Громов: Хозяин теней – 5

Они были пониже человека, эти существа. Крепко так. Коротконогие, широкоплечие. И плечи, и руки покрывали густые волосы, но именно, что волосы, а не шерсть.

Вытянутые головы, плоские какие-то, с выдающимися челюстями и приплюснутым носом. Но это не так и важно. Каким бы ни было лицо, но на нём застыло выражение ярости.

– Это… это… кто? – Мишка склонился над ближайшим телом.

– Люди, – я принял решение. Я ни хрена не учёный, чтоб аргументировать свою точку зрения. Да никто и не требует. – Это люди…

Примитивные до крайности.

Древние.

Такие, которые, быть может, отметились когда-то в бесконечной веренице моих собственных предков. Но всё равно ведь люди. Вот у этого на руках какая-то штуковина из сухих травинок и кривобокой бусины. Браслет? А следующая и вовсе женщина. Уродливая, как по мне, но закутанная в кусок шкуры. И на шее её ожерелье из чьих-то клыков.

– Чтоб… – Мишка, оказывается, умеет ругаться.

Я и сам не отказался бы.

– Тьма, – я сажусь ещё у одного мертвеца. Этот смотрит в потолок мутными глазами. И с виду – совсем ребенок. Пусть чужой, но… – Ты знаешь их?

– Да, – Тьма замедляет бег. – Есть. Там. Много. Вкусные. Но злые.

И я получаю картинку, в которой стая этих созданий с уханьем и визгом отмахивалось от тени. Они швыряли камни и какие-то самодельные копьеца, но главное не это.

Главное, что каждый камень, каждое копьецо окутывалось довольно плотным пологом силы.

Они одарённые?

Все они – одарённые?!

Так, это логично, Громов. Про Дарвина ты слышал. Организмы приспосабливаются к условиям среды и выживает сильнейший. Среда здесь своеобразная, а стало быть, и приспособления к ней тоже будут отличаться. И если кругом твари магические, то защищаться от них следует магией.

– Он… он их… – Мишка разогнулся и вытер рот ладонью. – Он их ловил?

– Скорее всего, да.

– Зачем?

– Думаешь, я знаю? – я поглядел на то, что являлось центром этой конструкции. – Вряд ли для развлечения…

Об отце говорили всякое, но все говорившие сходились на мысли, что в первую очередь он был учёным. Был да сплыл, чтоб…

Ладно, не важно. Главное, что во всём этом должен быть смысл.

Стаей люди опасны. Вон, даже Тьма не считала их лёгкой добычей. Но вот по одиночке человек, да ещё Охотник, мог бы справиться.

Пожалуй.

Или вот ловушки. Артефакторные? Почему бы и нет.

– А там клетки стоят! – крикнул Метелька. – В другой стороне. И ещё покойники…

– Погоди, – я почти поймал мысль. – Миш, смотри, оно идёт оттуда туда.

Я пошёл вдоль линии, что вела к центральному столбу. Точнее – стеле. Четырёгранная игла широкая у основания постепенно сужалась. У подножия её виднелся тот же рунный узор, который поднимался и выше, обживаясь на гранях. И да, дно канавок, которые вели к центру, было покрыто серебром или чем-то вроде. А вот приводили канавки не к основанию стелы, но к широкой такой канаве. Я присел. Воняло и отсюда. И… да, бурая слизь на дне. И бурые же сухие чешуйки.

Кровь?

Он привязывал этих людей. Затем пускал им кровь. Кровь текла сюда. Я двинулся по кругу, внимательно вглядываясь в основание.

– Это концентратор, – Мишка тоже подошёл. – Или стабилизатор. Или и то, и другое… в сложных артефактах часто используют разные источники питания. И вот даже в идеально подобранных энергия всё равно будет отличаться. Внутренняя пульсация потока, насыщенность. Там с десяток факторов. И эти различия могут давать разного рода негативные эффекты. Поэтому энергия направляется в концентратор, общий элемент, откуда проходит через стабилизирующие руны. Конечно, это приводит к потерям. И чем больше разница в питающих источниках, тем выше потери. В сложносоставных артефактах на них приходится до тридцати процентов суммарного заряда, но многое зависит от изначального сродства питающих элементов…

Энергия.

Отец выкачивал из жертв кровь и энергию… вместе? Как-то одно было связано с другим. Взгляд зацепился за… на первый взгляд это походило просто на выступ.

Наплыв?

Неровность на идеально ровной поверхности.

