Стражи Пограничья

Вышли мы с Ляшкой на околицу. Идем.

– Подожди, Анжейка, – остановил меня лягух. Потянулся на носочках и отряхнул с моей юбки сухие листики.– А то стыдно с такой неряхой на люди выходить.

Я скоро этого жабёнка удавлю или всё-таки расцелую, чтоб наверняка в принца превратился, потом женю за мзду небольшую. Полцарства мне хватит комиссионных, но пока он мне нужен, как компас, чтобы в лесу не заблудиться.

Потащились дальше. В поле зрения появилось несколько пацанов, играющих в пыли в ножички.

– Мальчики,– откашлялась я. А они как завопят и побегут от нас:

– Кикимора! Тятька, кикимора морочить пришла!

Мы остановились, чтоб не нарваться ненароком, и стали перетаптываться в ожидании встречающей делегации с караваем и чаркой вина.

К нам навстречу потянулись взрослые с доброжелательными улыбками, но почему-то с вилами в руках. Лягух, увидев это, спрятался за мной, и стал подталкивать сзади навстречу к гостеприимным хозяевам.

– Здравствуйте, люди добрые, —начала я вежливо, – и вообще, я не кикимора, а волшебница, вылечить попробовать могу, за хлебушек и ботинки, помочь.

– Сдурела, – пинает лягух меня своей лапой.– Какой хлеб? Мяса проси.

– Лягухи мясом не питаются, а ты вообще волшебный, поэтому манну небесную кушай, —шиплю ему, а сама улыбаюсь местным обитателям.

Вот ёлки зеленые, ну какого меня занесло именно в это тело? Почему всем везёт, и они в брошенных драконами жёнах воплощаются? Имения им дают, полцарства за моральный ущерб дарят. Сиди себе восстанавливай, а тут и себя, и лягуха плотоядного прокормить надо, и от королевской рати сбежать.

– Вылечить можешь?– спросил меня мрачный детина с широкой улыбкой на добром, насупленном, заросшем кудлатой бородой лице.

Я сглотнула и кивнула.

– Ну, коли поможешь, накормим, напоим, а коли мошенницей окажешься…– он замолчал, но я сразу поняла, что даже сдавать меня не будут полиции местной, сами разберутся.

– Кот доченьки любимой заболел .Могешь помочь? Пятнашкой его кличут. Дочуня плачет.

Я вопросительно посмотрела на прячущегося за моим подолом лягуха . Он, подняв свою жабью мордашку, зашептал:

– Берись На животин тоже действует. Если с красной аурой будет— вмиг вылечится.

Почему-то вот не нравилась мне идея с лечением кота. Почему – не знаю. На аристократку я сейчас была похожа, как моль на бабочку. С синяком под глазом, в грязном мокром платье, босая, с гнездом на голове, я на самом деле больше была похожа на кикимору болотную, а таких и побить могут, сильно.

Но кушать хотелось и мне, не только лупящему сзади фамильяру, поэтому я приняла непробиваемый вид и скомандовала:

– Несите пациента.

Мысль у меня зародилась одна. Подумала, может, хватит моих медицинских способностей, чтобы откачать несчастного кота, но если что, навру что-нибудь про проклятье.

Кота принесли. Огромного, черного, размером с небольшую собаку, с белой мордой, на которой сбоку находилось черное пятнышко, по коему это животное, видимо, и получило свою кличку. Кот лежал обмякший, свесив толстые лапки.

Блин,а он не помер случайно? Не могу понять, есть у него пульс или нет, но сиял этот несчастный алым светом, как красный светофор на переезде.

Вот точно было это предостережением— не ввязывайся, Анжелка. Но эта сволочь лягух как начал лапой подпинывать и жужжатьснизу: работай давай. И нутро мое медицинское опять же прямо требует вылечить.

Положила торжественно на кота руку и возопила :

–Исправься!

