скачать книгу бесплатно
И вон та студентка, крашеная брюнетка с пирсингом в носу и на брови. У нее небось всё тело в татуировках, котики-собачки всякие или надписи бестолковые на английском или китайском, да еще и с ошибками. Слушает какой-нибудь тяжелый рок всю ночь и серфит в интернете в поисках сама не зная чего, но чего-то такого, что немного заглушит ее негативные мысли о том, что хорошо бы просто сдохнуть.
И конечно, вон тот прыщавый паренек, наверное, мечтающий стать известным режиссером, но чью гениальность в постановке черно-белых фильмов о жизни обитателей муравьиной фермы пока никто не понимает. Если бы не свободный доступ к видеороликам с голыми тетками, он бы уже давно проглотил целую упаковку таблеток, но для начала – скорее всего, витаминов, не сразу же пускаться во все тяжкие.
А водила здесь – угрюмее некуда, он словно тот лодочник из древнегреческих сказок, не помню, как звать, которому, как мы этому, давали монетки за доставку в царство мертвых. На глаза мне медяки положить будет некому. Надо бы, наверное, проглотить пару железных червонцев на всякий случай – если уж и впрямь всё будет так, как в мифах, поднатужусь и расплачусь ими с лодочником, думаю, возьмет, не побрезгует.
Выхожу на своей остановке – нет, это пока еще не царство мертвых, это всё еще обитель потеющих.
Снежинки вновь ласково провожают меня. Но вся их нежность прекращается, как только я захожу под навес над входом в здание фирмы. Той чертовой фирмы, где я работаю и первый день этой чертовой работы казался мне лучшим днем моей жизни. Не потому, что всё было великолепно, а потому, что у меня появилась надежда, что я обрету смысл.
Но – за полтора года ничего подобного не произошло. Я попала в редкостный гадюшник. А что еще меня могло ждать с моей удачливостью.
Правда, сегодня у меня нет привычной подавленности, которая окутывает меня каждый раз, когда я поднимаюсь по лестнице и иду по коридору. Потому что сегодня это в последний раз. В последний раз я увижу эти гнусные рожи, которые с удовольствием увидела бы в гробу перед своей смертью. Так и умирать было бы приятнее. И застыла бы с улыбкой на лице.
Открываю дверь кабинета.
Хриплые голоса, запах кофе и печенья, идиотские смешки.
Ноль внимания на меня. И это хорошо.
Снимаю пальто. Просачиваюсь к моему столу.
– Нет, ну вы только посмотрите! – орет Кузьминова. – Ведь это же вылитая Олеся!
Опять произносится мое имя, словно меня здесь нет.
Она крутит в руках телефон, разворачивая его экраном в разные стороны.
Остальные две кабинетные крысы сигают прямиком к третьей. Еще один повод поржать надо мной.
Поэтому-то я и не прихожу на работу раньше необходимого, чтобы не проводить в их ядовитой компании ни одной лишней минуты.
Я пялюсь в темный монитор загружающегося компа и изображаю незаинтересованность.
– О, точно!
– Только красивее.
И гогочут.
Сучки тупые. Головами б вашими друг о друга постукать, как бильярдными шарами. Да и то из них ничего путного не вылетело бы, только сопли.
– Гость клуба «Бездна», неотразимая Алиса, всю ночь зажигала толпу сногсшибательными танцами, – читает по слогам Кузьминова. – Олесь, а ты умеешь плясать?
На твоих похоронах сплясала бы, но, к сожалению, выйдет наоборот. Гляди, ноги до колен не сотри.
– А, Олесь?
Опять проговаривается мое имя.
Я ненавижу свое имя.
Ненавижу, когда кто-то произносит его.
Ненавижу, как оно звучит. Ненавижу, как оно пишется. Ненавижу, когда наталкиваюсь на него в паспорте.
– Чего молчишь, Олесь?
Ненавижу Кузьминову.
Мое имя не Олеся.
Мое имя Ненависть.
– Ладно, оставь ее, – говорит Абашкина, делая вид, что ей не плевать на мои чувства. Что это? Слабая попытка быть человечной или желание поскорее переключиться с темы обо мне на что-то поинтереснее?
Им лишь бы сутками напролет трепаться о шмотках да о знаменитостях.
– Ой, девочки, я так давно не танцевала, хочется вот прямо – ууу! Сегодня оторвусь.
