Полная версия:
Прекрасное далёко
Мимо проносится серая «Волга» и тормозит метрах в семи от нас. Предчувствуя что-то хорошее, живо подходим. Из окна высовывается молодой водитель.
– Далеко идёте?
– В Пущино.
– Садитесь! Подброшу!
Нас не нужно уговаривать, и мы тотчас оказываемся на заднем сиденье. Как потерпевшие кораблекрушение радуются своим спасителям, так и мы обрадовались нежданному счастью! Машина мягко покатила нас в сторону города. Чистая, нарядная обивка салона «Волги» подчёркивала наш неприглядный походный вид: пыль на руках, грязь на лицах.
Водитель оказался весёлым и общительным. Всю дорогу он разговаривал с нами, расспрашивал.
– Что-то далековато вы забрели. Устали, небось? А лет вам сколько?
– Мне через месяц будет семь… – отвечаю я. – Во второй класс перешёл… Миш, тебе сколько?
– Восемь, – отвечает Мишка.
– А книги любите читать? – спрашивает водитель.
– Я очень люблю, – отвечаю я. – Миш, ты любишь?
Будто вспомнив что-то не совсем приятное, Миша пробурчал недовольно:
– Не всегда люблю… потому что от дела отвлекают…
– А я люблю и не люблю, – говорит Генка. – Смотря что…
Но вот и наши девятиэтажки.
– Вы в каком районе живёте? – поинтересовался водитель.
– АБ!
Водитель высадил нас недалеко от нашего дома. Вылезли из машины мы не с такой большой радостью, как недавно сели: так хотелось ещё покататься!
– Спасибо! Большое Вам спасибо!
А когда водитель отъехал, мы чуть ли не хором воскликнули:
– Какой хороший человек!
Казалось, что вокруг живут только хорошие и добрые люди, вся планета заселена ими; недобрые, в виде семиглавых Змеев Горынычей, водятся только в былинах и сказках, а других недобрых мы давно победили.
Переполненный обилием впечатлений, я нажимаю на кнопку звонка своей квартиры.
15 мая 1977 г.
Лето в Грозном – это прекрасно!
Мои родители – не коренные грозненцы. Детство мамы прошло в Грозном, потом она училась в Московском университете и была распределена на работу в Пущино. Детство папы прошло в Порт-Артуре, потом – в Уссурийске. В 1957 году, когда папа учился в пятом классе, Хрущёв совершил массовое сокращение армии, и его отца, дедушку Мишу, демобилизовали. Вот тогда он с семьёй и переехал в Грозный, где жил его друг. А дедушку Василия Тимофеевича Гончаренко, маминого папу, замечательного специалиста по сварочным работам, вместе с его организацией направили в 1944 году в Грозный для восстановления нефтяных заводов.
Когда я закончил первый класс, мы с папой отправились в Грозный к его родителям. Мама с нами не поехала, потому что была очень занята на работе и не брала даже отпуск. Я обещал ей, что каждый день буду писать письма, хотя не очень-то люблю это занятие. Однако впечатления переполняли меня; даже папино первое письмо из Грозного заканчивается словами: «Санька, как приехал, так за ручку схватился, писать письмо».
И вот о чём я поведал маме и бабуле:
Дорогая бабуля! Дорогая мамочка!
Передаю привет от бабушки и дедушки!
Доехали нормально, только папу тошнило немного. По дороге мы выпили много лимонада. Дома едим клубнику, которую вырастила бабушка Нина. У них очень много и попадаются такие огромные!
У бабушки с дедушкой есть собака Малыш и кот Васька.
Я нашёл красноармейскую звезду дедушки, и папа приделал её на мою фуражку.
Бабуля! Поменьше работай!
27 мая 1977
У бабушки с дедушкой есть новый огород, и мы поедем туда за клубникой. Кроме того, мне скоро разрешат купаться.
Папа однажды увидел крысу и почти убил её кирпичом.
Васька убегает от меня! Всегда!
Я очень люблю кататься на трамвае. Жаль, что в нашем Пущине нет трамваев, а то бы тоже катался.
Скоро мы будем строить сарай.
Читаю «Тома Сойера» и бегаю босиком.
Мама! Мы с папой были в твоей школе. А ещё папа показал симпатичный кирпичный коттедж на улице 8 Марта, 27, в котором две квартиры, и в одной из которых прошло твоё детство. Ты рассказывала, что этой квартирой в 1948 году наградили твоего папу Василия Гончаренко, изобретателя и рационализатора, моего деда, за героический труд во время войны.
