Рыцари былого и грядущего. III том

– Ты рассказываешь ужасные вещи. Мне трудно поверить, что наши могут быть такими, хотя я верю, конечно. Тамплиеры никогда не были похожи на этих твоих иезуитов. Святой Бернар учил нас именно любви.

– Может быть, в твоё время, когда западная и восточная церкви лишь недавно разделились, католики были гораздо ближе к вере истинной, чем сейчас. Но в нашем мире быть католиком, значит подчиняться не Христу, а папе римскому.

– Я никогда не поставлю человека на место Бога.

– Правильно. Мы же не язычники.

– Но святому Бернару всё равно буду молиться, потому что я его люблю, и я чувствую, что он меня тоже любит.

– Настоящая любовь всё искупает и оправдывает.

– Значит, я должен перейти в вашу Церковь?

– Ты никому ничего не должен. Теперь ты знаешь, что есть вопрос. Моли Бога о том, чтобы Он дал тебе ответ.

– Но как ты всё-таки вернулся в Церковь?

– Очень просто. Пошёл служить на флот. А ты, конечно, знаешь, что на море бывают такие шторма, после которых человек уже не может остаться атеистом. Но я не хотел возвращаться в ту Церковь, из которой ушёл, там всё было для меня чужим. И тогда я вспомнил, что рядом с нами жили сербы, у которых вера немного не такая. Я решил узнать, какая именно. Оказалось – такая, как надо. Вот и всё.

– Я тоже всё узнаю. Но… от кого? Иоанн, я не сойду со Святой Горы. Здесь я приспособился. Трудно, но терпимо. Я представляю себе, что Афон – корабль, который стоит у причала на мёртвом якоре, и мне становится легче. Но на материк я не пойду, я и раньше там не бывал, а тот мир, в котором нет Ордена Храма… Иоанн, ты можешь мне объяснить, зачем нужен мир без тамплиеров?

– Не могу… Твой путь, брат, что-то уж совсем непонятный. Ты же, как рыба на мели. Но этого не может быть. Я ни за что не поверю, что Господь перенес тебя сюда без конкретной цели. Должен в нашем мире существовать способ бытия вполне для тебя приемлемый и даже радостный, ведь всё, что делает для нас Господь – всё это для нашей радости. Ну вот скажи, за те полгода, что мы провели вместе, ты приобрел что-то такое, чему очень рад?

– Да… Молитву… Я, конечно, и раньше всегда молился, но знаешь ведь, что такое корабль. Вечная вахта. Там непрерывные заботы, остаться одному хоть ненадолго очень трудно. В капитанской каюте, конечно, можно уединиться, но груз забот нельзя оставить на её пороге. Голова постоянно забита милями, грузами, тросами, парусами, пробоинами, пиратами. Вроде бы постоянно молишься, потому что все эти проблемы без Бога совершенно неразрешимы, но в итоге молитва получается какая-то суетливая, приземленная.

– Приземленная? Как интересно ты сказал. На море молитва – приземленная.

– Да. Как ни странно. На моряка постоянно давит груз земных забот. И в этом смысле на Афоне моря больше, чем на корабле. Ваше море… духовнее, потому что молитва здесь другая – чистая, нерассеянная… пустынная. Только здесь я получил некоторое представление о том, что такое молитва.

– А знаешь ли ты, брат Бернар, что это ещё вовсе не настоящая молитва? До настоящей мы с тобой ещё далеко не возвысились, грехи мешают, но Господь не без милости, и мы будем трудиться и восходить от радости к радости.

Иоанн посмотрел на Бернара и увидел, что радость на его лице странным образом смешана с печалью. Серб подумал о том, что он, наверное, так и не стал настоящим моряком, потому что вполне довольствуется морем, про корабли вспоминает без боли. Настоящий моряк без корабля жить не может.

***

Бернар первым заметил на море точку, которая, постепенно увеличиваясь в размерах, превратилась в нечто совершенно для него непонятное.

– Что это? – спросил он Иоанна.

– Надувная резиновая лодка.

– Ты думаешь, я понял?

– Резина… есть такой материал в нашем мире, вроде кожи. Если её изнутри надуть воздухом – хорошо держится на воде.

– Но ведь перевернет же первой волной. Даже не пытайся убедить меня в том, что в этой лохани ходят по морю.

– Тут ты прав. В резиновой лодке можно ползать у берега в тихую погоду и не более того. Их кто-то высадил с корабля или судна.

