Москва-Нева

– Даша!

Глубоко вдохнула, поправила воротник-стойку яркого цветастого пиджака и, упорно делая вид, что не замечаю мужчину, гордой сапой хотела пройти во двор к лестнице, но меня схватили за локоть. Не больно, скорее, ощутимо неприятно. Изо всех сил стараясь держать себя в руках, чтобы не вцепиться Филу прямо в лицо длинными ногтями с дорогим маникюром, я холодным и брезгливым тоном потребовала, чтобы мужчина меня отпустил:

– Что тебе нужно, Ромашин?

– Поговорить.

– Я вчера все сказала, – твердо напомнила я, не желая идти на уступки, тем более этому человеку. – И ясно дала тебе понять, чтобы не приближался ко мне.

– Я виноват перед тобой, Даш! Очень виноват! – Фил загородил собой проход и умоляюще посмотрел на меня. – Позволь мне объясниться!

Филипп дал понять, что просто так он от меня не отстанет, и мне ничего не оставалось, кроме как зайти с ним в кофейню, грубо предупредив:

– Только быстро, у меня очень много работы.

Фил по-джентельменски придвинул мне стул и, слегка расслабив галстук, неуклюже приземлился напротив. Его неловкость напрямую говорила о том, что мужчина растерян и не знает, как себя вести рядом со мной. Ну, не я затеяла этот разговор, поэтому молча и выжидающе посмотрела на него, мол, вещай, что хотел, проявляй инициативу. Все равно верить ни одному твоему слову я не собираюсь.

– Ты уехала тогда… никто не знал, где ты и как ты… я спрашивал, искал тебя… – слишком рвано, слишком дергано заговорил мужчина. Неужели и впрямь волнуется? Искал он меня, видите ли… после того, как сломал мне жизнь и предал друга, он меня искал…

И, конечно же, не нашел.

Я ухмыльнулась. На то и было рассчитано. Никому из питерских знакомых я не рассказала, куда переехала. А зачем…? Все эти люди так или иначе знали о тех непростых отношениях, которые случились между мной и Максимом. Кто-то поверил Филу и считал меня изменщицей, а кто-то, наоборот, жалел меня и хотел помочь. А мне их помощь была ножом по горлу.

А Фил все рассказывал, с каким усердием искал меня, поименно называл всех тех людей, у которых безрезультатно пытался выведать хоть малую толику информации обо мне и моей дальнейшей судьбе.

– Даша, я – урод, я во всем виноват… не знаю, о чем думал тогда, но на тебя смотрел и с ума сходил. Тобой хотел обладать, а ты Макса выбрала… Ему ты была не нужна. Он не вспомнил о тебе даже тогда, когда мы с ним снова дружить начали. Знаешь, если бы он хотя бы раз упомянул твое имя – я бы во всем признался. А он о тебе – ни слова…

Надо же… дружить они снова начали… после всего, что произошло…

Меня разрывало от горького чувства давно уже выплаканной обиды. Как же – мне жизнь сломали, выкинули меня, будто тряпку старую, а сами вновь подружились, будто бы ничего и не было… Подлое, низкое предательство. Хуже представить невозможно.

А вслух безучастно заявила:

– Мне плевать. И на Макса, и на тебя. Если это все, что ты хотел сказать, то я пойду.

Останавливать меня Фил не стал.

Америку своим признанием он мне не открыл, я и так знала, что Макс обо мне забыл еще тогда, когда я пыталась ему о беременности рассказать. Ну, а то, что они с Филом помирились… этого следовало ожидать, как-никак, друзья детства. Первым делом – дружба, а девочки потом… Так, кажется, в песне поется.

После всего, что произошло за последние сутки, у меня появилось непонятное, но жгучее желание прогулять рабочий день. Бросить все, и на метро – до Китай-города, а там по чистой, старой Варварке в компании с Пятой симфонией Бетховена в сторону «Зарядья». По самой купеческой улице из всех купеческих. Даже современная атрибутика городской жизни не мешает почувствовать историческую духовность старого времени в этом месте города. Тихая, спокойная, немного неряшливая улочка, которая прячется за многолюдной Красной площадью. Там каждый камешек на брусчатке – фрагмент истории, в каждом храме и в каждой палате – обрывки прошлой жизни. Прогулки навроде такой приводят мысли в порядок на раз-два, и в любой другой день я, не моргнув глазом, взяла бы отгул. Но на сегодняшний день гораздо актуальнее предстоящий тендер, поэтому мне пришлось все свои романтизированные порывы засунуть в дальний ящик своих желаний и подняться в офис.

