Тебе жить

КЕНТ (после паузы). Это я еще не сочинил. Давай, Геринг, разливай, че ты! Акимыч сердится.

Выпивают не чокаясь. Акимыч встает, направляется к выходу.

ПАНЫЧ. Юрка! Не в падлу, закройся.

Веник уходит вслед за Акимычем.

Все! Это был последний грустный момент за сегодняшний вечер. Веселимся. Кураж и копоть!

Веник вернулся вместе с нервным мужчиной средних лет.

6.

ПАНЫЧ (увидев нового гостя). Народ! Рекомендую – мой суррогатный концертный директор. (Обращаясь к Вадиму). Концертов нет, директор есть.

Все вразнобой приветствуют директора.

ДИРЕКТОР (Панычу). Гуляешь?

ПАНЫЧ. Друг приехал. Восемь лет не виделись, так что повод железный.

АНКА (приглашает). Присаживайтесь.

ДИРЕКТОР (продолжая стоять). Спасибо. Значит, гуляешь. (Кенту). Здравствуйте, Владимир Сергеевич.

КЕНТ. Здравствуйте.. э-э…

ДИРЕКТОР. Не беспокойтесь, не существенно. (Панычу с упреком). Что ты делаешь, Антон?

ПАНЫЧ. Выпиваю и закусываю. Присоединяйся.

ДИРЕКТОР (грустно). Телефон отключил. Меня подставил. Зачем я пороги оббивал, договаривался?

ПАНЫЧ. Извини. Форс-мажор.

ДИРЕКТОР. Что я? Я переживу, а то, что тебя полгорода ждало на площади…

ВЕНИК. Какие полгорода?

ДИРЕКТОР. А вы бас-гитарист? Вениамин Попов. Я вас не сразу узнал, извините. В том-то и дело, что была договоренность, чтобы Антон выступил на дне города сегодня в восемнадцать часов. Широко не анонсировали. Я как знал! Но слух пробежал, люди ждали. Действительно вспомнили, хотели увидеть… былого кумира. Собралось тысяч несколько. Но тут друг приехал. (Панычу). Антон, мой бы труд пожалел.

ВЕНИК (Кенту). Ты понял?

Кент пожимает плечами, начинает увлеченно есть.

ПАНЫЧ. Отойдем и поговорим. (Поднимается с дивана). Сейчас, только вылезу.

ДИРЕКТОР. А кто, простите, друг, который приехал?

ВАДИМ (поднимает руку). Я.

ДИРЕКТОР. Вы понимаете, что произошло? У Антона могло быть выступление. Да, на «разогреве». Да, у попсы. Но это такой шанс! Я договорился с кадром из администрации этой столичной «звезды», чтобы посмотрели. Может, договорились бы на будущую работу. Меня спрашивают: где ваш рок-н-рольный самородок? А я не знаю. Им все равно, они день города отработают, уедут. Прискорбно это. Телефон отключил, я думал – случилось что-то. (Печально смеется, крутит головой). Друг приехал – надо все бросить и забухать. Вы поймите? Это был… такой шанс! Я не говорю о деньгах, деньги смешные. Но какие-то, ведь за квартиру три месяца не плачено. (Вынимает из кармана лист бумаги). Достал из почтового ящика. (Ищет куда бы положить квитанцию, в итоге отдает Венику). Шанс, знакомство, шоу-бизнес. Зачем я сюда вписался? Шанс, хо-хо! Прискорбно.

ПАНЫЧ (берет директора под руку). Пойдем, провожу, на улице поговорим.

ДИРЕКТОР (Вадиму). Если вы друг, должны были понимать. И люди ждали! Я думал, не будет этого – а собрались. Им в итоге русско-народный хор по второму кругу.… Хо! Калинку-малинку…

Паныч уводит Директора, который повторяет «такой шанс, такой шанс». Наступило молчание.

Тишина.

КАРИНА (громко и четко). Спасибо тебе, Вадик!

ВАДИМ. Я же не знал.

ВЕНИК (яростно). А если бы знал?! Если бы знал?!

ВАДИМ (пытаясь обойти Веника). Чего ты начинаешь? Я при чем?

