скачать книгу бесплатно
– Огнем не богат, браток?
Я поднял глаза. На меня вопросительно смотрел крепкий, полупьяный парень с незажженной сигаретой в зубах. Я автоматически достал из кармана свою старую Зиппо и подарил ему возможность затянуться порцией бракованного никотина. Сам я сигареты не курил принципиально.
– Благодарю.
Он неторопливо пошел дальше, а я перевел взгляд на ближайшее задание. Как ни странно, оно было мне до боли знакомо. Хотя, почему странно? Странно было бы, если б я не знал, что творится на моей улице.
Это был клуб, в который я часто заходил. Когда? Правильно, – по ночам. Он, собственно, так и назывался – ночной. «Ночной портье». Претенциозное название слабо отражало довольно примитивную суть. И все же я сюда приходил. Почему? Потому что я человек и мне свойственно все примитивное.
Я открыл тяжелые двери, кивнул знакомому охраннику и меланхолично нырнул в полумрак. Танцпол, бар, ненадежного вида столики. Куда мне? В бар, конечно, в бар! Сейчас я сяду на высокий стул, а симпатичная барменша с короткой рок-н-ролльной стрижкой с улыбкой поставит передо мной дежурный бокал виски. Он как будто ждал меня все это время. Это будет встреча старых, верных друзей.
И я буду пить виски, флиртовать с барменшей, смотреть на танцующих и скучающих девушек. Потом подойду к одной из них, угощу коктейлем с жутким названием и стану активно строить планы на вечер. С половинной вероятностью эти планы мне удастся реализовать. Я отведу ее домой, ночь окрасится алым светом возбужденных глаз, и я буду жадно целовать согласные на все губы.
А утром, пока она спит, стану пить кофе и безуспешно отгонять сидящую визави печаль. Потому что вчера был еще один пустой день. И хуже того, – пустая ночь. А ведь я так старался сделать ее как можно более полной. Значит, плохо старался? Или я просто слишком многого хочу? Одно из двух. Или одно из тридцати. Неважно. Мне опять не угадать.
Я замер, не дойдя до барной стойки нескольких шагов. Барменша Лика удивленно выгнула бровь, а я отрешенно размышлял, зачем я раз за разом делаю то, о чем впоследствии, нет, не жалею, но хочу жалеть? И почему – я? Не я. Мы! Мы все. Весь этот кружащий в объятиях сладостного безумия мир.
Так что же, – развернуться и уйти? Это когда виски уже налит, а взгляд зацепился за чьи-то стройные ноги. Как-то истерично, недостойно мужчины. Да, истерично, недостойно, но мудро. Легкий выбор для бога. А для человека? Еще легче!
– Привет!
– Привет! – Лика весело сверкнула перекрашенными глазками. – Давно не заходил.
– Работал.
– А теперь отдохни!
Девушка засмеялась и пошла делать коктейли для пары скучающих у стойки барышень. Я посмотрел на поджидающий меня бокал. Виски. Сколько приятных воспоминаний с ним связано. Совсем чуть меньше, чем неприятных.
Я пил и смотрел на сверкающий яркими огнями танцпол. На нем под полную грубых ритмов музыку нелепо двигались десятки самоуверенных тел. Простое выражение простых эмоций. Своеобразная демонстрация преимущества жеста над словом. Ведь, когда говорят, кому-то приходится слушать. А когда танцуют… нравится – смотри, не нравится – отвернись.
Я смотрел. Во-первых, отворачиваться мне было решительно некуда. А, во-вторых, человек внутри (или, вернее, вокруг) меня с пристрастием оценивал местных красавиц.
Интересная вещь – красота. И особенно красота женщины. Неочевидный эталон очевидных пропорций. Но ведь не только. Ведь знаю, ведь уверен, что не только. Ну же, бывший бог! Чем еще может быть красива человеческая женщина, кроме очевидного? Не знаешь? Не знаю. А тот, кто теперь и есть я? Он тоже не разгадал эту загадку.
Я не любил загадки. Сейчас. А раньше просто не знал. Так что оставим и эту на волю случая. И еще виски. Неужели мне понравилось? Но разве это не новое падение? Что в итоге? Туман вместо разума. Ломаная экспрессия вместо логики. Глупость вместо поступка.
Падение. Но желанное. Почему? Потому что там, внизу, все легче, проще и правильней. Вот именно, – правильней! В этом основа. Апогей эгоцентризма, отсутствие сомнений в словах и жестах. Коварная возможность не делить себя с миром.
Это мне нравится. Это должно мне нравиться. Это будет роднить меня с тем, кем я был. Хотя, нет, – не роднить. Просто делать похожим. Похожим, как чистокровный ахалтекинец похож на дохлого осла.