Вот только сосредоточиться на рабочих моментах все равно никак не получалось. Цифры перед глазами расплывались, не давая мне возможности вычислить финансовые результаты. Да к тому же внутренний карман пиджака начал невообразимо жечь кожу даже через ткань. Так бывает иногда, когда ты еще не понимаешь, что тебе нужно, а подсознание уже выдает готовый ответ. В кармане лежал дизайнерский кошелек, который недавно подарила мне Танюша, а в нем, в маленьком потайном кармашке, вдали от чужих глаз, спрятана черно-белая фотография – старая, затертая чуть ли не до дыр, на которой изображена счастливая пара. Молодая девушка вцепилась в парня со спины, а тот поддерживает ее и смеется. Тогда еще Максим мне верил, а я его любила. Любила… Да кого я обманываю…? Я ведь до сих пор его люблю, иначе почему так трепетно храню старое фото? Фотографом-любителем в тот раз выступил Фил и сделал нам с Максом мини-фотосессию. Снимки получились живые, красочные, и я расставила их в каждом углу нашей квартиры. Теперь осталось только одно фото, так до смешного трепетно напоминающее о прошлом. Интересно, мог ли тогда догадываться Фил, глядя на довольных и счастливо улыбающихся в камеру друзей, о том, что эту фотографию я буду благоговейно целовать губами, обводить контур дрожащими пальцами и заливать цветной глянец солеными слезами? Догадывался ли Фил, щелкая затвором, что через некоторое количество лет, глядя на снятое им изображение, я буду мысленно ругать Макса всеми известными словами и спрашивать, почему он мне не поверил? А иногда я просто рассказываю о некоторых событиях нашей с Ванькой жизни. О том, что мы в Измайлово переехали. О том, что Ваню за «Локомотив» играть позвали. Что мне удалось устроиться на престижную работу. И что сам Макс мне снился и – какой кошмар! – был лысым как коленка.

Конечно, ничего подобного в голову Фила тогда не приходило. Скорее всего, он уже составлял план, как разлучить меня с Максом.

– Дарья Александровна, что там с результатами? – напомнила моя помощница, вытаскивая меня из мира воспоминаний и грез.

Олечка – простоватая рыжеволосая девушка с веснушками, по возрасту ненамного старше моего сына. Еще вчера она была студенткой, а сейчас работает в крупной компании. Опыта, разумеется, нет, зато есть папаша, один из акционеров нашей фирмы. За оплошность уволить я ее не смогу, даже ругать не хочется, дабы не провоцировать конфликт с руководством. Да и не косячит Олечка, старается.

– Сейчас сделаю, – и, из последних сил взяв себя в руки, все же смогла переключиться на работу. К черту все и всех. Что было в прошлом, пусть там и остается. А вот если мы возьмем тендер, то на премию я смогу купить хороший подарок на свадьбу сына. Тур для молодых в Европу. Я разговаривала с Таней, и знаю, что для нее эмоциональные впечатления гораздо важнее материальных ценностей. А жить новоиспеченные супруги смогут и у меня, пока не обзаведутся собственным жильем. Почему бы нет…? Условия позволяют, да и общение у нас позитивное. И даже Фил его не испортит – Танюша не виновата, что у нее такой сволочной отец. Только бы встречи с ним поставить на минимум, а то вон как получается – уже у работы поджидает.

Справившись в конце концов со сложнейшим отчетом, выставив цифры в необходимом порядке, так, что ни один налоговик не подкопается, я позвонила сыну. Хотела узнать, как там Танюша.

– Не знаю я, – ответил как отрезал Ваня. – Я ее еще не видел.

– Поговори с ней, сынок, она ни в чем не виновата…

– Я сам знаю, что мне делать! – сын никогда не разговаривал со мной на повышенных тонах, но тут, видимо, сказались переживания о нашем вчерашнем разговоре.

Сказать, что Ване не хватало мужского воспитания в детстве – нельзя, потому что в футбольном клубе его научили быть сильным и смелым, соблюдать дисциплину, уважать окружающих людей. Однако же ни один тренер не заменит отца, и я это всегда понимала. Вкладывала в сына всю свою любовь, заботу, нежность, а он с каждым годом показывал свое мальчишеское упрямство. Хотел доказать, что он вырос и уже достаточно взрослый, чтобы с ним нянчиться. А я и не нянчилась, всегда старалась быть с ним на равных. Мне кажется, это самый верный подход в воспитании. С детьми нужно говорить. Какой толк в том, что я ему запрещу снимать шапку на улице при морозе? Все равно ведь снимет.