ВЕНИК. А он при чем?! Он не при чем!

АНКА. Юра! Антон сам опоздал. Или забыл, с него станется.

КАРИНА. Ему пить вообще нельзя. К тому же зашитый.

ВАДИМ. Ну, это-то мне откуда знать? Знал бы, коньяк из сумки никогда не достал.

ВЕНИК. А мне кажется наоборот! И как-то вовремя ты появился.

ВАДИМ. Не говори ерунды. Молчал всю дорогу – дальше молчи!

ВЕНИК. Как у тебя все просто! Молчи, и все. Сам приперся, на раз-два все испортил очередной раз. Этот дядя верно базарил – такой шанс! И просохатили. Из-за тебя!

ВАДИМ. Ты себя слышишь?! Я тут с какой стороны?! Какой очередной раз?

АНКА (тихо Кенту). А ты, вижу, в курсе про концерт?

Кент утвердительно кивает.

ВЕНИК (обвиняя Вадима). А уехал в тот кон?! Паныч что сказал? Без Геринга мы не группа. Кент! Подтверди. Каринка? (Указывает пальцем на Вадима). Все и накрылось с твоего бегства. Хорошей жизни захотел! Карьеры! Получил? Что гитариста не нашли бы? Мало в городе музыкантов? Только свистни. Нет. Это другая группа без Геринга. Струны твои поганые! Давай, Тоха, их… Нет! Вадик приедет, сыграем еще. А в доме твоем Семенчуки живут. Паныч к ним: не рубите дерево-черемуху, Вадик приедет, ему она родная! Байк продал мудак, купил кусок земли, где беседка твоя возле дома – Вадик приедет, порадуется! (Машет руками). Вадик порадовался – концерт обломил! Ты не мог назавтра объявиться?! А лучше бы вообще не приезжал.

ВАДИМ (медленно проговаривает). Я ничего не знал.

Анка толкает Кента.

КЕНТ. Хорош! Вадим не виноват. Концерт так и так отменялся.

КАРИНА. А ты, значит, как всегда, все обо всех знаешь?

КЕНТ. Дай сигарету твою тонкую.

КАРИНА. Ты бросил.

ВЕНИК (недоуменно). Вовка! Я один не в теме? Я – левый, да?

КЕНТ. Ты был в командировке, а по телефону.… Зачем по телефону? Сегодня бы и рассказали все. Так что именно по сегодняшней теме Вадим, действительно, не при делах. Зря ты на него набросился.

ВЕНИК. Ничего не зря.

Анка тянет Веника к себе, усаживает на стул рядом. Вадим подходит к окну, смотрит на улицу, потом резко поворачивается.

ВАДИМ. Мы все, я так понимаю, не в восторге от этого. У меня тоже есть повод для недовольства. Я пилил сюда не сорок километров, и даже не сто. Думаю – друзья. А тут предъявы! По поводу того, что восемь лет назад было, уже неоднократно обсудили. Последние хвосты решили уже в этом (он изображает пальцами набор букв в телефоне). Но мы не списывались и не созванивались давно. Вот я здесь. И? Кто-то спросил меня, где работаю, сколько зарабатываю? Как у тебя, Вадик, с ипотекой? Не-ет! Никто! Никто из вас не спросил, а зачем я приехал? Надолго? Блин! На чем добирался? Никто!

Пауза.

КАРИНА (медленно, раздельно). Это тебе кажется, Вадим, что ты приехал. Будто бы из Москвы. Для них, для Антона, ты не просто откуда-то прибыл. У них же восприятие кривое. Для них ты будто бы из комы вышел. Очнулся. Не спрашивают у человека после болезни, как ему было там. Не спрашивают, надолго ли он вернулся в здоровую жизнь.

ВАДИМ (помолчав). У тебя такое же восприятие, Карина?

КАРИНА. Я с вами живу большую часть своей жизни.

АНКА. Я спрашивала: как у тебя, Вадим. Но ты сам не ответил. Сказал – нечего рассказывать.

ВАДИМ (подумал). Да. Есть такое ощущение. Да. Будто из комы вышел.

КАРИНА. Не ври.