– Миш? – я прервал брата. – Это что?

– Погоди, – тот оттеснил меня и, перешагнув через канаву, присел. – Это… сейчас… тут… ага, да. Поворот… это крышку не до конца закрутили.

Крышку?

Мишка потянул, и от основания стелы отделился кусок. То есть, я сперва решил, что это кусок, но…

– Интересно придумано, – Мишка поднял добычу.

– В ухо дать?

– Да я теоретически! – спохватился он. – Я его не одобряю, но… просто вот… интересно же придумано!

А то. С фантазией у бати проблем не было, это точно.

– Смотри, с одной стороны крышка является частью основной конструкции, – Мишка перехватил что-то и повернул ко мне, показывая эту белую крышку, на которой виднелись части рун. – Вот здесь контакт проводящих элементов, скрытых под камнем. Как он это сделал, не знаю… надо разбирать. Но зазор сверхмалый, тоньше волоса.

Надо.

Разбирать.

А лучше разнести эту богомерзкую конструкцию к чертям собачьим.

– Но вот сюда заливался матричный раствор, который поглощал входящий поток энергии…

Склянка.

И Мишка лёгким поворотом снимает её, встряхивая. Не знаю, как раствор, но внутри была тягучая белесая жижа, чем-то похожая на ту, уже виденную ранее.

– Что это? – жижа слабо светилась, но я и на расстоянии ощущал исходящую от неё энергию.

– Это… это, Сав, если я правильно понял, то, из-за чего Громовых и вырезали… ты что-нибудь слышал о мёртвой воде?

Глава 6

Сложность излечения ран, нанесённых существами кромешного мира, в первую очередь состоит в отравлении организма силой их. И здесь нельзя с полной уверенностью говорить сугубо о материи, ибо в первую очередь страдают энергетические каналы, особенно, если пациент является дарником. На наш взгляд, столкновение столь разных энергий приводит к угнетению врождённого дара с последующим ослаблением всего организма. При этом усвоение внешней, целительской энергии, затруднено. Однако куда опаснее случаи, когда собственный дар пациента под влиянием кромешной силы, дестабилизируется и обращается против своего носителя, видя в нём опасность. К счастью, подобные ситуации крайне редки, однако вероятность их возникновения статистически достоверно возрастает по мере усиления собственного…

«Медицинский вестник» 

Можно считать, что я в сказку попал?

Правда, сказка такая… с необязательным хэппи-эндом.

– Это та, которая любые раны зарастить способна? – уточняю, вспомнив, что у меня в целом с мёртвой водой ассоциируется.

Реально, только сказки.

– По слухам… – Мишка держит склянку осторожно. Кажется, он и дышать в её сторону опасается. – Точнее я думал, что это всё слухи и только…

– А оно не только.

– Выходит, что не только.

– Так…

– Слышал про Евсеевых?

– Не-а, – признался я.

– Весьма богатый род. И сильный. С немалыми связями. Даже государь к их мнению прислушивался.

– И?

– Дар у них яркий. Землю чуют. Камень. Породу. Не Демидовы, но тоже с камнем дело имеют. Шахты держат. И года три тому аккурат новую вели. Тут мнения расходятся. То ли серебряная, то ли золото. То ли и вовсе… иной металл, – это Мишка произнёс после заминки. – Случается такое, если пробой был или полынья долго держалась. Сила меняет мир.

Это я уже не единожды слышал.

– И шахта обрушилась?

– Именно. Как и почему – это уж самим Евсеевым известно. Там изначально сложно всё было, если наследник самолично на выработки явился. И шахту он вёл. И засыпало их крепко. Откопать откопали. Его даже живым, но вот поломало крепко. Его в Петербург везли, не чаяли, что доедет, хотя четвёрка целителей сопровождала. А после уж личный, государев, занялся. Но…

Целители не всемогущи, это я тоже слышал. Хотя здешние могут куда больше тех, оставшихся в прежнем моём мире.

– Умереть Евсеев не умер, но и излечиться не излечился… там… верно и вправду непростая порода была, потому что раны его то и дело открывались. Слухи ходили, что того и гляди о смерти объявят. А потом вдруг он объявился на императорском балу.

Воскресши из мёртвых. Хотя… я одного такого, воскресшего, лично знаю. И мёртвая вода не при чём.

