скачать книгу бесплатно
Наощупь бежать не пришлось, – луна уже поднялась над крышей его дома, и тропа к бане хорошо просматривалась. Правда, в бане было темно, и спотыкаясь и чертыхаясь, пришлось добираться наощупь.
– Петро, что с тобой?
– Б-б-бо-бород-а, – Только и сумел вымолвил Петруха.
– Ах ты, мать моя честная. Да, как же это ты так? – Запричитал Федор. – Да, как же тебя угораздило-то? Вот сердешный. Ишь как замепз. Вот ведь как …. Да, что делать-то?
– Б-б-бо-бо-бороду отрезай!
– Подожди, бревно подниму ….
Но и ему, как он ни тужился, бревно не поддалось.
– Режь, говорю, голову, – Отчаянно прохрипел Петруха, теряя самообладание.
– Да как же бороду-то? Пошто Давай-кось вдвоем: ты топором, и я… топором. – Засуетился Федор.
Так и сладили.
Бревно поддалось, высвободило бороду, и Петруха без сил опустился на шпалу, и заревел в голос.
– Да, ты что? Да, зачем? Да, не надо. – Закрутился вокруг Петрухи Федор.
А тот, словно бы и не видел спасителя, и, не стесняясь, голосил, даже не смахивая крупных соленых слез.
*
И у Федора терпение не железное: покрутился-покрутился, и, наконец, решился, насильно поднял Петруху, поставил на ноги и повел его, все еще всхлипывающего, подобно ребенку, к дому.
Первым делом он раскочегарил пузатый самовар, затем деловитл соорудил яичницу, уверенно отыскал в горке бутылку «Столичной», – знал, что у Роговых всегда в запасе есть, и знал, где ….
Навел стакан пунша. – Пей.
– Не. Один не буду.
Пришлось налить и себе.
– Ну, будем здоровы.
Петруха поднес стопку к губам. Поморщился. – Не могу.
– Пей. – И Федор сказал то, о чем Петруха сам не решился сказать себе. – Мне кажется, это смерть за тобой приходила, но, видишь, шанс оставила. – Пей. Выгоняй из себя хворобу, – тебе еще детей поднимать.
Петруха пил пунш мелкими глотками, не ощущая ни крепости, ни запаха.
– А сам чего?
– Да, ни к чему как-то. – Нерешительно отказался Федор, случайно посмотрел на лицо Петрухи, – и отпрянул: перед ним сидел не сверстник, а глубокий старик.
Поднял стопку. – За тебя. – И осушил одним махом.
Петруха допил пунш, и его лицо порозовело, взгляд стал осмысленный.
– Давай еще по одной. – Предложил уже сам.
Выпили еще по одной. Федор суетливо достал кружки, налил чаю, не решаясь посмотреть Петрухе в лицо. Он, конечно, понимал, что это усталость, это от переживания, но и на Петрухины руки, суетливо перебирающие бахрому скатерти, было страшно смотреть.
*
– Спасибо тебе. – Петруха отставил кружку, но она выскользнула из руки, и разбилась пополам. – Говорят, это – к счастью. – Он растерянно улыбнулся, и вдруг его – словно прорвало.
А Федор- то думал, что неплохо знает Петруху, – как никак пятнадцать лет бок о бок живут, а оказывается, это – как говорится – совсем белая книга.
А потом была долгая исповедь: про житье-бытье, про нужду, про «капкан», наконец. И по мере разговора Петруха постепенно отогревался. Еще не воскресал, не оживал, а только медленно-медленно отогревался.
*
– А, вот он где? – Дверь распахнулась, и на пороге возникла разгневанная супруга. – Вы только посмотрите на него. В одном исподнем ….
– Алена. – Честно говоря, Федор и не подумал даже, что супруга может встревожиться. – Ты зачем здесь?
– Да, вот заявилась, компанию вам составить, или у вас одних хорошо идет? Вот уж не думала, что с Петькой пить начнешь? – И метнулась к двери.
– Пойду я. – И, в самом деле, у Федора был еще тот видом, чтобы смутиться. – Уже светает. А ты сегодня на работу можешь не выходить, и на баню тоже. Загнал ты себя, а сам знаешь, железо и то частенько не выдерживает. А я пойду, вздремну часок-другой. Хотя, ты-то как? Согрелся?
– Согрелся. Спасибо тебе. Я, ведь, и на самом деле, уже с жизнью расставался.
Федор вышел за двери, и нос к носу столкнулся с Аленой. И сходу получил:
– Никак напились? Чего это вы пить собрались? – Но, глянув на лицо мужа, Алена растерянно прошептала, Что с ним опять случилось?
– Надеюсь, сейчас все в порядке. Я пойду-сосну часок другой. Ты меня, если сам не встану, разбуди, ладно?
– Ты зубы-то не заговаривай. Что он опять натворил?
– Потом. Все потом. А ты пригляди за ним, будь ласка.
– А Зинаида где? Ребята?
– У родителей, кажется?
– Ладно. – Алена взяла Федора за руку. – Вот смеху-то будет, если увидит кто.