Я залпом допил второй бокал и с возрастающим интересом приготовился к рандеву с третьим. Но я отвлекся. От чего? Ах, да! От женской красоты.
Из прыгающей толпы вылетела миловидная блондинка в обтягивающем платье крикливого цвета с небольшим декольте. В моем вкусе? Без сомнения. После второго бокала виски в моем вкусе было любое разумное декольте.
Блондинка подскочила к бару и возбужденным голосом потребовала предоставить в ее распоряжение что-то чисто женское, чего я не пожелал бы и наиболее недостойному из моих врагов.
– Красивое платье!
– Что?!
Пустота. В голосе, во взгляде. Нет, голос веселый, взгляд озорной. Но все равно. Пустота. Это нормально. Так и должно быть. Думать будем потом, когда все закончится.
– Чудесные туфли!
В голубых глазах появились нотки запланированного интереса. Неужели попал с первого раза. Надо отметить, что в моем случае это вроде как редкость. В первый раз меня обычно либо игнорируют, либо посылают.
Я не запомнил нашу глупую беседу. Мои дурацкие комплименты, ее неестественный смех. Я отошел и из далекого, темного угла смотрел на то, как падал. Интересно, что падал я в абсолютной уверенности, что воспаряю.
Я пил виски, смотрел на смеющуюся женщину и понимал, что мне должно быть хорошо. Должно быть хорошо по всем законам, канонам и обычаям. Но хорошо мне не было. Было тревожно. Медленно, неумело я начинал бояться этого мира, где так легко заменить свою волю на волю иных. Волю инстинктов, желаний, порывов. Но чего я ждал? Верного пути? Второго шанса? Так не бывает, и быть не должно. Да и тому, кто ошибся один раз, уже не стоит бояться ошибиться вновь.
Через несколько часов мы вышли из клуба. До моего дома было не больше четверти часа, но шли мы почти сорок минут. Тоже своего рода традиция. Не спешить к предрешенному финалу. Причем как к печальному, так и к радостному. Конец дороги всегда предрекает новую дорогу. Но что она принесет? Так ли уж мы хотим это знать?
Я открыл дверь и пропустил девушку (ее звали Катя) внутрь квартиры. Она скинула туфли, сбросила легкую куртку и замерла на пороге моей мастерской.
– Ты художник?
– Временами.
– Напиши меня!
– Давай позже.
– А почему не сейчас?
– Потому, что сейчас я не художник. Скорее, скульптор.
Для меня наставал сложный, но необходимый этап максимальной близости с иным существом. При этом сама процедура представлялась не слишком сложной. Тем более, насколько я понимал, она должна оказаться вполне приятной. И все же я знал, что для меня это будет крайне тяжело. Ибо никто и никогда не мог быть близок богу.
Однако опыт человеческого тела дарил мне шанс обойтись относительно умеренным дискомфортом. Я постарался сделать вдохновленное лицо и поцеловал свою случайную гостью, увлекая ее на диван. Уже через пару минут наметился несомненный плюс моего настоящего времяпрепровождения. А именно, минимум вербальной активности.
Это было важно. Банальная беседа тяготила меня, подобно аркану на шее. Никогда, даже в самых диких грезах, я не мог предположить, что меня о чем-то посмеют спросить, а я унижусь до ответа. Раньше это было просто невозможно, но сейчас стало обязательно. Слушать поток унылых фраз и стараться выдавать в ответ что-то свое не менее унылое. Поистине, страшный удел быть человеком.
Хотя Катю все это не слишком тревожило. Она была пьяна, весела и полна самых многообещающих ожиданий. Ровно такой, каким сейчас должен быть и я. А я был? Нет. И я бы мог сказать – увы, если б придавал этому хоть какое-то значение.
Алгоритм плотской любви я знал досконально, так что минут через десять Катя нескромно стонала под моим отбивающим терции телом. А я, вместо того чтобы наслаждаться вместе с ней, отрешенно анализировал. Нет, внешне я пылал от страсти и желания. Но вот внутри вновь наваливалась беспощадная скука.
Александр Волковский брал от этой ночи все, а я не получал ничего. Честно? Честно. Гораздо честнее, чем обратное. Это все же его мир, не мой. Пока не мой? Нет. Просто. Не мой.
Часа через два девушка уснула, шепча мне в уши какую-то ласковую ерунду. Я что-то шептал в ответ, а потом долго лежал с открытыми глазами, глядя в черный потолок. Теперь следовало заснуть, чтобы набраться сил на новый идиотский день. Но спать я не хотел. И уже заранее проклинал этот, к сожалению, необходимый процесс, обрекающий меня на муки бессознательного. Что может быть хуже, чем валяться, как мешок с навозом, рассматривая цепочку невозможного бреда, который забудется через пару секунд после того, как откроешь глаза. По здравым рассуждениям – много чего. И предполагаю, что большую часть из этого мне еще предстоит испытать.
