Записки придворного. Изысканные обычаи, интеллектуальные игры и развлечения итальянского общества эпохи Возрождения

Довелось читать о том, что Александр так любил и высоко ценил Апеллеса, что, заставив нарисовать портрет своей рабыни и узнав о том, что достойный живописец был очарован ее удивительной красотой, он тотчас отдал ее художнику. Такая необыкновенная щедрость отличала Александра, он жертвовал не только сокровища и государства, но и отдавал тех, к кому был привязан.

Чтобы похвалить художника, он не поколебался сделать неприятное женщине, которую нежно любил и которая серьезно опечалилась, сменив правителя на живописца. Насколько высоко Александр ценил художника, показывает указ, предписавший, чтобы никто другой не осмеливался рисовать его портреты.

Здесь я мог бы рассказать вам о соперничестве многих благородных художников, восхитивших мир. Мог бы рассказать вам, как древние императоры украшали свои триумфы картинами и устанавливали их в общественных местах, с какой любовью покупали их. И о том, что некоторые художники преподносили свои работы в качестве подарка, полагая, что не хватит золота и серебра, чтобы оплатить их.

Как высоко ценили живопись Протагена, свидетельствует следующий случай. Когда Деметрий осадил Родос и мог проложить себе дорогу, запалив квартал, где находилась картина, он не стал устраивать битву, чтобы она не загорелась, и не захватил это место. Вспомним и о Митроджоре, философе и превосходном живописце, отправленном афинянами к Луцию Павлу, чтобы учить его детей и украсить триумф.

Более того, многие достойные авторы писали об этом искусстве, что является высочайшим актом признания, поэтому не стану углубляться в данную тему.

Будет просто достаточно сказать, что нашему придворному вполне пристало разбираться и в живописи, как почетном, полезном и высокочтимом искусстве в те времена, когда люди оказались более достойными, чем сейчас. И если он никогда не извлечет из этого никакой пользы или удовольствия, а только с ее помощью научится судить о достоинствах древних и современных статуй, ваз, строений, медалей, камей, инталий и тому подобных вещей, то искусство побудит его ценить красоту живых людей.

Причем не только деликатность внешности, но и симметрию всех других частей, как в людях, так и в любом другом существе. Теперь вы видите, что знание живописи является источником великого удовольствия. Пусть задумаются об этом те, кто так наслаждаются красотой женщины, что им кажется, что они оказались в раю, и кто не может рисовать, чего бы им хотелось. Но все равно получают огромное удовольствие, потому что могли бы более совершенно оценить ту красоту, что родилась в их сердце».

53. Тут мессир Чезаре Гонзага засмеялся и сказал: «Конечно, я не художник, но уверен, что нахожу большее удовольствие в рассматривании женщины, чем этот замечательный Апеллес, о котором вы только что упомянули и который бы сделал это, если бы только вернулся к жизни».

Граф ответил: «Ваша склонность вовсе не вытекает из ее красоты, но из вашего расположения к ней. В первый раз, когда вы увидели эту женщину, вы вовсе не ощущали и тысячной доли того удовольствия, какое испытали впоследствии, хотя ее привлекательность осталась той же. Следовательно, теперь вы видите, что привязанность имеет большее значение, чем удовольствие и, конечно, чем красота».

«Не стану спорить с вами, – ответил мессир Чезаре, – но точно так же, как мое удовольствие рождает привязанность, так и привязанность рождается красотой. Так что все сводится к одному, красота доставляет мне удовольствие».

На это граф ответил: «Нас возбуждает множество других фактов, не только красота, но и поведение, знания, манера говорить, жесты и, кроме того, тысяча других вещей, которые в некотором смысле можно назвать красивыми, но, помимо всего прочего, осознание того, что мы любимы. Конечно, пылкая любовь возможна даже без той красоты, о которой вы говорили. Но любовь, что вырастает из внешней красоты, которую мы видим, бесспорно, доставит большее удовольствие тому, кто ценит ее, чем тому, кто не дорожит ею.

Итак, возвращаясь к нашему предмету, полагаю, что Апеллес сильнее наслаждался красотой Кампаспы, чем Александр. Нам также легко поверить в то, что любовь обоих мужчин была порождена ее красотой. Возможно, отчасти отсюда Александр принял решение передать женщину тому, кто оказался способным оценить ее в полной мере.

Разве вам не доводилось читать о том, что пять девственниц из Кротона, которых выбрал художник Зевкс из этого города, ради создания из них образа несравненной красоты, воспевались многими поэтами как идеал красоты?»