Так и сейчас. Зачем мне доказывать неповинность Танюши, если Ваня где-то у себя в голове уже решил, когда встретится со своей невестой и что именно ей скажет. Мысленно взмолилась, чтобы только глупостей сгоряча не наделал. Он может, да. Характером в отца пошел – такой же взрывной. Живет эмоциями, которые не поддаются никакой логике.

Иван действительно не мог усидеть на месте. Признание матери выбило его из колеи, да так, что он всю ночь уснуть не мог. А ведь за нарушение режима тренер его по головке не погладит. Боряныч скальпельным взглядом высматривает на тренировках тех парней, которые не высыпались или срывали спортивный режим. И хоть Иван злостным нарушителем никогда не был, в этот раз он точно получит нагоняй.

Да, и к черту! Для него в данный момент важнее дела появились. Нужно решить, что делать дальше. Точнее, как сделать так, чтобы обелить честь матери. Для Ивана это имело гораздо большее значение, нежели намечающийся с динамиками матч и даже чем предстоящая свадьба. Приоритеты поменялись настолько резко, что парень растерялся.

Мама для Ивана всегда была идеалом женщины. Он был готов молиться на нее как на икону, потому что она жертвовала всем ради его блага. Хотя парень эту прописную истину начал понимать далеко не сразу. Он с детства рос агрессивным, озлобленным, жестоким ребенком. В школе часто дрался с одноклассниками, потом – и со старшеклассниками. И мама, чтобы куда-то деть негативную энергию любимого ребенка – отдала его в спорт. И с того времени все конфликты, все споры и весь негатив в целом отошли на второй план. Иван тренировался, и ему это нравилось. На поле он чувствовал эйфорию, свободу и счастье. И адреналин. Именно адреналин сейчас не давал парню покоя, принуждая к активным действиям.

На телефонном дисплее высветилось имя Тани. Она уже раз сто ему позвонила и столько же смс-ок написала. А Иван ни одну из них не прочитал. Не готов он с ней еще разговаривать. Ему время нужно, чтобы понять, как теперь общаться с любимой девушкой. Потому что ее отца после вчерашних откровений матери парень планировал уничтожить. Правда, пока не знал как, но уже пытался вычислить слабые стороны Филиппа Константиновича.

Предательство матери Иван никому не оставит безнаказанным. И то, что он сам рос без отца – тоже. Парень никогда не рассказывал, насколько ему не хватало мужского воспитания, мужского совета, поддержки. Некому было рассказать о своих сомнениях, некому было испытать за него настоящую отцовскую гордость. А мать – это другое. Ее любовь безгранична, слепа, ей ничего не нужно доказывать, достаточно тепло улыбнуться. Мать воспринимает успех как нечто ожидаемое, для нее он был лучшим независимо от результатов. А так хочется услышать грубое мужское: «Молодец, сын! Горжусь!»

Иван все свое детство был лишен полноценной семьи, и теперь его невидимый враг материализовался в достаточно реальные фигуры из плоти и крови. Отец его будущей жены и собственный отец, который когда-то отказался от беременной им матери.

– Ох, Дашка, неспроста судьба тебя с твоим прошлым лбами столкнула, – заявила на выходных мне Оксана, оплачивая прокат двух велосипедов. Мы с ней частенько крутим педали в Сокольниках. Яркие аттракционы и высокие фонтаны здесь нашли лучшее единение с природой, которое только можно представить. Красивые аллеи по мере удаления от центра становятся все более дикими, и от этого отдаленные участки парка напоминают настоящий лес. Кататься на велосипедах здесь одно удовольствие.

– Боязно мне, Ксан, – честно призналась я, принимая у прокатчика транспорт. – Очень боязно. И не так за себя, как за Ваньку. Ты же знаешь его характер, – подруга понимающе кивнула. – Как бы дров не наломал…

– Ну, он у тебя уже взрослый мальчик. Если и наломает дров, то отвечать будет сам. Другое дело, что предпримешь сейчас ТЫ? Все-таки бывшая любовь может нарисоваться на пороге.