Интуиция меня не подвела. Вот не надо было с ним связываться. Как я и подозревала с самого начала, этот любимец по кличке Пятнышко сдох. И теперь, переискрив, как салют в небе, эта мертвая сволочь переродилась в умертвие на толстых лапках. Вроде котик как котик, каким был – таким остался, пока глазки красным загоревшиеся не открыл и не зевнул, показав восторженной публике отросшие трехсантиметровые клыки.

Пятнашка медленно поднял голову, облизнулся и посмотрел на замершего в ужасе хозяина жутковатыми глазами. Потом окончательно добил селян, сказав замогильным голосом:

–– Ну, мяу, что ли.

Первым скакал лягух, причем с такой скоростью, что просеки в кустах оставались.

Потом, задрав юбку, бежала я. И мне было глубоко плевать, что выше пяток, ноги некультурно в этом мире демонстрировать. Пардон, жить захочешь – не так оголишься.

А за нами несся усопший ныне Пятнашка, мявкая глубоким баритоном:

–Меня подождите. Вы в ответе за тех, кого воскресили.

Ну а замыкали торжественный забег крестьяне с вилами.

Оторваться от душевных проводов нам удалось только минут через пятнадцать, когда мы попросту скатились в овраг, обвалив на себя гору прошлогодних листьев. Притворились мертвыми даже мы с лягухом. А Пятнашке и изображать из себя ничего нового не надо было. Он примостился между нами, и пользуясь тем, что мы даже пикнуть не могли, стал вылизывать лягуху морду. Ласковый при жизни был кот, что могу сказать.

Лягух попробовал возмущаться, но я цыкнула, на вилы-то хотели меня поднять, а не его. Хотя и его отпинали бы не по-детски.

Для пущей осторожности полежали еще с полчаса, пока до нас доносились восторженные вопли деревенских. Они носились по лесу, обрадовавшись, что можно предаться любимой спортивной забаве— поиграть в прятки с пруклятой некруманткой.

Когда голоса затихли, я сбросила с лица щекочущиенос сухие листики и спросила:

– Фамильяр ты мой верный, объясни мне, неразумной, какого рожна кот в умертвие превратился? Что-то я не понимаю.

– А я откуда знаю? Да хватит меня вылизывать!– стал отпихиваться лягух,– в его голову я залезть не могу. Только в твою.

Кот поднялся, отряхнулся, лизнул лапу, выпустив огромадные когти, и заговорил.

– Я же по жизни безотказным был. И в люльке меня качали, и в пеленки заматывали, а вишь как. В душе видимо хотел чтобы не меня псы деревенские, а я их на деревья загонял. —закончил философствование Пятнашка,—И куда мы теперь двинемся?

У меня в голове опять звякнули новогодние колокольчики и я в ужасе посмотрела на умертвие.

Из моей груди вырвался долгий, тоскливый стон.

Третье письмо деду, который все берега попутал у себя на Севере сидючи.

« Дорогой Дедушка! Я не поняла! Это типа тот самый котик на толстых лапках из моего новогоднего желания? А ничего что он уже помер? Это из той серии, что на тебе Боже, что самому негоже. Может у тебя забывчивость старческая началась, может тебе витаминки для мозгу попить, Церетон тот же. Ты с мужем моим будущим поаккуратней желание выполняй. Договорились? Твоя Анжи.»

Лягух тоже был не в восторге и недовольно осмотрел почившего питомца:

– Ты чего надумал? У тебя своя хозяйка есть, то есть была. Иди отсюда, мне одному Анжи своей неразумной мало.

–Не прогоняйте меня. Я же социальный. И жутко для вас полезный.

Лягух настороженно, но вопросительно поднял волосатую бровь.

– Меня не надо кормить, а также я могу охранять твое жирное тельце, – и умертвие оскалилось. Страшно стало даже мне от его доброй улыбки.