– Как понимаешь, меня там не было. Не вышел я положением, – Мишка наклонил банку, и сияющая жижа медленно, как-то округло, поползла к краю её. – Меня тогда, если честно, и вовсе в доме быть не должно было. Чуть раньше прибыл, чем оно планировалось, но это не важно. Помню, как дед отчитывал моего кузена. Тот, кажется, вновь позволил себе лишнего. И в отношении людей, которых дед надеялся видеть союзниками. Выговаривал так… резко довольно. А кузен и ответил, что Евсеевы не первые и не последние, кому может мёртвая вода понадобится.

Свечение было неравномерным, оно то становилось тише, отчего вода в колбе делалась похожей на жидкое серебро, то вдруг вспыхивала, будто выплёвывая скопившуюся силу. Мишка повернул склянку в одну сторону, потом в другую. И, ухватив за крышку-камень, крутанул. Та и отделилась.

Логично, если подумать.

На горловине банки была резьба, которая и позволяла крепить её к каменной части стелы.

– Дед спросил, что за она. А кузен рассмеялся ему в лицо. Он снова набрался, поэтому и не понимал, что и кому говорит. Выкрикнул, что дед такой умный, а на самом деле старый остолоп, который ничего-то не видит и не понимает. Трясётся над понятиями своими, а мир меняется. И что в нынешнем нужны не пафосные слова о чести и приличиях, а умение договариваться. Что Евсеевы, которых он в пример ставит, явно договорились, потому и наследничек получил свою воду. Погоди…

Мишка зажмурился.

– Как он тогда… на чёрной стороне да белая. Сила тёмная, а сама светлая… что течёт, как вода, но тяжелее железа. И что капли её хватит, чтоб дурные раны исцелить, да только эту каплю поди выжми…

Отец нашёл способ.

– И что для одного она исцеление, для другого – совсем наоборот. Дед его оборвал. Велел заткнуться и не нести чушь. И да, тогда это звучало…

– Бредовато?

– Скорее уж как очередная фантазия увлёкшегося выпивкой человека.

Вот только теперь Мишка держал эту фантазию в руках.

– А Громовы при чём? В целом-то… дед такого точно не делал.

Душу готов об заклад поставить. Старик не из тех, кто рискнул бы связываться с подобной дрянью.

– Громовы… если кто-то узнал, что один из Громовых… способен, – Мишка поднял банку. – Способен добыть эту мёртвую воду.

Которая исцеляет чудесным образом раны, возвращая потенциальных покойников к жизни…

– …а этот Громов взял и исчез, – продолжил я Мишкину мысль. – То логично предположить, что и остальным чего-то да известно. Хотя всё равно в этом случае смысл вырезать род? Тут уж проще подмять и выяснить технологию…

Если, конечно, её ещё не выяснили. А если выяснили, то зачем оставлять потенциальных конкурентов? Ладно. Опять эти высокородные игрища.

– Эй, – Метелька появился на пороге. – Вы там чего застряли? Я тут такое нашёл…

Мы с Мишкой переглянулись.

– Надо чем-то заткнуть, – я огляделся, но запаса крышек не обнаружил. Они бы должны быть, эта вот махина ведь построена, как я понял, именно для того, чтобы получать светящуюся жижу повышенной ценности. А стало быть, крышки должны иметься.

Но не здесь.

– Не лезь, – крикнул я Метельке и, вытащив из кармана ещё один платок, сложил его в несколько раз, а потом скатал пробку и протянул Мишке. Благо, горловина банки была узкой, да и сама она – небольшой, полстакана если влезет, то и ладно. – На, заткни им. Слушай, а ею не отравишься?

– Понятия не имею.

Пробка получилась не особо тугой, ну да жижа была плотнее воды. Авось и не выплеснется. Мишка аккуратно поставил склянку в карман.

Нет, это не дело, но…

– Погоди, – я осмотрелся и, обнаружив пару камней, поставил их рядом. – Сюда давай.

– Но…

– Давай. А то мало ли. Во-первых, может, эту погань надо хранить строго запечатанной. Во-вторых… а вдруг тварь какая? Ты же вместо драки будешь думать, как бы склянку не побить.

– Ворчишь, как дед, – Мишка склянку поставил аккуратно.

– Чего это там? – Метелька не рисковал пересекать барьер.

– Да, кое-что нашли. Пойдём. Да я Мишке. Смотри, эта хреновина…

– Концентратор.

– Плевать. Она видишь какая?

– Здоровая?

– Это тоже. Симметричная. В нескольких плоскостях. И если с одной стороны эту банку вкручивали, то, может, и с другой будет? Если поискать?