54. Здесь мессир Чезаре, не вполне удовлетворенный и не хотевший признать даже на мгновение, что любой, кроме него, может вкусить то удовольствие, какое он испытывал, созерцая женскую красоту, снова решил вступить в разговор. Едва он подал голос, как раздался страшный топот, послышались крики, замелькали факелы. Оказалось, что прибыл синьор префект, вернувшийся после визита к папе, находившемуся в нашем городе. Войдя, он сразу же осведомился о герцогине и наших занятиях. Узнав, что на графа Людовико возложили обязанность поговорить о придворном, он бросился к нам, чтобы хоть что-то услышать.

Приветствовав синьору герцогиню и уговорив остальных сесть (ибо они встали, когда он вошел), он также сел в круг вместе с прибывшими с ним. Среди них оказались маркиз Фебус ди Чева, его брат Джерардино, мессиры Этторе Романо, Винченцо Кальметта, Орацио Флоридо и многие другие. Поскольку остальные не вступили в диалог, синьор префект начал: «Синьоры, хотя мой приход прервал вашу дивную беседу, я прошу вас продолжать и не лишать нас этого удовольствия».

Тогда граф Людовико сказал: «Синьор, мне кажется, что будет лучше, если мы помолчим. Поскольку сегодня именно я говорил более всех, то я очень устал от этого, а остальные от того, что слушают меня. Ведь моя речь вовсе не достойна нашей компании и той темы, которую я затронул. Если я не нравлюсь самому себе, то как же смогу удовлетворить других.

Вам, синьор, повезло, что вы пришли в конце. Что же касается остальной дискуссии, то действительно было бы лучше, если бы кто-нибудь занял мое место. Кем бы он ни оказался, я знаю, что он лучше с этим справится, чем я, настолько я устал».

55. Ему ответил Джулиано Великолепный: «Самоочевидно, что я не подчинюсь тому обещанию, что вы мне дали, ибо уверен, что мой синьор префект также не расстроится, если услышит ту часть нашей дискуссии».

«Что это за просьба?» – спросил граф.

«Рассказать нам, как придворному следует использовать те добродетельные качества, которыми вы желаете наделить его», – ответил Джулиано.

Синьор префект отличался зрелым умом и рассудительностью, не свойственными его юному возрасту. В каждом движении он демонстрировал величие ума и живость темперамента, показывающие, что в зрелые годы ему суждено достичь необычайных высот. Поэтому он тотчас ответил: «Если об этом собираются поговорить, то очевидно, что я прибыл как раз вовремя, чтобы услышать, каким образом придворный может использовать свои положительные качества. Я услышу, каковы они, и таким образом узнаю о том, о чем уже говорили. Не отказывайтесь, граф, выполнить обязательства, которые вы уже частично осуществили».

«Мне не хотелось бы выполнять столь тяжелые обязательства, – ответил граф, – если бы столь тяжкий труд был бы более беспристрастно оценен, но мы совершили ошибку, передав бразды правления даме». Улыбаясь, он повернулся к синьоре Эмилии, которая тотчас ответила:

«Не вам следует сетовать на то, что я выполнила их частично, ибо мы говорили без всякого плана. Но предоставим кому-нибудь ту честь, какую вы называете работой. – Повернувшись же к мессиру Федерико, добавила: – Вы предложили игру в определение достоинств придворного, поэтому будет справедливо, если вы продолжите нести эту ношу и таким образом исполните просьбу синьора Джулиано, обозначив, в каком виде и за какое время придворный обязан использовать свои добродетельные качества и осуществить те вещи, которые, как сказал граф, ему соответствуют и которые он обязан знать».

На это мессир Федерико ответил: «Синьора, пытаясь разделить качества придворного и их должную реализацию, вы пытаетесь разделить то, что слитно, потому именно действие позволяет проявиться качествам и через конкретные поступки сделать их добродетельными. Следовательно, когда граф так многое успел сказать и выразился настолько прекрасно, будет только справедливо, если он доведет намеченное до конца».

«Поставьте же себя на место графа, – заметила синьора Эмилия, – и скажите то, что, как вам кажется, он и должен был сказать, тогда все и станет на свои места».

56. Тогда Кальметта сказал: «Синьоры, уже поздно, и я думаю, будет лучше отложить дальнейшую дискуссию до утра, чтобы потом мессир Федерико не страдал из-за невозможности высказать все, что хотел. Поскольку осталось совсем немного времени, давайте перейдем к более спокойным занятиям».

