Bohemian Trip

Шарахнул пронзительный гром, будто рядом с нами упали глыбы на большой железный гонг. Идея разбивать палатку на открытом пляже отпала сама собой и мы шли просто вперёд пока не наткнулись на какой-то дом.

В нём горели окна. У Сони загорелись глаза. «Нет, – сказал я. – Учись быть самостоятельной». Я достал телефон и бездумно начал листать фотографии, ожидая, пока она решится спасать свою шкуру. В тот момент мне интересен был порог её страха, который распространялся даже на обычное общение с официантом. «Попроси у него пепельницу. – А ты сама не можешь? – Я боюсь общаться с людьми». Во всех ситуациях, где нам необходимо было что-то узнать на русском языке, она сливалась и не оставляла мне выбора, поэтому сейчас я не оставил выбора ей – идти со мной дальше по темноте или попроситься на ночлег.

О таком опыте я уже слышал от друзей. Многие из них попадали в схожие моменты и без проблем получали разрешение от хозяев дома на разбития кемпинга или их и вовсе приглашали внутрь – разумеется, только на Кавказе или в некоторых странах Европы. В центральной России, откуда мы приехали, такой манёвр расценили бы, как излишнюю наглость.

Вот вы живёте в своём доме, к вам стучатся два мокрых человека, предположительно не вашей расы, что-то бессвязно говорят, затем друг с другом спорят, а потом оказывается, что их дом за пару тысяч километров отсюда и им негде ночевать. Да пошли вы нахер?

Да, но только если вы всю жизнь проторчали в своём городе, не увидев ничего, кроме работы и стандартного досуга. Такой факт, как бродячие странники под окнами вашего домашнего очага, не сильно вас воодушевит. Вы подумаете, что это воры, разгильдяи или что-то типо цыган, от которых вам всегда советовали держаться подальше. Нормальный человек не пойдёт на такие унижения и не будет напрашиваться на ночлег.

Путешествовать даже с самым низким комфортом – дорого. Особенно с зарплатой 10 тысяч рублей – столько мне заплатили за месяц работы на грузовике. Средние ЗП в Саранске – 10-15к. Аренда скромной однушки – 10к. Какие ещё путешествия?

Но зарабатывать хорошие деньги возможно. Например, упорством. Это срабатывает чаще всего тогда, когда человек занят любимым делом, а нынешняя молодёжь ни черта не знает, какому делу посвятить жизнь. В лучшем случае, она мечется от одного к другому, в худшем – просто бухает, восторгаясь доходами блогеров и ругая власть за происходящее вокруг. Все мои знакомые и друзья мечтают побывать за границей, но в единственный раз, когда выпадает такая возможность – в отпуск – они тратят все деньги на кредиты, шмотки, еду и остаются в городе. У безработных студентов и подавно нет такой возможности, особенно если их не подогревают родители. Вот и остаётся сидеть дома, смотреть ютуб, ходить по кальянным, в кино за сто рублей на первый ряд и на алкашные вписки.

Вариант с волонтёрством подходит только одержимым людям, готовым учить иностранный язык и делать всё возможное, чтобы свалить из страны, тратясь только на билет.

Но есть вариант, где тратиться не нужно даже на него. Не нужны деньги на жильё. Всё, что потребуется – это смелость, любопытство или отчаяние, а также внутренняя уверенность в том, что ты делаешь исключительно правильные вещи, жертвуя комфортом ради того, чтобы хоть каким-то способом увидеть мир.

Возможно, именно в этом и кроется причина решимости Сони покорять со мной Кавказ. Спустя год работы в офисе она поняла, что таким образом ей не светят странствия и новые впечатления.

Она грезила о путешествиях по Америке, Европе, любой другой стране и в какой-то момент просто притянула к себе мутанта, которому, в свою очередь, хотелось того же самого – найти любое более менее разумное существо, у которого присутствует пульс, и рвануть с ним куда подальше.

– Диман, я тебя, блять, ненавижу.

Она, как из-под палки, пошла на порог дома и приготовила кулак. С ненавистью взглянула на меня и ударила по одной двери, ранив сразу несколько. Пульс всё-таки не всегда гарантирует наличие сердца.

Глава третья.

Безделье – это игрушка дьявола.