– Но ведь нет же на горизонте ни корабля, ни судна.

– Да, не понятно.

Лодка между тем приближалась к Каруле и вскоре в ней уже можно было рассмотреть двух гребцов, активно работавших веслами. Лодка, исчезнув из поля зрения, видимо, пристала, а люди сошли на берег. Прошло, наверное, часа два, братья уже и думать о них забыли, как вдруг увидели, что по цепи к ним забрался человек, естественно, еле державшийся на ногах. За ним – второй. Иоанн, хорошо знавший, что такое подъем к его пещере, понимал, что пока гости не придут в себя, бесполезно их о чем-либо спрашивать. И те с объяснениями не торопились, ни как не могли восстановить дыхание.

– Не скажу вам, что мы гостям всегда рады. Мы ни когда не рады гостям. – рассудительно сказал Иоанн по-английски. – Наша пещера – наша крепость. Но поскольку вы всё-таки здесь, мы не сразу сбросим вас в море, сначала дадим последнее слово. А пока отдохните, наберитесь сил перед полетом. Вот здесь у нас в тени можно отдохнуть.

***

Костер для карульских отшельников – роскошь, здесь очень трудно добывать дрова. Но вечером этого дня Иоанн и Бернар решили ради гостей устроить маленький праздник – развести костер и испечь на углях рыбу.

– Что же вы хотите, друзья? – всё так же спокойно и рассудительно спросил гостей Иоанн.

– Пожить недельку в молитвенном уединении, души подлечить, – грустно улыбнулся один из гостей.

Гости были одеты в черные, судя по всем – флотские комбинезоны, и множество других признаков выдавало в них моряков. Иоанн покачал головой:

– Души подлечить? Мы ведь не врачи, сами больные. И на роль учителей молитвы явно не подходим. Что же касается уединения… Вам не кажется, друзья, что нас на нескольких квадратных метрах собралась уже целая толпа?

– Не прогоняйте нас, отче, потерпите всего недельку, – моряк просил скромно и уважительно, но вместе с тем – не терял достоинства, и голос его звучал твердо, было заметно, что унижаться он не умеет. На Иоанна это произвело хорошее впечатление:

– Ну что же теперь делать? Мы эту пещеру не купили. Можно в монастырь не принять, но никогда не слышал, чтобы в пещеру не приняли. Придется неделю жить, как на базаре. Будем считать, что вы – захватчики, а мы подчинились грубой силе.

Все сразу расслабились и заулыбались, отдав, наконец, должное рыбе, чудно приготовленной на углях. Иоанн говорил с моряками по-английски, и Бернар не понял ни слова, но по ходу разговора он не мог оторвать глаз от шевронов на рукавах моряков – красный равноконечный крест на белом поле, а сверху – черная полоса. Сердце его сильно запрыгало, в душе родилась надежда, но он боялся ошибиться. Наконец он попросил Иоанна?

– Спроси у них, кто они.

– Мы понимаем латынь, так что можем говорить без переводчика, брат…

– … Бернар.

– Не в честь ли святого Бернара Клервоского?

– Именно так.

– А мы были уверены, что на Афоне нет католиков.

– Брат Бернар находится на пути к православию, – ответил за друга Иоанн.

– Мы тоже православные, можете не сомневаться. Но святого Бернара высоко чтим.

– Так кто же вы?

– Нам хотелось побыть здесь инкогнито, хотя это не очень любезно по отношению к хозяевам. Можем сказать о себе, что мы – военные моряки, и одновременно с этим – монахи. Плохие, конечно, монахи, но обеты соблюдаем.

– А на рукавах у вас – босеан и красный тамплиерский крест, – сказал Бернар, пристально глядя в глаза моряку.

– На Афоне тамплиеров, должно быть, не любят…

– Я сам тамплиер. Капитан галеры Ордена Храма.

Бернар и моряк (не иначе, как сам – капитан) некоторое время, молча, пристально смотрели в глаза друг другу. Ситуацию разрядил Иоанн, который начал по-английски что-то объяснять гостям. Его слушали очень внимательно, не перебивая. Бернар ждал, понимая, что Иоанн сейчас рассказывает историю его появления на Афоне. Когда рассказ закончился, все некоторое время сосредоточенно молчали. Потом гость обратился к Бернару:

– Сам понимаешь, как трудно в это поверить. Но для Бога всё возможно. Мы действительно тамплиеры. Современные тамплиеры. Мы были бы счастливы встретить средневекового брата. В каком году ты оставил свою эпоху?

