Время перемен

В кофейню вошли двое. Первой я увидел девушку. Её внешность была ударом по глазам. Очень короткая стрижка – почти под машинку у висков, в то время как сверху пряди были чуть длиннее и небрежно зачёсаны набок. Цвет – ядовито-платиновый блонд, который резко контрастировал с её тёмными бровями. Глаза, серо-зелёные, как море в шторм, с ходу оценили обстановку с лёгкой, всепонимающей насмешкой. На шее, чуть ниже линии челюсти, чернела маленькая, аккуратная татуировка: «Brew». На ней был чёрный топ и свободный джинсовый комбинезон, запачканный в нескольких местах краской или землёй.

Рядом с ней стоял парень, казавшийся её полной противоположностью. Его рыжие, непослушно вьющиеся волосы казались мягкими и пушистыми. Светлые, глаза смотрели на мир с открытым, добродушным интересом, а на губах играла лёгкая, непринуждённая улыбка. Он был одет в мешковатое оверсайз-худи и рваные джинсы. В одном ухе поблёскивала маленькая, почти изящная серёжка-кольцо.

– Мэй, Роуэн, – из-за моей спины раздался спокойный голос Лео. Он вышел из подсобки, и на его лице снова была обычная, безмятежная маска. – Вы как раз вовремя. Знакомьтесь, это Дэн. Дэн, это Мэй – наша гроза непослушных клиентов и кофейных зёрен, и Роуэн – ее парень и местный гений, который может починить что угодно, от кофемашины до спутниковой антенны.

Мэй оценивающе скользнула по мне взглядом, и её губы тронула едва заметная ухмылка.

– Новенький? Надеюсь, ты не из тех, кто путает латте с капучино.

Роуэн просто улыбнулся шире и дружелюбно кивнул.

– Привет, Дэн. Не обращай внимания, она со всеми так.

Я почувствовал, как под фартуком у меня вспотели ладони. Пока я пытался притвориться кем-то другим, пока моя настоящая жизнь рушилась у меня за спиной. Ирония ситуации была настолько горькой, что мне захотелось смеяться.

Роуэн, прежде чем развернуться, наклонился и быстро, почти по-братски, чмокнул Мэй в щёку.

– Ладно, я пошёл, – сказал он, его добродушная улыбка не сходила с лица. – Не задерживайся. Заберу в семь.

Мэй лишь покосилась на него, но в её серо-зелёных глазах на мгновение мелькнула тёплая искорка, тут же тщательно скрытая под маской показного безразличия.

– Только не опоздай, а то сама уйду, – буркнула она, но было ясно, что это пустая угроза.

Роуэн лишь рассмеялся, махнул рукой на прощание и выплыл за дверь, оставив после себя лёгкую, непринуждённую атмосферу. Мэй повернулась к стойке, её взгляд снова стал острым и оценивающим.

– Ну что, новичок, – сказала она, подходя ближе. – Показывай, на что способен. Лео тут нахваливает твой капучино, а я человек недоверчивый. Сделай мне американо. Чёрный, как моя душа, и горячий, как адское пламя. Посмотрим, выдержишь ли ты мой экзамен.

Она упёрла руки в бока, и в её позе читался вызов. Казалось, что вся предыдущая напряжённость, связанная с Лилиан и Зейном, на мгновение отступила перед лицом этого нового, не менее сложного испытания.

Я кивнул, чувствуя, как на смену панике приходит странное спокойствие. Вызов Мэй был чем-то осязаемым, простым – в отличие от клубка интриг, в котором я оказался.

– Американо, чёрный как душа и горячий как пламя, – повторил я, поворачиваясь к кофемашине. – Будет сделано.

Я сосредоточился на привычных движениях: помол зёрен, тамповка, запуск группы. Шипение пара и густой аромат кофе действовали медитативно. Я налил в чашку двойной шот, а затем – горячую воду, следя за тем, чтобы сохранилась лёгкая, воздушная кремовая пенка.

Поставив идеально тёмный напиток перед ней, я встретил её оценивающий взгляд.

– Справился, – констатировала она после первого же глотка. В её голосе не было похвалы, но и насмешки тоже. Просто констатация факта. – Ладно, Лео, может, ты и не совсем рехнулся, взяв его. – Она повернулась к Лео, который наблюдал за сценой, прислонившись к дверному косяку подсобки. – Так что, я сегодня на подхвате? Или у тебя для меня есть что-то поинтереснее, чем мытьё кружек?