© Кама Пуля

Военкомат – бесполезная, лживая и сгнившая до основания контора, работающая на побегушках у ещё более продажного министерства обороны, цель которого – создать в глазах простого населения образ сильной державы и высосать как можно больше денег из бюджета.

Эти слова с лёгкостью подтверждаются, если вы служили в современной армии. Все военные части нацелены на показушность перед начальством, которое, в свою очередь, заинтересовано в создании видимости работы перед вышестоящим руководством. Все деньги, выделяемые на ремонт, строительство и инвентаризацию распиливаются между генералами и их младшими шнырями.

[В октябре 2017 года в одной из показных частей МЧС построили новейшее здание с современными кубриками. Оно пустует до сих пор – там выявили смертельную трещину. Генерала, отвечающего за это, должны были снять с должности и посадить в тюрьму, но новостей по поводу дешевизны фундамента до сих пор не было ни в одном СМИ.

Солдатам, которые были вынуждены поселиться в холодный спортзал, угрожали и настоятельно рекомендовали умалчивать об этой истории. Есть по меньшей мере сотня очевидцев, которых из-за жадности людей с большими звёздами на плечах переселили в ужасные условия, но ни один из них, по понятным причинам, не пойдёт жаловаться в суд. Хотя бы потому, что это пустая трата времени и денег.

Подобных историй десятки по всей стране, и единственный талант, которым обладают люди, ответственные за них – это талант скрывать правду].

Если вы пришли в военкомат с намерением от него отвязаться, следует уяснить одну важную деталь: вам будут врать. Более того, если вы хотите служить, вам будут врать вдвойне: навешают лапшу на уши по поводу Питера, Москвы, Рязани, может быть, Калининграда, каких-то престижных войск с секретными допусками, которые предоставляются лишь особым бойцам; сагитируют на службу по контракту, где якобы предоставят возможность самостоятельно выбирать часть и получать хорошую ЗП, подготавливая почву для стабильного будущего.

Всё это – ложь. Срочников приобретают только покупатели и деньги, которые им дают в качестве взяток за тепличные условия. Если совсем недавно люди платили за то, чтобы в армию не идти, то сейчас обеспокоенные будущим своих сыновей папочки откладывают на мазу попасть в хорошую часть.

Но тем не менее, армия – это вынужденная необходимость для бедных с нулевыми социальными связями в сферах, влияющих на жизни людей. В 2018 нелегко найти человека, который хотел бы идти служить по своей воле, особенно если этот человек имеет хоть немного серого вещества в мозге, чтобы поразмыслить над ситуацией вокруг того отхожего места, откуда приходят его друзья и знакомые.

Сгущёнка, печенье, чифир, незаконно приобретённая шаурма через подкупного контрабаса, письма с воли, сообщения от девушки, шпионский сон в наряде, насик, последняя пачка сиг – всё это с десятикратным эффектом воспринимается там, и с ещё более сильным ощущается на дембеле. Даже унизительные шутки комбата со временем кажутся чем-то таким, без чего служба была бы не службой. Залётные косячники, ночное ОЗК, душевные разговоры под водочку… думая об этом, дембель испытывает тёплую ностальгию.

И если всё это подогревается общественным одобрением, мол, отслужил – мужик, то внушить себе полезность армии проще простого.

Ещё проще повестись на заморочки собственного эго, которое сильно оскорбится от одной только мысли, что в течение года вы убирали снег, загружали камазы с говяжьими тушами и лениво красили бордюры в то время, как некоторые из ваших друзей заработали на машину, отдохнули в Крыму и просто пребывали в цивилизации.

Но даже это не мешает всем людям, которые приходят из армии, говорить, что она бессмысленна, как то разлагающееся, хитрое и крысиное ведомство, которое из-за своей мерзкой политики опорочено настолько, что должно гордиться упоминанием первым словом в главе, где лишний раз вообще не хочется признавать факт существования всяких паразитов, обитающих за счёт издревле придуманных законов.

Если кто-то оправдывает необходимость срочной службы (в нынешнем её понимании) возможной угрозой извне – это то, что называют первобытным страхом, навязанным с целью затупить инстинкт к разумному мышлению. Тем более в 2018 году, когда людей, от природы питающих тягу к военному делу, должно хватить сполна для отражения атаки ближнего боя на какой-нибудь границе.