Нет, ну раз она такая ценная, то надо брать. А то вдруг она не хранится? Или хранится, но только в закрученных банках? Или ещё что…

В общем, мы с Мишкой вернулись к стеле и, присев на корточки, поползли вдоль основания, ощупывая гладкий холодный край. Метки должны быть… и да.

– Есть! Смотри. Тут руна, – Мишка нажал на что-то. – Для открытия.

Вторая банка была пустой. Да и в той, которую я обнаружил с другой стороны, жидкость поблескивала на дне, собираясь этакими ртутными шариками, чей вид окончательно меня убедил, что трогать эту погань руками – плохая идея. А вот последняя, до которой Мишка добрался раньше – азартный он всё-таки – полна на две трети. Части стелы мы не стали закреплять, а вот банки отправили к первой.

– Ух ты, – Метелька присел на корточки, разглядывая жижу с интересом. – Это что?

– То, что осталось от людей.

– Я не думаю, что их стоит считать в полной мере людьми, – Мишка вытер пальцы о куртку. – Это дикие существа, которые только похожи на человека. И вряд ли они действительно разумны.

Чтоб тебя.

– Очень даже разумны.

Мишка чуть хмурится…

– У них есть оружие…

Я помнил, что мне показала Тьма.

– И украшения, пусть и примитивные. Пусть они не строят городов и не умеют водить машину, но это ведь не значит, что их можно использовать… так.

– Да. Пожалуй, ты прав, – Мишка поворачивается туда, где лежат остовы. – Надо будет как-то… убрать.

Надо.

И ещё развалить эту хреновину, пока её никто не нашёл. Пока не решил, что идея-то отличная. Это ведь не люди. Дикари. Ненужные, а то и опасные, если уж кто-то там носится с идеей колонизации кромешного мира. Дикари всегда стояли на пути цивилизации. А стало быть, их изничтожение – логично.

Закономерно даже.

Если же ещё и с пользой, так на этом и бизнес построить можно.

– Меня другое беспокоит, – я смотрел на белоснежную каменную громадину стелы, которая была и отвратительна, и вместе с тем совершенна в каждой линии своей.

– Ещё и другое? – съязвил Мишка.

– Он бы не справился в одиночку.

– Что?

– Смотри. Там, в подвале дома, там краска. И в теории один человек способен расписать подвал краской, хоть вдоль, хоть поперёк. Но вот уже на этой стене хардкор…

– Что?

– Камень. Руны вырезаны на камне. Сколько у одного человека на это ушло бы времени?

– Это смотря, что за человек, – у Метельки свой взгляд. Он чешет переносицу. – И чего умеет. Если умелый, то не так и много, за год-другой управился бы. У нас в деревне один умелец сапоги тачал. Так насобачился, что даже мерки не снимал, глянет и раз…

– Ладно, допустим, руку папенька набил, с рунами-то. Но вот эта штука. Она ж здоровущая. И как он её тут вырезал? Или тащил камень откуда-то? Но тоже, он ведь артефактор, а не скульптор…

– Камень можно резать не только инструментом, – заметил Мишка. – Скорее даже я бы сказал… сейчас.

Он бодрым шагом двинулся к стеле.

А ведь почти и не морщится. Привык и к запаху, и к останкам.

– Определённо… сама стела, во всяком случае внешняя её форма – это результат воздействия силы. Очень точного, очень…

Значит, тут был маг, который умел управляться с камнем.

– И руны… на нижней части определённо маг работал. Скорее всего изначально была нанесена разметка, к примеру, той же краской, металлосодержащей. А потом их просто выдавили на нужную глубину. Кстати, амулеты так и печатают. При том, что старые артефакторы не признают подобного, но получается быстрее, чем вручную. И точнее. Хороший маг обеспечит нужную глубину на всей протяжённости рисунка.

Высокие технологии, чтоб их.

– Значит, – говорю, – здесь помимо папеньки был по крайней мере ещё один маг.

– Или не один, – Мишка отступает. – Плавка камня – это одно умение, тут сила нужна… допускаю, к слову, что части сделали не здесь. Здесь магам сложно. А вот взять и где-то там, дома…

Он почесал шею.

– А потом перенести сюда…

Незаметненько? Через подвал? Или… или, кто сказал, что выход только один? Если мы один нашли, то это не значит, что другого не было.

