Маршал

– У меня мать советская немка, – сообщила она. – Кстати, почему я встретилась с вами? Моя мать почему-то очень интересуется Кавказом и особенно чеченцами. Недавно я ей сказала, что был у меня клиент-чеченец, она очень заинтересовалась и попросила, чтобы я через вас получила какие-либо книги о чеченцах. Словом, чеченские книги, литературу. Вы мне можете их достать?

Всё что угодно ожидал Тота от этой встречи, но не поиск чеченских книг, к тому же в Москве. Это было непросто, к тому же Ибмас попросила это сделать до её отъезда, ведь это просьба матери.

Вновь она назначила встречу в «Метрополе». Вновь Болотаеву не совсем комфортно даже входить в это здание, тем более что охранники с особым пристрастием осматривали содержимое его пакета с книгами. А узнав, что это книги о чеченцах, то вовсе не хотели впускать, но, когда он сказал, кто его пригласил, отношение к нему сразу же изменилось.

Ровно в обозначенное время в холле появилась Амёла Ибмас. Не только Болотаев, но, наверное, все присутствующие обратили на неё внимание. Ранее, даже в Большой театр, она одевалась очень простенько и блекло. А ныне этот строгий, темно-синий деловой костюм на её высокой, крепкой фигуре выглядел роскошно. И сама она излучала силу и уверенность.

– О! Господин Болотаев. – Она, как всегда, протянула руку. – Я хотела предупредить вас. Простите, но мне надо ещё минут десять – пятнадцать поговорить с клиентом. Вы не могли бы подождать?

– Конечно. Конечно, – согласился Тота.

– Спасибо. – Она очень мило улыбалась. – Вы будете кофе, чай?

– Нет, нет. Спасибо, – отказался гость, но Ибмас, перейдя на английский, сказала:

– Портье, принесите, пожалуйста, нашему гостю кофе и воду.

Кофе был в очень маленькой кружечке, всего пара глотков.

«Всё здесь показушное», – подумал Тота, но, когда он попробовал напиток, понял, что до этого он, оказывается, аромата настоящего кофе и не знал.

Болотаев ещё пребывал под впечатлением этого вкуса, когда в холле вновь появились Амёла Ибмас и довольно крепкий, зрелый, по всему видно, очень обеспеченный, вальяжный мужчина.

– Позвольте представить моего знакомого, – неожиданно для Болотаева сказала Ибмас. – Тота Болотаев. Крупный ученый, финансист, в области нефти.

– Очень приятно. Голубев Рудольф Александрович.

– Как видите, ваш коллега, – рекомендовала Ибмас. – Тота, дайте визитку.

– Нет с собою, – ещё более замешкался Болотаев.

– Вот моя. – Голубев протянул свою визитку, а Амёла говорит:

– Я думаю, что у вас будет взаимовыгодное сотрудничество.

Попрощавшись с Голубевым, Ибмас пригласила Болотаева в кафе и там первым делом строго заявила:

– Хочу предупредить, что по неписаным правилам знакомить клиентов, даже бывших, запрещено. И я такое делаю впервые.

– А зачем? – перебил её Тота, но она резко сменила тему:

– О-о! Какие книги! Так много! Как я их отвезу?

– Ну, выберите.

– Нет-нет. Всё отвезу. Мама очень обрадуется… Я вам рассказывала. Мама чеченцев любит. Кстати, говорит, что очень-очень друг другу помогаете. Это правда?

– Ну, – пожал плечами Тота, вспоминая, как его, и не раз, бывало, пинали чеченцы в Чечне.

Однако реноме надо поддержать, и он артистично выдал:

– Конечно!

В этой паре изначально вожжи правления были в руках Ибмас, и она, прощаясь, повелела:

– Так. У вас визитка есть, завтра же позвоните Голубеву.

