скачать книгу бесплатно
6666666.
***
– Мне нужно, чтобы он умер.
Молодая девушка, по виду и не скажешь. Однако вот все доказательства.
Фотография, адрес, клок волос и личная вещь. И даже расписка, написанная кровью. Самое страшное, что эта девушка на самом деле будет мне благодарна. Она молиться будет за меня, если я избавлю её от этого подонка. Она ноги мне будет целовать. Но убийство – против правил…
– Извините, – говорю я. – Но я не могу.
Она всё понимает. Она собирает со стола все предметы и уходит в гости к менее щепетильным.
Просто она не видела, что такое Ад.
Аутизм
– А ты уверен, что нужно идти налево?
– Не издевайся! Сам пишу игры, сам в них и играю. Налево – здесь!
Красный шарик словил бонус и стал синего цвета. Теперь какое-то время он будет незаметным для «врагов», таких же синих и круглых.
– Ты когда закончишь-то?
– Да хоть сейчас! – Я нажал на «паузу». – А что?
– Да я там у себя порнуху новую закачал. Пиво опять-таки…
– Какое, на фиг, пиво? Какая порнуха? Пиво, небось, из реактивов? – Я опять нажал на «паузу», и шарик резво покатился по зелёному полю к переходу на другой уровень. – Ты бы лучше весь намеченный ряд опытов провёл. Тебе за что деньги платят?
– Да вот за то мне, наверное, платят, что я тебя пинаю, чтобы ты мои расклады математикой проверял. Не дождёшься от тебя этого. Вась! Заканчивай! Я уже вторую неделю наблюдаю за этим, блин, аркадромом. Тебе где зарплату платят?
Да что он мне удовольствие портит!
– Пётр Глебович! Зарплату мне платят здесь. Только осталось мне всего два месяца, и после этого меня тут не будет. Меня достала эта Сибирь, меня достала эта база, меня достал этот завод! И вообще, я на игрушках в этом месяце уже больше заработал, чем мне тут зарплату начислили.
– Значит, всё-таки сваливаешь? – Пётр пододвинул свободный стул и присел рядом. – А как же наша Нобелевская премия?
– Да пошла она!
Шарик опять стал красным, но успел поймать очередной бонус и теперь был в защитном поле. Синие налетели со всех сторон и, толкаясь, не давали пройти к воротам. Придётся бомбу потратить.
– Мне конкретно за тридцать, да и тебе тоже. У всех мужиков тут давно семьи, только мы холостые. Ну её, эту Нобелевку. У меня квартира в Москве! У тебя в Питере. А мы тут сидим в ебенях и фигнёй страдаем! А то мы в центре работу не найдём! Сколько ты наркотиков изобрёл за последние два года? – Я скосил на него глаза и решил сменить пластинку. – Да ладно тебе! Я ж пошутил. Ну не получается у нас. Но мы ж экспериментаторы!
– Да вот в том-то и дело, Василий, что мы тут экспериментируем. А все остальные – шесть тысяч человек персонала и охраны – просто помогают нам тратить деньги. Тебе не стыдно будет уйти, не закончив последнюю тему?
– Нет, не стыдно! Я тут с самой аспирантуры! Пять лет! В армии служат два, а я здесь пять! Мы им уже окупили двадцать раз все их затраты. Последние два года живу не в служебке, а здесь, да и ты из лаборатории не вылезаешь. Ты кто? Завхимлабораторией? А чего тогда сам смешиваешь реактивы в пробирках? Да потому, что ты уже с тоски скоро сдохнешь! Тебе твои пробирки не снятся? Они МНЕ уже снятся!
Разметав взрывом оппонентов, шарик добрался-таки до выхода и перешёл на следующий, пока несуществующий, этап. Компьютер озадаченно пискнул и свернул картинку, оставив мне пустой рабочий стол.
– Я тебе скажу, сваливать надо. Пока с нами здесь чего-нибудь не произошло. Между прочим, мне недавно стало приходить в голову, что может случиться что угодно. И на большой земле никто ничего не узнает.
Я повернулся к Петру Лицо у него было препечальным. Он снял очки, протёр их и, водрузив обратно на свой громадный шнобель, уставился на меня немигающим взглядом.
– Ты ко мне зайдёшь сегодня или нет?
– Или нет. Вообще ненормально, когда два здоровых мужика смотрят в химлаборатории порнуху и пьют при этом эрзац-пиво. Я тут пару книжек скачал, буду их читать на ночь глядя. А порно можно посмотреть и завтра.
– Чего хоть за книги?