Фамильяр пару минут обдумывал слова мертвого кота, потом пробурчал, что он совсем не жирный, а накачанный, но смирившись, что нас теперь трое, обратился ко мне:

– Анжейка, ты больше руки свои кривые не распускай. Не надо больше нам никого и ничего исправлять. Кажется, я понимаю, почто правитель на тебя охоту объявил. Ты же что попало можешь сотворить. Угроза ты для королевства. И хватит лежать, вставай давай. Есть хочу.

– Эй, Пятнашка, а ты зайца поймать сможешь?—спросил он умертвие. – Мы с Анжейкой зажарим его и сожрем.

Пятнашка потянулся во всём своем мертвом теле и снисходительно сказал:

– Друг мой белоснежный, во-первых, убийство претит моим моральным нормам, а во-вторых, даже если бы я добыл вам несчастного зайца, вы его со шкурой сырого съели бы? Не наблюдаю я у вас ни ножа, ни артефактов для розжига.

Лягух засопел, признавая правоту умершего философа, потом прыгнул ко мне и пнул нетерпеливо лапкой:

– Вставай, кому говорят. Пошли еду искать.

Нет, положительно, с этим фамильяром надо что-то делать. Надувать его через соломинку—замучаешься, легких не хватит. Надо искать другие орудия устрашения.

И пошли мы лесами темными, рощами дремучими. Ноги сбила так ,что лучше бы две смены в больнице отработала.

И услышали впереди звяканье и лошадиное ржание, и прильнули мы к земле, а вдруг рать этого охламона королевского засаду на нас поставила. На разведку решили послать неупокоенного питомца.

Пока его не было, дело стало близиться к вечеру. Я уже на малиненесколько ягодок нашла. Помяла в руках, растёрла. Понюхала. Лизнула и съела. Жива осталась.

Лягух уже весь изнылся. Успокоила его тем, что предложила причесать руками да косичек наплести. На его волосы можно было и травинки вместо ленточек использовать.

Вернулся блудный покойник наш через час, когда стемнело. Обошел лягуха таджичку с сорока косичками, потом одобрил:

– Что-то в этом есть. Я бы еще их на затылке в хвост собрал. Брутальнее выйдет.

Ну, естественно, Ляшка потребовал воплощение образа крутого мужика. И теперь прохаживался мимо нас, играя мускулами и размахивая укрощенной гривой.

–Пятнаш, – стала пытать я кота. – По нашу душу люди?

– Нет. Не королевские они. —начало выдавать информацию умертвие—. Погранцов каких-то отряд, человек десять. Идут в Гранец. Что-то болтали про хабар и аномалии. Анжи, ты ведаешь о чем речь?

Я пожала плечами.

– Лагерем они там недавно расположились. Люди чувствуются бывалые. Кушать готовят. Еда кой-какая у них имеется.

– А что так долго бродил там?– недовольно пробухтел Ляшка.

– Караулы смотрел, где у них выставлены. Ежели около той березки проползти и за кустиком малинки выйти, то аккурат незамеченным до их лагеря добраться можно.

Но тебе Ляшенька не рекомендую там показываться, шибко белый – заметят сразу и волосенки выдергают на тетиву для лука. А я глазами своими в темноте подсвечиваюсь.

И они посмотрели на меня.Выразительно. Понятно, получается на разбой только мне показано идти. Ляшка хлюпнул носом.

Я сделала вид, что не понимаю намеков голодного фамильяра.

Выходить девице ночью напрямую к десятку мужиков в лесу и хлебушка просить с мяском —это же либо уроненной на голову надо быть, либо соскученной по мужской ласке. Как в женских романах 18+: одна Ж и 10 М. Красть тем более не хотелось, а денег не было.

Ляшка щеки втянул и снова посмотрел. Потом понял, что на жалость бить бесполезно, надулся и стал бурить меня взглядом, нудя, что кто-то из нас троих бессердечная потомица Бабы –Яги. Надувай его тогда через соломинку завтра и тащи за собой, потому как силы он от голоду потеряет напрочь.