Болотаев не позвонил, потому что оказалось, что Голубев – председатель совета директоров акционерного общества «Сибнефтегаз» – это одна из крупнейших новых нефтяных кампаний России. И Болотаев не по слухам и газетным статьям, а по данным отчетности знает, какие там вращаются деньги. А визитка – это знак вежливости и не более. Однако буквально через день позвонила Ибмас:

– Тота, вы не позвонили Голубеву? Завтра в десять утра он вас ждет.

Это прозвучало как приказ, но это и надежда, и спасение. Зарплата доцента Болотаева в пересчете на валюту – двенадцать долларов в месяц. А преподает он ради комнаты в общежитии, ради прописки в Москве и какого-то статуса, что вот-вот он защитит докторскую диссертацию и тогда его оклад удвоится.

Конечно, это смешно. Но так люди жили, и Болотаев жил и, может, выжил бы, если бы не долги, кругом долги. Поэтому, а выбора не было, оказавшись на следующий день в центре Москвы – здесь находился офис «Сибнефтегаза», – Тота был просто потрясен от вида и масштаба здания (здесь пару лет назад находился известный академический государственный музей), охраны и припаркованных иномарок.

Нет, в такое здание обшарпанного доцента в свитере не пустят. Пришлось вернуться в общагу, надеть лучший, то есть единственный, костюм.

Голубев его принял. Правда, любезность, что была в холле «Метрополя», напрочь отсутствовала. С тоном одолжения, а как иначе, Голубев сразу же отправил Болотаева к заместителю гендиректора компании, некому Бердукидзе.

Услышав грузинскую фамилию, Тота обрадовался. Однако, хотя кабинет Бердукидзе был гораздо скромнее, чем у Голубева, сам кавказец был совсем строг, холоден и даже, как показалось Тоте, высокомерен.

– Вы окончили институт культуры? – был почему-то вопрос. И если бы этот грузин сказал следом «в Тбилиси», то это ещё можно было понять, но он следом спросил: – Артист?

– Хореограф, – не без досады процедил Тота, и, пытаясь хоть как-то выправить ситуацию, он по-грузински сказал пару фраз. От этого возникла ещё большая напряженность.

– Я в Грузии никогда не был, языка не знаю, только фамилия прадеда осталась, – сухо пояснил он, рассматривая какую-то бумагу. – Ваш послужной список небогат.

Болотаев напрягся.

– Да, это ваше досье, – пояснил хозяин кабинета. – У нас очень респектабельная компания. Все дела ведутся основательно и строго. Знаете, что это значит?

– Нет, – резко ответил Тота.

Видимо, это не понравилось хозяину. Он немного призадумался и сказал:

– Знаете, если честно, то даже к вашей национальности в правлении были вопросы… Ну, вы понимаете.

– Понимаю, – выдал Болотаев. – Может, я пойду?

Не дожидаясь ответа, Тота уже хотел встать, но он заметил, как изменился взгляд Бердукидзе и даже некая мягкость и прощение появились в его следующих словах:

– Конечно, вы вольны в своих действиях, пока. Но между Голубевым и очень важным нашим деловым партнером была некая договоренность, и мы, то есть вы и я, должны постараться. – В это время зазвонил телефон. Этот звонок был очень приятен хозяину. Настроение Бердукидзе явно улучшилось и он бы ещё, может быть, продолжил разговор, да посетитель мешал, и поэтому он сказал: – Я перезвоню, – и устало глянул на посетителя. – Давайте откровенно. Это – частная компания, и никто, понятное дело, просто так вам денег давать не будет.

– Я и не прошу, – жестко вставил Болотаев.

– О! Да, – недовольная пауза. – Конечно… В общем, давайте так, как мне сказали. Учитывая ваши организаторские способности при запуске какого-то торгового центра, вы назначаетесь заместителем директора по коммерции текстильной фабрики «Салют». Это в Подольске.

– Текстильной фабрики? В Подольске? – ошарашен Тота. – Так я и не знаю, что такое текстиль, тем более в Подольске.