КЕНТ. Говорят, скоро  всем бабам  обрежут  задницы  и  пустят  их  гулять  по Володарской. (Щелкнул языком). Давайте выпьем что ли.

ВАДИМ. Настроение ушло.

КАРИНА. Не ври.

ВЕНИК (берет бутылку). Выпить, так выпить.

АНКА (хнычет). Юра, не надо. Ты не остановишься, Юра. Завтра на работу, опять подменяться? Ну, Юр.

Возвращается Паныч.

ПАНЫЧ. Не слышу праздника! Что за тошнотворная тишина?! Брат Веник! Развязываешь? Одобряю. Ну?! Веселее, народ! Шоу маст го он, кураж и копоть! Давай, давай, давай! Праздник продолжается!

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Та же гостиная. Вечер, зажжена люстра и светильник на стене. Карина и Анка сидят на диване. Кент стоит у окна с электронной сигаретой. Дверь в кухню закрыта, из-за нее смутно доносятся голоса.

1.

АНКА (прислушиваясь). Ругаются.

КАРИНА. Помирятся. Повод ниочемошный.

АНКА. Юра бесится, что ему ничего не рассказывают. Он очень переживает. Придет домой, в стену смотрит. Я ему: что случилось? Он: «Кент с Панычем в студии репетировали, меня не позвали». И молчит. Слышишь, Володя?

КЕНТ. Мы не репетировали. Я ни палочки, ни клавиши в руки не брал давным-давно. Сделали только аранжировку на одну старую тему. На две. На несколько.

АНКА. Позвали бы по дружбе.

КЕНТ (не обратил внимания). Я не играю. Антон, он весь в этом деле, моя игра попроще. Зря?

КАРИНА. Не зря. За свет и воду не должны, как некоторые.

КЕНТ. Долги погасим. (Пауза). Помните? (Напевает в блюзовой манере). Да, не сложился наш пасьянс, альянс… ты-ды-ды-дын… пуста рука. Ведь ты играешь на большие ставки в преферанс. Я-а…. подкидного дурака.

Пауза.

КАРИНА (Анке). Рожать не надумали?

АНКА. А вы?

КАРИНА. Мужика от друзей может отвлечь ребенок. Но не факт, что так будет, возможно наоборот – мужик совсем пропадет из дома.

АНКА. Надо как-то совмещать. Напрочь от друзей отрывать – плохо.

КАРИНА (усмехается). Конкретная ты, Нюрка. Это – хорошо, это плохо. Это – очень плохо, но можно, раз хочется. Или: и плохо, и не хочется, но так сложилось, ничего не поделаешь.

Пауза.

КЕНТ. У Пушкина был сын, который не умел сидеть на стуле. Откровенно говоря, Пушкин был и сам не мастер сидеть на стуле.

КАРИНА. Тысячу раз рассказывал.

