скачать книгу бесплатно
Усатый унтер-офицер козырнул и отправил солдата искать дежурного офицера. Скоро придется оформлять кучу бумаг, выяснять личность корнета и прочая, и прочая…
Здание офицерского клуба располагалось в каком-то кабаре с раздолбанным гаубицами вторым этажом. Но на первом этаже все было вполне прилично, имелась барная стойка, стулья и пожилой квартирмейстер-буфетчик, который наливал всем, кто носил погоны с золотым позументом, ровно по пятьдесят. И меня это полностью устраивало.
* * *
Было то время суток, когда солнце еще до конца не село, а луна уже появилась на небосводе. Ребята из третьего взвода развели костер возле КПП и варили на нем в котелке кофе, чтобы не так хотелось спать в ночное дежурство. Я подошел к шлагбауму и спросил:
– Ну, что тут у вас? Местные не беспокоят?
Вахмистр, старший этой смены охраны, махнул рукой и улыбнулся:
– Нет, господин поручик, не беспокоят. Один пацан даже хворост для костра приносил. Смешной такой, белобрысый…
– Я тут посижу с вами? Не спится что-то…
– Да всегда пожалуйста, вот, у нас даже лишний чурбак найдется!
Я сел на толстое поленце, которое показалось ничем не хуже роскошного кресла, и вдохнул аромат варящегося кофе. Дымок от костра поднимался в небо прямо, не тревожимый порывами ветра. Пролетела мимо летучая мышь, выписывая замысловатые кренделя в своей вечной погоне за ночными насекомыми. Вахмистр налил мне кофе в металлическую кружку, и я стал пить маленькими глотками, обжигая губы о горячие края кружки. Хорошо!
К контрольно-пропускному пункту приблизилась тонкая, невысокая фигура, несущая что-то на плечах. Часовой передернул затвором, а потом улыбнулся и сказал:
– Это наш пацан!
Белобрысый лопоухий мальчишка как-то тяжело сбросил с плеча небольшую вязанку хвороста и подтащил ее к костру. Вахмистр протянул пацану галету, тот зажал ее в руке, спрятал в карман, потом с видимым напряжением подкинул вязанку в костер, осмотрел нас всех странным взглядом и убежал куда-то в подступающую темноту.
Огонь потрескивал, весело принявшись за вязанку хвороста. Где-то я видел этого пацаненка, его лицо показалось мне знакомым…
– Чего-то он сегодня быстро убежал… – сказал один из солдат.
– И вязанка тяжелая какая-то была у него, хотя на вид вроде… – добавил другой.
Солдаты закурили и сменили тему. А у меня заклинило в голове и раз за разом вертелось одно и то же: знакомое лицо – тяжелая вязанка – быстро убежал. Я поднял с земли обломок доски и пошерудил в костре. М-мать!
– Все в укрытие!
Бойцы в карауле стояли опытные, и поэтому, не задумываясь, рванули кто куда: за мешки с песком, в канаву, в развалины кирпичного пакгауза… Я вместе с вахмистром оказался за ржавым остовом подбитого бронеавтомобиля.
– Что там такое, господин пору…
Бабахнуло так, что взрывной волной подбросило бронеавтомобиль, шлагбаум и блокпост разнесло вдребезги, а меня кубарем проволокло по земле, причем я чуть не откусил себе язык и здорово приложился коленом обо что-то твердое.
Когда прошел звон в ушах, я сказал вахмистру, сплевывавшему на землю:
– Снаряд. В вязанке был артиллерийский снаряд для сорокапятки.
Глава 8. Апперкот
Рота торчала в этих проклятых припортовых бараках уже вторую неделю. Не знаю, что там готовили в штабе армии, но о нас, «хаки-пехоте», похоже, забыли. Солдат выпускали в город по дюжине в день, выдавая при этом гражданскую одежду отвратительного качества. У офицеров с этим было полегче, главное, оставлять трех дежурных на роту, и гуляй сколько вздумается.