– Есть шанс узнать, – бесстрастный ответ.

Болотаев был зол. Был зол в первую очередь на себя. Но он понимал, что если он сейчас просто уйдет, то дело не только в деньгах, а совсем в ином. Что подумает и скажет Ибмас? Он, может, её более и не увидит. Ведь неудачники, у которых нет даже трехсот тысяч долларов, в её круге не водятся. А он хочет в её круге быть и, если честно, быть совсем рядом… Поэтому Болотаев мучительно призадумался, и тут последовала обнадеживающая информация:

– Текстильный комбинат – непрофильная специализация. Повешен нам на шею как нагрузка. Если вы его хотя бы чуть оживите, то… Это градообразующее предприятие, и его пока банкротить нельзя, но и на шее держать такую махину, столько людей очень обременительно.

– Так в чём там проблема? – заинтересовался Тота.

– Нужен хлопок, но по нормальной цене. Поезжайте в Подольск. Там директор – отличный мужик, но, как говорится, советской закалки. А ныне рынок – надо крутиться или…

– Или неудачник, как я?

– Нет, я не это хотел сказать, – впервые за всю встречу улыбнулся хозяин кабинета. – Я хотел сказать, или надо иметь связи и крышу, как у Голубева… Впрочем, вы ведь тоже по протекции.

– Но крутиться надо самому.

– Отчасти. Потому что крутиться самому – это одно. А крутиться под «крышей» такой компании – это совсем иное. Ибо мы обеспечим вас, когда можно будет, юридической и иной поддержкой. К тому же подольский комбинат – это такая махина, столько земли и коммуникаций в перспективе. Но надо пока его поддержать, до банкротства. Дерзайте. – Хозяин кабинета встал.

Болотаев также вынужден был встать.

– Последний вопрос, – сказал он, – как мне быть с преподавательской деятельностью?

– По-дружески и по-кавказски: ни в коем случае не увольняйтесь. Вы можете раз в месяц бывать в Подольске, а можете и вовсе туда не ездить. Но для начала, конечно, надо ознакомиться с сутью деятельности.

С приказом на руках Болотаев появился на текстильном комбинате в Подольске. Директор крепкий, пожилой. Сразу видно, что человек – трудяга.

– Но ныне время иных людей. – Это он сам говорит и тут же добавляет: – Вы уже третий на этой должности за полгода… Банкротят страну – значит, всё банкротят. И никого они не пощадят.

– И вы сдались? – вырвалось у Болотаева. Он об этом уже пожалел, но было поздно, директор с суровым презрением смотрел на него.

– Мы выстоим, – грубо объявил он. – Не такое и не таких Россия видала. – Он ещё что-то хотел сказать, но, глядя в личное дело Болотаева, заинтересовался иным. – А вы что, окончили институт культуры? Я тоже, в Перми. Тоже балетмейстер. Был директором местного Дома культуры, и вот угораздило.

Так, на ниве искусства, у них завязался разговор, который после чая перешел и в парную, где язык, как известно, у всех развязывается, вплоть до того, что Тота даже остался там же, при заводской бане, ночевать. Наутро он проснулся разбитым, зато в общих чертах проблему освоил.

В Советском Союзе была плановая экономика и специализация. Например, в Средней Азии и Казахстане выращивали хлопок, а текстильные заводы построены в Центральной России – вот интеграция, кооперация и план.

Теперь Страны Советов нет, все самостоятельны, и там, где хлопок выращивают, стали строить современные заводы по переработке сырья. И, наконец, под давлением Запада в России приняли антидемпинговый закон по текстилю, на основании которого российским предприятиям запрещено поставлять свою дешевую хлопковую продукцию в Европу.

– В общем, выход только один, – резюмирует свою речь директор комбината, – искать левый хлопок.

– Что это значит? – удивился Тота.