– В 1290-м.

– Накануне падения Акры…

– Значит, Акра всё-таки пала?

– Да. В мае 1291-го. А потом король Франции уничтожил Орден Храма, но Орден всё-таки выжил и существует до наших дней, хотя теперь об этом мало кто знает.

– Ты не представляешь, какое это счастье для меня – узнать, что в этом мире тоже существуют тамплиеры и корабли Ордена, поскольку вы моряки. На чем вы подошли к Афону?

– Ты знаешь, брат Бернар, что Орден всегда умел хранить свои тайны. Тебе сейчас легче говорить, твои тайны устарели на семь веков. Ты знал Гийома де Боже?

– Год назад я разговаривал с ним, как сейчас с тобой. Я почти ни когда не сходил на берег и с иерархами Ордена не был знаком, но однажды магистр де Боже отправился на моей галере на Кипр. Мы много говорили с ним по пути.

– Каким он был?

Бернар постарался, как можно более подробно, передать своё впечатление от легендарного магистра. Он старался не думать о том, верит ли ему современный брат и чувствовал, что его рассказ вызывает всё больше и больше доверия.

***

Моряки оказались французами. Старший, брат Жослен, сказал что он – командир корабля, не уточнив, какого, а младший, брат Пьер, был механиком. Моряки-тамплиеры хорошо вписались в маленькую пещерную общину, Иоанн вовсе не чувствовал себя как на базаре. Гости были спокойны, скромны, неразговорчивы, на молитву днем и ночью вставали, как на вахту, и вскоре уже Иоанн не сомневался, что именно за молитвой они сюда и пришли. «В море слишком много земных забот», – улыбался Бернар. Все четверо были моряками и хорошо понимали друг друга. Гости тянули на себя множество хозяйственных забот. Им очень понравилось забрасывать длинную рыболовную леску с высокого обрыва. Они заготавливали дрова, порою за несколькими поленьями ползали по таким склонам, какие не каждый согласился бы преодолевать ради спасения собственной жизни. Держали себя дружелюбно, но отстраненно, с большим тактом. Вечерами брат Жослен с удовольствием слушал рассказы Бернара о средневековом Ордене. Он очень внимательно относился к каждой детали и задавал множество уточняющих вопросов, но ни разу не высказал своего отношения к тому, что слышал, не оскорблял собеседника недоверием, но и не торопился с заверениями в том, что верит каждому слову.

Общение Бернара с механиком Пьером было более эмоциональным. Пьер с увлечением объяснял принципы работы двигателя внутреннего сгорания – поршни, цилиндры, коленвал, дизельное топливо – все эти удивительные вещи уже через несколько бесед стали для Бернара вполне понятными и почти родными. Он обладал хорошим воображением, и его умение мыслить логически, оперируя одновременно множеством факторов, кажется, только сейчас оказалось востребованным.

Бернар очень надеялся на то, что обрел новую морскую семью, но он ни разу не задал вопроса о том, возьмут ли его тамплиеры на свой железный корабль, и ни кто ему таких обещаний не давал, в разговорах они старательно обходили вопрос о возможности совместного будущего. Неделя пролетела, как один день, Жослен достал из рюкзака рацию и пояснил Бернару: «Теперь мы имеем возможность разговаривать на больших расстояниях». Он что-то говорил в рацию на современном французском, языке для Бернара чужом. Он скорее почувствовал, чем понял, что Жослен сказал: «Ещё три дня». Жослен тут же подтвердил догадку Бернара, спросив Иоанна:

– Потерпите нас ещё три дня?

– Хорошо хоть разрешения спрашиваешь, а то совсем тут себя хозяевами почувствовали, – добродушно проворчал Иоанн.

Эти три дня Жослен и Бернар провели в почти непрерывных беседах, отвлекаясь от общения только для молитвы. Жослен по-прежнему расспрашивал о средневековом Ордене, но теперь уже много рассказывал об Ордене современном, внимательно следя за реакцией Бернара, а последний начал понимать, что по большому счету не столь уж многое изменилось – тамплиеры всё те же, использование разных технических чудес не так уж сильно изменило их души. Бернар всегда был человеком очень искренним и открытым, ведь в его маленьком мире все люди были знакомыми, он вообще не знал, что такое «незнакомый человек» и не привык ни от кого закрывать свой внутренний мир. Так что их общение складывалось более, чем продуктивно.