Я тяжело вздохнула:

– Ладно.

Деваться была некуда. Я завязала подол узлом между ног, встала на четвереньки и пошла на дело. Воровать было стыдно, и я раздумывала, что оставить на месте преступления из украшений. Сережку – таки затеряться может. Цепочку тогда или колечко на ветку повешу.

И вообще, я сама себе напоминала Анжелу в стране маразмов. Знали бы в больнице про мои скрытые воровские наклонности!

Повеяло едой, рот слюной наполнился, главное, чтобы в животе ода к сладости не заиграла, а то спалюсь, как пить дать.

Смотрю, палатка с краю стоит, а рядом сапоги мужские кожаные. Это я удачно зашла. Аккуратно так обувку палкой к себе придвинула. Ну да, размер сорок пятый, но не да жиру быть бы живу, мхом набью, а под платьем и не видно. Отставила их под кустиком малиновым.

Полезла в палатку, а там два мешка связанные, видимо, чтобы на лошадь удобно вешать. В одном одежда, в другом еда. Выудила себе из первого рубаху белую, декольте мое прикрыть пригодится, а из второго еды. Высунулась наружу—никого.

Поначалу хотела и штаны позаимствовать, но потом подумала, а прилично ли здесь простым девушкам в мужской одежде шастать. Благородными кровями я и так светить не хотела, во избежание того, что ищут маркизу. А найдут— побьют, скорее всего, до смерти. Слишком прицельно стрелами били, когда я элементы из синхронного плавания в реке демонстрировала.

Платье мое, правда, уже такого вида стало, что за маркизу меня принять можно было только при великом воображении.

Закинула узел все в ту же малину, чтоб белым цветом в темноте не демаскироваться, и стала цепочку снимать. Да где же здесь замок то, блин, не найти. Поспеши, Анжела. Ладно, кольцо тогда. Вот и луна выглянула. Колечко у меня стянулось без труда, и только я стала высматривать, куда его повесить, как сзади раздался разгневанный визгливый мужской голос:

– Ты кто такая, дрянь, и что здесь делаешь?

Жилистая рука схватила меня за плечо и развернула. Я даже пискнуть не успела, как меня приперли спиной к дереву, схватив за горло.

Луна фонарем била мне в глаза, и я могла только разглядеть возвышающийся надо мной силуэт мужчины.

Уважаемый, как я могу вам ответить с передавленным горлом? Видимо, догадалась я, вопрос был риторическим, и этому мудаку ответ был не нужен.

Еще декольте это дурное, глубокое, в свете луны белеет – соблазны выказывает. Ну, эта сволочь и рванула его.

Шипит:

– Что, кикимора лесная, ты здесь шаришься? Стащить что хотела,– а сам руку распустил.

А я? Что я? Трепыхаюсь, мычу, что заплатить готова. Думаю:

– Убью лягуха, если из всей этой ситуации выпутаюсь. Подбил меня на авантюру.

– Что здесь происходит, Неклид?– подошел еще кто-то. Силуэт повыше да пошире возник рядом. И над ним, над вторым, аура красная пылает.

– Ты понимаешь, Влад, пошёл отлить, смотрю, нечисть копошится рядом с твоей палаткой,– прекратив меня лапать, обернулся к подошедшему схвативший меня урод. Луна скрылась, и все опять погрузилось во тьму, только блики костра виднелись подальше за деревьями.

– Во-первых, какого пса ты справляешь нужду недалеко от моей палатки, когда весь отряд ходит в специальное место, – еле сдерживая гнев, процедил новый персонаж в сценке с моим неудавшимся изнасилованием.– Ятебя взял только по просьбе Ангелины, и предупредил, что ты четко выполняешь мои приказы, хоть ты ей и трижды брат. Во-вторых, отпусти девку, пусть она хоть и нечисть, но издеваться над ней я не позволю. Завтра же сутра своей дорогой пойдешь.

