скачать книгу бесплатно
– Ну иди, отдыхай!
Вестибюль, как всегда, был заполнен снующими студентами. Я остановился на верхней ступеньке лестницы, ведущей в актовый зал, и среди непрерывного потока людей внизу разглядел несколько знакомых лиц. Наконец-то дома!
У лифта меня сразу окружили несколько парней с нашего курса. Поговорили об экспедиции. Ребята рассказали о слухах, будто я погиб, – но потом выяснилось, что погиб не я, а парень из другой экспедиции.
Поднялись на десятый этаж. Оказалось, что Заур живет в блоке 1005 в правой комнате, а мы с Борисом – в блоке 1016[3 - Поскольку здание МГУ строилось заключенными, то за его корпусами закрепилось название «зоны» (А, Б, В и т. д.). Жилые зоны, то есть общежития студентов, делились на «блоки». В каждом блоке, оснащенном душевой и туалетом, тогда было по две «одиночки» («правая» и «левая»), обставленных стильной мебелью, изготовленной в городе Таллине (диван-кровать, письменный стол, книжный шкаф, секретер, платяной шкаф).].
Едва я приоткрыл дверь Заурова блока, как понял, что у него в комнате полно народу. Слышались голоса и бренчание гитары. Я зашел в душевую, попил холодной воды из-под крана и посмотрел на себя в зеркало – вид просто дикий!
Женских вещей в душевой не было видно.
«Заур ведет скромный образ жизни? С чего бы это?»
Я открыл дверь правой комнаты. В дыму пестрела какая-то женская публика. Потом увидел Бориса и Натана. Заур сидел спиной к двери.
– Кто-нибудь даст мне сигарету? – спросил я будничным тоном, будто только что ненадолго отлучился из комнаты.
– Сэр приехал! – заорал Заур, вскочив со стула, и обнял меня. Натан тоже подскочил и, бурно выражая свою радость, изо всех сил двинул меня кулаком по спине:
– Живой! Когда мы вернулись, то уже выпили за упокой твоей души. Кто-то принес новость, что ты погиб.
– Я уже слышал об этом!
Даже флегматичный Борис выказал заметное оживление, потерев руки.
Из четырех присутствующих девушек я знал только Таню, студентку филологического факультета, – мою постоянную партнершу по рок-н-роллу. Две девушки были незнакомые, но красивые, причем одна – очень красивая! Она мне сразу понравилась. Третья – довольно пухленькая, но приятная.
– Ира Кулик, – представилась первой высокая брюнетка. Она была на голову выше меня.
– Ира Смольская, – сказала самая красивая. – Мы много слышали о вас.
– Галя, – сказала пухленькая и улыбнулась так радостно, что сразу похорошела.
– Владимир. Прошу любить! – ответил я им всем вместе.
– Чаю, сэр? – предложил Заур.
– Можно и чего-нибудь покрепче. Открой-ка рюкзак!
Заур достал из рюкзака водку и кусок копченой оленины. Потом принюхался:
– Чем это воняет из твоего рюкзака?
– А, это шкура дикого оленя, которого я убил. Я засолил ее, а теперь буду обрабатывать.
– Это где же ты собираешься ее обрабатывать? – забеспокоился Борис. – Не в нашем ли блоке?
– Да ладно, не переживай, вонять она будет только дня три, потом я ее отскребу, и запах исчезнет, а шкура будет мягкой.
– Ну-ну! Посмотрим, – недоверчиво протянул Борис.
Пока Заур готовил стаканы и закуску, Борис рассказывал про экспедицию на тральщиках из Советской Гавани, где они с Зауром занимались гидроакустикой.
– Когда вы вернулись?
– Месяц назад. Я слышал, что ваша экспедиция открыла месторождение золота.
– Да нет, мы только профилирование закончили. Результатов пока еще никаких. А те, кто говорит, будто открыли месторождение, просто выследили известного в Якутии золотоискателя дядю Гришу и нашли золото по его стопам.
Я разлил водку по стаканам.
– Что ж, красавицы, выпьем, и я вас покину, потому как дядя устал…
Уже находясь в дверях, я услышал женский голос:
– А в какой комнате вы живете?
Обернувшись, я встретился взглядом с красивой Ирочкой, которая, игриво улыбаясь, смотрела на меня.
От неожиданности вопроса я даже несколько смутился, что мне тогда было несвойственно.
– В шестнадцатом блоке, направо. Всегда добро пожаловать на рюмку чая!
– Ловлю вас на слове! – прощебетала Ирочка, слегка покраснев. Ввалившись в свою комнату, я, не распаковывая, бросил в угол рюкзак, принял душ и, едва добравшись до кровати, провалился в глубокий сон.
Меня разбудил стук в дверь. Было уже темно.
«Странно, кто это стучит? Дверь-то не заперта», – подумалось спросонья.
– Входите!
В дверном проеме показался женский силуэт.
– Это я, Ира, извините, что разбудила. Я не думала, что вы спите. Я пойду.