Я обреченно посмотрела на Оксанку и села на велик. За неспешными покатушками мы делимся друг с другом самым важным и сокровенным, о чем больше никому не рассказываем. В том числе и о моих неостывших чувствах к Максиму, которые невозможно утаить от лучшей подруги.

– Глупости, – отмахнулась я. – Фил не такой дурак, чтобы все рассказывать Максу. Ведь тогда вся его многолетняя ложь вскроется.

– Дело не в Филе, а в Ваньке. Зная крутой норов твоего сына, могу предположить, что теперь он захочет найти своего несостоявшегося папашу.

Как не прискорбно признавать, но Ксана права. Как истинной внучке деда-шахматиста, ей не составляет труда просчитать ситуацию на несколько ходов вперед. Да, Ваня будет искать Максима. И найдет, потому что сейчас у него для этого есть все возможности. И почему я не подумала об этом перед тем, как рассказать сыну правду?

Ну, произойдет долгожданная встреча на Эльбе… Кому от этого станет лучше? Максиму точно нет – внебрачный, да к тому же совершеннолетний ребенок ему станет комом в горле. По итогу Ваня разочаруется в собственном отце, а я буду страдать вместе сыном. Все в проигрыше.

– Зато ты полностью реабилитируешься в глазах своего бывшего, – с намеком произнесла Ксана, затем замолчала, справляясь с навигацией двухколесного транспорта, и продолжила свою мысль: – Он будет чувствовать за собой непомерную вину, что когда-то отказался от тебя и ребенка. А чувство вины, знаешь ли, на разные поступки толкает.

– Ты о чем? – я в упор не понимала, к чему подруга ведет.

– О том, дорогая моя Дашенька, что у тебя появится отличная возможность вернуть себе Максима. Ты ведь этого хочешь?

Хитрый голос Ксаны дал мне понять, что она меня насквозь видит. И ничего-то от нее не утаишь! Вот только я давно положила свою любовь на алтарь спокойствия в жизни своего ребенка. Я не хочу, чтобы Ванюшка разочаровался так же, как когда-то разочаровалась я. Это нестерпимо тяжело, и даже время, которое смогло притупить боль, не вылечивает до конца.

– Не хочу я этого, – буркнула себе под нос и остановилась у деревянного ларька рядом с памятником Мойдодыру. У меня в привычке пить кофе на природе, и Ксана поддержала мой порыв. Но когда мы присели на скамеечку, чтобы насладиться бодрящим напитком, все же продолжила дожимать меня:

– Дашка, я знаю тебя лет десять, и за это время ты ни разу не ходила на свидания.

– А… – я хотела было возразить, напомнив парочку неудавшихся встреч с мужчинами, но подруга закрыла мне рот ладонью:

– А те деловые ужины не в счет. Потому что дальше, чем прощание у подъезда, у тебя так дело и не зашло. Почему?

И так невинно пожала плечами, будто действительно не знала ответа или сомневалась в своих предположениях.

– Потому что у меня много работы. Ты же знаешь, какую ответственную должность я занимаю! – саркастический смех Ксаны разрушил песочным замком мои слабые попытки оправдаться. Несмотря на то, что Оксанка работает врачом-стоматологом и имеет кучу сертификатов, ей бы больше подошла профессия психолога. Задатки мозгоправа в ней никогда не дремлют. В принципе, благодаря этому мы с ней и познакомились. Я до трясучки боюсь дантистов и целую неделю мучалась от нестерпимой боли, а когда все-таки решилась отдать свой зуб в руки профессионала – Ксана своими разговорами отвлекла меня на раз-два. Я даже пискнуть не успела, как она поставила мне пломбу и тут же предложила сходить в кино на премьеру качественной комедии. «Родственную душу в тебе тогда почувствовала», – как-то призналась мне Оксана.

Но сейчас ее внутренний психолог говорит совсем не то, что я хотела бы услышать.

– Да нет, дорогая моя, ты всех мужиков от себя поганой метлой прогоняешь по собственному желанию. И работа твоя здесь совершенно ни при чем.

Я отмахнулась, показывая нежелание продолжать эту тему. Ксанка выполнила мою немую просьбу, но все же последнее слово оставила за собой.

–Что-то мне подсказывает, что это только начало…

Идти к Филиппу Константиновичу на мужской разговор Ваня не стал. Иначе морду будущему тестю начистил бы от души.