– Да забирай, – судя по разгневанному шипению, несостоявшийся фигурант уголовного дела по статье “изнасилование”, с силой толкнул меня прямо на спасителя.– Смотри только, я могу и сестрице рассказать, что ты сам попользовался ночной воровкой. Только лесных девок с такой мордой тебе и трахать.

И он ушел, визгливо засмеявшись своим противным издевательским смехом.

А второй держит меня за плечи, но не крепко. Ну, я вывернулась, кольцо ему в лапище вложила, и шепчу:

– Спасибо, и простите. Очень кушать хотелось.

И сама бежать к малинке.

Имущество, честно купленное, забрала да деру к попутчикам своим, подбившим меня на это всё. Бегу, ругаюсь сквозь зубы на все эти желания новогодние. Опять в голове колокольчики звенят. А сейчас то с какого рожна?

Ну почему у меня всё никак у людей? Стрелами стреляли, в реке едва не утопла, чуть не изнасиловали, и это я ещё про голод, босые ноги и голодного фамильяра не вспоминаю.

Подбежала к своим, а те уже на низком старте, и побежали мы по лесам темным, рощам дремучим. Пока силы не кончились.

Злость во время забега выветрилась, и я, как Пятнаш, к жизни философски стала относиться. Залезли мы под елку разлапистую, на хвою прелую, вытащила я из узелка часть награбленной еды: мне хлеб, мясо – Ляшке. Поели, и сразу на душе, да и на желудке хорошо стало. Мысли закрутились уже не только о еде, но и о моей явно не аристократической жизни.

– Ляш, объясни мне все-таки, а зачем король за Анжи, точнее за мной, ратников своих послал? Как я могу, слабая девушка, короны его лишить?

– Да шут его знает,– пробурчал лягух, взрыхляя для себя хвойную перину.– Вариантов много. Корону иногда с головой теряют. Коню его суть случайно исправишь, да превратится он в череп, и вылезет из него змея и укусит насмерть. Как там у тебя в памяти: «Мне смертию кость угрожала».

– Ты у меня в голове, как по своему дому, ходишь! – возмутилась я.

– Не, я вижу только то, что ты сама видела или читала. Ну или сказать хочешь,– успокоил меня фамильяр.– Вот будет свободное время – фильмы буду у тебя смотреть. А теперь ложись, спать пора. Только Пятнашку охранять под луну выгони, а то светит тут своими красными глазищами, ужасти на меня нагоняет.

Глава 3

Граф Ворон.

Я почему-то застыл и долго смотрел вслед убежавшей в кусты лесной девке. Как она малиной пахла, стоял бы и нюхал. Кусты малины есть, но ягоды редки, а я с детства их любил до дрожи. Замотал головой, чтобы скинуть наваждение.

Потом разжал ладонь, пробуя рассмотреть, что она мне всунула. И тупо уставился на тоненькое колечко.

Что? С каких пор болотная нечисть в жены к людям стала набиваться? Правда, только они на меня и польстятся, помрачнел я, вспомнив слова Неклида и лицо моё, с младенчества покореженное. Только Ангелина, любовь моя, жена моя будущая, шрамов этих не замечает. А у остальных девушек только ужас вызываю. Вот еще и кикиморы лесные заинтересовались. Прогресс, однако. Хотя эта вроде симпатичная, даром что с гнездом на голове да с фингалом под глазом.

Ах ты, собака чернозоновая! О чем тут думаю, стою? И я бросился к костру. Рассмотрел свою руку и выругался. А чего вы хотели, Ваше Сиятельство, девка кольцо вручила? Вручила. Вы его приняли? Приняли. Сразу на землю не кинули? Да она, гадина, как мозги замутила. Мужчина опять выругался. Не кинул. Получай тогда браслет жениха. Витиеватая с голубыми листиками татуировка брачной цепью вилась около запястья. Теперь, если за полгода сама не подойдет и кольцо не заберет— стать вам, граф Ворон, женатым человеком. Бредовее ситуации я даже представить себе не мог. Получить в жены невесть кого. Я стоял, как идиот, качая головой.