Представьте себе две сотни парней, запертых на ограниченной территории…
Я как мог помогал бойцам: брал заказы на покупки, относил почту, отпускал в город больше людей, чем положено. И очень просил ни во что не ввязываться: штабные, похоже, готовили какую-то военную хитрость, и обнаруживать наше здесь присутствие было крайне нежелательно.
– Господин поручик, вам никогда не дослужиться до штабс-капитана, – сказал мне однажды вахмистр Перец. – Слишком вы к нашему брату добрый.
Я и не собирался «дослуживаться». И в юнкера меня определили потому как образованный, и в офицеры попал случайно. Это сейчас я начальство всей этой братии в хаки. И когда всё это закончится – сниму погоны и снова стану студентом-недоучкой или детей пойду учить в сельской школе. А тот же Перец, бывший до войны хозяином ремонтной мастерской, будет куда более важной птицей.
* * *
Сегодня был мой день. То есть я мог выйти в город.
Получив у каптенармуса гражданский костюм, я отправился переодеваться.
Серые брюки, немного узкие туфли и рубашка в полосочку казались мне дикостью. Я настолько привык к родному «хаки», сапогам и портупее, что чувствовал себя голым.
Солдаты наперебой совали «письма-треугольники», дали целую пачку помятых купюр и список желаемых покупок. Шумная толпа проводила меня до КПП, и я услышал, как кто-то крикнул:
– Берегись, девчата! Господин поручик в город идет!
И взрыв смеха. Они давно хотели мне кого-нибудь сосватать: то симпатичную докторшу из медсанчасти, то полковничью дочку во время последнего нашего долгосрочного отдыха. Не получалось.
Шагая по улицам с разбитым асфальтом, из-под которого виднелась брусчатка невесть какого века, я смотрел по сторонам и удивлялся этому городу. Война коснулась его в самом своем начале, и теперь пустые проемы окон, выбоины от пуль в стенах и обвалившиеся крыши соседствовали с буйной субтропической растительностью. Природа брала свое: плющ и лианы увивали полуразвалившиеся здания, деревья засовывали свои ветки в окна с разбитыми стеклами, трава пробивалась между плитами тротуара.
На почте хмурая тетка приняла письма, пересчитала их толстыми пальцами и сунула в какой-то ящик, не проронив ни слова. Я пожал плечами и вышел через тяжелую деревянную дверь.
Непривычным было то, что ни один прохожий не остановил на мне своего взгляда: одобряющего или осуждающего. Имперская форма всегда вызывала какие-то эмоции, я уже привык к этому. А рубашка в полосочку не вызывала.
Я хотел посидеть где-нибудь в тихом месте, попить кофе, отдохнуть от гомона и суеты, царящих в бараках, и поэтому зашагал к вывеске, обещавшей свежую выпечку и кофе «по-восточному».
Чашка кофе и горячий рогалик с маком согрели душу, и я, закинув ногу на ногу, принялся пересчитывать солдатские деньги, которые бойцы насовали мне перед выходом, рассчитывая на то, что я вернусь с целой кипой гостинцев из длинного списка, составленного ребятами.
Мятые купюры, тусклые монеты, простые мечты моих бойцов, записанные химическим карандашом на оберточной бумаге… Зубная паста, книжка про пиратов, полкило халвы…
Я улыбнулся, завернул деньги в список покупок и попросил счет.
Задвинув стул, блаженно потянулся, хрустнув суставами, встал и зашагал к выходу. Краем глаза я заметил, что одновременно со мной поднялась компания из трех мутного вида типов. Один из них, небритый парень в картузе, кинул на стол смятую купюру и сделал какой-то знак своим дружкам.
Особого внимания я на это не обратил, вышел из кафе и отправился к единственному месту, которое могло удовлетворить всем пунктам списка покупок – городскому рынку.
Настроение у меня было приподнятое, я пинал носком ботинка какой-то камешек, благо по гражданке это было не стыдно. Вдруг камешек забился между плохо пригнанными сегментами брусчатки. Я даже ругнулся от досады. Это, конечно, было ребячество, но такое вот несерьезное настроение приключилось.
Я прошел еще несколько десятков шагов, как вдруг какой-то неприятный голос сзади громко позвал:
– Эй, дядя!