– Смотри, нас кеглями своими не покалечь, да и сама не убейся, ха-ха.
– Кажись, прима-балерина идет, – цыкает Белова, прислушиваясь к коридорным звукам.
Открывается дверь.
Входит страшная жирная свинья. Которая чудесным, никому не понятным образом добралась до должности начальника отдела. Того самого крысиного отдела, где я работаю.
– Доброе утро. Ну что, девочки, как настроение?
Было хреновое, а теперь испортилось.
– Семеновна, смотрите, – Кузьминова подскакивает и тыкает ей в морду свой паскудный телефон. – Оказывается, Олеся постоянно оттягивается в том местечке, куда мы сегодня идем.
Шутница долбаная. Пошути про то, как тебя просили привезти из Геленджика магнитик, а ты привезла сама не понимала что, пока не проверилась.
Свинья с неописуемым интересом берет телефон в руки и отводит назад голову, прицеливая фокус, сбитый за годы подсчитывания птиц за окном.
– Хе-хе, она действительно очень похожа на тебя, Олеся, – смотрит на меня. – Снять с тебя эту ужасную пружинку, заколоть челку назад, да и вообще, прическу сделать, будешь прям как эта модница.
Снять бы с тебя серпом эту свиную морду и заколоть бы тебя ножом, как свинью.
– Кстати, про прическу… Семеновна, а у нас сегодня сокращенный день? Ведь еще надо в парикмахерскую, – ноет Белова.
– Да, Георгич сказал, что девушки могут быть свободны в три.
– Ой, ну хоть так.
Зачем тебе туда так спешить, очевидно же, что твой парикмахер тебя ненавидит.
– Олеся, ты не передумала? – закидывает Свинья Семеновна. – Может, все-таки пойдешь с нами. Пять лет фирме как-никак, юбилей. Такое еще нескоро будет.
Мое имя Отвали.
– Нет, у меня неотложное дело сегодня. Мне жаль, но не получается.
– Всё ж оплачено, по высшему классу. Что, прям такие важные дела у тебя?
– Ага, – отвечаю. – Вопрос жизни и смерти.
– Ну, как знаешь. Передумаешь – приходи. Только служебное удостоверение возьми, чтобы впустили. Наш корпоратив отдельно заказан. – Свинья двигается к двери: – Девочки, в семь часов без опоздания, – и выползает из кабинета.
Хорошо бы теперь здесь проветрить.
– Надеюсь, сегодня она не будет нам мозги засерать.
– До сих пор не догоняю, как она уговорила Святого Георгича корпорат в клубешнике проводить. Ладно нам весело, а ей-то это зачем?
– Да че непонятного, старуха уже смерть свою чует, ха-ха, вот и молодится, типа она в теме.
– Не, она просто прохаванная, там ведь скорая рядом, а то вдруг ей заплохеет, чтоб откачали быстренько.
– Ха-ха-ха, ага, ага.
Не хочется соглашаться с крысами, но Свинье действительно сейчас умирать никак нельзя, она ж еще не все бумажки с полки на полку переложила. Я на том свете буду вечность ее ждать.
Абашкина включает чайник. Наверное, уже третий раз за сегодня. Чайник здесь кипятит воду с утра до вечера, из-за этого кабинет даже отапливать не нужно, и без того словно в сауне паримся, хоть дресс-код вводи: простыни и банные шапки-колпаки. Эти дуры под предлогом своей чайной церемонии точат кексы по пять раз в день и при этом думают, как бы им похудеть.
– Задрал уже этот снег, – мычит Белова сквозь какой-то пряник в зубах. – Быстрей бы весна уже.
– Так завтра ж уже, хе. Доставай колготки.
– Ага, те свои, проститутские.
– Чего это они проститутские, просто в широкую клетку.
Они, по ходу, не понимают – любые колготки проститутские, если в них такая шлюха, как Белова.
– Может, мажорчика какого-нибудь склеишь.
– Лучше уж папика его, ха-ха.
– Или деда!
Они как дети малые – им вообще всё равно, что в рот брать, они так мир познают.
– Деда Семеновна подцепит, доходит его, спровадит, а потом будет мотивационные курсы вести, как она всего добилась сама, начав с нуля в свои 102 года.
– Ага, ага, главное, верить в мечту.