– Командир,– послышались сзади тяжелые шаги. Подошел моя правая рука, Фига.

– Что за шумы тут случились?

Я молча протянул вперед свои руки , одну с кольцом, вторую с браслетом.

– Оба-на,—остолбенел Фига, – и когда же ты успел, а?

– Я уже сто раз пожалел, что взял с собой Неклида, —злость опять поднялась во мне на всю эту долбанную ситуацию, – всё с него началось. Сука, пошел специально около моей палатки гадить. Да девку лесную поймал и, естественно, полез насиловать. Я вступился, а она ,представляешь, взяла мне и в руку кольцо свое сунула.

Фига присвистнул.

– Помолвилась, значит. И чего, даже и не представилась?

– Шутишь, бежала так, что голые пятки в темноте сверкали.

Фига хохотнул:

– Удружил тебе будущий свояк, ничего не скажешь. Что невесте несостоявшейся говорить теперь будешь, а Сиятельство?

Я опять выругался себе под нос:

– Беда с этой поездкой.

И артефакты вроде за хорошие деньги сдали, но братец Ангелины все норовит влезть куда попало. Еще задержка эта, когда приказ вручали маркизу беглую искать. Полдня потеряли.

– Вот скажи мне, Фига, какую фигу нам, погранцам, что границу от чудищ берегут, аристократку беглую разыскивать?

Я махнул рукой и оглянулся, осматриваясь. В палатку заглянул.

Что она здесь вертелась-то? Ах ты, воровка ты болотная, да она рубашку стащила и сапоги уволокла, и в мешке с провизией, смотрю, покопалась. С рубашкой-то шут с ней, а с сапогами— хорошо хоть, что всегда с собой запасную пару таскаю. В Чернозонье нам, погранцам, ноги надо беречь, в мокрых сапогах вмиг до костей пятки сотрешь, и от лысых собак с людососами далеко не убежишь.

Мать честная, да что у меня с головой! О девке лесной думаю, о сапогах, а про Ангелину?

– Фига, сдаётся, девка лесная меня заворожила.

Друг тревожно на меня глянул:

– В голове помутилось?

– Да не то слово. Про Ангелину забыл напрочь. Что теперь делать? Я же у нее по возвращении руки просить хотел. А как теперь, с украшением таким на запястье, в любви признаваться? И матери своей названной что скажу? Она же меня умоляла быстреежениться, внуками её порадовать. Вот повстречал бы снова эту нечисть, не хуже Неклида, придушил бы сейчас!

Я качал головой и рассматривал колечко. Оно мне даже на мизинец не налезет. Что я несу, какая кикимора. Не бывает у нечисти украшений, девушка эта настоящая. Странноватая конечно, но обычная девка. Откуда только здесь взялась?

Я снял с шеи шнурок с металлической отрядной бляшкой. Вдел туда кольцо и опять повесил на шею. Мы же местные аристократы все на королевской службе в погранцы вступаем. Бедные или богатые. Отряды свои собираем или к другим пристраиваемся.

Со своим отрядом заказали бляшки у кузнеца. Кругляшки с дыркой, да с личным знаком.

Нередко нашему брату в Чернозонье, так доставалось, что живого места не было. А по жетонам павших опознавали и весточку домой отсылали. Я тоже, как и мои бойцы сделал такой, ворон молнией перечеркнутый.

– Слышь, Фига, напомни мне, сапоги еще пару запасную надо забрать. Невеста, которую убить мало, старые утянула в качестве подарка, наверное.

– Ну, надо так надо, – философски заметил Фига, – хоть ничего девица-то была?

Я хмыкнул:

– Хоть ты не издевайся! Вот что мне Ангелине говорить? Она же знала, что по возвращениия руки её просить собрался.