– Ричард Бротиган. Ты такого не знаешь. Кинуть тебе на почту?
– Ну кинь. – Он со вздохом поднялся. – Ладно. Пойду я тогда в тренажёрный зал, а потом на боковую.
– Спать опять в лаборатории будешь?
– Опять в ней. Да мне в лом переодеваться и тащиться в соседнее здание через весь этот снег. Всё равно в служебке меня никто не ждёт. Я в ней пять лет живу, а домом она мне так и не стала, всё служебка. Может, ты и прав. В отпуске дома был, так там тоже как-то не по себе. По ночам и впрямь пробирки снились. Надо нам что-то в себе менять.
Он не успел дойти до двери, как вдруг по громкой связи объявили:
– Василий Степанович и Пётр Глебович. Зайдите, пожалуйста, к директору, в комнату для совещаний.
Мы переглянулись.
– Сейчас сколько времени?
– Час!
– Дня или ночи?
– Ночи!
– Интересно, кому мы нужны в это время суток?
Как ответ на наш вопрос по громкой раздалось знакомое покашливание, и знакомый же голос произнёс:
– Братья-учёные. Говорит начальник охраны, Степаныч. Дело серьёзное, так что, если вы в здании НИИ, то зайдите сейчас в комнату для совещаний.
– Пойдём?
– Пойдём. Куда деваться? Не в служебку же бежать.
– Может, переоденемся?
– Да ну их всех! Идём как есть!
– У тебя под халатом только трусы да тапки!
– Ну и ладно!
И мы пошли.
Вдоль по коридору до конца, два лестничных пролёта наверх, ибо лифты после пяти отключают, и до серой неприметной двери с надписью: «Комната для совещаний».
– А вот и мы! – Я сказал это самым бодрым голосом, каким только мог. На самом деле шёл с мыслью, что речь пойдёт о работе, и, если честно, я уже о ней не мог думать последние два месяца. Всё! Бобик сдох. Нестояк у меня. Приехали. Спёкся.
– Здравствуйте.
Пётр снял очки и близоруко прищурился на ожидающих.
Их было всего двое. Степаныч и молодой человек лет двадцати пяти – тридцати.
– Здравствуйте. – Молодой встал из-за стола и сразу стало понятно, что росточку в нём всего ничего. – Позвольте представиться. Максим. Психиатр. Программист. Физик.
Мы переглянулись. Сначала друг с другом, потом с начальником охраны. Степаныч пожал плечами, мол, ничего не знаю, человек подневольный и всё такое. Здороваться он с нами не стал, так как уже сегодня нас неоднократно видел, что наяву, что в мониторах. Даже встать не удосужился.
– Василий. Физик. Программист. Математик.
– Пётр. Химик. Биолог.
– Я знаю, кто вы. Собственно, в эту глушь приехал только ради вас.
Мы все чинно расселись вдоль стены. Помолчали. Потом Максим вскочил, обежал стол и, воткнув диск в ДВД-проигрыватель, включил телевизор:
– Сейчас вы под мои комментарии посмотрите фильм. Коротенький. И потом поговорим. Ладно?
А чего ж не посмотреть?
На экране появился ряд подростков. Они все стояли около стены. Видно было, что никто их не пытался строить по росту и сортировать по возрасту и полу. Ничем не примечательные детишки вели себя тихо и скромно.
– Все эти дети – аутисты. И у них у всех есть уникальные способности, которые мы, к сожалению, не можем использовать в жизни вследствие особенностей их психики.
На экране Максим брал со стола горстями спички и клал их в большие картонные коробки. В следующую секунду мы увидели, как из одной коробки он высыпает спички на пол, прямо под ноги мальчику лет десяти.
– Сколько? – спросил Максим мальчика на экране.
– Семьсот девяносто шесть. – Мальчик ответил сразу каким-то странным заторможенным голосом.
– А теперь?
На пол высыпалось содержимое ещё одной коробки.
– Тысячу восемьдесят три. – Интонация у мальчика не изменилась.
– Парень ни разу не ошибся! – Максим в комнате улыбнулся нам так, будто только что выиграл миллион долларов. – А ведь он физически не мог глазами пересчитать эти спички!
На экране подросток лет четырнадцати с закрытыми глазами перебирал клавиши рояля. Музыка лилась безостановочным потоком. Внезапно парень сменил руки и так, крест-накрест, доиграл произведение. Где-то за кадром раздались жидкие хлопки.
– Он сейчас исполнил сложнейшее произведение. Эту партию взрослые люди не могут сыграть, с высшим музыкальным образованием. А он один раз услышал и может. – Максим опять поглядел на нас с победной улыбкой.