– Как строй не называй – социалистический, капиталистический или феодальный, а люди жить хотят, хорошо жить хотят и рискуют, то есть воруют.

– Что воруют?

– Хлопок воруют. Особенно в этом преуспевают узбеки, хотя и говорят, что закон там суров. Однако рискуют, как-то доставляют этот левый хлопок в вагонах к нам в Россию. Этот левый товар копейки стоит. – Здесь директор сделал многозначительную паузу, испытывающим взглядом уставился на нового заместителя по коммерции и задал вопрос: – Справитесь?

– С чем?

– Надо найти таких поставщиков.

Как ученый-финансист-экономист, Тота Болотаев частенько решал сложные задачи, где было много неизвестных, да теории математического анализа и дифференциального уравнения помогали найти ответ. Однако формулы были решаемы в нефтяной отрасли, где какая-то статистика и отчетность были, хотя и воровство и левая продукция тоже были.

Это всё в России, в нефтяной трубе, где всё и вся счетчики фиксируют, но люди, как хотят, считают. А что такое хлопок? Тем более из Средней Азии и Казахстана, где Тота никогда не был.

В общем такие задачи со столькими неизвестными Болотаев решить не мог, поэтому он просто тихо отошел в сторонку, мол, произошла ошибка. Но ему позвонили из приемной Бердукидзе, даже потребовали зайти:

– Болотаев, вы что-нибудь делаете по заданию Голубева? Хлопок в Москве не найти. Надо поехать в Узбекистан, Киргизию, Туркмению, Казахстан. Туда, где хлопок выращивается. Надо поработать.

– Я там никогда не был, – оправдывается Тота, – да и не знаю, что такое хлопок… Словом, я не подхожу, не способен.

– О чём вы говорите?! – возмутился Бердукидзе. – Уволиться может любой, но не вы. О вас почти каждый день справляется Голубев, а у него справляются о вас звонки из Цюриха.

– Вот это да, – удивился Тота. – А может, я позабочусь, чтобы звонков из Цюриха не было.

– Как хотите, – развел руками заместитель генерального директора и, словно в унисон с мыслями самого Болотаева, с удивлением произнес: – А эта мадам из Цюриха очень нахрапистая, очень. Я таких в Европе и даже здесь не встречал… Вцепится, как бульдог. – Он встал, выпроваживая посетителя. – Надеюсь, вы избавите нас от этого пресса.

У Тоты и так проблем хватает. Достаточно и того, что в Чечне творится: уже открыто и руководство России, и правители в Чечне к войне призывают, друг друга провоцируют, обстановку нагнетают, и любому понятно, что Чечня – это даже не моська, а Россия образца 1994 года – это не добродушный слон из известной басни: этот слон растопчет, хочет растоптать, чтобы даже «мокрого» места не осталось.

Эта напряженность так или иначе давит на психику почти всех чеченцев, а в случае с Болотаевым эта ситуация совсем обостренная, ибо в Грозном одинокая и, что скрывать, как и многие творческие люди, весьма строптивая и своенравная мать, которая не хочет оттуда выезжать, а теперь, уже по вине самого Тоты, там ещё и Дада Иноземцева, и что ужаснее всего – беременная. Словом, случись что, а точнее, вдруг война – единственное оружие, которое, возможно, может помочь и спасти, – это деньги, а они напрочь отсутствуют. И Тота понимает, что он – зрелый здоровый мужчина, как теперь модно говорить, с двумя высшими образованиями, не может обеспечить даже самого себя. А тут не хватало этой напасти вызволять от банкротства какой-то комбинат, искать левый хлопок. Нет! Болотаеву надо найти эту сумасбродную банкиршу Ибмас и послать её навсегда и подальше… В принципе, это констатация того факта, что вход в некий клуб, у кого есть триста тысяч долларов, для него недосягаем.