– Чтобы ее курсы хорошо продавались, ей нужно будет еще и родить, ха-ха-ха.
А ведь я когда-то пыталась проникнуться зарядкой мотивации на разных программах, чтобы выбраться из депрессии. Я с надеждой и даже верой слушала страстно размахивающих руками ораторов, и это как будто помогало, поднимало настроение, создавало иллюзию, что всё возможно, что вот-вот твои мечты исполнятся и весь мир пляжной волной прильнет к твоим небритым ногам.
Но эффект длится недолго, меньше двух недель, а иногда – дней. Сначала ты коришь себя, что ничего не меняется, потому что ты, видимо, недостаточно усердно выполняешь упражнения по жизнерадостности. А потом ты чувствуешь, что тебя снова обманули, заставили поверить в очередную сказку. Они говорят, надо заряжаться постоянно, регулярно читать такие духоподъемные книги, слушать лекторов о том, как они выбрались из самой глубокой жопы жизни прямо на зеленый дворик с домом, любящим супругом, разнополыми детишками и псом по кличке Хер, или как они достигли куда более невероятных вершин – видимо, таких, как, например, выступления перед толпой сектантов, верящих в визуализацию желаний.
Если пичкать себя подобными заряжалками постоянно, то ты действительно станешь оторванным от реалий фанатиком, у которого любое плохое событие вызывает собственную вину в том, что это, мол, потому с тобой произошло, что ты не так что-то подумал, не то что-то представил, не там где-то плюнул. Или еще хуже – ты становишься настолько блаженным и отрешенным, что ходишь по улицам с безобразной улыбкой, в белом платье в пол и носишь в руках собачку, подобранную на той же свалке, что и платье. Нет, уж лучше смерть. В общем-то, к ней и направляюсь, расступитесь.
– Чувствую, я сегодня напьюсь, хо-хо.
– Ага, текилы вдаришь, а соль уже с пола слизывать будешь.
– Олесь, а пойдем с нами, бухнем, а то мы тебя пьяной не видели.
– Да она уже щас пьяная, не видишь, не слышит тебя.
– Не-е, вранье это всё, она не пьет, она зашитая.
– Олесь, фляга с собой?
– Ну ладно, оставь ее, а то она щас ментов вызовет, ха-ха.
– Кстати, че там тот мент?
– Какой? Мой?
– Ну твой, женатый который.
Да че «че»? А то будто неясно – прет шмару одну, уж точно не от хорошей жизни. Зато балует ее подарками всякими тривиальными – и чем дальше, тем дешевле. На это 8-е марта, думаю, он ей кольцо из цветной проволоки свяжет. Вернее, вручит его на день-два раньше, когда и принято поздравлять неофициальных пассий, потому что в сам праздник неверные мужья заняты женами. Канун Международного женского дня – международный день любовниц.
Всё это они обсуждают здесь целыми днями, не стесняясь меня. А чего им меня стесняться – я тут словно мебель, словно рыбка в аквариуме, словно муха на стекле. Потому-то я и в курсе всей их тошнотворной личной жизни.
Вторую вот – сосед-алкаш жучит. Видимо, трезвым он на нее забраться брезгует, а дальше лестничной площадки ему идти влом. Вечно она его по телефону при всех ругает за пьянки, а он у нее постоянно деньги занимает. А не бросает она его, потому что, мол, он нужен для здоровья, пока нормального не встретит. Этим веским «для здоровья» они постоянно оправдывают свое обыкновенное потаскушество.
А от третьей не перепадает только бомжам, да и то лишь тем, которые вообще мало спопрошайничали за день.
И все они крутят своими жопами перед 40-летним Святым Георгичем, женатым, с тремя детьми, надеясь стать его второй леди, но, конечно же, единственной любимой. Думаю, они и привороты всякие на него делали, эти-то точно могут, но пока никому из крыс ничего не перепало. Георгич мужик верный, глубоко верующий, строго соблюдающий пост и, видимо, свыше хранимый от соблазнов и искушений – и будет храним во веки веков. Аминь.
– Вот это валит, жесть.
– Вроде писали, что март будет снежным и мерзким, до середины точно.
– Да так всегда в марте.
Зато вы мерзкие в любой месяц, и не до середины, а от прически до педикюра.
– Включи чайник.
День тянется как старая ящерица, раненная топором в спину.
