Букет

***

День рождения вышел двухтортовым. Двойка и единица украшали торт моего возлюбленного. «Слово-то какое драгоценное – возлюбленный! Как корона. Всё в острых сияющих зубцах», 4– ещё одна Марина всплыла в моей памяти. Я же вступала в клуб самоубийц. К чему мне было бояться этих цифр, если ни известности, ни музыкальной славы горизонт моих возможностей не предвещал? Однако я была на острие предвкушения печальных поворотов судьбы.

Стыд от этих двух цифр, несущих меня к старости, взвыл слезами в глазах. Что я здесь делаю? Нужно выпить.

Пить при Марине не получалось. При ней мне нужно было щеголять всеми своими лучшими манерами и качествами. Она была лифтом для человека, что пережил столько винтовых лестниц. Подними меня, унеси меня, скрой.

***

Она отправилась с нами в аэропорт, прощались мы без поцелуев. Обняв Марину и Демьяна воедино, с меня взяли обещание приехать на Новый год.

***

В этот отъезд радость была смыта. Я встретила человека, что помогал мне раскрыть себя, но покидала его.

Из самолёта отправила «Танцы Минус» – «Цветут цветы»…

Марине.

***

В сообщениях Демьяну я лепетала, какая у него удивительная мама, как бы я хотела такую же. Понятно, в кого он такой умный и целеустремлённый. Он сухо отвечал, что все его друзья того же мнения.

Мне не понравилось, что он не ценит такое сокровище. Я начала вить в своём мозгу бабушкино кружево под названием «он перестанет ценить и тебя», «как мужчина относится к матери, так и к жене». И если уж и такие мамы остаются мужчинами недооценёнными, то лучше никак не стараться, имея сына.

Опыт подсказывал, что чем меньше стараешься где-либо – тем тебя больше ценят.

***

Месяц как я не пила.

***

Демиан порекомендовал мне фильм «Дикая груша» Нури Джейлана – про начинающего писателя, который возвращается в родные края и сталкивается с прошлым своей семьи. Сказал, что плакал навзрыд. С энтузиазмом начав просмотр и оценив качество кадров, я не почувствовала, что фильм затронул меня хотя бы на сантиметр. Я перечислила подмеченные плюсы и минусы, выслав свою скупую рецензию. Дем сказал, что только человек с примитивным вкусом мог ничего не почувствовать за этот фильм.

Под покровом переписки я зачесалась и заплакала. Третьесортная биомасса, шелушащаяся болячка вселенной – он увидел меня настоящей, познав от грушевых плодов.

Спорить с философом-медиком я не умела. Тяжёлый конструкт его интеллигентности давил, меня прижало. Оставалось выключить телефон.

Заменителем пива и вина стали шоколадные батончики. «Сникерс» и «Твикс» пели дуэтом в моём животе, опьяняя сладостью сильнее алкоголя.

Руки пришлось укрывать перчатками: от гормональных мазей и народных средств они как будто шелушились сильнее. От меня стали исходить дурные ароматы хозяйственного и дегтярного мыла, масла чёрного тмина. Дошла до соды и мочи – какой-то умник с форума посоветовал. Бляшек становилось больше, зуд густел и выводил из себя. Это никогда не закончится.

***

Спустя часы моего игнора я получила: «Я атакую не тебя, а твои слова». Пожалуй, самое важное, что когда-либо скажет мне Демьян.

Меня тут же отпустило, расплавило его мудростью: как можно быть таким молодым и таким умным? Он извинился за резкость, сказал, что любит меня больше жизни и боится потерять.

Если бы боялся – то не ссорился бы со мной из-за фильма. Но я всё перевела в шутку, на всем свете не имея никого, кто бы жалел меня, кроме него.

Что до моей семьи: мама напивалась в туалете, пряча алкогольные баночки от бабушки. Ей почему-то нравились газированные напитки вроде «Ягуара», на котором было вскормлено поколение девяностых.

«Трофи», «Отвертка» – я до сих пор была в шоке, что они существуют, хотя в две тысячи шестом только их и видела в руках одноклассников. Вначале дети повторяют за родителями, потом родители подбирают за детьми.