– Да ладно, заходи, раз пришла. Я очень даже рад! Сейчас чайку попьем, – засуетился я, натягивая в темноте брюки.
Но тут случилось неожиданное. Ирочка подошла ко мне, обняла за шею и поцеловала долгим нежным поцелуем…
«Вот так подарок!» – подумал я, не веря в реальность происходящего…
Утром нас разбудил ворвавшийся в комнату, как всегда жизнерадостный Заур, у которого от неожиданности так вытянулась физиономия, что мы расхохотались.
– Дорогой Заур! Познакомься. Это моя невеста Ирина. Мы просим тебя быть свидетелем на нашей свадьбе, – произнес я с напускной торжественностью.
Заур наконец пришел в себя, заулыбался и так же торжественно ответил:
– Ну что ж, я согласен!
После чего пулей выскочил из комнаты – разносить новость по университету.
Как я вскоре понял, моя «невеста», ярославская красавица Ирочка Смольская, занимала главенствующее положение среди своих шести приятельниц-«филологинь», подружившихся с нашей геологической компанией. В то время все восхищались французской актрисой – красавицей Брижит Бардо, и Ира Смольская со своей прической бабетта чрезвычайно походила на нее. Разумеется, все ребята были в Ирочку влюблены и по очереди пытались за ней ухаживать. Хитрая девица успешно этим пользовалась, но старалась никого не выделять, чтобы другим не было обидно!
Этим и объяснялось такое удивление Заура – наверняка тоже одного из претендентов на благосклонность красавицы.
Никакой свадьбы, конечно, не последовало, но мы почти ежедневно встречались и были счастливы три месяца, пока я не уехал на каникулы проведать родителей – отец тяжело заболел.
Вернувшись через две недели, я с удивлением узнал, что моя Ирочка… живет с парнем из нашей компании – и они уже подали заявление в ЗАГС!
Я был в шоке и ничего не понимал! Когда же попытался получить от Ирочки какие-то объяснения, она только пожала плечами и загадочно улыбнулась.
Я вспомнил, как от всех этих переживаний у меня даже начались боли в области сердца и я с перепугу стал принимать сердечные лекарства. Усугублялась моя трагедия еще и тем, что, будучи в одной компании, мы регулярно пересекались с Ирой и ее новым женихом на совместных застольях, что регулярно подсыпало порцию соли на мою душевную рану…
Под эти воспоминания я незаметно снова задремал.
* * *
– Вставай, соня! – услышал я голос Нины. – Поможешь мне наливать чай для пассажиров. Я всем разболтала, что у меня сегодня нет напарницы и мне помогает брат. Так что от пассажиров можно не прятаться, а контролеров до Петрозаводска не будет. Только что прошли здесь.
– Могла бы сказать, что я твой жених. Тогда бы никто не удивился, застав нас целующимися, – сказал я как бы в шутку, но почему-то очень волнуясь. Нина это сразу заметила и, внимательно посмотрев мне в глаза, спросила тихим голосом:
– А ты что, хочешь поцеловать меня?
– Конечно, хочу! Хоть я пока и не жених! – Я всё еще пытался сохранять шутливый тон, но у меня это плохо получалось. Нина мне нравилась всё больше и больше. Это было совершенно некстати, но я ничего не мог с собой поделать!
– Ну… поцелуй!
Сердце у меня забилось, я осторожно обнял ее и мягко поцеловал в губы. К моему удивлению, она ответила на поцелуй и тесно прижалась ко мне.
– Давай потом, – сказала она, улыбаясь, – когда пассажиры угомонятся.
Я помог разнести чай. К этому времени солнце уже заходило.
– Пойду договорюсь с бригадиром, чтобы меня подменили на несколько часов, а то вдруг он сам сюда заявится. Скажу, что мне нужно поспать. А ты на всякий случай спрячься. Я запру дверь.
Нина пришла минут через пятнадцать.
– Вылезай! – сказала она, откинув сиденье.
Мы подъезжали к какой-то станции. Нина проводила и встретила очередных пассажиров. Прошла по всем купе и сообщила, что у них некоторое время будет другая проводница из соседнего вагона, а она должна поспать – и чтобы ее не тревожили.
– Ну, всё в порядке! Меня подменят до Медвежьегорска. У нас есть пять часов. А теперь давай поедим. – Оказалось, что она принесла макароны по-флотски в судке.
Нина достала тарелки и вилки, потом открыла аптечку и вынула оттуда две рюмки и начатую бутылку армянского коньяка.
– Ну что, как говорится, со свиданьицем! – наполнив рюмки, сказала она, весело подмигнув мне.
– За нашу встречу! Хотя у меня сейчас такое чувство, будто я тебя давно знаю!
Мы выпили еще по рюмке и закончили наш ужин. Я помыл посуду. Нина постелила постели и начала раздеваться.