Но на самом ли деле нашей стране хватит контрактников для предотвращения событий, которыми нас так пугают? А как поведут себя профессиональные уборщики снега, когда придёт их черёд лезть под пули, чтобы не подпустить ВРАГА?

Слишком много вопросов и не так много ответов, которые не помешало бы дать нашим Главнокомандующим.

Но они никогда не скажут правду. Признать неэффективность срочной службы – это признать поражение. Она эффективна лишь для тех, кому помогает зарабатывать деньги. И людей, заинтересованных в её существовании намного больше, чем читателей, которые увидят этот текст.

Но даже если он будет прочитан большой аудиторией, силы её мысли хватит только в случае, если она подогреется огнём действий. Ждать действий – бессмысленная затея. Тем более после абзацев, где не было приведено достаточно живых примеров и аргументов.

Во времена, когда правда настолько очевидна, что,

находясь перед носом, унизительно неуловима, преподносить её на блюдечке читателю – это оскорбить его очевидностью, словно подметить какой-то пустяк, о котором он знает, но нечаянно позабыл.

Поэтому за меня примеры расскажут живые люди или самостоятельный опыт, перед которым, если вы на него пойдёте, я бы хотел сказать вот это:

Армия – это возможность научиться слать людей так, чтобы тебя за это уважали и не трогали. Там нельзя никому доверять, но выжить, положившись исключительно на себя, тоже не получится. Принудительно войдя в коллектив на долгое время, необходимо смириться со многими вещами и засунуть куда подальше свой протест. Сослуживцы – люди, от которых будет зависеть ваша жизнь, офицеры – те, кто может её испортить навсегда.

Я прогонял этот разговор с возможным читателем у себя

в голове, когда мы лежали в палатке на территории дома, в который стучалась Соня. На этот раз, под влиянием событий и страха остаться в грозу среди диких мест, она с отчаянным бесстрашием вела диалог с хозяином поместья и без труда получила вежливое согласие разбить кемпинг в его дворе.

– Фу, что за херня! – святил я фонариком под ноги, собирая каркас.

– Говяжья, – ржала она то ли от радости, что мы в безопасности, то ли от осознания того, что никаких диких кабанов тут нет. – Это мина, ты лошара.

Мои новые кроссовки, которые мы выбирали с ней перед поездкой, вляпались в дерьмо, разбросанное по всей долине, будто на пастбище. Я нервно вытер обувь об траву, собрал палатку, закинул туда вещи и улёгся на спину.

– Выкинь эту хуйню отсюда! – она показывала на спортивные, удобные и предназначенные для длительной ходьбы мои любимые кроссовки, порекомендованные когда-то ей самой. – Теперь их нужно сжечь.

– Как и тебя.

– Боже, как же я хочу домой в кроватку, а не вот это вот всё.

Я заверил, что мокрая улица – неподходящее место для того, чтобы оставлять там обувь, даже если она в навозе.

– Терпи. – Я достал из сумки нож. – Я не хочу бежать отсюда босиком. Кто сказал, что эти люди не захотят нас обезглавить, когда мы заснём?

Разумеется, я её пугал, хотя не отрицал того факта, что хозяин дома может оказаться каким-нибудь извращенцем, которому взбредёт в голову поиздеваться над телами туристов, вспоротых после того, как их усыпили газом, прыснутым в щёлочку палатки. Я прикидывал траекторию надреза стен на случай, если что-то приблизительно похожее на трубку упрётся в мою ногу, ведь после ситуации с гелендвагеном легкомысленно относиться к жизни не стоит. Никогда не знаешь, что на уме человека, который на первый взгляд показался добрым и порядочным. Он может улыбаться тебе в лицо, разговаривать на откровенные темы, а потом подкрасться в неожиданный момент и ударить в спину.

Я лежал с ножом в руке около часа, уставившись в потолок и, пока спала Соня, думал обо всём: о дальнейшем пути, об армии, о, в конце концов, той ситуации, в которую моя подруга, я был убеждён, не захочет возвращаться никогда. Подобного темпа она больше не выдержит и о других странах, которые мы планировали посетить, не может быть и речи. Её хватило бы только на автостоп с возможностью к кому-нибудь вписаться, но даже каучсёрфинг не позволял нам пробивать стопроцентные варианты во всех городах. Эффективность этой платформы снижается, когда путешественника два и среди них есть особь мужского пола. Поэтому нас опрокидывали с ночлегом в Кутаиси, в который мы не заехали, Владикавказе, в котором мы были проездом, и ещё нескольких городах, где пользователи данного сайта предпочитали максимум одного гостя – желательно девушку.