КЕНТ. Тысячу первый проговорю. А потому что абсурд! (Пауза). Абсурд – наше все, вся жизнь,… где содержание противоречит смыслу, а смысл не соответствует поиску смысла. Если она, жизнь, конечно, стоящая. Если, конечно,… если ищешь тот дом с золотыми окнами, к которым невозможно прикоснуться, ведь золото – не золото, а лучше и ценнее – целый солнечный отблеск. Лучше, чем золото! Незыблемая данность парадокса. (Пауза. На кухне замолчали). Но главное, абсурд – это оружие! Он хлещет ханжей и зануд, как Спаситель гнал фарисеев из храма. Гнать унылых педантов! У них все по полочкам, на каждой полочке – ярлычок. Ханжа интересуется: в чем смысл вашей песни? Чему вы учите? Где воспитательная сила искусства и достоверность? Вон пошел! Дурень. Ты за ущербностью собственной мысли держишься твердых догматов, тебе не понять. Ты боготворишь того, кто для тебя установит традиции, ценности и ритуалы. Эти ненавистники свободы! У них аллергия на всякую живую жизнь. Они взывают: назначьте нам кумиров, идолов, кто будет точкой отсчета. Найдет ханжа универсальное мерило – он счастлив, он целует этот пыльный штангенциркуль. Теперь ему все понятно! Когда вольные люди болеют в сомнениях, в подлунных метаниях, ханжам все предельно ясно, у них ледовая тысячелетняя нравственность. И не важно, что мораль мутирует в каждом поколении. Нет, они уверены, что штангенциркуль пребывает во веки, он вечен. Он всеяден! На правильно-неправильно поделим, и навесной замок на дверь. Горе тем детям, чьи родители ханжи! Горе тому народу, в котором царствуют догматы. Даже если это самые светлые истины, человек имеет право на сомнение. Сомневайся, человек! Сомнут, заклюют, захейтят, тогда верный путь – абсурд. Надавай лещей ханжам! Только одна опасность, что душнила утащит твой абсурд и хитро переделает его в догмат. Диалектика. Беда! Тогда найди новую нелепицу… Дао, которое может быть названо, это не Дао. А, каково? Абсурдище! Ударят тебя по левой щеке, подставь сразу правую – призыв звенящий, непонятный. Убийственный парадокс! А граф, его сиятельство, Лэйф Толстой? Патриотизм – есть чувство ненужное, вредное, неестественное. В те времена такое сказать! Очень круто. Абсурд рождается там, где ходят гиены въедливых правил, и стая сознательных граждан, следящих за соответствием. Если не соответствуешь правилам, последует ханжеский вой. Сознательные граждане, вам делать больше нечего?! Есть великая фраза: тебе жить. Все! Делаешь поперек? Тебе жить. Желаешь непонятного? Тебе жить. Идешь на преступление? Тебе жить. Потом не обижайся. И не лезем. Давайте оставим друг друга в покое.

Пауза.

КАРИНА (глядя перед собой). Надо рожать.

КЕНТ. Что до меня, то выбор такой – я не изменю стиль плавания. Только ускорюсь на дистанции.

КАРИНА. В этом выборе весь ты.

Кухонная дверь распахивается, в гостиную в обнимку вываливаются Паныч, Веник и Вадим. Хохоча, они исполняют пародию на танец маленьких лебедей. Паныч уходит в спальню.

ВЕНИК (громогласно). Конфликт исчерпан, разрешен в результате субстантивных дипломатических усилий к общему удовлетворению высоких договаривающихся сторон.

АНКА. Такой красноречивый, когда выпьет – ужас. Откуда берется?

ВЕНИК (Вадиму). И какие бы замуты вы у себя в ковидной Москве не придумали, мы… я и Антоха останемся невозмутимы, как Будда. Мы будем отстраненные певцы, как британский поэт Робин э-э…

ВАДИМ. Бернс.

ВЕНИК. Робин – дра – нат Тагор! (Напевает). Я уплываю, и время несет меня с края на кра-аай. (Декламирует). Средь вашей всей мышиной розни и толкотни от края к краю я был отчаянно несерьезен. И несерьезнейше отчаян. (Анке) Ань, запиши, я потом отшлифую.

АНКА. Ты бы притормозил с водочкой-то.

ВЕНИК. Я на завтра договорился, Леха меня подменит.

Из спальни в гостиную идет Паныч с небольшой картонной коробкой в руках. Ставит ее на стул.

ПАНЫЧ. Вадик! Спрашивал – вот оно. Наследие. Весь архив группы «Джамбулат против».

ВАДИМ. Уже не актуально. То есть я хотел сказать, зачем записи, когда мы вот они. Живые, здоровые. Талантливые-е…

ВЕНИК. Ты суперодаренный, брат Геринг!

ВАДИМ. Веня! Ты басист от Бога. Джон Дикон! Трухильо!

ВЕНИК (тянет с сомнением). Так-то Трухильо как бы…(в пренебрежительном жесте крутит кистью руки, морщится).

ВАДИМ. Согласен! Поэтому только Юрий Попов из «Джамбулат против».

Вадим снимает свой пиджак со спинки стула, надевает.

ПАНЫЧ. Веня – наикрутейший. Люблю я его! (Обнимает Веника, целует в макушку). Он в детстве жил с родителями в доме напротив. А потом они переехали в особняк.

ВЕНИК. Скажешь – особняк.