7
«А где Зинаида?», – Петруха спустил ноги на пол, и удивился, что лег спать одетым на диван. Впрочем, такое случается нередко, когда заработаешься допоздна. – «И дети?». – «А, у родителей».
Значит, некогда прохлаждаться, хотя корову Зинаида подоит, и на пастбище выгонит. На его плечах овцы и курицы. Но это – ежедневная обязанность, делается на автомате.
– А это как понимать? – Петруха вернулся в дом, и недоуменно остановился у кухонного стола. – В таз посуду не сложил. И хлеб не убрал. И…. – Початая бутылка, две стопки ….
Петруха огляделся. Странно, почему-то первой пришла на ум Алена. Влетела в дом, как фурия …, компанию составить то ли угрожала, то ли обещала. Алена сродственница, троюродная, родства этого стыдится, но Петруху, как может, опекает. Но зачем она здесь сегодня?
Ответ-то нашелся сразу, только чудной какой-то ответ. Будто бы Федор весь в белом, будто ангел какой-то ….
Петруха оглядел стол, остатки яичницы, – и все начало вставать на свои места, и только непонятно было, а причем его борода.
Петруха потрогал бороду. «Борода, как борода. Знатная, надо сказать, борода, купеческая».
Петруха нащупал на полке осколок эеркала. Пригодилось вот, а Зинаида все выкинуть норовит, мол, не к добру осколки зеркал дома хранить.
Петруха локтем стер пыль с блеклой поверхности, поднес к лицу.
Осколок оказался маленьким, – и позволял рассмотреть лицо только по частям.
Воля-неволя, пришлось идти в спальню детей.
Из зеркала на него смотрело чужое лицо. Седая борода, – а именно от нее Петруха не мог отвести свой тоскливый взгляд, – местами склеена смолой, и ….
А ножницы он так и не наточил, как ни просила Зинаида. Вот теперь, хочешь-не хочешь, пришлось на себе испытать ее мучения.
Он остервенело кромсал бороду, пока ее могли захватить ножницы, потом безопасной, – а оказалось, более чем опасной, – скоблил тупым лезвием непослушные волосы, морщился и лил слезы, но до работы управился-таки.
Плита еще не протопилась, и он, налив полную кружку молока, и посолив изрядный кусок ржаного хлеба, сел перед дверью на низкой скамейке.
Все еще веселые языки огня пригрели, – и Петруха начал отогреваться и душой и телом.
«Да, черт с ним, с позором-то. Переживу, как-нибудь и это».
Откуда-то вылезла кошка, налил молока и ей, но она поводила носом, и нырнула в погреб.
«Правильно. Лишку мышей развела. Зимой тут такого шухера наведут, что и тебя съедят».
Он снова успел задремать, и проснулся только, когда на шею бросились дети.
– Тут Алена встретилась. Сказала, что на работу не идешь.
Петруха повернулся к жене:
– Иду, почему не иду. Там без меня вся работа станет.
– Есть будешь?
– Не, я молока напился.
– Чего, молока-то. Смотри, исхудал-то как, – светишься весь. Сейчас картох быстро пожарю. Мне, все равно для ребят жарить.
Зинаида ничего не спросила про бороду, – не заметила что ли?
А может, и другие так?
И потому на работу Петруха пошел с легким сердцем. Но, подходя к конторе, услышал громкий смех, и свое имя, Петруха отпрянул назад.
– Рассказал-таки? – Начала возвращаться остуда, но, сколько можно будет скрываться? – и вышел к миру.
Федор, молча, глянул на него, и продолжил «наряд»:
– Семен, тебе окорку последнего венца делать.
– Это я вчера не закончил, мне и, – Начал было Петруха, но Федор остановил. – Это и Семен сделает, а за тобой – стропила, если сможешь.
– Нет, не справится. – Возразил Николай Холкин, и даже не улыбнулся. – Куда он теперь без бороды? Раньше-то как было? выдернул пару волосин – Трах-тибидах! – и готово. Видать, теперь заглохла наша стройка.
И никто ведь не спросил, почему это бороду решил сбрить?
Весь день Петруха думал: «Почему же Федька ничего не рассказал? Все ведь к тому шло».
А в обед вновь зашел разговор о гвоздях.
– Потерпите, мужики, пару дней, на базу привезти обещали. – Федька развел руки. – Не моя тут вина.
*
Каково же было изумление плотников, когда Петруха выложил на верстак знакомый уже ящик.
– А говорил, что не брал. Украл, получается? – Хмыкнул «Всему затычка», но Федор возразил:
– К коробке этой многие прикладывались, а вернул один. И я тоже хорош: бросил в крапиву, и запамятовал.
Все замерли от смущения, и только Николай крякнул:
– Дык оно, конечно ….
А жизнь продолжалась.
В садах падают яблоки, тронутые первым зимородком. И стелется дым от затопленных печек.
Ночью Петрухе приснятся звезды. Звезды, кои лишь сутки назад впервые разглядел. Это будет ночью, а пока ….
Пока Петруха медленно идет по деревне и думает….
РОТОР
Прикладная фантастика
1.
– Эт-то что еще за безобразие? Стыдно, товарищ. – И это на самом интересном месте?! Молодой, а из ранних.