И, пока Тота пытался выйти на связь с Ибмас, она сама неожиданно объявилась – позвонила на кафедру. Оказывается, она снова в Москве, снова остановилась в «Метрополе», куда срочно вызвала Болотаева.

Странное дело, столько лет Тота прожил в Москве и много-много раз бывал в самом центре, но почему-то до знакомства с Ибмас даже близко не подходил к этому серому, мрачному зданию «Метрополя», где швейцары точно знают, что у тебя в кармане пусто, смотрят на таких, как ты, с презрением и подозрением: мол, как сюда занесло? Вновь Ибмас вызвала.

От этой роскошно-вычурной атмосферы фешенебельной гостиницы Тота страдает. А в этот день так получилось, что он пришёл сюда пораньше, зная, что это последняя встреча и, конечно, по правде говоря, ему Амёла Ибмас очень симпатична, но не по зубам… «Впрочем, легко заниматься самобичеванием» – так думает Тота, потому что это не просто чёрная полоса в его жизни, это чёрная полоса в жизни всего чеченского народа.

С такими объективно-горестными мыслями Тота стоял на углу «Метрополя», как прямо перед ним вырос его давний товарищ по «ресторанным» гастролям, замечательный музыкант Остап.

– Тота, сколько лет, сколько зим?! – Они крепко обнялись. – Ну, ты где, как, Тота?

– Да так, – уклончиво отвечал Болотаев. – А ты как?

– Тоже не ахти. Теперь вот здесь.

– «Метрополь»? Круто!

– Какой там. Эти нувориши жадные, тупые, а искусство вообще не понимают. – Докурив сигарету, музыкант пошёл в гостиницу. Чуть погодя, в назначенное время, и Болотаев вошёл в холл «Метрополя».

На сей раз к нему подошёл официант и предупредил:

– Мадам Ибмас просила вас чуточку подождать. У неё переговоры… Вам кофе, чай или что-то ещё?

– Спасибо. Ничего не надо, – почему-то Тота был очень раздражен.

Он мечтал сказать два слова Амёле и уйти.

Эта банкирша по-прежнему обращается с ним как с бедным и несчастным родственником-неудачником.

Как бы в знак протеста, Болотаев по-барски вальяжно расселся на широком диване. В это время появился Остап:

– Тота, беда… Наш ударник, видно, снова ушёл в запой.

Болотаев «собрал» конечности. Кивком предложил товарищу сесть рядом.

– Вчера гуляли, – в это время продолжал Остап. – У подруги днюха была… Голова гудит… Слушай, Тота, угости пивком.

Эта просьба как удар под дых. Он пришёл сюда, чтобы попрощаться с Ибмас, и денег всего – на метро до общаги. А музыкант о своем:

– Всё-таки правильно ты, Тота, сделал, что бросил наше гиблое дело – шутовство за гроши.

– Ну, кто-то ведь делает бабки на концертах, и не хилые, – возразил Болотаев, чтобы увести разговор.

– Да это единицы и то по блату или через диван. Сам знаешь – время прохиндеев и наглецов. Даже нот не знают, слуха и голоса нет, а сплошь народные и заслуженные… Впрочем, плевать на них. Башка болит. Угостишь пивком? Как-никак в таком заведении стал общаться. Молодец!

Что мог сказать Болотаев? И вдруг его осенило:

– Человек! – негромко, но повелительно окликнул он официанта. – Молодой человек, давеча вы мне предложили кофе, чай или ещё что-то. Что подразумевалось под этим «что-то»?

– Всё, что в нашем меню.

– А за чей счет?

– За счет принимающей стороны.

– Хм! – усмехнулся Болотаев. – Тогда будьте любезны, нам два двойных виски и кофе… Пойдет? – это уже к коллеге.

– Отлично, брат!

Эти небольшие порции они быстро оприходовали, а затем музыкант попросил:

– Может, повторим?