– Подхват, – ответил Лео, но его взгляд скользнул по мне, говоря о том, что «интересное» уже здесь, и оно связано со мной. – Дэн сегодня… немного не в форме. Поможешь ему продержаться до вечера.

Мэй фыркнула, но кивнула, снимая с вешалки свой, такой же потрёпанный, фартук с дерзкой нашивкой. Я смотрел, как она ловко его завязывает, и понимал, что приобретение союзника в лице этой острой на язык девушки было сейчас лучшим, что могло со мной случиться. По крайней мере, в мире «Очага». А что творилось за его стенами… эту бурю предстояло пережить мне одному.

Я молча принял её помощь как данность. Мы проработали бок о бок следующие несколько часов, и я быстро понял, почему Лео ценил Мэй. Она была быстрой, эффективной и чертовски компетентной. Её сарказм был острым, но не злым – своеобразный способ поддержания стандартов. Клиенты, казалось, её обожали, а тех, кто начинал качать права, она ставила на место парой метких фраз, после которых они умолкали, краснея.

В какой-то момент, когда мы одновременно потянулись к одной и той же кружке, наши взгляды встретились.

– Так тебя Дэн зовут, да? – спросила она, не отводя глаз. В её серо-зелёных глазах читался не только вызов, но и проблеск любопытства.

– Да, – ответил я, чувствуя, как под её взглядом кожа на лице начинает гореть.

– А меня – Мэй. – Она на секунду задумалась, а затем её губы тронула едва заметная ухмылка. – Ладно, Дэн. Ты неплохо справляешься. Для новичка. Держись подальше от моих инструментов для калибровки кофемолки, и мы поладим.

Это было почти что признание. Я кивнул, чувствуя неожиданное облегчение. В этом хаосе, в котором я оказался, появление такого прямолинейного и неуправляемого человека, как Мэй, казалось странным благословением.

Когда в семь вечера за ней зашёл Роуэн, кофейня как раз переживала затишье. Мэй сбросила фартук.

– Ладно, смена окончена. Не облажайся тут без меня, – бросила она на прощание, прежде чем уйти вместе с Роуэном, оставив меня наедине с Лео и с нависшими над нами нерешёнными проблемами. Но теперь, по крайней мере, у меня появилось ощущение, что я не совсем один.

Дверь закрылась за Мэй и Роуэном, и в кофейне воцарилась тишина, нарушаемая лишь гулом холодильника. Лео щёлкнул замком на двери и повернул табличку на «Закрыто».

– Ну что, – он тяжело вздохнул, подходя к стойке, – теперь мы можем спокойно поговорить. Без лишних ушей.

Он достал две бутылки пива из-под стойки, открутил крышки и протянул одну мне. Я взял её, чувствуя, как прохладное стекло успокаивает дрожь в пальцах.

– Итак, – Лео сделал большой глоток, – план. Ты остаёшься здесь. Завтра Мэй будет с тобой на утренней смене, так что ты не останешься один. А я… – он поморщился, – я попробую навести справки. Узнать, что именно украли, и насколько сильно Зейн влип в это дело. И, возможно, разузнать про Лилиан. С ней нужно поговорить, но сначала надо понять, с кем мы имеем дело.

– А если она уже всё рассказала? – мой голос прозвучал глухо.

– Тогда завтра утром здесь будет ждать нас целый отдел корпоративной безопасности, – без сомнений ответил Лео. – Но я в этом сомневаюсь. Думаю она в замешательстве. У нас есть небольшое окно.

Он посмотрел на меня прямо.

– Ты должен быть готов, Дэн. К любому развитию событий. Если она придёт за ответами – тебе придётся их дать. Частично. Если придёт кто-то другой… – он не договорил, но я понял.

Я отхлебнул пива. Оно было горьким, как и всё, что происходило в последние дни.

– Я понял, – сказал я. И впервые за этот вечер почувствовал не просто страх, а нечто иное – решимость. Бежать было некуда. Значит, нужно было стоять и сражаться. Пусть даже сражение это происходило за стойкой кофейни, с кружкой эспрессо в одной руке и ложью – в другой.

Мы допили пиво в молчании, каждый погружённый в свои мысли. Горечь хмеля на языке казалась отражением горечи нашего положения. Поставив пустую бутылку на стойку, я почувствовал острое желание вырваться из этих четырёх стен, из этого воздуха, насыщенного скрытыми угрозами и невысказанной правдой.

– Я… я выйду, – сказал я, снимая фартук и вешая его на крючок. – Немного пройдусь. Нужно подышать.

Лео изучающе посмотрел на меня, его взгляд был тяжёлым и понимающим.