Я выругался, потом, закрыв неприятную для себя тему, пошел к костру, где сидели мои отрядные. Кто прилег, положив голову на мешок, кто сидел на подтянутом к огню бревне. Глянули на меня вопросительным взглядом, но, не дождавшись ответа, забили. Правило было—захочет человек—сам расскажет, не захочет—не лезь, а то по мордам получишь.

А мне о другом надо думать.

Во-первых, братца невестиного с утра отправлю восвояси. Достал, гаденыш, то напьется, то служанок на постоялом дворе изнасиловать вздумает. Мерзостный человек оказался, даром что маркиз. Пусть со своим шевроном к кому хочет пристраивается. Отрядов много.

Во-вторых, по приезду надо глубокий рейд сделать. И артефакты поискать, и чудовищ прорядить. Решали мы всегда вместе с отрядом, куда в Чернозонье сунуться. С десяток лет вместе, побратимами стали. На границе только так и нужно. А в Чернозонье всегда за чем-то конкретным ходить надо. Праздно болтающихся оно не любит. Вступать за черту надо с четкой целью.

– Давайте на юго-восток двинем, за старую крепость, – подбивал нас Мотыга,– слышал разговор в таверне прошлой, что там аномалия объявилась с летающими камешками. И неплохо их купцы закупают, на носильщиках тратиться не надо.

– А я думаю,– подхватил дружок его мелкий, по прозвищу Гоблин,– орки там уже подчистую все выгребли, они там любят отираться, а идти надо прямиком на юг, за Болотным домом, там должны огоньки вызреть.

– Ха-ха-ха, – подразнил того Мотыга, – да огоньки твои уже гномы все собрали.

Так они и переругивались беззлобно, а я о девахе этой опять вспомнил. Может, не местная и обычаи здешние не знает?

Тогда вряд ли я её снова увижу. Нам через дня три на границе надо быть. Службу служить, да деньги сами не заработаются. Артефактов много нашли, в столице выгодно продали и обратно. Хоть у матери моей названной денег и много, но я сам хочу заработать состояние. А за невестой своей неизвестной не по лесам же здешним теперь бегать. Ну похожу потом еще полгода женатым, если брак не подтвердится постелью—татуировка брачная потом сама и исчезнет. Но что Ангелине говорить? Год ждать будет ли она?

А теперь выкидывай всё из головы. В Чернозонье с посторонними мыслями нельзя. Там головой вертеть надо, отвлечёшься – сразу в аномалию вляпаешься.

Фига подсел ко мне и вручил кружку с наваристым чаем. Я понюхал. Уу, какой запах!

– Пряничная травка?—спросил я у друга.

– Она самая, говорят, на Ленивых холмах собрана. Мало сейчас охотников, что сбором зелени занимаются, так её пойди найди на рынке.

Мы сделали по глотку обжигающего душистого чая. Горячая жидкость побежала по горлу, наполняя тело умиротворением. Мы сидели и смотрели на языки пламени.

Я пил и прикидывал , какой маршрут построить, и куда всё-таки повести отряд в Чернозонье: за огоньками , левитирующими камнями или вообще в другое место. В этом году будет двенадцать лет, как я встал на путь погранца. Я усмехнулся, вспомнив, как восемнадцатилетним, пошёл на королевскую службу и вступил в погранцовый отряд Соловья. Прошёл путь к командиру с низов, забыв про титул.

Послышался топот копыт. Вьюга явился. К своим заезжал да новости разведывал. Распряг коня и минут через десять подошёл к нам.

– Слышь, Ваше Сиятельство, я вчера с группой одной словом перекинулся, они в противовес от нас скидывать товар шли, так слухи пошли— волны признаки появились.

Я насторожился:

– Не показалось?

– Не похоже. Кто говорил белых ворон с бельмом на глазах видел, кто дрожь земли почувствовал, а некоторые клянутся, что цветочек аленький своими собственными глазами углядели.