Когда я проснулся, то с содроганием вспомнил ускользающий сон и сразу же поднялся на ноги. Начинался второй день моей новой ужасающей жизни. Что принесет он? Скорее всего, ничего. Насколько я мог судить, так здесь случалось с большинством дней, и я в полной мере мог рассчитывать и на этот.
Катя спала, зарывшись безмятежным лицом в подушку. Опасаясь возможных осложнений, я не стал ее будить, оделся и вышел на кухню.
Я заварил себе кофе, сел, сделал жадный глоток и стал логично и обоснованно ненавидеть этот мир. Мир, в котором мы делаем то, о чем хотим жалеть. Но не жалеем. Почему? А что тогда у нас останется?
– Ты рано встал, – полуодетая девушка тихо вошла на кухню.
– Не люблю спать.
– А что еще не любишь?
– Всего понемногу.
Катя села рядом и не без интереса заглянула мне в глаза.
– Странный ты. Тебе как будто скучно вчера было. Вроде все нормально, а потом смотришь, – у тебя взгляд неживой. У тебя случилось что-то?
– У меня? – интересно задам ли я когда-нибудь более тупой вопрос? – У меня все в порядке.
Здесь ценят порядок. Ценят лишь потому, что не в силах управлять хаосом. Раньше я был в силах. И отлично помнил, насколько порой хаос изящнее и глубже любой упорядоченной структуры. Это потому, что он всегда дарит новое знание. Вот только чтобы его увидеть, нужно быть богом.
– Ясно, – девушка пожала плечами. – Угостишь кофе?
– Конечно.
Катя пила кофе и разглядывала мое безучастное лицо. На пухлых губах мелькала понимающая усмешка. Видимо, чувствовала, что один из нас здесь лишний. Возможно, даже догадывалась кто. Мне показалось, что я успел значительно постареть за то время, что она пила кофе. Но вот вышло и оно.
– Ну, я пойду?
У нее был грустный взгляд. Она, несмотря ни на что, ждала, что я предложу остаться. По всем правилам, я должен был ощущать себя сволочью. Но, учитывая, что от прошлой ночи удовольствие получила она одна, это представлялось несколько неоправданным.
– Я провожу.
Прощальный поцелуй был краток и холоден. Здесь не очень любят прощаться. Уходить – да. Уходить порой обожают, но вот прощаться. Это совсем иное. Это подразумевает, что придется обосновать свой уход, а с этим всегда бывают какие-то сложности.
Девушка ушла, оставляя меня один на один с новым кошмарным человеческим днем. Чем же мне скрасить его неровное дыхание? Как выдержать его мутный, окосевший взгляд? Никак? Пожалуй. Отныне я в тюрьме. Тюрьме, где стены и прутья состоят из людей. И тюрьмы крепче вселенная еще не знала. А самое страшное, что за пределами этой тюрьмы бесцельность.
В диком (для смеха можно сказать – нечеловеческом) усилии я мысленно пронзил отчаяние и тревогу. Потом сел, открыл ноутбук и принялся за работу. Это я хотя бы умел.
Был самый разгар миттельшпиля. Герои в разлуке. Герои в поиске. В поиске друг друга. Не на улицах, но в сердцах. И да, они снова встретятся. Но эту встречу еще надо заслужить им обоим. Им надо заплатить за эту небесную милость. Что ж, пусть платят.
Его выгонят с работы за пьянство и несдержанность. Он станет бродить от стакана к стакану, от постели к постели. Ему не будет места в этом городе. Но самое главное – ему не будет места внутри себя. Ведь он уже не видит себя без нее. Он слишком много поставил на эту карту, чтобы теперь пробовать отыграться.
А она? Она убивает себя работой. Дымом ночных сигарет застилает режущие воспоминания о его руках, глазах, клятвах. Она жаждет стереть их навсегда. Получится? Нет! С чего бы? Или она не женщина, чтобы вечно желать давно ушедшее? Ей не убежать от прошлогоднего горького счастья.
Вот она – обратная сторона социума. Тяжесть разрыва социальной связи. Тяжесть, прямо пропорциональная крепости этой связи. Сколько любви, смысла, веры вкладывают в другого человека. Не думая о том, что все это в итоге будет потеряно. Не оставляя резервов и путей отхода. А позже теряют вдвойне. И его, и себя. Впрочем, себя, как правило, на время. С другой стороны, время в этом мире – первая ценность.
День прошел, как и должен был пройти. Скучно, глупо, быстро. В этот день я никуда не ходил и ничего не хотел. Я не знал, чего мне хотеть. Хотеть как человеку. Любое желание казалось позором, карой, унижением. Я даже пить не хотел, понимая, что это лишь разогреет страсть человека, которого я ненавидел.