Я как-то не привык, чтоб меня звали «дядя», да и вообще, кому я мог быть нужен в этом городке? Поэтому идти дальше показалось мне самым разумным решением. Но голос не унимался:
– Эй ты, в полосочку!
«В какую полосочку?» – подумал я, а потом сообразил, что это касается расцветки моей рубашки. Развернулся на пятках и оказался на расстоянии вытянутой руки от того самого типа в картузе, которого видел в кафе совсем недавно. Его дружки стояли чуть позади и ехидно улыбались.
– Дядя, тут такое дело… Помоги ветеранам гражданской войны на хлебушек!
Я удивленно на него уставился. Ветеран гражданской войны? Это в каких таких войсках он служил, что его демобилизовали? Война-то еще… Так, стоп, о чем это я? Ясно ведь, чего ему надо.
– Нет, ребята. Помочь я вам не могу, – сказал я, и собирался было уже развернуться, как вдруг цепкая рука типуса в картузе схватила меня за плечо.
– Мы кровь за тебя проливали, фраер! У тебя денежка есть, я видел, – сказал он, и его рука потянулась к карману моих брюк.
Это что еще такое?! Я резким движением освободил плечо, левой рукой пресек его поползновения к моему карману.
– Ты в какой части служил, ветеран? – поинтересовался я, отступив назад.
Ситуация накалялась. Дружки парня в картузе взяли меня в полукольцо, глаза главаря нехорошо прищурились.
– Отдай денежки, дядя! Мы таких, как ты… – начал он, и вдруг у меня в голове как будто взорвался кумулятивный снаряд.
Мощный апперкот в подбородок едва не сбил с ног, заставив зашататься и отступить на пару шагов. Главарь в картузе подул на костяшки кулака, только что побывавшего в соприкосновении с моей челюстью и сказал:
– Отдай денежки, а то ведь здесь тебя и закопаем…
Я затравленно огляделся. На самом деле переулок был тихий, безлюдный. Какой черт меня сюда понес?
– Нет, не отдам. Хрен тебе, а не деньги! – сказал я и сплюнул кровь из прокушенной во время удара щеки.
Став в боксерскую стойку, я смотрел прямо в глаза доморощенному грабителю, демонстрируя решительность сопротивляться. Черт побери, я имперский офицер! Я лоялистов убивал!
Он демонстративно закатал рукава и двинулся ко мне. Когда его картуз оказался в прямой досягаемости моих кулаков, я резко нырнул вправо и длинным прыжком оказался нос к носу с одним из подельников «картуза», сутулым парнем с сигаретой в зубах.
Удалось крепко влепить классическую «двоечку» ему в голову, из носа у налетчика потекла кровь, а я не останавливался, наносил удар за ударом поочередно обеими руками, превращая его лицо в кровавое месиво.
Сутулый рухнул на землю, а мне крепко прилетело кованым сапогом по почкам то ли от «картуза», то ли от второго его приятеля. Боль была адская! Я отлетел вперед, споткнулся обо что-то, упал, ушибив руку…
– Отдавай деньги, фраер! – Два сапога оказались прямо перед моим лицом.
– А вот хрен тебе! – прорычал я, схватил обеими руками за правый сапог и дернул что есть силы на себя.
Мой противник больно сел на копчик рядом со мной, я тут же набросился на него, сбил с головы ненавистный картуз. Я бил и бил его, в корпус, в голову, по подставленным рукам до тех пор, пока удар с размаху ногой прямо в висок, нанесенный оставшимся бандитом, не сбросил меня на землю.
– С-сука! – Главарь, застонав, поднялся на ноги и пнул мне по ребрам. – Где там его деньги?
Они начали обшаривать мои карманы, но пронзительный свист патруля военной полиции заставил их отвлечься от меня и, подобрав своего друга, обратиться в бегство.
Я, скорчившись, лежал на земле и дышал мелкими глотками. Подошедшему ко мне капралу я прохрипел:
– Я имперский офицер… Доложите полковнику… – Я закашлялся, в голове у меня помутилось.
– Скрутили голубчиков! – послышалось сквозь звон в ушах.