После второй уже Тота командовал:

– Бог любит троицу, – после чего старый товарищ сказал:

– Вот ты мужик, Тота… Сам Бог тебя сегодня послал, а то голова раскалывалась. Спасибо тебе. Пойду работать.

А Тота осмотрелся и не то чтобы отрезвел, он-то и не опьянел, но спустился, как говорится, на землю – на халяву пить, тем более за счет женщины-иностранки.

– Официант! – позвал он и перешёл на шепот: – Слушай, брат, выручи. Вот часы в залог – завтра деньги принесу.

– Ну зачем? Всё оплатят.

– Нет, – категоричен Тота. – Поймите и помогите. Прошу вас.

– Понял, – улыбнулся официант. – Только часы возьмите. Здесь всё на доверии.

Болотаев с трудом выдавил улыбку:

– Что, часы старенькие? Не стоят? – уже резкость в тоне.

– Да нет, что вы?! Хорошо, – согласился официант. – Просто у нас это не практикуется.

– Спасибо. – Болотаев почти силой заставил официанта забрать часы.

После такого количества возбуждающих напитков он почувствовал себя уверенным. Вновь по-барски расположившись в кресле, он уже с некоторым презрением смотрел на этих нуворишей, которые изредка появлялись в фойе.

«Зачем я её столько жду?» – всё более и более довлела над ним мысль, и он уже собрался было уйти, как вновь рядом появился Остап.

– Тота, ещё в одном выручи, постучи маленько.

– Да я уже вечность не играл, – хотел было отшутиться Болотаев и, оглядевшись, надменно произнёс: – Перед этими?

– Что, западло? – обиделся Остап.

– Да ладно, – поддался Тота, – только собьюсь – не вини.

– Не волнуйся, брат, здесь только тихая-тихая музыка… Как говорят эти олигархи – деньги тишину любят.

На ходу они обсудили репертуар. В ресторане – полумрак, сцена небольшая. В просторном зале лишь пара столиков занята. Тота сразу же заметил мадам Ибмас. С нею за столом – довольно упитанный пожилой мужчина. За соседним столиком два амбала, видать, охрана. Как заметил Тота, перед Ибмас и её визави – только вода, и по лицу Амёлы видно, что у них диалог непростой, очень напряженный.

Как только заиграла музыка, почти все, кто был в зале, машинально посмотрели в сторону ансамбля. Музыкальные инструменты, как и отель, на высшем уровне. Ударника из зала почти не разглядеть – гора барабанов, тарелок и гирлянд, и тем не менее Тоте показалось, что острый взгляд Ибмас его заметил, так что она отвлеклась от собеседника, с удивлением уставившись на эстраду. Правда, это продолжалось недолго, ибо её собеседник вновь стал о чём-то с диктатом говорить, налегая животом на стол. Отчего-то Болотаев понял, что для Ибмас разговор в тягость, и поэтому Тота сказал:

– Остап, давай Deep Purple «Highway Star»!

– Да ты что, здесь нельзя… Всё должно быть чинно и тихо. Только классика, в их понимании.

– «Lambada»?

– Ага, – засмеялся Остап. – Либо «Modern Talking».

– А «Stairway to Heaven» Led Zeppelin?

– Это можно… А что ты задумал?

– Вон ту даму пригласить.

– Нам нельзя, – встревожился Остап, а чуть погодя: – Впрочем, а ты её знаешь?.. Тогда, Тота, дерзай! Коль хочешь и надо.

– А вы не пострадаете? – всё-таки о судьбе группы печется Болотаев.

– Да пошли они! В первый раз, что ли!.. Будет сюрприз. Валяй!

– Данная композиция посвящается нашей гостье из свободной Швейцарии, – в микрофон сказал Тота.

– «Любимой женщине», – объявил Остап песню, которую обожал Болотаев.

Конечно, эту изумительную вещь И. Крутого и Л. Фадеева Остап исполнял не как Муслим Магомаев, но, будучи высококлассным профессионалом, он придавал этой композиции свой особый шарм.