Как обидно, что в этом доме теперь живут чужие, незнакомые люди…
29 мая 1977
Познакомился с соседским мальчиком Русланом. Однажды мы с ним съели всю клубнику.
Мы с папой играли в шахматы!
И с дедушкой – тоже!
Я дрессировал Малыша. Но ты, мама, не волнуйся насчёт микробов: я до него не дотрагивался.
Мы были в доме игр! Я подбил сначала один корабль, потом ещё четыре, а потом ещё пять. И два самолёта. Третий летал и не слушался. Мы с папой ударяли правильно, но он не падал.
Что передают по телевизору?
Мы с папой катались на лодке! Я немного научился грести веслом!
Мы с папой купались! Я залезал на папу и нырял! На этом Грозненском море вода тёплая!
1 июня 1977
Мой друг Руслан уехал! Но послезавтра он снова приедет! Мы с ним знаем одну ценную тайну! Я вам говорить не буду!
Очень скучаю по вам!
Я забавлялся с пластилином. Делал танки, авианосцы и самолёты. Папа тоже сделал танк и самолёт. А «катюшу» я сам сделал. Мой дедушка – артиллерист, во время войны он испытывал новые «катюши», поэтому он мне показал, как надо её делать.
3 июня 1977
Приехал мой друг Руслан!
Васька уже больше недели не возвращается домой и не ест.
Погода у нас чудесная! Папа купил две хорошие книжки: «Дорогие мои мальчишки» и «Бригантину».
Ты смотрела «Мальчика со шпагой»? Я смотрел!
Сегодня я ел сладкие белые штучки, которые растут на дереве. Я залез и ел, несмотря на то, что находился в очень неудобной позиции!
Кроме того, ел помидоры, очень хорошие помидоры! Они как раз стали поспевать!
Мы с папой ездили на аттракцион, играли в охоту (попал 5–6 раз) и морской бой (попал 5 раз). Стрелял из винтовки и попал три раза.
Два раза покатались на карусели, а потом – на лодках! Стреляли в тире! Там было очень хорошо! Мы поедем туда и завтра, папа обещает.
Мама, извини, но я собаку трогал. Но ты меня не предупреждала, что это делать нельзя. Наш Малыш – очень хороший пёс!!!!!!!!!! Его нужно трогать! Он любит ласку!
Мне купили футболку «Майти Маус» – могучий мышонок. И купили мне носки.
6 июня 1977
Мы с дедушкой поедем на нефтеперерабатывающий завод имени Ленина! Он там работает.
Мы пускали много кораблей и запустили самолёт!
Наш Малыш раньше на меня лаял, а теперь позволяет мне гладить его и даже слушается.
Мы сейчас отделываем дом! А вчера ездили на огород. Там было очень хорошо! Я объедался клубникой, очень крупной, работал и сломал тяпку. На огороде много ящериц. Здесь они крупнее, чем в Пущине.
9 июня 1977
Если нельзя войти через дверь…
В младшей группе детского сада, когда мне было три года, воспитательница Нина Ивановна удивлялась: я делал то, на что другие ребята не отваживались. Например, моментально перелезал через высокий забор, когда мы играли во дворе детсада и мяч оказывался по другую сторону площадки. До моего появления в этой группе кто-нибудь из малышей отправлялся за мячом в обход, через калитку, – это далеко, и все ждали, когда же посланец возникнет в нужном месте сетки и перебросит мяч обратно. С моим появлением все изменилось. Пока воспитательница выбирает, кого же ей отправить за мячом, – я одним махом перепрыгиваю через забор, перебрасываю мяч и тут же спрыгиваю обратно.
И что особенного? Сетка-рабица, сделанная из толстой проволоки, сплетённой в ячейки, за которые так легко цепляться руками, карабкаясь вверх. Проделывание мною таких трюков— то же самое, что плавание для рыбы.
Но однажды, когда мне было шесть лет и я только что окончил первый класс, произошёл нешуточный случай.
Лето. Папа изобрёл уникальный прибор и на неделю уехал с ним в командировку в Киев. Бабушка улетела на Урал к военному сыну, а мама ушла в магазин за хлебом. Уходя, мама попросила меня сидеть дома и ждать её возвращения.
Весёлые крики ребят, доносящиеся с улицы, были так заманчивы, что я не видел ничего преступного в том, чтобы пренебречь просьбой мамы. Захлопнув дверь, я скатился по перилам лестницы со своего третьего этажа, вылетел в распахнутую дверь нашей девятиэтажной башни – и да здравствует свобода!