– Ладно. Только смотри, не задерживайся. И… будь осторожен. – Он кивнул в сторону окна, за которым сгущались вечерние сумерки. – Город, он… сейчас не самое безопасное место. Особенно для тебя.

– Я ненадолго, – пообещал я, направляясь к двери.

Щёлкнув замком, я вышел на улицу. Вечерний воздух был прохладным и влажным, он обжёг лёгкие, но был таким же густым и несущим отголоски чужих разговоров, как и внутри. Я свернул за угол, оставляя за спиной уютный свет «Очага», и растворился в наступающей ночи, чувствуя на себе её тяжёлый, бдительный взгляд.

Я пошёл без определённого направления, просто двигаясь вперёд, подставляя лицо прохладному ветру, который трепал волосы и заставлял ёжиться. Фонари зажигались один за другим, отбрасывая на асфальт длинные, искажённые тени. Город жил своей обычной ночной жизнью – гудели машины, из баров доносилась музыка, смех, – но для меня всё это было словно за толстым стеклом. Я был внутри, но не частью этого.

Ноги сами понесли меня в сторону Темзы. Чем дальше я уходил от «Очага», тем сильнее сжималось неприятное предчувствие в груди. Лео был прав. Город таил в себе опасность, и самая большая из них ходила где-то тут, с моим лицом.

Я остановился на набережной, опёрся о холодные перила и смотрел на тёмную, медленную воду. В ней отражались огни города, размытые и неясные, как и моё будущее. Внезапно я почувствовал себя невероятно усталым. Усталым от бегства, от притворства, от постоянного страха.

Где-то в этой ночи был Зейн. И где-то – Лилиан, которая задала вопрос, перевернувший всё с ног на голову. И я, застрявший между ними, не зная, кто я – жертва, предатель или просто пешка в чужой игре.

Я глубоко вздохнул и оттолкнулся от перил. Лео просил не задерживаться. И он был прав. Убежище, каким бы хрупким оно ни было, являлось сейчас единственным, что у меня оставалось. Развернувшись, я медленно пошёл обратно, чувствуя, как тяжесть ночи и всех нерешённых проблем давит на плечи всё сильнее с каждым шагом.

Я свернул в плохо освещённый переулок, чтобы срезать путь, и моё сердце на мгновение замерло. В конце него, освещённый тусклым светом одинокого фонаря, стоял человек, прислонившись к стене. Его поза, острый силуэт в куртке, скрещенные руки – всё это было до боли знакомым. Это был Зейн.

Он курил, и дым клубился вокруг его головы бледным ореолом. Он ещё не видел меня, его взгляд был устремлён куда-то в пустоту перед собой, но на его лице застыло то самое выражение холодной, сконцентрированной ярости.

Что-то внутри меня оборвалось. Все страхи, все опасения материализовались здесь, в этом грязном переулке. Инстинкт кричал развернуться и уходить, но ноги словно приросли к асфальту.

– Зейн… – его имя сорвалось с моих губ шёпотом, но в тишине переулка оно прозвучало оглушительно громко.

Он резко поднял голову. Его глаза, такие же, как мои, но наполненные совершенно иным, чужим огнём, уставились на меня. В них не было удивления. Было нечто иное – словно он мгновенно узнал меня и вспышка чистого, ничем не разбавленного презрения.

Шаг. Ещё шаг. Я медленно приближался к нему, и какое-то безумное, давно забытое чувство – смесь надежды и детской радости от встречи с братом – заставило мои губы растянуться в неуверенной, но искренней улыбке.

– Зейн, – снова произнёс я, уже громче, останавливаясь в паре метров от него. – Чёрт, не могу поверить… Это правда ты.

Он не пошевелился. Не ответил на приветствие. Лишь медленно, с преувеличенным отвращением, провёл меня взглядом с ног до головы – с моих простых джинсов и футболки до, как ему вероятно казалось, наивного и глупого выражения лица.

Его губы, очень похожие на мои, изогнулись в жёсткой, недоброй усмешке.

– Ха, смотрите кто это, – его голос прозвучал низко и хрипло, словно скрип ржавого металла. – Явился. Блудный сын вернулся из своего заморского рая. Иди же, папочка ждёт не дождётся своего наследничка.

В его словах не было ни капли тепла. Только яд, старая, застарелая ненависть, которая обожгла меня сильнее, чем любой открытый конфликт. Моя улыбка медленно угасла, оставив после себя лишь ледяную пустоту и понимание: брата, которого я когда-то знал, больше не существовало.