На исходе третьего дня Жослен спросил Бернара:

– Пойдешь с нами?

– Пойду.

– Ты не спросил куда.

– В море. К братьям.

– Да. Недалеко от берега наша субмарина. Мы доберемся до неё на резиновой лодке.

– Вы ходите под водой?

– Да. Тебя это не пугает?

– Под водой – не на земле. Бояться нечего.

Бернар покидал Афон на резиновой лодке. Волны опять были близко – можно рукой дотронуться. По его щекам потекли слезы. Он плакал второй и последний раз в жизни. Теперь он всегда будет в море, а в море не плачут. Не до этого.

***

Лицо великого адмирала Ордена Храма всё время стояло у Андрея перед глазами, пока он читал дневник капитана Бернара. Он сразу же поверил каждому слову дневника, такой достоверностью дышали эти строки. И всё-таки казалось невероятным, что средневековый моряк так блестяще адаптировался в нашем мире. Впрочем, у всего есть объяснение. Во-первых, Бернар не так уж тесно был связан с тем своим миром, он не врос душою в средневековье, потому что почти не знал земли. Во-вторых, он, видимо, обладал некоторыми интеллектуальными и психологическими особенностями, которые в том мире не могли быть востребованы. Если, к примеру, человек способен любить дизель, как родного ребенка, то галера не сможет удовлетворить всех его запросов. И если он принадлежит к тем немногим людям, которые чувствуют себя на субмарине, как у себя дома, не станет ли он испытывать приступов некоторой безотчетной неудовлетворенности, будучи вынужденным вечно скользить по поверхности моря? А в итоге ни кто из нас толком не знает, к какой эпохе принадлежит. Сколько среди нас «пришельцев» из прошлого или из будущего, если судить по их психологическому складу?

– Он потом часто у вас бывал? – спросил Сиверцев у монаха Иоанна.

– Первый раз появился через три года после того, как ушёл на субмарине Ордена Храма. Ни сколько не изменился, только тоска из глаз исчезла. Потом бывал здесь ещё много раз, не реже чем раз в три года, а иногда и чаще. Мы проводили вместе примерно неделю.

– Удивительно. Моряк, когда-то так упорно избегавший земли, теперь уже не мог совершенно без земли обойтись.

– Да, в нашем мире он обрел тот клочок земли, где ему было хорошо. На Каруле он познал счастье нерассеянного богообщения, не удивительно, что его тянуло сюда.

– Он когда-нибудь рассказывал о своих делах в Ордене?

– Нет, ни разу ни о чем не обмолвился. Не думаю, что он от меня что-то скрывал, но ему интереснее было говорить о православии. Каждый раз он привозил с собой целый ворох сложных богословских вопросов. Вкус к богословию он узнал тоже только в нашем мире.

Андрей почувствовал, что его разговор с Иоанном о Бернаре не клеится и понял почему – этот разговор ни кому не нужен. Он ушёл к обрыву и долго сидел на камне, глядя в море, как когда-то бывший капитан и будущий адмирал.

Тем временем Морунген следом за Андреем читал дневник Бернара, а Милош увлеченно говорил с монахом Иоанном о возлюбленной Сербии, о её храмах и монастырях, о том, что Черногория – тоже Сербия. Вечером они собрались все вместе на трапезу, поглощая бобы, неисчерпаемый запас которых братья носили на себе.

– Не стану и говорить о том, что дневник Бернара – документ потрясающий, – спокойно начал Морунген. – Что тут говорить? И всё-таки я не нашёл там ответа на один очень важный вопрос. – Георгий Владимирович очень внимательно посмотрел в глаза монаха Иоанна. Тот в ответ понимающе улыбнулся:

– Я знаю, зачем вы сюда пришли. Вы полагали, что Бернару, человеку из другой эпохи, был известен способ преодоления времени или даже способ попасть из нашего мира в мир иной. И теперь вы сильно разочарованы, узнав, что Бернара в XX век просто волной забросило, и о технологии этого прорыва он сам не имел ни малейшего представления. Так?

– Так, – виновато улыбнулся Морунген. – Мы тоже, очевидно, сильно вас разочаровали, интересуясь вопросами не столько духовными, сколько таинственными.