Бабушка говорила, что мама её крест. Я приезжала к ним в тугие моменты, помогала с уборкой. Родные для меня приходились луком. Важный ингредиент, но свежим не съешь и расплачешься по дороге.

Иногда я мечтала о смерти матери, чтобы жить с бабушкой и перестать страдать изжогой от этой луковой корочки нашего с ней родства.

Каким подарком судьбы выглядели Дем и Марина…

Мы переписывались с ней, не так много, как я себе представляла. Она говорила, что её сын открыт только мне, и узнавала какие-то подробности его мыслей и идей через меня.

***

Подходило время Нового года. Я мысленно вручную стирала и высушивала полученное в Барахасе воображаемое приглашение – как бы обновляя его, освежая памятью. Ни Дем, ни Марина ни о чем не напоминали.

Но внезапно двадцать пятого декабря меня спросили, когда я планирую прибыть. Они помнят! Радость. Почему они не сказали раньше? Билеты стоят космических денег!

Испытание деньгами было нипочем для кредитки. На работе я с легкостью договаривалась с девочками, желающими подзаработать, но мои руки в шелухе никуда не годились – разумнее скрыться до ремиссии. Но что, если ремиссии не будет? Нельзя откладывать жизнь – мою жизнь, происходящую только там, в Испании.

Я решила прислать Демьяну свои руки, спросить, насколько они его пугают от нуля до десяти, и если выпадет цифра меньше пяти, то ехать. Он назвал ноль.

Самолет нёс меня встречать две тысячи двадцатый год!

***

Встретил меня Дем – я надеялась увидеть Марину, но оказалось, что Новый год мы проведем с отцом, а Рождество с мамой. Их высокие отношения в конце концов разделили праздничную территорию.

Отец вёл свою писательскую деятельность, пребывая на юге Франции, но сейчас мы втроем ехали в Талаверу. В мой дом из грёз.

***

В моей ручной клади красовалось три пары перчаток: одни короткие и двое длинных, по локоть. Больше других мне нравились серебряные – космические. Также я взяла с собой легкое коктейльное платье.

По испанской традиции в полночь мы съели двенадцать виноградинок и загадали желание, выпили детского шампанского и отправились в город на гуляния. Было ужасно скучно. Салюты совсем не те, что в России. Люди выпивали умеренно и без умолку трещали меж собой, но их было мало, а может, мы не знали, где они водятся.

К двум часам ночи мы уже лежали в постели, объевшиеся сладостей. Никакой радости от нашей телесной близости я не чувствовала, лежа в своих длинных космических перчатках, отдавшись размышлениям о кредите, что приближался к шестистам тысячам рублей.

Демиан был холодный и отстранённый. Наверно, он думал, что вообще делает рядом с этой прокаженной и не мог ли найти себе кого-то получше.

Переключившись на Марину, я стала думать о нашей встрече. Что я предложу сделать её фотопортрет: мы можем снять студию, это будет одним из моих подарков для неё.

***

До рождества нас ждала Сеговия. Меня поразил утренний иней на январской зелени.

Демьян завел машину, и мы тронулись в путь. Зима выглядела не собой, но меня это ничуть не смущало – я готова была её всё время видеть такой.

Мы подпевали Jungle – Cherry: «You're never gonna change me».

Демиан смеялся, что нашим детям не грозит музыкальная карьера. Это высказывание обозначало, что у меня нет ни слуха, ни голоса, но его смех шёл от сердца – поэтому я не стала огорчаться, вымотанная его зачастую замкнутым настроением. Сейчас он был по-настоящему со мной.

Поездка в Сеговию была подарком Марины: она забронировала нам прекрасный номер в центре города, с небольшим балконом и большими репродукциями по стенам.

Вдоволь нагулявшись, мы вернулись с двумя ведёрками мороженого и кучей батончиков. Мы трапезничали и убивали друг друга ударами подушек – я упала от сладостного счастья на спину, вслух поблагодарив Марину за этот подарок.