Я стоял, чувствуя, как его слова, словно удары бича*, оставляют на мне невидимые раны. Воздух между нами стал густым и тяжёлым, как свинец.

*«Удар бича» (или «удар хлыста») – это термин из искусства ар-нуво, обозначающий изгибающуюся, волнистую линию, которая является характерной чертой этого стиля.

– Я не встречался с отцом, – тихо, но чётко сказал я, с трудом выдавливая слова сквозь ком в горле. – Он не знает что я в Лондоне.

– Ага, конечно, – он фыркнул, с наслаждением затягиваясь сигаретой и выпуская дым мне прямо в лицо. – Ты просто решил спрятаться в занюханной кофейне своего приятеля. Очень убедительно. Играешь в бедного родственника? Или отрабатываешь роль приманки?

– Я не играю ни в какие игры, Зейн.

– Ложь! – он резко выпрямился, оттолкнувшись от стены. Его лицо внезапно исказила ярость. – Ты всегда мне лгал! Делал вид, что тебе не всё равно. А на самом деле тебе просто было на меня плевать!

Он сделал шаг вперёд, а я невольно отступил. В его глазах пылал такой огонь, что казалось, он может испепелить всё на своём пути.

– А теперь ты здесь. И всё по твоей милори началось. Это только твоя вина.

– Что началось? – спросил я, чувствуя, как холодный страх сковывает меня. – Что ты натворил, Зейн?

Он усмехнулся, и это было ужаснее любой угрозы.

– Узнаешь. Вместе со всеми. А теперь проваливай. У меня к твоей любимой компании ещё есть дела.

Он развернулся и зашагал прочь, его силуэт быстро растворился в темноте переулка. Я остался стоять один, с дрожащими руками и с одной-единственной мыслью в голове: он не просто ненавидит меня. Он возлагал на меня вину за что-то очень страшное. И что бы это ни было, последствия уже были необратимы.

Я стоял, пока звук его шагов не растворился в ночном гуле города. Переулок внезапно стал казаться огромным и безжалостно пустым. Слова Зейна висели в воздухе, ядовитые и тяжёлые. «Это только твоя вина». Что он имел в виду? Кража в «Хартман»? Было ли это его местью за моё бегство? Или за что-то ещё, о чём я не догадывался?

Я медленно повернулся и побрёл обратно к «Очагу», но теперь каждый шаг давался с трудом. Встреча с братом не принесла облегчения – только глубже вогнала шипы вины и страха. Он был не просто озлоблен. Он был одержим. И я, сам того не желая, стал мишенью в его войне против нашего прошлого.

Лео ждал меня у двери, его лицо было напряжённым.

– Ты его видел, – это было не вопрос, а утверждение. Он прочёл всё по моему лицу.

Я лишь кивнул, не в силах вымолвить ни слова, и прошёл внутрь. Убежище больше не казалось безопасным. Стены кофейни вдруг стали проницаемыми, пропуская внутрь холодный ветер надвигающейся бури. И я понял, что отныне моя война будет вестись на два фронта: против брата, который видел во мне предателя, и против правды, которая могла уничтожить нас обоих.

Молча прошёл за стойку, схватил первую попавшуюся тряпку и начал с яростью вытирать и без того чистую столешницу. Руки дрожали.

– Он ненавидит меня, Лео, – голос сорвался, прорвав плотину сдержанности. – Не просто злится. Он… он считает, что я во всём виноват. В том, что его жизнь пошла под откос. В том, что его мать… – я не смог договорить, сглотнув ком в горле.

Лео молча наблюдал, давая мне выговориться.

– И он что-то задумал. Что-то большое. И он уверен, что я как-то к этому причастен. Эта кража… это только начало.

Я отшвырнул тряпку и с силой упёрся ладонями в стойку, опустив голову.

– Я не могу просто сидеть здесь и ждать, пока он всё уничтожает. Пока он ломает свое будущее.

– А что ты предлагаешь? – спокойно спросил Лео. – Пойти и сдать его? Полиции? Или, может, прямо Виктории?

Я резко выпрямился.

– Нет! Конечно, нет! Он мой брат…

– Именно, – перебил Лео. – Он твой брат. И ты не сдашь его. А он… он, кажется, не остановится, пока не сдаст тебя. Мы играем в игре, где правил не знает никто. И единственное, что мы можем сделать сейчас – это быть на шаг впереди.

Он подошёл ко мне и положил руку мне на плечо.

– Завтра. Завтра мы начинаем действовать. Я узнаю, что украли. А ты… ты поговоришь с Лилиан. Она что-то знает. И она что-то подозревает. Она может быть нам полезна.