Но она была не одна и лежала сейчас на окраине Грузии в двухместной палатке, взятой у моего друга напрокат. Спальника в итоге оказалось у нас два, что было верным решением, предпринятым на ходу, а вместо подушек мы подкладывали рюкзаки. Соня могла спокойно дремать

в полный рост, в то время как мне приходилось сворачиваться калачиком или сгибать ноги, чтобы не продырявить скважину длинными шпалами. В таких поездках сойдёт недорогая палатка с двойным навесом, но при сильном дожде, как сейчас, вода скатится вниз и промочит днище. Для более низких температур и суровых условий лучше не экономить на снаряжении, но когда бюджет ограничен, соваться в жёсткий климат, например, в горы, не стоит.

От сильного грома Соня проснулась и чуть не напоролась на нож. Мы о чём-то поговорили пару минут, как вдруг у входа в палатку началось шуршание, будто кто-то безрукий пытался её открыть. «Они пришли за нами, – выкатил я. – Зажмурься и не дыши. Возможно, будут использовать слезогонку». Соня округлила спящие глаза насколько это возможно и изумлённо подставила ладонь ко рту. «Раню хотя бы одного и можно бежать».

Я не думал, что к нам пробираются бандиты, но понять, кому взбрело в голову лезть в палатку ночью в дождь, я не мог. Пожилому хозяину дома, пустившему нас за забор, давно уже полагалось спать. Можно было, конечно, прикинуть, что это такие же потерянные туристы, как и мы, которые шныряли по округе в поисках удобного места для ночлега, но… ни один здравомыслящий путешественник не станет будить другого среди ночи, если у него не случилась беда.

А что, если случилась? Вдруг дикие кабаны всё-таки

не больная фантазия, а реальность, настигшая каких-нибудь бедолаг с большими рюкзаками. Где у борова находится печень? Посчитают ли убийство дикого зверя самообороной или наложат штраф за внесезонную охоту… «Говорят, их мясо жестче, чем у свиньи».

Чьё? Кто говорит… Соня не врубалась в мой бред

и с ужасом смотрела в сторону, откуда исходили звуки. «Вспомни, чем я хотел тебя облить, если влюблюсь». Она молча перевела на меня взгляд, не моргая. «Обольёшь?». Я демонстративно покрутил ножом, всматриваясь в лезвие, и улыбнулся. «Только ту часть, которая не связана с характером».

– Хотите в дом?! – Палатка распахнулась. – Второй этаж полностью свободен! – Хозяин скорчил лицо и увидел в моей руке холодное оружие. – Что за вонь, чем вы тут занимались?

Мы уставились на него, как косячные школьники, которые после звонка смотрят на дверь и ждут разъярённого директора, но вместо этого заходит улыбчивый завхоз. «Здравствуйте? – вопрошающе вякнул я. – У нас тут душильня».

– Что? Извините, что не пригласил сразу. Услышал

сильный гром, подумал, вам тут страшно.

Мы собрали манатки и улеглись на большой кровати второго этажа. Не говоря ни слова, накрылись спальниками и вырубились, как младенцы в люльке, проспав до обеда.

Комбинировать местами интонацию – ещё одна фишка, которой мы пользовались наряду с «дайте деняк» и «остановите шоль». Если человек может определить тон вашего сообщения без знаков препинания – это ваш человек. Если правильно считывает фальшивую интонацию – это ваша судьба?

Малознакомые люди используют много смайлов и стараются не допускать грамматических ошибок в переписке. Они заменяют слова на стикеры, пытаются предугадать уместность гифки, которую кидают и исключают то, отчего бы вам захотелось прекратить беседу – во всяком случае, если им на вас не плевать.

Не поставил скобочку в конце – что у него вообще на уме? Он злится, думает или сидит с каменным лицом? Эти вопросы никогда не задаются людьми, с которыми вы близко общаетесь в реальности и возникают у тех, кто знаком с вами недостаточно хорошо.