– …и соединить. Точность, конечно, потребуется высочайшая, но в целом… если мастера опытные… в нашем поместье… то есть, у деда… у Воротынцевых… защита родовой сокровищницы так и возводилась. Создавались отдельные листы с рунным узором, которые потом наслаивались и стыковались. И не только Воротынцевых. В Зимнем, я слышал, внутренняя защита вообще составлена из нескольких тысяч элементов.

То есть, этакое лего для взрослых в принципе не такая уж и новость?

– Так что даже можно было бы и отдельно. Скажем, части стелы вытесать из основной породы, пусть и гранита там или ещё какого камня с низкой энергопроводимостью. Сердечник? Вот не берусь сказать. Иногда его ставят, иногда нет. Это уже в зависимости от задачи… но если ставят, то чаще всего металлический. И да, тоже вполне возможно собрать. Точности не требуется. А вот пластины с облицовкой – дело другое. Если сделать чертежи, потом перенести их на платы, а уже затем выплавить по камню… как вариант. Или без плат, а как я говорил, изначально расписать и уже маг выплавит. Другое дело, что работа всё равно сложная и требует определённого опыта… и силы тоже… и тут, после… закрепить облицовку, соединить её, чтобы точка в точку, чтобы рисунок ни на волос не поплыл. Охотник, даже если талантливый артефактор, не справился бы в одиночку, тут ты прав.

Мишка отступал, не сводя взгляда с белой иглы.

– Тогда ещё вопрос, куда этот маг подевался, – озвучил я ещё один вопрос. – Что? Миш, ну вот реально. Может, он бы и не был гением в артефакторике, но работёнка своеобразная. Неужто стал бы молчать? А уж если здесь работал…

– Тут и остался, – Метелька сложил руки за спиной. – Я там, говорю же, нашёл кое-что…

Пещеру.

Вот потихоньку моя неприязнь к норам под землёй перестаёт быть беспричинною. Эта пещера была разделена на две части. И решёткой. Причём уже из знакомого, отливающего прозеленью металла, который не спешил рассыпаться прахом. Из него были сделаны и кандалы, что уходили в стену.

Ну а кости…

Ладно, не совсем, чтобы кости. Так, очередная мумия.

– Знаешь, – произнёс Мишка, опускаясь на корточки у того, что когда-то было человеком. – Я вот думаю, может, не стоит мне отца менять? В документах? Воротынцев был, если так-то, неплохим человеком…

– Хрена, – сказал я.

Покойников было трое. Двое лежали в дальнем углу, причём судя по юбкам и черной туфле с длинным каблуком, одна точно была женщиной.

– Официального заключения всё равно нет…

– А неофициальное?

Дверь была заперта, замотана цепью, на которой висел солидного вида замок. Я подёргал, понимая, что содрать не выйдет.

Хотя…

– Миш, отойди, – попросил я, потянувшись к силе. Сабля появилась сразу, и пусть фехтовальщик из меня так себе, но по замку попал.

Тень вошла в металл, и отдачу я ощутил в полной мере. А главное, что клинок застрял. И понадобилась ещё пара ударов, чтобы перерубить дужку.

– Так что там с неофициальным?

А то как-то упустил я этот момент.

– Или вы всё-таки не рискнули выяснять?

– Николай Степанович подтвердил твоё предположение, – произнёс Мишка с неудовольствием.

– Даже так?

– Мне кажется, он проявляет интерес к Татьяне…

Ага, заметил, наконец.

Танька-таки пошла в сёстры милосердия, правда, не к Роберту, как собиралась изначально, но к Николаю Степановичу. Причём, как-то вот по-женски хитро всё обустроила. Сначала добровольная помощь в восстановлении госпиталя, что логично, потому как отчасти в его разрушении мы и виноваты. И да, Светочка тоже помогала, хотя больше занималась школой. Туда потом и перешла. А вот Татьяна в госпитале осталась. Оказалось, что ей нужны дополнительные сеансы и особые занятия, ведь процесс восстановления тканей прерывать нельзя.

И вот, она уже в штате.

Корочки ей Николай Степанович самолично выправил. А жандармерия, чувствуя свою глубокую вину перед госпиталем и целителем, поставила штемпсель о благонадёжности.

И второй – на солидной бумаге, дозволявшей нам открыть народную школу первой ступени.

Хотя, конечно, может, и не в чувстве вины дело, а в Карпе Евстратовиче, благородная физия которого на страницах газет мелькала едва ли не чаще, чем морда Слышнева.