Я закрыл глаза. Разговор с Лилиан казался не менее опасным, чем столкновение с Зейном. Но Лео был прав. Пассивное ожидание было равно поражению. Бездействие было пыткой. Теперь, по крайней мере, был план. Хрупкий, опасный, но план.

– Ладно, – сказал я, отходя от стойки. – Значит, завтра.

Лео внимательно посмотрел на меня.

– Тебе нужно отдохнуть. Иди наверх. Постарайся уснуть. Завтра нам понадобятся ясные головы.

Я снова кивнул и направился к лестнице. Поднимаясь в квартиру, чувствовал, как каждый мускул ноет от усталости и напряжения. Но когда рухнул в кровать и закрыл глаза, передо мной снова встали два лица: искажённое ненавистью лицо Зейна и вопрошающий, умный взгляд Лилиан. Они были двумя полюсами моего нового мира, и завтра мне предстояло столкнуться с ними обоими.

Сон не шёл. Я лежал и смотрел в потолок, прислушиваясь к ночным звукам города за окном. Где-то там бродил мой брат, плетя свою паутину. А в нескольких кварталах от него, вероятно, так же не спала девушка, которая одним вопросом перевернула всё с ног на голову.

Глава 9

Переулок, недалеко от Темзы.

Ярость кипела в Зейне, горячим, едким потоком, выжигая всё на своём пути. Он шагал от переулка быстрыми, резкими шагами, его кулаки были сжаты так, что ногти впивались в ладони. Каждый удар обуви о брусчатку отдавался в висках глухим стуком.

Он. Здесь.

Образ Даниэля – этого бледного, испуганного призрака в кофейном фартуке – стоял перед ним, как насмешка. Каждая чёрточка того лица, так похожего на его собственное, вызывала приступ тошноты. Он не просто вернулся. Он притворялся. Прятался. Снова убегал, как всегда.

«Я не встречался с отцом», – сказал он.

Враньё. Всё это было открытой ложью. Он всегда вёл себя так, будто он лучше, чище, будто грязь мира к нему не пристанет. А теперь прикидывался жертвой, работая в занюханной кофейне, пока Зейн делал всю чёрную работу.

Мысль о краже, о панелях, спрятанных на фабрике, на мгновение охладила его гнев, превратив его в нечто более острое и целенаправленное – в холодную решимость. Даниэль был слабым звеном. Он всегда им был. И его появление здесь, сейчас, было не случайностью.

«Это только твоя вина», – бросил он ему в лицо.

И это была правда. Если бы не Даниэль, его мать может относилась бы иначе, его законное место, всё могло бы сложиться по-другому. Все эти годы пустоты, злости, борьбы за крохи внимания и власти – всё это началось с того дня, когда Даниэля отправили в Штаты, сделав Зейна, временной заменой, вечным «вторым» в собственной семье.

Он свернул в безлюдный проулок, достал телефон. Его пальцы пролетели по экрану, набирая сообщение Роуэну.

«План «А» ускоряется. Готовь всё к завтрашней ночи. Никаких задержек.»

Он не мог позволить Даниэлю всё испортить. Не сейчас, когда он был так близок. Его брат думал, что может отсидеться в стороне? Ошибается. Зейн втянет его обратно в это болото, нравится ему это или нет. Война, которую он вёл против «Хартман», только что обрела новую, личную цель. И на кону было уже не только наследство, но и давние счёты между братьями.

Он нервно закурил, делая короткие, прерывистые затяжки, и резко свернул за угол, где в тени стоял «Форд». Дверца с протестующим скрипом открылась, и Зейн грузно рухнул на водительское сиденье, захлопнув её за собой с такой силой, что вся машина содрогнулась.

Салон поглотил его, пахнущий старым табаком, пылью и его собственным гневом. Он откинул голову на подголовник, закрыл глаза, но под веками по-прежнему стояло лицо брата – бледное, с тенью испуга, который он так жаждал видеть, но который теперь лишь разжигал ярость.

Сигарета дымилась в его пальцах, пепел падал на потрёпанную обшивку. Он не обращал внимания. Всё его существо было сосредоточено на одном: Даниэль вернулся, чтобы всё испортить. И Зейн, не позволит этому случиться. Ни за что.

Он сделал последнюю, глубокую затяжку, и швырнул окурок в открытое окно. Завтра. Всё должно было решиться завтра. Сделка с бородачом, передача панелей… а теперь и новая переменная в уравнении – его слабак-брат.