– Ну хорошо. – Пётр махнул рукой в сторону телевизора и брезгливо поджал губы. – Я знаю, что такое аутизм. Что нам это даёт?
Максим нажал на кнопку пульта, и экран, на котором девочка сидела перед шахматной доской, погас.
– Видите ли, я изучаю причины аутизма. Дело в том, что аутисты как таковые используют свой мозг не как обычные люди, а иначе. Некоторые люди считают, что делают они это гораздо эффективнее. У меня есть предположение, что если человеческий мозг использовать активнее, то многие вопросы прогресса человечества отпадут сами собой.
– Прогресса человечества? – Степаныч хмыкнул. – Вот это сказанул.
– Вы хотите плодить аутистов? Больных людей? – Этот вопрос я задал, чтобы уяснить себе, что это не шутка.
– Ну зачем же именно плодить? Скорее создавать у полезных государству людей узкую направленность. Вон ваши досье лежат. – Он махнул рукой на папки. – Один уже полгода сочиняет флеш-игры и зарабатывает на этом больше, чем ему платит государство, а государство ему платит очень неплохо и обеспечивает всем!
– Не всем. Тёлок не приводят. А лаборантки все замужем.
– Неважно. В любом случае вы на рабочем месте занимаетесь ерундой, не в силах сосредоточиться на работе. А вы, Пётр Глебович, бегаете за лаборантками, по вечерам смотрите порнуху и, вместо того чтоб исследовать свойства вновь получаемых материй, изобретаете всё более и более жуткие наркотики! Слава богу, что эта гадость не выходит за пределы лаборатории, что вы это не пытаетесь вывесить в Интернете. Если бы это всё не было так гениально, то вас уже бы давно за такие дела посадили в тюрьму. И надолго.
– Ну не посадили же! – Я откинулся в кресле, полы халата расползлись до живота, открыв миру семейные чёрные трусы. Плевать, из-под стола не видно. – Мы слишком дорогой товар, чтоб нас сажать. Практически из всей старой команды остались только мы двое, а новую пока не набрали. И ещё: весь город, весь завод и всё НИИ работает тут только за счёт наших мозгов. Гранты, вливания от государства. Это всё имеет смысл только до тех пор, пока здесь работают учёные. Без умников типа нас этот город быстро превратиться в деревню.
– Знаю. Именно поэтому я здесь. У меня к вам деловое предложение от государства. Но сначала всё-таки посмотрите хотя бы вот это.
Наш молодой оппонент быстро понажимал кнопочки, и на экране мы увидели обычного работягу-токаря, который старательно ваял на станке какие-то детали. Минуты три мы смотрели, как камера показывает процесс со всех мыслимых и немыслимых углов. Углы были такие, что я вспомнил про свежескаченную порнуху в химлаборатории.
– И чего? – Пётр не выдержал первым. – Это тоже аутист?
– Ну… В каком-то роде. Вообще это нормальный человек, но у него уже сформирована зависимость от образа. Ему, скажем так, активизировали некую область в мозгу и сделали, скажем так, привязку к образу. Поскольку он хорошо умеет работать на станке, то ему сделали привязку работы к станку. И он стал сразу очень хорошим специалистом. Очень узкого профиля. Но именно это и требовалось.
– Он, что, стал сразу шестиразрядником?
– Нет. Просто теперь мужик не отвлекается от работы, потому что его сознание имеет чёткую привязку к рабочему месту. Понимаете? Станок – как образ, а работа – как смысл жизни.
Вот тут я сильно забеспокоился:
– Погодите-ка, Максим. А мы-то с Петром Глебовичем здесь при чём?
– Ну понимаете, мне для опыта нужен кто-то вроде вас. Потому что одно дело – когда простое, не многоплановое мышление, а другое – когда для привязки к работе нужно что-то более глобальное, да и мышление сильно отличается. У вас до конца контракта осталось два месяца. Так? Почему бы вам не попробовать использовать возможности вашего мозга в полную силу? Вот вы сейчас над чем работаете?
– Над созданием поля с пониженной гравитацией в промышленных масштабах.
Он непонимающе уставился на меня.
– Один молодой учёный создал прибор, от него в определенном радиусе понижается гравитация. Хотел сделать двигатель, но у него не получилось. Сам он погиб при несчастном случае, но оставил очень любопытный приборчик. Если мы повторим результат в промышленных масштабах, то Нобелевская премия нам обеспечена.
– А зачем нужна пониженная гравитация?
– Она нужна всем.
Я взял со стола массивный образец творчества местных станочников.