– Да-а, Ваныч, – удивленно присвистнул его лучший друг Артем, выслушав всю историю до конца. Парни встретились утром возле универа. Футбол футболом, а об учебе тоже думать надо. Правда, большую часть студентов вуза составляют спортсмены, к которым преподы относятся лояльно и закрывают глаза на частые прогулы. – Тут думать надо…

– Руки так и чешутся зубы ему пересчитать, – признался Ваня. – Это же он во всем виноват!

– А Таньке ты уже сообщил? – подразумевающий вопрос.

– Пока нет, – при звуке имени любимой он почувствовал укол совести. – Папенька ей наверняка уже другую историю рассказал.

Но додумать о том, какую же историю рассказал дочери Филипп Константинович, Ваня не успел, потому что к нему навстречу уже бежала сама Таня. Ее длинные волосы, которые она сегодня распустила, темной фатой развивались по спине.

– Ванечка, ты как себя чувствуешь? Ты в порядке?

– В полном, – признался тот в растерянности. – Ты почему не на паре?

– Тебя хотела увидеть… – дрогнувшим голос призналась девушка, а потом поджала губки и уверенно перешла в атаку. – Ты не отвечаешь на звонки! Я уже не знаю, что и думать!

– А твой отец тебе ничего не сказал? – девушка так переживала, что не заметила глумливого тона в голосе любимого.

– Папа? Нет, ничего… А должен?

Темка понимающе кивнул и, разведя руками, мол, он не у дел, ретировался на пару. Друг до этого был на сборах в Италии и пропустил несколько важных тем, которые к зачету необходимо бы наверстать.

Ваня же обнял девушку и попытался в уме подобрать правильные слова. Ему не терпелось все ей объяснить, чтобы она знала, каким уродом и предателем является ее отец, но почувствовал на своих щеках легкие, почти невесомые, поцелуи, которые подействовали на него как успокоительное, и решил не спешить с признаниями. Он пока еще не все обдумал как следует.

Таня, хоть и чувствовала некоторую недосказанность от любимого, все же не стала на него давить и расспрашивать. Решила, что раз уж Ваня ее не оттолкнул и не прогнал – значит, все в порядке и беспокоится не о чем. Она жила в каком-то своем, иллюзорном мире, где все окружающие ее люди источали вплоть доброту и душевность, в мире, где нет места жестокости. Именно поэтому Ваня и выбрал ее – свою полную противоположность. Черное-белое, сильное-слабое, ин-янь…

Он ее впервые на сцене универа увидел. Таня тогда в кружке студенческой самодеятельности участвовала. Песню пела, романс какой-то на стихи Анны Ахматовой. Надо же, он даже имя поэтессы запомнил! Кстати, любимой поэтессы Тани. Красивой, милой девушки в розовом платье и с длиннющей косой. Ваня тогда еще удивился – это ж сколько терпения у этой девчонки, что такие волосы отрастила!

А потом убедился, что терпения этого достаточно и для того, что выдерживать его взрывной характер. Тем более что в присутствии любимой девушки его будто подменяли. Иван становился спокойным, даже мирным, и вместо того, чтобы по привычке решать проблему дракой или криками, учился разговаривать со своими оппонентами.

– Я люблю тебя, – призналась Танюша и посмотрела на него своими голубыми глазами, в которых столько чувственности было, что аж мурашки по спине побежали. Но тут парень подумал о ее отце, и ладони непроизвольно в кулаки сжались.

– Как насчет того, чтобы прогулять пары? – предложил Иван и после согласного кивка невесты взял ее за руку и повел к выходу. Мама в это время на работе, а значит, время до вечера полностью в их распоряжении. Можно заняться чем-то гораздо более приятным, чем сидеть на скучных парах.

Хрупкая девочка в постели такая же нежная и ласковая, как кошка. До того, как поступить на юридический, Таня десять лет гимнастикой занималась. И перед Ваней она изгибалась так, что он постоянно боялся ее сломать. Красивая… волосы по подушке раскинула. Вот только в этот раз с парнем происходило что-то непонятное. Девушка уже устала от стонов, кончая с ним раз за разом, а вот сам Иван не смог… впервые в жизни. Смотрел на нее и отца ее видел. У него тоже такие же голубые глаза… только не небесные, а ледяные, холодные… лживые. Желание сразу же пропадало.

– Ты чего…? – недоуменно спросила Таня, когда парень, так и не завершив начатое, устало откинулся на кровати.

– Ничего! – огрызнулся он, и в этот раз девушка отчетливо услышала злость в его голосе.