А вот и мама возвращается из магазина, и я радостно бегу ей навстречу…
Но почему она совсем не рада мне? Почему она смотрит так испуганно?
– Ты… захлопнул дверь? – спрашивает она, едва не заикаясь.
– Конечно захлопнул! – весело восклицаю я.
– Но мы теперь не сможем войти! Я не взяла с собой ключ!
Я потрясён…
Мы ломаем голову и перебираем возможные варианты проникновения в нашу квартиру. Был бы папа дома, придумал бы что-нибудь обязательно… А нам на ум приходят только два способа нашего спасения.
Первый способ: взломать дверь. Не очень хороший способ: и дверь жалко, и ночевать пришлось бы незапертыми, – не в деревне ведь живём.
Второй способ. Кто-то должен по верёвке спуститься с балкона четвёртого этажа на наш балкон на третьем этаже и изнутри открыть дверь. Но здесь два критических момента. Во-первых, важно, чтобы соседи, живущие над нами на четвёртом этаже, оказались дома: сейчас лето, многие на море. Во-вторых, кто станет тем смельчаком, который отважится спускаться по верёвке с четвёртого этажа на третий?
Не успела мама озадачиться этим, как я сказал:
– Только не вздумай возражать: спускаться буду я.
Мама не разделяла мою отвагу и не сразу согласилась с моим решением.
А с верхними соседями повезло. Они не успели уехать на море, зато уже вернулись с работы и даже не ушли в гости, в магазин или на Оку. Дядя Толя и тётя Майя, тренер по гимнастике, с большим участием отнеслись к нашей проблеме, заволновались, стали обсуждать варианты проникновения в нашу квартиру. Мой проект под названием «Спуск» они восприняли с уважением. К тому же у них оказалась совершенно новая, недавно купленная бельевая верёвка.
– Но выдержат ли руки моего сына? – волновалась мама. – Вдруг они ослабнут, разомкнутся… или он испугается высоты, голова закружится?
– Мама, а ты знаешь, сколько я висел на тарзанке у реки? Ты не знаешь! А ты видела, что я на ней вытворял? Не видела! А ты хоть знаешь, что такое тарзанка? Нет? Я расскажу тебе потом, что такое тарзанка! А в школе по канату как я взвивался вверх, ты видела?! У меня огромный опыт!
Такими словами пытался я убедить расстроенную маму, не знавшую, что такое тарзанка и не видевшую меня на вершине каната под куполом спортзала, но всё-таки ободрённую тем, что у меня есть опыт верхолаза.
Да, мы высоко взбирались на деревья, перекарабкивались по толстым веткам с одного дерева на другое, стоящее поодаль; висели на сучьях, а потом спрыгивали с них на приличной высоте на землю, перепрыгивали с крыши одного гаража на крышу другого… Все эти трюки в нашей мальчишеской среде называлось тарзанкой.
Но спускаться с четвёртого этажа балкона на третий – нечто иное.
Тем временем дядя Толя привязывал верёвку к перилам.
– А вдруг она перетрётся? – интересовалась неугомонная мама.
– Не перетрётся, – спокойно отвечал дядя Толя. – Она новая и из шёлковой синтетики.
И вот всё готово. Дядя Толя помог мне взобраться на перила балкона, хотя я не нуждался в этой помощи, – но что поделаешь, так уж положено. Он ещё и подстраховал меня, когда я брался за верёвку, поддерживал меня за руки, когда я уже повис над землёй.
Прошло не более секунды – я на балконе своей квартиры. Отпираю дверь, жду маму, уже спускающуюся (по лестнице, а не по верёвке) от соседей к нам домой. Вот она заходит, не веря своему счастью…
Я слегка взволнован от неожиданного приключения и жду выговор. Чувствуется, что мама колеблется, не зная, ругать меня за непослушание, причинившее столько волнений, или простить за отвагу. Решила начать с выговора.
Однако в нашей семье было заведено правило: не только родители критикуют сына, но и сын имеет право высказывать своё мнение об их ошибках. Таким образом, иногда у нас получались плодотворные дискуссии.
– Мама, вот ты такая умная, а на самом деле ты не права. Почему я должен слепо выполнять все твои приказы? Если бы ты, уходя, предупредила, что не взяла ключи, я бы ни за что не убежал. Но я-то этого не знал!!! Предупреждать надо!