Тогда Демиан сказал, что его мать не та, кем кажется: она манипулятор и всегда добивается своего. Всю жизнь ревнуя его к собственному отцу, она разрушала семью по скорлупке, пробираясь к сердцевине, и вот сейчас нанесла болезненное поражение – вновь завела любовника, так уже было и в России. В тот раз горячо любящий отец простил её. Однако этой гнусной сволочи нельзя доверять, и пусть я слишком не обольщаюсь мнимой добротой.

Тут я дошла до сладкого похмелья – сахар резко упал.

– Погоди, зачем ты мне это всё говоришь сейчас? Почему не сказал раньше?

Демиан ответил, что увидел – я попалась в сети, и просто предупреждает меня.

Мне показалось, он не хочет, чтобы я восхищалась кем-то, кроме него. У всех нас есть свои обиды на матерей. Только мне стало так холодно и уныло, чем выше взлетаешь, тем яростнее спад – я завернулась в одеяло и попробовала вызвать сон.

***

Наутро меньше всего я хотела видеть этого маленького демона, который вечно мне портит настроение. С ним никогда не стоит доходить до пика эмоций. Я вообще не знаю, как мне себя вести. Наверно, я слишком неуместно обидчива – буду контролировать себя.

Улыбкой разжиться не удалось, даже после этого внутреннего монолога.

Обратный путь в Талаверу состоял из тесно-тягостного молчания.

Когда мы вернулись, нас встретила вечно радостная и энергичная Марина. Увидев на мне длинные перчатки, она сказала, что я сошла со страниц «Гэтсби». Моё настроение поднялось от того, что она не попросила их снять – то ли Демьян её предупредил, то ли её интуитивная тактичная натура подсказала так сделать. В доме моих родителей перчатки сочли бы дикостью. Слава Босху, я была не там.

***

Червоточинка сомнений заставила мой взгляд обостриться, я пыталась просветить Марину рентгеном: задумала ли она что-то и нужно было ли ей задумывать что-то против меня?

Вечером она отправилась дохаживать свои десять тысяч шагов – я попросила разрешения присоединиться, чтобы побыть с ней.

Мы пошли, болтая о том о сем. Она деликатно спросила, почему я была грустна, когда мы приехали – я сослалась на головную боль. Тогда она сказала, что Дёму тоже мучают частые мигрени – она переживает за него. В школе он всегда держался один: ему сложно правильно себя презентовать, он очень инфантилен, и она не уверена, что медицина ему подходит.

С горячностью я стала возражать, что теперь у него есть я: мы будем держаться вместе и я сделаю всё возможное, чтобы помочь ему! Увидев собственную миссию по спасению этого самородка – я преисполнилась надежд, задвинув с поля зрения наши с ним ссоры. Мне хотелось утешить Марину, показать, что её мальчик в любящих руках.

Но она продолжала, как будто не слыша, как будто я не была реальным участником их жизни. Впервые я увидела своё пребывание здесь под другим углом: не зря я нахожусь в доме грёз на правах младшей сестры, подруги, а не девушки её сына. Не зря Дем не может меня ни обнять, ни поцеловать при ней.

Всё растушевалось: неуместная девица, скрывающая чешую в перчатках, присосавшаяся пиявка, я не нужна ни Демьяну, ни Марине, ни своей семье – осталось только раствориться.

***

Придя в комнату к Дему, я ничего не сказала. Он предложил «Левиафана»5, и мы спустились в гостиную посмотреть его втроём. За пять минут до начала постельной сцены он вышел, оставив меня наедине со стыдом: смотреть любовные сцены со «взрослыми» я не научилась.

Потом я спросила его об этом – он, смеясь сказал, что уже смотрел и вышел специально. Меня это тоже повеселило, и мы отправились в постель, где я ему раскрыла подробности прогулочных бесед с его матерью.

Он сказал, что она пытается нас рассорить, теперь это сияет очевидностью.

***

Знаете эксперимент, где одной группе студентов показывают портреты маньяков и говорят, что это профессора, а другой – профессоров и называют их маньяками, а потом просят описать этих людей? И студенты начинают подмечать разнообразные черты, указывающие на расстройство одних и порядочность других, согласно полученным данным.