На следующее утро я снова пил невкусный кофе и ел неумело приготовленную яичницу Обреченность не отступила, но извергла из себя несколько контраргументов. Вряд ли было верно судить этот мир исходя из пары прожитых дней. Нет, концепция, в любом случае, останется неизменной. Но оставалась относительная возможность того, что я успею дожить до момента, когда закоулки человечества извергнут из себя какое-то подобие смысла. Оставалось ждать. И жить. К сожалению, одно без другого никак.
Так что снова за свою странную работу. Ну что, мои усталые герои. Еще один акт нашей затянувшейся драмы. Вы готовы? Хорошо, что хоть кто-то готов.
Им было тяжело, но они вновь нашли друг друга. Нашли для того, чтобы разочароваться. Чтобы посмотреть в желанные глаза и увидеть там тревогу. Тревогу за свою гибнущую любовь. Им придется посмотреть еще раз. Посмотреть и решить, когда именно стоит уйти. Как по мне, так прямо сейчас. Но, если я не ошибаюсь, необходимо исписать еще несколько десятков страниц. Так что ждем! Нетерпеливо ждем, когда, я смогу наконец завершить ваши душевные скитания.
Телефонный звонок раздался в тот момент, когда я почти закончил погружать своих подопечных в бездну отчаяния. Падать больше было некуда. Оставалось восходить. Не слишком высоко, но и не без надежды.
Звонил Безладов. Владимир Викторович. Талантливый, признанный публикой и критиками писатель. То есть не чета мне, легковесу. Для меня он был наполовину друг, наполовину конкурент. Это я считал его конкурентом. Он меня вряд ли. Безладов звонил, когда ему требовалась моральная поддержка. Случалось это редко, но случалось. И я никогда не отказывал, так как это означало, что удастся выпить очень хорошего алкоголя.
– Здорово, Саня! – мэтр был, как всегда, добродушен. – Как сам?
– Привет, Володя! – я очень старался, чтобы мой голос звучал естественно. – Сам по-разному.
– Опять строчишь очередное слюнявое?
– Строчу. А ты что-то хотел?
– А как же! – Безладов рассмеялся. – Или ты думал, что мне, правда, интересно как у тебя дела? Не дождешься! Тут намечается одно мероприятие. Так я бы совсем не хотел присутствовать там в беспросветном духовном одиночестве.
– Мне книгу надо закончить к концу недели.
– Успеешь! Ты же талантище! Решайся!
Решаться? Или не решаться? Вероятно, все же решусь. Почему? Потому что надо учиться. Зачем? Затем, что, может, я чего-то не понял? Ведь правда? Не может же быть все именно так? Или может? Тогда нужно ли мне новое подтверждение? Конечно, нужно! Я хотя бы больше не буду сомневаться. Если может быть хуже, чем сейчас, то мне стоит это узнать.
– Что за мероприятие?
– Тебе понравится.
– Когда?
– Я заеду часа через три. Одень что-нибудь приличное.
– Если найду.
– И не напивайся до моего приезда!
Владимир повесил трубку, а я тяжело вздохнул. Похоже, совсем скоро я попаду в то, что называют обществом. И совсем не важно, какую ступень в социуме будут занимать составляющие его люди. Важно, что они будут вокруг меня, а я буду среди них. Стану уже не потенциальным, но вполне реальным субъектом социума.
Трех часов явно не хватило для того, чтобы я чувствовал себя, так как должен был чувствовать. Саркастическое нетерпение заменил собой далекий, злой страх. Страх этого мира, этих невозможных существ. Но прежде – страх самого себя, как части мира, части жадного, непрощающего социума. Я все еще боялся, когда раздался долгожданно-ненавистный звонок.
Безладов вломился, как к себе домой. Веселый, бодрый, крепкий. Ему было лет сорок. И это те сорок, в которые выглядишь лучше, чем в двадцать. Легкая, благородная седина, орлиный взгляд и тугой кошелек делали его неотразимым для определенных слоев населения. Стыдно признаться, но лет через десять я хотел стать похожим на него. В смысле, раньше хотел.
– Готов? – Владимир быстро пожал мою руку и окинул оценивающим взглядом. – Готов, – удовлетворенно заключил он. – Пошли.
– Далеко?
– До такси, – Безладов довольно засмеялся.
– Может, хоть намекнешь.
– Будет весело.
– С этого все и начинается.
Мы сели в такси и не спеша поехали в сторону центра. По дороге Владимир с удовольствием рассказывал о дополнительных тиражах своего нового романа. О своих скудных тиражах я предпочел практично промолчать.