Услышав первые аккорды, Тота радостно, чуть ли не по-юношески спрыгнул с невысокой сцены и со своей игриво-кошачьей танцевальной походкой уверенно направился к столику Ибмас, так что двое охранников – амбалов встревоженно вскочили. Тут же встала и мадам Ибмас.

– Это мой знакомый, – разрядила она обстановку, а Болотаев как бы свысока обратился к респектабельному мужчине:

– Позвольте пригласить даму на танец. – И, не дожидаясь ответа, Тота, буквально подталкивая, увлек Амёлу к небольшой танцевальной площадке у эстрады, а там уже, умело обхватив её талию, он повел её в медленном танце!

– Боже, Тота, – взволнованно шептала она. – Мне нельзя так с клиентами.

– Что нельзя? – в том же возбуждении спросил Тота.

– Так нельзя. Танцевать с клиентами нельзя.

– Так я ведь не клиент, – усмехнулся Болотаев. – Хоть в этом повезло.

– А ведь верно. – Ибмас улыбнулась. – Я даже благодарна. – Она нежно положила руку на его плечо. – Этот тип так достал.

– Ваш клиент?

– Вроде клиент, но, кажется, из спецслужб. Просит о кое-какой информации, даже угрожает.

– Вы боитесь?

– Я – гражданка Швейцарии, а Швейцарию даже Гитлер и Сталин боялись. – И тут же сменил тему: – Вы, кажется, выпили?

– Чуть-чуть… в ожидании вас.

– Не думала, что вы такой музыкант.

– Я не музыкант, а хореограф и то был когда-то.

– Прекрасная композиция, – выдала Амёла. – А этот тип ещё не ушёл?

– А мы ещё один танец будем танцевать, и ещё, и ещё. И если он не конченый кретин, то уйдет. Возьмем измором. – Они дружно рассмеялись.

Важный господин и вслед за ним охрана удалились. После этого – и Тота это явно почувствовал – Ибмас заметно расслабилась и под конец композиции предложила:

– Давайте поужинаем. Я так устала, проголодалась, заодно нам надо поговорить.

Чуть позже, уже за столом, она строго спросила:

– Как ваши дела?

Вкратце Болотаев рассказал обо всем и как итог:

– Я никогда в жизни не видел хлопок и даже, как он выглядит, не знаю, где его купить, достать. Тем более нужен дешевый, ворованный. Так мне объяснили. Но я ничего в этом не соображаю. В общем, спасибо вам и Бердукидзе. Я, как говорится, не в теме.

– Хм, странно, – призадумалась Ибмас. – При чём тут хлопок и нефтяная компания?

– Не знаю… А, впрочем, пока есть возможность, заглатывают по дешёвке и по блату всё подряд, а там наверняка в хозяйстве пригодится.

– Да, – признала Ибмас. – Сегодня Россия для кого-то Клондайк, а для большинства… – Она не завершила фразу и вновь задумавшись, строго продолжила: – Хлопок. Хлопок. Ведь хлопок в Узбекистане выращивают?

– Да, выращивают, – подтвердил Тота, – но я там никогда не был и никого не знаю.

– Я тоже не была, – улыбнулась она, – но кое-кого из Узбекистана знаю. Так что отказываться, Тота, пока что не надо.

Мгновенно она разбила все планы Болотаева, и если час назад он думал, что это последняя встреча, то, оказалось, их контакт усиливается, потому что Ибмас, уже в ином тоне, продолжает:

– Давайте о другом, о личном… Моя мама прочитала ваши книги.

– Это не мои книги, – усмехнулся Тота.

– Не важно, – в строгом тоне продолжает она. – Кроме мамы, у меня никого нет. Моя мама очень скрытный человек. И вот, прочитав данные вами книги, она очень хочет встретиться с вами.

– Пожалуйста, – обрадовался Тота.