Все одобрили его слова, а герцогиня пожелала, чтобы синьорина Маргарита и синьорина Констанция Фрегоза станцевали. Тогда Барлетта, замечательный музыкант и превосходный танцор, всегда поддерживающий двор в хорошем расположении духа, начал играть на своих инструментах. Соединив руки, обе дамы весьма грациозно станцевали сначала бассетгорн, потом руанский танец, к великому восхищению всех, кто видел их.

Ночь давно вступила в свои права, поэтому синьора герцогиня поднялась, и всем пришлось с почтением покинуть ее и отправиться спать.

Книга вторая

Мессиру Альфонсо Ариосто

1–4. Причины, почему пожилые люди склонны превозносить прошлое и порицать настоящее, о защите настоящего в связи с подобными наговорами, похвала двору Урбино. 5–6. Федерико Фрегозо начинает обсуждение способов и времени претворения качеств и достоинств, описанных Каноссой, полезность подобных обсуждений. 7–8. Общие правила: как избегать претенциозности, говорить и поступать осмотрительно и соответственно, ставя себе цель достигать чести и похвалы в военных упражнениях, на войне и во время публичных состязаний. 9–10. О других физических упражнениях. 11. О танцах и маскарадах. 12–13. О музыке разного рода и об исполнении. 14. О том, что пожилым придворным не подобает играть на музыкальных инструментах и танцевать. 15–16. Об обязанностях пожилых и молодых придворных избегать ошибок старости и молодости. 17–25. О беседах, особенно со старшими, о том, как добиваться их благосклонности достойным образом. 26–28. Об одежде и украшениях, о прискорбной недостаточности модных вещиц, особенно итальянских. 29–30. О выборе друзей и о манере обращения с ними. 31. Об играх в карты и в шахматы. 32–35. О воздействии предвзятого мнения и первом впечатлении, о преимуществах, вытекающих из добропорядочной репутации. 36. Об опасности неадекватного поведения, о поводе для насмешек. 37. О французских и испанских манерах. 38. О такте, скромности, доброте, отзывчивости, о преимуществах возможностей, умении признаться в незнании. 39–41. О собственной недооценке, обмане, сдержанности. 42–83. О развлечениях и шутках, истолкованных Биббиеной. 84–97. О розыгрышах, которые можно использовать непосредственно, особенно в присутствии женщин. О подшучивании и любовных уловках, о достоинстве и благородстве женщин. 98–100. Джулиано де Медичи выбирают, чтобы описать идеальную придворную даму.

Промахи пожилых людей нередко считают чем-то вполне естественным и даже свойственным им. Подобные оплошности проистекают оттого, что все они хвалят прошедшие времена и порицают настоящее, яростно критикуя наши действия и манеру поведения, заявляя, что сами они так в юности не поступали.

На самом деле необходимо понимать, что зрелый возраст, долженствующий наделить их суждения глубиной, вытекающей из долгой жизни и накопленного опыта, достаточно сильно искажает их представления, мешая трезво оценить ситуацию. Если их предки действительно были лучше, чем их дети, то с тех пор мы подошли явно к последней степени негодности, и теперь уже нам не подняться выше.

Все же мы видим, что не только в наши дни, но и в давно прошедшие времена подобные осечки случались у людей пожилого возраста. Об этом свидетельствуют данные, собранные из работ многих античных авторов, в первую очередь сатирических писателей, которым лучше других удалось представить образ жизни людей.

Причину неверных суждений пожилых людей сам я нахожу в том, что мимолетные годы лишают их многих хороших вещей, среди них и то, что заставляет медленнее течь кровь по жилам. Изменяется телосложение, хуже работают отдельные органы, через которые проявляется сила ума.

Так в пожилом возрасте сладкие цветы удовольствия уходят из наших сердец, точно так же, как осенью опадают с деревьев листья. На место сладких и солнечных мыслей приходит грустная и туманная печаль вместе со множеством болезней. Повреждается не только тело, но и ум, а от радостных удовольствий остаются только долгие воспоминания.

И навсегда оставшиеся в нашей памяти образы драгоценного времени нежной юности доставляют нам радость и заставляют засмеяться. Кажется, что сладкая весна счастья цветет в наших мыслях, подобно прелестному благоухающему саду.

Следовательно, когда наступает вечерняя прохлада жизни, солнце садится и похищает все удовольствия, нам лучше обойтись без них, чем потерять и воспоминания о прошлом. Как говорил Данте, нужно научиться забывать.