Но есть вещи, врубиться в которые смогут далеко не все

ваши друзья. То, что филологи назвали бы «бессвязной трансформацией смысла», родилось у меня ещё со школы, когда мы общались с друзьями на секретные темы, используя подмену слов – но не смысла – как шифровальную особенность.

Ставить знак вопроса там, где он не нужен и забывать о нём везде, где он требуется – вершина моего интеллектуального общения, а замена привычных слов на выдуманные – его пик.

Когда человек сталкивается с этим вычурным сленгом, его охватывает смущение и даже отвращение. «Душильня»? Что это такое? Но ответить на этот вопрос я не смог бы ни ночью, ни сейчас. Фишка в энергии и подаче, а не в последовательности букв, порядок которых в обычных словах расставили когда-то до нас.

Всё это стало таким, какое оно есть на данный момент из-за работы с текстом. За год с небольшим я написал около девятисот тысяч знаков и понял, что писатели обречены на эксперименты. Именно поэтому создаются новые мыслеформы, придумываются собственные слова, коверкается повествование – всё это следствие скуки, появляющейся у любого нормального человека, которого рано или поздно воротит от однообразия. Так и у музыкантов-авангардистов, дизайнеров, художников – если вы видите каракули, это не значит, что автор не может рисовать. Просто сам факт стандартного рисунка его выворачивает изнутри.

Ну три, ну максимум четыре года он поработает таким темпом и либо уйдёт в другое дело, либо подружится с экспериментами, не обязательно их публикуя.

Ликуя и вопя, Соня бежала по берегу Чёрного моря,

снимая сториз в инстаграм и свою одежду. Мы, наконец, добрались до места, до которого с точным намерением и собирались доехать – до огромного куска воды. Оно оправдывало своё название и действительно было чёрным от сильного ночного ветра, продолжавшего дуть и сейчас. Вихрь мутил воду и швырял на берег весь мусор, очищая море от грязи. Пробыв на пляже до вечера, мы вернулись назад в дом, где переночевали ещё ночь и на утро отправились южнее, в столицу Аджарии, портовой городок Батуми.

Для туристического бизнеса Грузии этот город является важным, как Тбилиси. В нём почти всё состоит из ресторанов, отелей, хостелов и различных развлечений.

Батуми – это центральная жила, из которой стекаются деньги в бюджет страны.

Когда мы вышли из маршрутки, взятой для нас хозяином дома, то обнаружили вокруг себя толпы стервятников, верещавших нам вслед: «Всего 30 лари за ночь…», «Молодые люди, такси до Трабзона», «Не хотите поразвлечься?». Спугивать автостопную удачу рейсовым передвижением мы не хотели, но пожилой дядька, с которым мы успели подружиться, настоял на том, что его гости должны добраться в следующую точку в целости и сохранности. Минувшей ночью мы легли поздно, потому что долго катались на аттракционах в местном парке, подвязы в котором были у нашего нового друга, Ромео. Он без всякой оплаты предоставлял нам доступ к самым головокружительным штукам, которые мы могли отыскать в том месте и, кажется, получал от этого большее удовольствие, чем мы сами.

И вот сейчас мы шли по оживлённой улице Батуми среди тысяч туристов и понимали, что нынешнюю ночь нам предстоит провести на улице – каучсёрфер слился при загадочных обстоятельствах, включив режим крысы. Это ещё один минус данной платформы, ведь вы не знаете, с кем заключаете сделку. Точно так же людей кидают с blablacar, когда попадаются безответственные водители.

– Не хочу снова лезть в эту чёртову палатку, – надув губы, жаловалась Соня. – Давай снимем апартаменты.

Я взял камеру и сфотографировал дорогущий отель.

– Вот, – демонстрировал я ей. – Снял.

– Щас просто обоссусь от смеха.

Вблизи центрального пляжа и бухты с пришвартованными катерами находилась огромная зелёная зона с несколькими деревьями, под которыми, пригвоздившись, располагались палатки. Увидев это, мы сразу поняли, где проведём эту ночь. Но сейчас нам требовалась еда и силы, чтобы тащить на себе двадцатикилограммовые рюкзаки, – а также впечатления от города и, разумеется, вай фай, который, в отличие от Тбилиси, на улицах отсутствовал, либо был запаролен.