– Надо слушаться родителей! Правило такое знаешь? – отвечала мама.
Но я строптиво держал оборону.
– Надо объяснять смысл своих приказов! У нас не армия!
А когда папа приехал из командировки и узнал об этой истории, он тут же заменил коварный замок на другой, с которым дверь без ключа захлопнуть невозможно. И ещё он сказал: «Что ж вы не сообразили пожарников вызвать? Они бы лестницу свою приставили, третий этаж для них – чепуха!»
А нам и в голову не пришло… Пожарники – они же для пожара…
Зато я после этого стал более внимательно относиться к запретам своих родителей, не воспринимать их как капризы взрослых. Мало ли что, вдруг «без ключа»…
Вот такая история. Были и другие, подобные, но родителям я не рассказывал… Например, я иногда забывал положить в портфель ключ, а возвращался из школы – дома никого не было… Как же я попадал в квартиру на третьем этаже?
Не скажу. А то вдруг кому-то взбредёт в голову делать то же самое?
Острые ощущения
Наше сегодняшнее приключение с Генкой с виду совсем простенькое.
Носились мы с ним по просторам, носились и под конец так слились с природой, что не сразу можно было понять, где природа, а где мы.
Усталость не препятствовала нашим беспечным забавам. В случае чего можно было присесть на пенёк или поваляться в стоге сена. Впрочем, с сеном надо быть осторожней: однажды я так повалялся, что меня вечером тошнило, сильно болела голова. Однако что делать, когда хочется есть? Не идти же домой! Казалось бы, так просто: ворвался домой, схватил горбушку и тут же исчез. Но на практике так не получается: сначала домашние выражают восторг, что сам пришёл, не пришлось искать, а затем арестовывают, заставляют мыть руки, усаживают за стол и кормят обедом. А если твоим добрейшим и любимым домомучителям почему-то не нравится погода – могут вообще оставить дома.
Лучше не рисковать! Терпеть или выкручиваться!
Что касается терпения… на сегодняшний день оно у нас уже иссякло. Мы тщетно пытались найти несколько копеек где-нибудь на улице, чтобы купить хлеб. Некоторое время мы бродили, уставившись глазами в землю. Однако на этот раз не повезло: нашли только две копейки. А ведь бывали случаи, когда находили по двадцать, как раз на буханку.
И мы придумали. Место для осуществления придумки было подходящее: в момент её возникновения мы находились недалеко от дома, где на первом этаже жил дедушка Гены.
– Давай свистнем хлеб у деда! – предлагает мой друг.
– Давай!
Мы, конечно, понимаем, что можно попросить хлеб у дедушки, и он, конечно же, поделится. Но так ведь неинтересно! И наша хрупкая мораль отступает перед удовольствием испытать острые ощущения.
Генка, как хорошо знающий местность, назначен разведчиком. К тому же, на правах родственника он не вызовет подозрение.
Мы подходим к окну дедовской квартиры. Окно хоть и на первом этаже, но высоко. Наклонившись, я подставляю Генке плечи, и таким образом он залезает на подоконник и толкает окно, которое, нам на радость, открывается. Приятель тихо спрыгивает в комнату, на цыпочках подкрадывается к другой и видит, что дед спит. Тогда Генка подбегает к окну, докладывает, подаёт мне руку, мгновение – и я в квартире. Крадучись, добираемся до кухни. Целая буханка свежего чёрного хлеба, только что принесённого из булочной, лежит на голубой пластмассе буфета. Мы хватаем её и, испытывая чувства уже не разведчиков, а профессиональных грабителей, кидаемся прочь.
Саша Каранов, Глеб Сухоруков, Дима Ермишкин.
Выпрыгнув из окна, скрываемся за углом дома, делим буханку пополам и тут же набрасываемся на неё. Всю сразу съесть не удаётся, но то, что осталось, пригодится – впереди целый день.
После такого подкрепления появившуюся силу нужно как-то использовать, и нам приходит в голову устроить облаву на подвальных кошек. Ничего плохого, конечно, мы не собираемся им сделать, но вдруг шугануть этих милых, загадочных животных всё же забавно.
Дверь в подвал заперта. Лезем через узкое подвальное окошко. Кое-как протиснувшись, прыгаем вниз. Скоро наши глаза привыкают к темноте, и мы видим, как там сыро. Вчера прошёл дождь и, наверно, поэтому здесь лужи.