– Оставьте, ваше высокоблагородие. Я вполне осознаю, что вы интересуетесь коридорами во времени и пространстве не из праздного любопытства. Вы ищете свой путь, видимо, имея основания предполагать, что он пролегает через пограничные территории между двумя мирами.

– Отче, я тоже вполне осознаю, насколько дико это звучит для православного уха.

– Да уж, диковато… Но я согласен с тем, что бывают пути особые, о которых в катехизисе ничего не сказано. Если Бог открыл коридор, значит Он хотел, чтобы им кто-то воспользовался. Однако, вынужден вас разочаровать. Бернар ни чего мне об этом не говорил и не мог сказать, потому что он об этом ни чего не знал.

Молчание длилось бесконечно долго. Потом Морунген подвел итог:

– Что ж, если Бог не открыл коридор, значит, Он не хотел чтобы кто-то им воспользовался. Мы не из тех, кто ломает двери. Итог нашей экспедиции я не склонен считать поражением. Мы обязаны были проверить наличие двери на пограничной территории времени и пространства, а если двери нет, мы можем с чистой совестью успокоиться.

– Хорошо говорите, ваше высокоблагородие, – несколько иронично заметил монах Иоанн.

Морунген опять виновато улыбнулся:

– Завтра мы уходим.

– Последняя ночь на Каруле, – мечтательно протянул ни сколько не опечаленный Милош. – У вас – волшебные ночи. Что ещё надо человеку? Зачем ещё что-то искать?

– Ищите прежде Царствия Божьего, а всё остальное приложится вам. – заключил Сиверцев.

– Ну что ж, несостоявшиеся искатели приключений, помолимся сегодня ночью поусерднее, – улыбнулся Морунген, быстро вернувший себе душевное равновесие. – Мы уже сейчас – в царстве духа, от нас зависит, чужие мы здесь или нет.

Почти всю ночь они вчетвером дружно молились. Сегодня Бог даровал тамплиерам настоящее молитвенное счастье – рассвет они встретили с легкими, умиротворенными душами. Каждый думал о том, что не зря они пришли на Афон – минуты, когда душа человека переживет радостное, благодатное состояние, потом остаются с человеком на всю жизнь, укрепляя веру, помогая пережить трудности.

Когда они уже собрались идти спать, брат Иоанн остановил их.

– Имею нечто вам сказать. Вчера я не покривил душой, сказав вам, что от Бернара ни чего не узнал ни о каких коридорах, уводящих из этого мира. Это правда. Но вторая половина правды заключается в том, что Бернар узнал об этом коридоре от меня. Он здесь, в пещере. Извините, что не сказал вам об этом сразу.

– Вы хотели посмотреть, какой будет наша реакция на отказ, – улыбнулся Морунген.

– Да, – кивнул Иоанн.

– Вы убедились в том, что мы – не взломщики мистических сейфов?

– Да, – опять кивнул Иоанн. – А теперь – спать. Спите до сыта, будить не стану, вам надо набраться сил.

***

Этот проход мне известен очень давно, – начал свой рассказ Иоанн, когда братия выспалась. Однажды я купался в своём замечательном озерке, которое в глубине пещеры. Я люблю нырять и хорошо вижу под водой. И вот у самого дна я заметил подводный тоннель, по размеру как раз достаточный, чтобы по нему проплыл один человек. Вынырнул, набрал побольше воздуха и устремился в тоннель. Сейчас вспоминаю об этом не столько даже с ужасом, сколько с улыбкой. Такой тоннель мог тянуться и километр, и больше, в этом случае я погиб бы под водой. Думал ли я об этом тогда? Понимал, конечно, что смертельно рискую, при этом не очень понимал – зачем. Но такая уж натура – лезть всюду, где только открыто. Я, наверное, такой же, как и вы.

Тоннель оказался не длинный – всего метров пять. Беспрепятственно его преодолев, я вынырнул с другой стороны примерно в таком же озерке, которое находилось примерно в такой же пещере. Даже не успев осмотреться, я сразу же почувствовал, что это другой мир – всё здесь было так же, как у нас, но… по-другому. Это не объяснить, сами всё увидите.

Я вышел из пещеры и понял, что это уже не Афон. Моря не было. Высокие горы простирались на много километров вокруг. Выход из пещеры был довольно высоко, и обзор таким образом получался прекрасный. Недалеко на скале я заметил замок, к нему вела вполне доступная пешеходу дорога.

– В замке были люди? – спросил Морунген.