Если когда-нибудь соберётесь в Грузию, не торопитесь с покупкой местной сим-карты. Для выхода в интернет вам подойдут общепиты и забегаловки, а в столице и вовсе существует бесплатная сеть «Tbilisi Loves You». Для выхода в интернет где-нибудь на трассе подойдёт местная симка, но никак не туристические тарифы наших операторов, которые будут сосать из вас по 500 рублей в сутки.

В ресторане мы заказали грибной суп. Пюрированный. Это целая традиция, которая преследует нас с Волжского. Самый вкусный из них попался у площади Свободы в одной кафешке, где нам встретилась девушка с фейс-контроля Bassiani – значимого для мировой техно-сцены клуба. Наряду с берлинским Berghain он входит в тот небольшой список мест, репутация которых заставляет с щенячьим трепетом дрожать многих диджеев, расценивающих сет в таком месте как признание, после которого можно бросать карьеру, но, как правило, по уши влюблёнными в музыку людьми шанс сыграть в бассиани истолковывается, как дополнительный стимул развиваться. Мы шли туда затем, чтобы воочию посмотреть на уровень организации и диджеинга. Не пожалели 20 лари* и как раз таки на входе столкнулись с девушкой, которая ощупывала Соню на наличие динамита. «За Русь на танцполе взорвусь?». На следующий день она, уже подрабатывая официанткой, разрешила нам оставить в кафе рюкзаки на пару часов,

а потом разглядывала обложку моей книги, которую я ей вручил, предварительно предупредив о её безумности, ибо она писалась для друзей.

И вот сейчас, вспоминая все эти моменты, связанные

с грибными супами, мы наворачивали здешний, Батумский, показавшийся нам не таким отвратным, как в Нальчике – городе, который зацепил нас не супом, а человеком, проводившим с нами время. Он работал на местном радио и держал единственный в России лейбл традиционной кавказской музыки. Имея большой запас фольклорного материала, он катался по стране с историями, связанными с лейблом, участвовал в международных фестивалях и дружил с одним французским режиссёром, на лекцию которого в рамках Red Bull Music Festival сбежалась вся творческая столичная элита. В дни нашей встречи он готовил выпуск футболок совместно с крупным брендом, угощал нас традиционными пирогами, с виду напоминающими блины, и разделял со мной анти-мусорское настроение за ночным столом под открытым кабардино-балкарским небом. «Они в наглую изъяли оборудование. – Козлы. – Никогда не верь ментам». Он рассказывал, как в Нальчике легко попасть в поле зрения спецслужб, просто зайдя в мечеть с бородой или проведя мероприятие. «У нас нет концертов».

Копов в Грузии очень мало, но когда их встречаешь, то вместо опасности тебя одолевает чувство спокойствия, в отличие от нашей страны, где образ мента ассоциируется с проблемами, нервотрёпкой и с ожиданием какого-то подвоха. Грузинские полицейские осознают, что они слуги народа, обязанные работать на благо страны, наши, в большей их степени, осознают только свою власть.

Приятель моего друга рассказывал, как он пытался застопить автомобиль около 20 минут. По меркам Грузии – это очень долго. Он стоял с вытянутой рукой и провожал взглядом проезжающие машины, как вдруг увидел рядом с собой наряд полиции.

Только что приехав из России и не зная ничего о Грузии, он подумал, что сейчас его будут прессовать, и опустил руку, медленно уходя в сторону. На трассе в этот момент не было никого, поэтому его охватила паника и чувство паранойи, которое возникает при страхе обнаружить в своём кармане пакетик с запрещённым веществом, тебе не принадлежащий. «Ну всё, – размышлял он. – Сейчас затолкают в форд, кинут в участок, отберут деньги, побьют, подкинут наркотики. Я никто в чужой стране, они же могут сделать со мной, что захотят…»

Вместо этого они поинтересовались, долго ли он пытается выловить попутку. «20 минут?! – с грузинским акцентом возмущался полицейский. – Нехорошо». У любых сотрудников внутренних органов имеется своя территория, за которую они отвечают. Остальная земля – вне их юрисдикции. Поэтому они вежливо настояли на том, чтобы бедолага, который жарился под палящим солнцем треть часа, согласился на просьбу подвезти его до места, где кончается зона их патрулирования, чтобы там они вызвали следующий наряд. Таким образом знакомый моего друга поменял три полицейские машины, которые связывались между собой по рации, чтобы договориться о помощи гостю на своём участке трассы.