То же произошло и с лицом Марины. Из светлого оно стало скрывающим мрак. Её улыбка казалась мне наигранной, заученной маской благовоспитанности. Вспомнив все её комплименты, я увидела желание поддеть мою израненную кожу.

Присутствие Демьяна не помогало. Хотелось домой.

***

За рождественским завтраком Марина напомнила мне про забронированную фотостудию, и мы отправились снимать её портрет.

Позирование давалось ей неважно. При всей красоте этой женщины, она будто специально застаивала губы в непонятном подобии полуулыбки. Я каторжно пыталась её расслабить и начинала злиться на себя, что не умею работать с моделью.

На выходе мы получили около десяти достойных снимков, что было мало из двухсот, но вполне котировалось по моим меркам. Довольства особо не ощущалось, хотя она лебезила – раскрашивала мне мир будущей карьеры.

***

Я не вылезала из своих длинных перчаток – мои руки не потели, потому что в испанских домах нет центрального отопления. И невзирая на всё богатство этого семейства, они экономили природные ресурсы, не растрачивая зазря электроэнергию: перемещались по дому в шерстяных носках и свитерах, как настоящие испанцы.

Марина давала мне свою одежду – я могла выбрать что угодно, но остановилась на кашемировой кремовой водолазке, чтобы пепел головы не боялся быть узнанным.

***

Прощание закончилось привычным чувством завершенности, и, как всегда, оно не оправдалось, потому что холод живого Демиана перебивал Демьян телефонный – тёплый и любящий.

Помешанная на словах, я была рада этой перемене – мне хотелось всегда держаться на расстоянии, чтобы получать эту любовь. Также мне хотелось быть рядом, чтобы по-настоящему чувствовать жизнь.

***

На этот раз его страсть пылала новым огнём, и он молил меня вернуться в конце февраля, так как вновь оставался один и у него намечались каникулы.

На работе меня не хотели отпускать. Я подумала о том, что спускаю свою жизнь по канализационной трубе, тогда как могу творить, и попросила расчет.

За квартиру было нечем платить – и с ней я решила распроститься, перетащив вещи к бабушке и маме.

Втайне я надеялась, что Демьян предложит мне остаться в их доме в Талавере, где, по сути, никто не жил. А в крайнем случае я смогу снимать недорогие фотопортреты и жить с родителями, пока не продвинусь в мастерстве.

***

Кредитка позволила ещё один выстрел. Пуля неслась в лоб.

***

Билет отвозил меня на февральскую неделю насладиться лицом солнца.

Огонь страсти в телефоне горел ярче, чем в реальности, но нам было хорошо вместе. Дёма всё чаще уходил в себя и всё-таки светился оттуда яркими словами.

Песнь мира стала тянуть фальшью. До меня доходили строки о какой-то болезни, движущейся из Китая. Припев ещё не звучал. Мне не требовалось искать слова – я знала, они придут сами, если будут важны.

Мы с Демом решили не говорить Марине про мой очередной и столь неожиданный приезд. Я на неделю сняла отель, куда он прокрадывался ко мне. Какая-то дополнительная необычность в наших отношениях.

В отеле топили ещё хуже, чем в их доме. Холод сковывал. Псориаз цвёл. Неделя прошла как вспышка. И тут – большой удар в гонг: эпидемия. Международное авиасообщение закрывается.

Дем в панике.

Я счастлива!

Это мой шанс остаться жить на европейской земле! Муж-врач, велосипед, «сеньорита» – всё-всё-всё вот-вот исполнится.

– Ты должна немедленно вернуться в Россию, – холодно-чуждо произносит Демиан.

Испуг.

– Почему? Я не могу, аэропорты закрыты, – еле видимым голосом откликаюсь я.

– Это невозможно. Чёрт. Чёрт. Чёрт! Этого не может быть! – Он закипает и приходит в бешенство.

– Непохоже на всесильную любовь, – выходя из замешательства, говорю я.

– Ты должна! Найди способ! – орёт он окончательно непохожим на обычный голосом.

– Как будто меня просят избавиться от ребёнка и этот ребенок, видимо, я сама, – ответила я, возвращая себе самообладание.

Меня разъединило. Связь оборвалась. Самолеты действительно не летают, из отеля я выселилась, и мне некуда идти. Напротив стоит человек, который меня не любит.