Когда она сняла форменную куртку и блузку, я подошел сзади и, обняв, поцеловал ее в шею. Она повернулась, сняла с меня очки и, прижавшись ко мне, сама стала целовать меня в губы, в глаза… Потом мы помогли друг другу быстрей раздеться и, обнявшись, буквально слились друг с другом…
Эти оставшиеся часы до Медвежьегорска были наполнены необыкновенной близостью между нами. Мне очень не хотелось думать, что всё это скоро закончится.
Но раздался стук в дверь, и проводница, сменявшая Нину, сказала, что она уходит. За окном было темно. Нина вышла проверить обстановку и вскоре вернулась.
– Все заснули, даже те, кто вошел сейчас. Давай выпьем чаю. Теперь остановки пойдут часто, и у нас будет мало времени.
Между остановками мы сидели, прижавшись друг к другу, и говорили мало. Не хотелось нарушать возникшее между нами чувство ненужными словами. Начинался рассвет. Мне оставалось ехать часов семь.
– Ты поспи еще немного под сиденьем. Здесь недалеко пограничная зона, и контроль бывает неожиданно. У тебя документы в порядке?
Мне было так хорошо с Ниной, будто я действительно знал ее много лет. Поэтому мне не хотелось что-то скрывать от нее.
– У меня нет паспорта. Только университетские документы да свидетельство о рождении.
– А где же паспорт?
– Остался в Москве у кагэбэшников. Поверь, я не преступник, но с КГБ у меня нелады.
– У меня сердце чуяло, что с тобой не всё просто! Но я не хочу думать о тебе плохо. Ты мне очень нравишься. У меня такого чувства еще ни к кому не было!
– И мне ни с кем не было лучше, чем с тобой!
Поезд начал тормозить. Нина вышла после того, как я залез под сиденье, и долго не появлялась; поезд теперь останавливался очень часто – наверное, через каждые пятнадцать минут.
После неожиданно возникшей между нами близости меня всего корежило от мысли, что мы скоро навсегда расстанемся. Но пути назад теперь нет. Если я вернусь, за меня возьмутся по полной программе.
И мне снова пришла мысль о Вилли. Только он знал о Ленинградском вокзале. Конечно, я видел, как вели Заура. Но так быстро они не могли получить от него сведений. Наверняка за мной следили еще до его ареста. Слежка КГБ могла быть объяснена только одним: Вилли рассказал о нашей попытке побега, и они ждали, когда я решусь на следующую. А Заура арестовали из-за чего? Ведь его вели оперотрядчики, а не кагэбэшники. Нет, Заур здесь ни при чем! Остается только Вилли. Это значит, что меня уже ищут в этом направлении.
ВИЛЛИ
Мы с Володей решили уходить сразу после майских праздников. Был выбран кратчайший маршрут – на поезде до Кандалакши, оттуда пешком до финской границы, а потом – до границы со Швецией. Крысанов считал, что мы доберемся до финской границы дней за семь-восемь.
Я взял в институте отпуск на неделю за свой счет, чтобы меня не искали, а родителям, с которыми жил в одной квартире, сказал, что уезжаю к друзьям на дачу. Володе было проще – ему не надо никого предупреждать! Он только что защитил с отличием диплом и до отъезда осенью в Тюмень был свободен.
Дня три мы бегали по магазинам и покупали продукты в дорогу из расчета на десять дней пути, полагая, что по Финляндии до шведской границы будет добираться уже проще. Если не удастся на чем-нибудь доехать, то там наверняка можно будет покупать продукты по дороге в магазинах, изображая американских туристов. Для этого у нас было с собой немного долларов.
На Ленинградском вокзале мы сели в проходящий ночью поезд Адлер – Мурманск и без проблем доехали до станции Кандалакша.
Сначала всё шло хорошо. Мы довольно резво шли по редкому полярному лесу на запад, почти не встречая водных препятствий, которых так много в южной части Карелии. Опасность заключалась в том, что всё время было светло – в этих широтах уже наступил полярный день – и нас легко могли обнаружить. Но нам везло. Никаких людей мы не встречали. На вторые сутки, когда отшагали уже километров пятьдесят, я вдруг почувствовал, что очень устал. К тому же я натер ногу, и мне стало трудно идти. И вдруг я ясно понял, что не дойду! Во мне как-то сразу резко пропала вера в успех нашего побега.
Вечером на очередном привале я сказал Крысанову, что плохо себя чувствую, дальше идти не смогу и считаю, что нужно вернуться, пока нас не поймали, а то будет поздно. Володя стал убеждать меня, что это пройдет – надо только перетерпеть, обещал, что пойдем медленнее, и даже переложил часть продуктов из моего рюкзака в свой, чтобы мне было полегче.
На третий день пути я так устал, что был близок к помешательству и уже ничего не соображал. Видно, у меня еще поднялась температура, и я стал, как в бреду, постоянно просить Крысанова повернуть обратно.
На очередном привале, после которого я уже не мог подняться, он наконец понял, что с таким настроением идти со мной дальше бесполезно, но и бросить меня не мог! Ведь он наверняка понимал, что я погибну, если пойду обратно один.