* * *
Ноги несли меня к блокпосту в припортовой зоне, время от времени подкашиваясь до хромоты. Караульный отсалютовал мне, и я узнал в нем бойца, заказывавшего зубную пасту.
Скинув на землю с плеча «сидор», я нащупал внутри тюбик и протянул караульному. Он широко улыбнулся, сказал:
– Благодарствую!
А я похромал к баракам, и на душе у меня было хорошо.
Глава 9. Коробочка
План десантной операции трещал по швам. На трех из пяти зон высадки имперские войска умылись кровью: береговые батареи пустили ко дну тихоходные баржи с бронетехникой, а высадившуюся с ботов и десантных катеров пехоту утопили в море элитные части лоялистов.
Здесь, в небольшом поселке с диким названием Бубырь, закрепиться нам удалось по счастливой случайности: местные жители гораздо лучше относились к его высочеству регенту, чем к лоялистской ассамблее, и, завидев суда под черными имперскими флагами, разоружили три десятка синемундирников-артиллеристов из орудийной обслуги.
Когда мы высадились и вступили в поселок, ветераны суеверно крестились: три стоящих у околицы 180-миллиметровых орудия превратили бы наш транспортный конвой в дырявые корыта за каких-нибудь полчаса.
Сейчас эти монстры были бесполезны – лоялисты таки успели привести в негодность затворы.
Хмурые рыбаки столпились у массивных орудийных лафетов, глядели из-под картузов оценивающе и с надеждой.
– А почему Бубырь? Что вообще за слово такое идиотское? – громко спросил Стеценко.
Я дернул его за рукав, но было уже поздно: солдаты рассмеялись, сбрасывая напряжение, накопившееся во время ожидания высадки.
Неожиданно какой-то местный, пожилой мужчина с бородкой, ответил:
– Gobius fluviatilis Pall, он же бубырь – разновидность морского бычка. Добываем в промышленных масштабах. Вон консервный завод стоит, – махнул он рукой куда-то в сторону. А потом спросил: – А что, господа имперцы, вы сюда надолго али так, пошуметь?
Я остановился, пропуская вперед шеренгу бойцов своей штурмроты, торопящихся занять высоты в двух верстах от побережья, и процитировал:
– Где раз поднят имперский флаг, там он спускаться не должен, – и мне самому захотелось верить в свои пафосные слова.
* * *
Чем занимается «хаки-пехота» большую часть времени? Выдвигается на позиции и закрепляется. А меньшую – держит оборону, пока не подтянутся ребята посерьезнее. Сколько их было: сопок, холмов, низин, ложбин, оврагов, рощиц… Сколько тонн земли я перекидал саперной лопаткой?
В общем-то, я офицер, даже, наверное, белая кость, мог бы и не копать… Но, елки-палки, сорокалетние дядьки, которые мне в отцы годятся, роют каменистый грунт, натирают мозоли, а я что, буду пальцем тыкать «туда копай, сюда не копай»?
Так что я тоже вгрызался в землю, скинув шинель, и матерился вместе со всеми. Стеценко куда-то слинял, пробормотав что-то невразумительное в ответ на справедливый упрек.
Хрипящий и фырчащий грузовичок с консервного завода подвез нам патроны, и солдаты заметно оживились. Если прибыл транспорт с боеприпасами, значит, про нас не забыли. Значит, держать оборону, пока не подтянутся ребята посерьезнее, нам не так уж долго. Наступление и прорыв в тыл – дело брони и кавалерии, пехота тут так, с боку припека.
Мы насыпа?ли в мешки землю, обшивали досками стены окопов, таскали бревна и кирпичи. Капитально обустраивались, в общем!
Линию обороны выстраивали на возвышенностях, верстах в двух от города. С одной стороны – хорошая позиция, с другой – гражданские не пострадают в случае обстрела. Отсюда прекрасно просматривались обе дороги, с городской пристани можно было наладить снабжение.
– Господин поручик, мы что, так и будем держать оборону нашей ротой? Это по меньшей мере несерьезно! – ко мне подошел командир третьего взвода Семеняка. – Если они развернут против нас что-нибудь, кроме пехоты, мы тут и дня не продержимся…