– И что, тебе это не по вкусу? – уточнил я, разматывая цепь. А металл непростой. Надо будет забрать, в хозяйстве пригодится.

– Что именно?

– А я откуда знаю? К примеру, что она из невесты перешла в разряд сестёр.

– Это… скорее хорошо, – Мишка дёрнул дверь и та отворилась с тяжелым скрежетом. – Но в любом ином случае я не отступил бы…

– Ага, верю.

И не отступил бы. И благородство проявил бы. Да только боком бы оно вышло. Может, я и не верю в великую любовь до гробовой доски, но и на голом благородстве много не наживёшь.

Сложно всё.

С людьми.

– Так, значит, Николай Степанович постановил?

– У него есть необходимые знания. А ещё…

– А ещё он умеет молчать и не задаёт неудобных вопросов, – договорил я. – Ну что, заходим?

Женщина лежала, свернувшись клубком, обнимая себя за колени. Перчатки почти истлели, и теперь в прорехи проглядывали тёмные пальцы, словно из дерева выточенные.

Такие же запястья.

И широкие полосы браслетов. Металлических.

А ещё ошейник.

– Она была одарённой, – Мишка присел и очень осторожно убрал прядку, прилипшую к коже. – И довольно молодой… посмотри.

Смотреть не хотелось.

Я повидал прилично мертвецов. Я не боюсь их. Но мне дико не хочется смотреть в это вот лицо, которое и на лицо-то не похоже, скорее уж уродливую деревянную маску, которая ко всему от времени рассохлась и покрылась узкими продольными трещинами.

Возраст? Как он понял?

От платья остались отдельные лоскуты.

– Это форма. Высшие женские курсы. Видишь?

Не вижу. Но киваю, уточнив:

– А что за цепи?

– Блокиратор. Полагаю, чтобы не могла воспользоваться даром. И он тоже.

Следующий мертвец лежал на спине, сложив руки на груди. У него сохранилась и одежда – тёмный добротный костюм с поблескивавшими металлом пуговицами. На руках и шее те же браслеты.

– Ткань изменённая, – Мишка пощупал край штанины. – И ботинки. Обрати внимание.

Обратил.

Тёмная кожа. Каблук. И вид такой, солидный вид. Приличного господина.

– А этот ребенок, – Мишка перешёл к третьему мертвецу. – Видишь?

– Нет, – я покачал головой.

– Он в гимназической форме…

Не знаю, как он понял, что эти зелёные лохмотья – гимназическая форма.

– Они умерли не сразу. Смотри, мальчик пытался выбраться. Возможно, он был худым, надеялся, что сумеет протиснуться через прутья.

Он так и лежал, застряв в них. И…

Чтоб тебе…

Я надеюсь, что хозяйка этого места ведет свой счёт, который и предъявит ублюдку. Я тоже не хочу признавать его отцом, потому что…

– Не понятно, что они делали тут.

– Понятно, – я распрямился. – Как раз это и понятно. Смотри, парень-гимназист, молодая девушка и солидный мужчина в дорогой одежде из изменённых тканей. Полагаю, она с особыми свойствами. К примеру, не страдает от каменной пыли…

– Маг?

– Маг. Тот маг, который должен был сделать работу.

И судя по стеле, он её сделал.

– А…

– А это – его стимул сделать работу быстро и хорошо, – у меня дёрнулась щека, потому что я увидел на месте этой девчушки Татьяну. И Метельку. Он теперь тоже гимназист. И потому представилось очень даже легко. – Он взял в заложники его семью. Одно дело, когда части, но собирая… маг ведь не идиот, он бы понял, что это – что-то запрещённое. Что-то нехорошее… в здешнем мире, в… и там, помнишь? Там тоже были цепи. А значит, был бы тот, кого в этих цепях держали. Нормальный человек отказался бы от такой работы.

– А его заставили.

Мишка буквально почернел.

– Именно. Или… смотри, ту штуку поставили не сразу. Скорее всего. Сперва были бы какие-то пробы, маленькие эксперименты. Никто ж не будет вбухивать столько сил в сугубо теоретическую фиговину. Так что сначала маленькие башни, потом эта здоровая.

Я замолчал, формулируя мысль.

– Она не в один день встала. Но ведь заработала же. Зачем тогда мага держать? Его семью вот? Он ведь держал.

Я огляделся. Теперь, когда я оказался внутри камеры, стали видны детали. Длинные деревянные настилы. Нары? Мусор какой-то на них. Труха. Значит, были матрасы, одеяла.