Мы замечаем сидящую в углу кошку. Подходим. Из моей руки падает кусок недоеденного хлеба, кошка тут же хватает его и исчезает.
Острая боль вдруг пронизывает меня. Что это? Неужели змея?
Я в страхе смотрю вниз. Ура, не змея: я наступил на большой полукруглый осколок бутылки, валявшийся на полу. Так как я был в сандалиях, осколок не поранил ступню, но зато повернулся и острым, как копьё, концом со злостью вонзился мне в ногу чуть повыше. Кровь потекла, как горный ручей.
Прочь отсюда! Генка помогает мне вылезти из окна, потом выбирается сам, и мы вновь идём к его деду – его дом рядом. На этот раз мы заходим к нему не через окно – через дверь. Дед уже не спит.
– Где же тебя так угораздило! – хрипловатым голосом, укоризненно и в то же время с жалостью произносит дедушка, не похожий на сказочного деда: без бороды и палки, довольно молодой на вид.
Вздохнув, объясняем.
Дедушка достаёт из шкафа белую тряпицу, отрывает от неё кусок и туго, как следует, забинтовывает мне ногу. Кровь останавливается.
– Надо к врачу сходить, – говорит дедушка, а то заражение может быть.
Про исчезнувшую буханку он не вспоминает. Наверно, не подозревает нас. А может быть, ещё не знает?
Мама, когда вечером, после работы, узнала обо всём, чуть не упала в обморок и тут же повела меня к хирургу.
…В кабинете хирурга, пропахшем йодом и чем-то ещё страшновато медицинским, мне не по себе. Строгий и насмешливый хирург (все хирурги шутники и насмешливые) осматривает ногу, говорит, что ничего страшного, до свадьбы заживёт, и мне делают перевязку.
Рана зажила через неделю. А шрам остался на всю жизнь как память об острых ощущениях.
Выталкивающая сила
Во втором классе я стал ходить на плавание. Абсолютно правильное решение: каждый должен уметь плавать. Тем более, если живёшь на реке.
В нашей школе бассейн и секция плавания. У меня получалось хорошо, технику плавания я осваивал быстро.
– Папа! Я научился держаться на воде! – сообщил я после первого занятия в бассейне. – Это просто! Но не так, как думают, – все наоборот!
И я стал объяснять:
– Когда человек не умеет плавать и не знает о выталкивающих свойствах воды, ему кажется, что он тонет, и он хочет выскочить на поверхность. Но как только выскакивает, тут уж действительно начинает тонуть: у воды наверху выталкивающей силы совсем мало. И начинается паника. Зато чем больше человек погрузится в воду – тем больше толща воды, тем больше её сила выталкивания. Главное, без паники!
– Да, Санька, ты меня удивил, – усмехнулся папа. – А то я так и не узнал бы о выталкивающей силе воды…
Два раза в неделю я бегал на плавание с пакетом, в котором были плавки, большое банное полотенце, голубые резиновые тапочки-вьетнамки и голубая резиновая шапочка. Зимой мама вечно волновалась, как бы я не простудился, возвращаясь из школы с мокрой головой.
– Ну вот, голова, как всегда, мокрая, даже вода течёт, – расстроенно говорила она, когда я приходил с плавания. – Надо как следует вытирать!
Она раскрывала мой большой пакет и развешивала для просушки полотенце, шапочку, скомканные синие плавки с металлическим якорем на боку, ставила возле батареи вьетнамки.
А я, будто не слыша, спешил делиться свежими впечатлениями:
– Руками не так важно двигать, когда плывёшь. Важно ногами шевелить и ещё телом, но с руками, конечно, лучше.
Я радостно рассказывал дома, как меня хвалит тренер, называет перспективным, и мне говорят, что он на меня «глаз положил».
– Я уже брассом умею… Я сегодня осваивал баттерфляй – у меня хорошо получается баттерфляй! Теперь, мамочка, я буду в Оке плавать, и ты мне не запретишь! На тот берег поплыву. А летом поедем на море (мы ведь поедем?) – и на море буду плавать!
– Ну вот, голова мокрая, шапка набекрень, – твердила мама. – Зима! Ветер! Легко простудиться!
Трудный выбор
Наш академгородок в семидесятые годы был совсем молодым, а руководство нашей страны было заинтересовано развивать науку, поэтому в нашем научном городке беспрерывно что-то строилось и открывалось.
