себя всю дорогу, теперь распоряжается тут… Он просто унижает тебя!

От неожиданности я не нашлась, что сказать и только пробормотала:

– Это все cultural differences2. (На иврите это не звучало так угрожающе, как могло показаться со стороны…)

Выступила я в тот вечер как обычно. Не так, как умею, как хотела бы или как люблю. Технически я хорошо выполнила свою работу на сцене, но все время искала взглядом Илана. Одобряет? Нравлюсь ли я ему?

– Алиса, как всё здорово! – обрадовался Игорь. – Мне понравилась музыка, ресторан, ваше шоу – всё! Я в восторге!

– А тебе? – спросила я Илана.

– Не знаю, я привык видеть тебя в другом образе… Раньше ты танцевала по-другому. А теперь, работая в ансамбле, ты танцуешь не так, – пробурчал невыразительно Илан.