ПАНЫЧ. В частный дом. И как-то раз… (Анке). Я тебе, Анка, рассказываю. (Кенту). Наливай, что залип! Как-то раз Юрочка аж оттуда пришел обратно в наш двор, чтобы вызвать меня на дуэль. На прутиках. Притащил с собой прутик. Здрасьте, теть Марина, а Антон выйдет. Нет, не выйдет. Тогда Юрка пошел обратно. И по пути воткнул шпагу в землю. И чудо – прутик пророс. И вырос в развесистый клен. А клен это такая зараза, где один – там пятнадцать. Клены разрослись, и вы знаете теперь в том месте – тридцать лет почти прошло – в том месте теперь закоулок, который так и называется – «Клены». (Вадиму). Ты когда шараду загадал, я первым делом подумал, что район города, где деньги лежат – это «Клены». Только потом дошло, что «Топаз».

ВЕНИК. Что за шарада?

ПАНЫЧ. О! Это я расскажу. (Анке). Расскажу. Тут такая шикарная штука! (Кенту). Шикарная? Ты наливать будешь?

Кент разливает водку, девушкам – вино.

АНКА. В теперешнее время маленького ребенка не отпустят одного в такую даль.

ПАНЫЧ. Лет по пять нам было, если не меньше. Дуэль на кленовых прутиках, хм. (Поднимает стопку). Давайте за детство. Прекрасная пора.

ВАДИМ. За детство!

Все выпивают.

ПАНЫЧ. Странное дело – клен. Когда маленький, его побег, ну что? Бурьян, сорняк. Выдернуть, выбросить. А вырастает кучерявый – летом тень дает блаженную. Зимой – пургу придержит. Вертолетики с него тр-р-ррр – весело. Но маленький когда, как разобрать в травинке, добрый это росток или нет? Я не отличу. Тут нужен знающий. Садовник разберет. (Пауза). Так же и с людьми. Детство, детство, а что вырастет? Знает только садовник. С большой буквы Великий Садовник.

ВАДИМ. Ты о Боге?

ПАНЫЧ. Я… о Боге. Все слова о Боге. В начале было слово, и слово было у Бога, и слово было Бог. Слова, как клены – где один, там их море вырастает. Вон Веник скажет: «Сейчас захаваю пластинку сыра». А на самом деле это слова: «Спасибо, Господи, за хлеб насущный, что я не голодаю, что здоров. Спасибо, Богу, как мы его понимаем».

КАРИНА. Дайте ему гитару.

ПАНЫЧ. Я и сам возьму. (Достает из-за спинки дивана гитару). Слава Богу, что дал мне к музыке способность. Иначе совсем было б хреново.

Паныч играет перебором медленную мелодию. Все слушают. Анка берет у Карины тонкую сигарету, держит ее в пальцах напоказ, трепет Вадима по плечу, зовет его с собой. Вадим и Анка уходят в подъезд.

2.

Лестничная клетка освещена тусклой лампочкой. Дверь в квартиру Паныча закрыта. Анка и Вадим стоят у перил.

ВАДИМ. У меня нет зажигалки. Бросил.

Анка ломает сигарету, выбрасывает в банку из-под кофе, стоящую здесь в роли пепельницы.

Значит, разговор тет-а-тет. Понятно. Твой не заревнует? Он знает, что у нас с тобой было? (Пауза). Крутые времена… Концерты, репетиции. Поклонницы!

Пытается обнять Анку, она отстраняется.

Вспоминаешь? Хоть иногда? Я читал в умной книге, что первого мужчину женщины не забывают.

АНКА (задумчиво). Первого. Да. Все девушки мечтают. Представляют первого, первый раз. (Со злобой). А я помечтать не успела! Мне было двенадцать лет.

ВАДИМ (неприязненно). Ты выглядела, мать, гораздо старше!

АНКА. Двенадцать лет, первый секс, и с кем? Один из самых популярных в городе парней. Счастливая ходила два дня, пока не выяснилось, что парень популярный отношений ни разу не планировал. Что ему плевать! Еще одна для галочки. Какой там роман? Животная случка. Сунул-вынул, дальше пошел. Посчитал своим долгом широко рассказать, как он трахнул девку на пляжном матрасе. Широко рассказать! Многим, всем кому мог!

ВАДИМ. Это неправильно. Глупый был, молодой.