Очень скоро у моей секции плавания появились конкуренты: в октябре открылась детско-юношеская спортивная школа (сокращённо – ДЮСШ, в народе – спортивка) со специализацией по лыжам и спортивной гимнастике. Тренерам новой спортивной школы нужны были ученики, поэтому сразу после летних каникул они стали ходить по всем школам, чтобы отбирать самых подходящих для гимнастики девочек и мальчиков – с отличной координацией движений, ловких, подвижных, стройных.
Побывали они и в нашем третьем классе на уроке физкультуры и сразу заприметили меня. Юлия Витальевна Щербинина, высокая красавица с огромными чёрными глазами, подошла ко мне после урока, спросила имя, фамилию, адрес и записала в блокноте.
– Саша, ты хотел бы заниматься спортивной гимнастикой в нашей школе? – спросила она.
– Хотел бы, но я уже хожу на плавание.
Рядом с Юлией Витальевной стоял мужчина противоположной наружности: у него были голубые глаза, светлые волосы, а рост поменьше, чем у Юлии Витальевны. Это был Юрий Владимирович Щербинин, лыжный тренер и директор школы.
– Ты научишься делать сальто, работать с кольцами, на перекладине, прыгать через коня, овладеешь акробатикой, – добавил Юрий Владимирович. – Наверно, смотрел по телевизору выступления гимнастов на олимпиадах? Тебе хотелось бы делать то, что умеют они?
– Хотел бы… Но у меня секция плавания…
– Ты всё равно подумай и посоветуйся с родителями.
Сначала дома я поделился новостью с бабулей – она первая приходила с работы. Потом с нетерпением стал ждать возвращения родителей, чтобы поведать и им о новом соблазне в моей жизни.
– У меня сюрприз! – провозгласил я, как только они открыли дверь.
– Какой ещё сюрприз? – испуганно спросила мама.
– Сегодня на уроке физкультуры у нас были тренеры из спортивной школы, они отобрали меня в секцию спортивной гимнастики.
И скромно добавил:
– Одного из класса.
Родители опешили.
– А как же плавание? Ты ведь уже ходишь на плавание два раза в неделю…
– А я и сам не знаю! Но плавать я уже научился – может, больше и не надо…
– Но сам ты что хочешь?
– Все хочу! И плавать, и прыгать, и кувыркаться…
Через день на наш домашний адрес пришло письмо на моё имя с приглашением вступить в секцию спортивной гимнастики при ДЮСШ.
Родители окончательно растерялись.
Весь вечер мы с папой, мамой и примкнувшей к нам бабулей спорили и обсуждали, как быть: вступать или не вступать. Вступать – означало бросить плавание, а не очень этого хотелось. Но ведь и гимнастика в тот период моей детской жизни была для меня очень уж привлекательна.
– Выбирайте сами, а я мучиться из-за такого выбора не хочу. Но ты, мама, всегда переживаешь, что я после бассейна с мокрой головой иду по улице – твои переживания закончатся.
– Ни одного забора не пропустишь, чтобы не перелезть… ни одного препятствия, чтобы не перепрыгнуть, – заметила мама. – На дерево, как кошка, взвиваешься… На горки, пригорки взлетаешь… Да, акробатика – это, пожалуй, твой спорт…
– Ты забыла: ещё в снежки люблю играть и очень метко их кидаю! – добавил я.
– В снежки все любят играть, – вставил папа.
– Но не все так метко кидают!
А папа продолжил:
– В гимнастике столько интересных снарядов! Конь, кольца, брусья, перекладина… Наверно, гимнастика больше соответствует твоей стихии.
– Да! Гимнастика – это здорово! А плавание – это прекрасно!
– Но тебе-то чем больше хотелось бы заниматься? – осведомилась бабуля.
– Всем!
– А мне кажется: раз уж ребёнок начал одно, не следует бросать и кидаться в неизвестное другое, – заметила бабуля.
– Но эта мокрая голова зимой в пургу, по улице… я вечно с ума схожу, как бы не простудился, – добавила мама.
– Да… что верно, то верно, – согласилась бабуля.
Мама вспомнила, как мы были в обезьяньем питомнике в Сухуми, мне не было ещё пяти лет. Папа с мамой не успели оглянуться, осмотреться кругом, как я уже взлетел по металлической сетке на верх вольера, где находились мартышки. И вдруг кто-то из посетителей удивился: «А это что за обезьянка наверху?» Засмотревшиеся на мартышек родители тут же спохватились и дали команду, чтобы их «обезьянка» немедленно спустилась вниз.