Обиделась. Конечно, обиделась – Ваня на нее никогда не кричал, наоборот, она считала его своим защитником. В любой ситуации он принимал ее сторону и защищал ее точку зрения. «Мой верный ангел-хранитель» – так она его всегда называла, а сейчас впервые увидела его полную противоположность.

– Прости, – обнял девушку Ваня. – Тренировка тяжелая была, – задумался и решил рискнуть. – Скажи, а ты знаешь Максима Шолохова?

И напрягся в ожидании ответа. Если Таня с ним не знакома, значит, нужно искать иные пути к нужному адресату – мама-то точно ничего о местонахождении отца не знает. А если и знает, то все равно не скажет. Да и не готов пока Иван посвящать мать в свои планы, а она наверняка неудобные вопросы задавать начнет.

Но его надежды оправдались.

– Дядю Макса? Знаю, конечно! Это друг отца из Питера! – и хлопнула ладошкой по постели. – А почему ты спрашиваешь?

– Да так… Темыч попросил узнать о нем. Это его… дальний родственник.

Солгал. Он впервые солгал Тане. И это оказалось очень неприятно, потому что для Танюши он находился на самой высокой ступени доверия. Обманывая того, кто тебе верит, значит предать его. Но Иван посчитал, что для Танюшиного блага лучше ей не знать сейчас всю правду. Всему свое время. Потом, потом он ей во всем покается.

– Родственник? – Таня удивилась, но углубляться в семейное древо Артема не стала. – Дядя Макс – хороший мужик. Мне на каждый праздник подарки дарит. Вот, – показала она замысловатый золотой браслет на тонком запястье. – Это его презент. От Тиффани.

– А семья у него есть? – Ваня продолжал ощупывать почву, испытывая чувства противоречия после каждого ответа об отце. Настолько, что хотел сорваться и стартануть в Питер, чтобы самому воочию увидеть того человека, о котором он расспрашивал.

– Насколько я знаю, он развелся несколько лет назад. Дочка есть, ей лет пять сейчас.

Дочка… надо же… оказывается, у Вани есть младшая сестра, которую он уже заведомо ненавидит.

– А почему развелся?

– Я точно не в курсе. Но если нужно, узнаю, – и глаза сощурила, рассматривая лицо будущего мужа. – Вы с ним, кстати, чем-то похожи, – и тут же тему перевела. – Артем хочет с ним встретиться?

– О да… – согласно закивал Ваня, рисуя в голове картинки предстоящей встречи. – Еще как хочет!

– Тогда пусть едет в Питер. Дядя Макс Москву ненавидит и редко сюда приезжает. Чаще мы к нему.

– Напишешь адрес?

Таня согласно кивнула.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Александр Устинов описал историю Питера буквально в трех предложениях:

«Русский царь зашел на шведскую землю, подвинул всех и сказал:

– Здесь будет город.

И пригласил его строить англичан и французов…»

Санкт-Петербург буквально считается центром слияние многих культур, и поэтому он такой странный, прекрасный и тяжелый одновременно. Кажется, именно этими словами чаще всего описывают Северную столицу приезжие.

Здесь нет сонного состояния провинциальных городов, в одном из которых я родился, но нет и московской суеты и торопливости. Именно здесь, в Питере, находится та самая золотая середина, которую все ищут. В этом уникальном по своей культуре городе вместо ярморочных потешек про Петрушку – черный английский юмор на примере всем известного маленького мальчика, нашедшего пулемет, вместо древнерусской хандры – утонченный сплин, про который поет одноименная группа Александра Васильева. И для меня это не прошло даром. Во мне нет того простецкого отношения к жизни, которым до мозга костей пропитаны мои провинциальные родители. Им вполне хватает того, что они уже имеют. Отец всю жизнь проработал в колхозе, мама – поваром в школьной столовой. Я же постоянно пытаюсь прыгнуть выше головы. Бизнес начал вопреки запретам и недоверию, и со временем мое дело стало сверхприбыльной империей. Плакаты с нашей рекламой на каждом углу города развешаны, а филиалы по всей стране открыты – от Калининграда до Камчатки. Не знаю, смог бы я всего этого добиться, если бы остался жить в родном городке? Скорее всего, нет. Так и остался бы на прежнем уровне. Максимум, на что мог бы рассчитывать – это собственная чебуречная в углу улицы, но никак не сеть торговых фирм. Всем, чего я достиг, всеми своими планами и амбициями – я обязан Петербургу.