АНКА. Двенадцать лет мне было. Кто глупый?

ВАДИМ. Что было, то было. Теперь же все хорошо. Смотрю, ты за столом – семейная дама. (Пауза). Чисто курица. А сейчас, гляди-ка – преобразилась.

АНКА. Ты уехал скоро. Что дальше? Ты знаешь, что со мной было потом? А была такая обычная, такая предсказуемая история! Так оно и бывает. Так чаще всего происходит – ты уже не маленькая, Аня! Ты уже шпилишься вовсю, давай. Давай? Давай. Один, второй. А я уже не маленькая! (Ступает к Вадиму). Меня кинули, но докажу! Руки под юбкой, чего ты ломаешься? Тебе же нравится, давай! Девятый, десятый! Руки задирают футболку, расстегивают джинсы. А вот их уже двое враз! Садись сверху, и коля-митя, а, ты здесь еще ни разу. Хорошо. Ха-ха, компрессия – туго, нормально. А вот уже очередь к Нюрке – она всем дает, безотказная. Геринг-первопроходец открыл колодец, он не жадный, он для всех. Знаешь, как меня трахали? Очень! Мно-го!

ВАДИМ. Я не знал.

АНКА. Во всех саунах, во всех банях! Местные, приезжие, казахи, кавказцы, всех испытала. Все попробовали меня. Меня! Не дашь? Ты чего, шалава!? Пешком пойдешь до города! В машинах всех марок, которые есть, меня! Меня!! Половина подростков этого города стали мужчинами где? На мне! Все импотенты этого города пытались вернуться. С кем же? Ну, да.

ВАДИМ. Ты, наверное, преувеличиваешь.

АНКА. Наверное. (Сквозь зубы). Двенадцать лет мне было, Вадик, всего-то двенадцать.

ВАДИМ. Я, типа, виноват? Сама.

АНКА. А, типа, нет? Типа! Тот еще тип, принц оказался. (Усмехается). И, типа, телефон, типа, возле матраса.

ВАДИМ. Какой телефон?

АНКА (после паузы). Запись, Вадим. Двенадцать лет! Тебе в два раза больше. Тебя посадить – дело пяти минут. Вон, за поворотом ГОВД.

ВАДИМ. Ань, ты чего? Разыгрываешь меня? (Оглядывается). Кто здесь?

АНКА. Не ори. Никаких шуток.

ВАДИМ (после паузы). И что дальше?

АНКА. Спасибо Юре. Я ему без конца благодарна – не побрезговал. Добрые твои друзья, Вадик.

ВАДИМ (с надеждой). Ты тоже.

АНКА. Город маленький. А Юра…. Зачем ему это? Очень благородный. Ну почему не он тогда оказался? Почему ты? Я была во всех влюблена. Музыканты, рокеры! Почему ты?

ВАДИМ. Так сложилось.

Пауза.

АНКА (твердо). Мне нужно уехать. В Москву. Ты в этом поможешь.

ВАДИМ. А если нет? Пойдешь в полицию?

АНКА. Запись, Вадик. Там доказывать ничего не надо, все даты есть. Да и так видно. И, я узнавала, срок давности по таким преступлениям не прошел.

ВАДИМ (подумав). Что ты хочешь? Денег?

АНКА. Денег тоже. Москва, какое-то жилье. Съемное, не волнуйся. Работа. Я думаю, в твоих силах это сделать. Да, на дорогу у меня тоже нет.

ВАДИМ. А Юрка? Наш очень благородный Веник?

АНКА. Я его потом заберу. Устроюсь.… И он не должен знать о наших уговорах.

ВАДИМ. Н-да. (Пауза). Шантаж. (Задумался).

Дверь в квартиру приоткрывается, выглядывает Веник. Его не видят.

Прикольно. Едем, значит, со мной в Москву. Я уезжаю завтра. Успеешь собраться?

АНКА, Успею.

ВАДИМ (пытается шутить, чтоб сохранить лицо). Тогда возьмемся за руки по старой памяти и рванули в первопрестольную. Первый мужчина не забывается, так? Я это где-то читал.

АНКА. Не забывается.

Веник тихо возвращается в квартиру.