– Не знаю. Я не пошёл туда. Я вообще ни куда не пошёл. Осмотревшись, я вернулся обратно на Афон. И ни когда больше не нырял в тот тоннель, ни когда не видел того мира.

– И любопытство вас не мучило?

– Немного помучило и перестало. Я молился Богу, спрашивал, надо ли мне туда? И всем сердцем почувствовал ответ: мне туда не надо. Бог дал мне открыть этот путь не для себя, а для других. Когда у меня появился Бернар, я подумал о том, что этот путь, может быть, для него. Положение Бернара мне, так же как и ему, представлялось настолько трагичным, что из него, казалось, может быть только сверхъестественный выход. Я очень переживал за него и с радостью предложил ему покинуть Афон тем путем. Может быть, там и есть родное ему средневековье. Но Бернар, к моему большому удивлению, отказался воспользоваться тоннелем. Он сказал, что хочет найти естественный, а не сверхъестественный выход из своего положения. И Господь даровал ему такой выход – вполне естественный. Я понимал, что Бог открыл мне этот путь для того, чтобы я открыл его кому-нибудь другому. Теперь я уверен – этот путь для вас. Предлагаю вам отправиться по нему уже сегодня.

– Надо бы обо всем хорошо подумать, – Милош попытался быть рассудительным.

– Не надо ни о чем думать, – сказал Иоанн. – Ни кто ни чего не знает о том мире, в который вы попадете. То ли там прошлое, то ли будущее, толи вообще нет времени. Думать об этом бесполезно, можно только узнать. Мы хорошо помолились этой ночью. Путь открыт.

Тамплиеры согласно кивнули.

***

Один за другим они прошли через подводный тоннель, благополучно вынырнув с другой стороны. Выбрались на каменный пол пещеры, вода ручьями текла с черных подрясников. Не успев отдышаться, братья стали внимательно осматриваться.

– Что здесь не так, как там? – спросил Сиверцев.

– Кажется, краски ярче, – сказал Милош.

– Красок здесь пока не лишка, но всё как будто детальнее, отчетливее. Каждый камушек, как под лупой, – заметил Морунген.

Вышли из пещеры, перед которой была такая же площадка, как и с афонской стороны, однако, дальше пейзаж простирался совершенно иной. Моря не было, перед ними лежали бесконечные горы, лишь изредка подернутые зеленкой, а в основном – совершенно голые. И всё-таки этот мир не казался безжизненным. Горы в ярких лучах рассветного солнца отбрасывали глубокие тени и выглядели как-то особенно рельефно, объемно, сказочно.

– Здесь всё действительно ярче, – обрадовался Милош, – И солнце будто не такое. Лучи проницающие. Они словно входят в поверхность предметов на сантиметр.

– Как вы думаете, Георгий Владимирович, мы действительно в другом мире? – спросил Сиверцев.

– Вне всякого сомнения. Глянь-ка вон на тот замок.

Сиверцев был очень удивлен тем, что сразу не заметил великолепного замка, возвышавшегося на высокой скале, но сразу же понял, в чем тут дело. Он просто не смотрел в его сторону, а периферийным зрением замок совершенно не улавливался. В этом мире всё, на что смотришь, становилось как будто ближе, во всяком случае, отчетливее, детальнее. Замок был в прекрасном состоянии – высокие стены ровной кладки без малейшего изъяна, точеные круглые башни под нарядной черепицей, словно её только вчера положили.

– Ну что ж, господа, переодеваемся, – спокойно скомандовал Сиверцев.

По одному они возвращались в пещеру и извлекали из рюкзаков запаянную в полиэтилен тамплиерскую форму – свободные белые брюки, такие же рубашки и рыцарские плащи с красными крестами. На широкие кожаные пояса повесили кинжалы – другого оружия с ними не было. Подрясники аккуратно сложили в глубине пещеры.

Когда все трое облачились и собрались у входа в пещеру, Сиверцев грустно улыбнулся:

– Ну вот мы и достигли точки невозврата, мои прекрасные братья. Что ждет нас впереди – неизвестно, определено можно сказать только одно – назад никто не вернется.

Морунген и Милош так же грустно улыбнулись. Что не говори, а прощаться навсегда с тем миром, где они прожили долгую жизнь – это не фунт изюма. Но вскоре уже радостное настроение возобладало – новый мир казался прекрасным, они чувствовали себя очень бодро и широкими шагами устремились по небольшой, но твердой тропинке.