Хочется выпить и расчесать всё, что безумно чешется. «Ищи плюсы, Эм, не сдавайся. Маски сброшены».

Ухожу молча. Он стоит. Слегка ускоряюсь – щиплет в носу. Не хочу, чтобы он думал, чтобы знал наверняка, как мне больно. Зачем всё это было? У него кто-то есть, а как же знакомство с родителями? Как же весь показ?

Если бы не чешуя, я бы, должно быть, могла бы здесь устроиться моделью? Слышала, что славянские девушки в Испании преуспевают – не в шелках, однако, на хлеб найдётся.

О чем я думала, связавшись с малолетним мажором? Стоп, стоп, не думать. Выключаю внутренний голос.

***

Подсознание сбросило мне видео.

Чёрный зал. Я сижу на стуле. На другой стороне моя экс-подруга – Ева. Тоже сидит на стуле. В непохожей позе. Курит мундштук. Губы бордовые. Исполинского размера глаза взирают на меня насмешливо и лукаво. В моей груди открывается дверь, и оттуда выпадает зелёный пузырек – из него течёт жёлтая жидкость в сторону экс-подруги.

Рядом со мной появляется женщина в латах. Жанна д’Арк, не иначе. Она моя защитница. Мне становится спокойнее.

Силой желания я придвигаюсь к подруге. Она смотрит на прежнее место. Тогда я касаюсь её кожи – проверяю реальность.

Звучит голос: «Посмотри на неё. Возьми у неё всё, что она забрала».

– Хорошо.

«Отдай ей всё, что тебе больше не нужно». Из пузырька вытекают остатки жидкости.

– Хорошо.

«Ты готова закончить эту связь?»

Жидкость меж нами пересыхает. Нас больше ничто не связывает. Экс-фигура гаснет под лампой, которой я не замечала прежде. Свет подсознания на неё больше не указывает. Она – ещё одна потухшая деталь, укрытая от меня массивами бытия.

Женщина в латах поворачивается ко мне.

Из нее в мою грудь, на место того пузырька, плетутся красные нити-канаты. Я теперь связана с ней. Всё то, чем для меня была подруга – перешло ей, у которой моё лицо.

Невозможно! Она такая сильная: её кожа чиста, взгляд сфокусирован на желаемом, на действительном, она не расползается дурацкими идеями. Так вот как я могу выглядеть? В самом деле?

Женщина в латах ушла, наша нить натянулась резиною. Я могла последовать за ней.

***

Выйдя из подсознания, я нашла себя, сидя вдвоём с рюкзаком на автобусной остановке.

Я поняла, за кем отправилась моя идеальная «я».

В моих руках был открыт Telegram с отправленным сообщением на знакомый и когда-то любимый номер.

Мне помогут. Я спасена. И, оказывается, уже купила билет до Талаверы.

***

Дойдя до кирпичного коттеджа, я перешагнула небольшое ограждение и подошла к цветочному горшку, под которым находились запасные ключи. Дверь поддалась мне не с первой попытки – кривизна рук.

Я включила свет и чайник. Достала пиво из холодильника: баночек было много, потом докуплю. Пропажу одной никто не заметит.

Спасение двигалось ко мне на всех парах. Состоящее из той же крови, что и предатель.

Допив пиво, я решила выбросить банку в мусорный контейнер на улице. Он был общественный и находился в метрах пятистах от дома. Когда я вернулась, дверь захлопнулась. Ключи, уверена, с весёлым звоном висели с внутренней стороны. Кроме пива и чайника я ничего не открывала. Пролезть в окно было невозможно. Однако я решила проверить такую вероятность. В этот момент меня подловил полицейский патруль – о чем меня известила их сигнализация.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Перевод Алексея Головнёва, «Стихи.ру»

2

Согласно астрологии и мифологии день Венеры – это пятница

3

Бадлон – местное петербургское название тонкого трикотажного свитера, тоже, что и водолазка

4

Цитата из книги Марины Степновой – «Сад»

5

«Левиафан» – российская социальная драма, снятая режиссёром Андреем Звягинцевым