К несчастью, не забывается.

ВАДИМ. Сделаю. А гарантии?

АНКА. Нет гарантий. Но ты сам понимать должен – женщине инициировать такое дело стремно. В моих интересах избежать. Опять же репутация… сложная. А через два года срок давности кончится сам по себе, и ты можешь быть спокоен.

ВАДИМ. Сделаю. Что могу, сделаю. Я, видимо, и правда, виноват перед тобой. Никогда бы не подумал…. Ты тогда извини.

АНКА. Не извиняйся, не получается у тебя.

ВАДИМ. Квартира есть московская. Для другого она, но живи. Денег подкину.

АНКА. Не думай, что дело в корысти. Мне от тебя было бы ничего не надо, но уехать. В городе, где все про всех знают… ребенок если… В жизни каждый за себя. Зубами, локтями. Мне надо уехать.

ВАДИМ. Уедешь, уедешь. (Достает из кармана пиджака карточку, протягивает Анке). Моя визитка, нижний номер, завтра набери. Теперь у нас исключительно деловые отношения. Этого «Вадик-Вадик» не надо. Только звони не рано, надо проспаться после попойки… и неожиданного наезда. Вот же! Попал под шантаж. Убойный закон бумеранга. Да уж, каждый за себя! (Заходит в квартиру).

3.

Гостиная. Паныч играет на гитаре, рядом на диване сидит Карина, положившая голову на плечо Кента. Веник опрокидывает рюмку и снова наливает, выпивает. Входит Вадим, стремительно направляется туда, где стоит на табуретке картонная коробка. Вадим открывает коробку, перебирает там. На него никто не обращает внимания. Вадим находит один диск, прячет его в карман. Находит еще – прячет.

ПАНЫЧ. Всегда, исполняя эту мелодию, я испытывал некую высокую печаль, но в этот раз чувствую тоже легкую высокую печаль. (Венику). Зачем ты, братуха, накидываешься без всех?

ВЕНИК. Я со всеми тоже буду.

ПАНЫЧ. Вот ты деятельный. (Убирает гитару за диван).

Возвращается Анка в компании человека в очках с толстыми линзами. Человек останавливается, Анка садится рядом с Веником, берет его за руку. Веник с силой вырывает руку, наливает стопку.

А вот и спонсор не заставил себя ждать, нарисовался, как на поминки.

СПОНСОР (с оживленным сожалением). Сорвался. Так-так-так.

ВЕНИК (Панычу). Что за спонсор? Всех субсидирует? Эй, спонсор! Проходи.

ПАНЫЧ. Это не такой спонсор. В теплом обществе анонимных алкоголиков это наставник.

ВЕНИК (восхищенно). Иди ты!

СПОНСОР (подходя к дивану). Да, Антон… самый чуть-чуть до третьего шага. (Вздыхает). И кодировка не помогла, я предупреждал.

ПАНЫЧ. Ты понимаешь – друг приехал. (Показывает на Вадима). Вон стоит. Настоящий.

КАРИНА (с сарказмом). Что за чудесный парень? Друг приехал – концерт отменил, зрителей кинул, директора подставил. К тому ж раскодировался. Просто красавчик!

ПАНЫЧ. Все по делу, блин, не ори! Ой… (Кенту) Извини, дружище.

КЕНТ. Все по делу. (Карине). Ты в самом деле…

СПОНСОР (Панычу). Пойдем на кухню.

ПАНЫЧ. А у меня от друзей секретов нет. Это, считай, моя семья.

СПОНСОР. Семья тебе не помогает. Тебе помогает группа. Не друзья дали три месяца воздержания, а наши собрания и Бог, как мы его понимаем. Вспомни, что сказано в нашей книге! Перепоручить нашу жизнь, нашу волю силе более могущественной.

КЕНТ. И теперь нам расскажут всю программу «Двенадцать шагов».

СПОНСОР (Кенту). Владимир Сергеевич! Вы, разумеется, человек авторитетный, но есть такие сферы, куда ваше влияние не распространяется. Вам тоже было бы полезно (достает из кармана разноцветные буклеты, протягивает Кенту), приходите к нам на собрание. Не понравится – уйдете.