Ловчие

– Он нас не видит, – дружески заверил Ганс. – Можете говорить любые непристойности!

Немец мерзко захихикал, прикрыв длинной ладошкой узкий рот. Смех его с лёгкостью сошёл бы за писк пары десятков помирающих от яда мышей. Я поморщился от отвращения, и тот резко посерьёзнел.

– Лига готова взять вас, Константин Родин, последний из рода Велес, под свою официальную опеку. Лига предлагает полную защиту от посягательств со стороны Вотчины, но гарантировать её может только на собственной территории. И потому вы вылетаете сегодня. Рейс Санкт-Петербург – Мюнхен. Ещё успеете на матч «Баварии»!

Я начал злиться. Во-первых, мало что понял из сказанного, а во-вторых, я очень, ну просто очень не любил, когда кто-то снисходительно-менторским тоном говорил мне, что делать и как поступать.

– А пиво будет? То самое, баварское?..

Лицо немца вытянулось ещё больше – он судорожно пытался понять, шучу ли я.

– Пиво – йа! И прямо на стадионе! «Бавария» играет с…

Настало время мне сделать жест «стоп». Ганс сделался очень недовольным – видимо, не привык, что и его могут так вот запросто заткнуть, но смолчал.

– Как ты, мил человек, вообще узнал, кто я? Как ты про род узнал? Ты же приходил сюда на днях, меня искал, верно? Я ещё ничегошеньки не знал об Игре, сущностях всяких, а ты уже меня спрашивал. Зачем я вам? Кто вы, твою мать?..

Снег на его плечах не таял. Он задумчиво стучал подушечками пальцев по столу, и дробь получалась настолько громкой, что можно было подумать, будто пальцы у него костяные.

– Всё просто, Константин, до безобразия. И прагматично. Вы – не обычный пробудившийся. Вы – кровный наследник давно поверженного, но не уничтоженного рода. Такое ещё случается, хоть и нечасто. И вам повезло больше, чем другим таким же, поверьте. Вами заинтересовался я. Когда и если придёт время, вы сможете повелевать Духом рода. А Лига желает иметь в своём арсенале его уникальные способности. Вы вырастите его для нас – мы поможем с этим. Все условия, Константин, будут созданы для планомерного выращивания Духа Велес. Это сложно, долго, но мы готовы.

И ещё, мы не верим в проклятье вашего рода. Логика: есть проклятье – нет вас! Но вы есть! Это же просто, как дважды два! И хочется заметить кое-что: полное возрождение рода невозможно, Константин, если вдруг у вас есть такие намерения. Чтобы вырастить Духа до его первых талантов, необходимо иметь полноценную иерархию! Как говорят у вас в стране, полный расклад. А Вотчина ещё в конце прошлого века подписала обязательство о недопущении возрождения старых родов. Всякий прямой наследник при пробуждении должен быть уничтожен. Да и вообще, Константин, – Ганс наклонился вперёд прямо, всем телом, будто лом проглотил, – ходят слухи, что грядёт новая война. Все видят: Вотчине осталось не так много. Многие хотят себе кусок её угодий. Даже Триада. Война неизбежна, и Колесо скоро пробудится – а там кто кому будет враг, а кому друг?.. Не лучше ли сразу быть на стороне победителей, м?..

– Лучше, – совершенно искренне ответил я, медленно заводясь. Ганс не понял, что я имел в виду совсем не то же, что он, и несколько воодушевился. Он запустил руку под пальто, смеясь по-мышиному из-под этой бескровной, неразмыкаемой улыбки.

– Прелестно! – заключил немец с видом, будто иного исхода нашего разговора и быть не могло. – Тогда прошу – вот. Это билет на ваше имя и загранпаспорт. А, да, ещё паспорт Российской Федерации. Ну, это так, в качестве перестраховки и скорее на память – вам он не понадобится в будущем.

– Настоящие? – я придушил злость, почуяв, что могу этого дракулу недоделанного использовать.

– Натюрлих! Вотчина пока не опомнилась, и вас ещё не ищут. Наши агенты позаботились, чтобы так всё и было. Информацией о пробуждении наследника рода Велес владеем только мы. Если кто-то будет вас преследовать в ближайшие сутки, знайте – это не Вотчина. Но в любом случае, сегодня же, сейчас же покидайте эту страну. Мюнхен ждёт!

– «Бавария» – чемпион! – выплюнул я первую пришедшую на ум чушь, чтобы хоть как-то унять злость, и сгрёб документы.

Ганс и в этот раз не очень понял, как ему следовало реагировать, и потому я опять наблюдал костлявую кисть у рта, которой он будто бы заталкивал обратно пытавшихся вырваться оттуда полудохлых пищащих мышей.

– Договор? – протянул он холодную руку.

– Договор, – ударил по ней я, как по мёртвому мрамору.

– Прелестно! Нас не должны видеть вместе.

– Лучше и не скажешь, Фриц.

– Ганс, – каркнул тот. – Ганс Рихтер.

Я покивал, теряя интерес к немцу, и принялся разглядывать паспорта. Насколько я мог судить, работа отличная. Был, конечно, шанс, что это какая-то подстава, и меня банально скрутят у стойки регистрации. Пять минут назад я бы ни за что не принял от какого-то незнакомца документы. Но дело стремительно менялось.

Дед не говорил мне про Дух рода… Что это за Дух такой? С другой стороны, чего от деда ждать-то. Он сразу попросил особо на помощь не надеяться. Чёрт подери, хотелось бы начать получать уже какие-никакие ответы, а не всё новые загадки!

Ладно, разгребём эти Авгиевы конюшни.

– Вынужден откланяться, – Ганс встал и элегантным движением надел шляпу. – Рад, что мы быстро пришли к пониманию. Время…

– Ты говорил уже. Прощай.

Немец опять улыбнулся одними губами. И на этот раз презрение скрыть не пытался.

– До встречи… последний из рода Велес.

Дверь бара глухо стукнулась, и Митрич ожил. Он что-то забубнил в усы, будто и не прекращал со мной говорить всё это время, многострадальный стакан в его руках опять издавал протяжное «гжм-гжм».

Если я правильно понял, Лига – это европейцы. Объединение всяких Борджиа и Ротшильдов с Бурбонами. Что ж, тогда плохо работает сраный Мюллер, потому как последним в своём роду я не был. Рано они списали со счетов патриарха, ох рано. Иго, конечно, членом рода не являлась, потому как не была ловчей. Но это уже формальности. Она своя.

Я попрощался с Митричем, поблагодарил его ещё раз и спешно вышел в стену снега. На улице началась самая настоящая метель, только вдобавок почему-то было морозно, что очень необычно. С Балтики тянуло жутким холодом, и поймать такси оказалось непростой задачей. Вскоре я и вовсе отказался от этой затеи и пошёл пешком. Отделов с сотовыми телефонами, куда я намеревался зайти перво-наперво, всегда было навалом. И начать следовало с соцсетей, ведь дед наверняка заждался, а домового, чтобы связаться со мной, пока не использовал.

Ни в какой Мюнхен я, естественно, не собирался. Ганс мне сильно упростил жизнь новыми документами, и теперь я сегодня же, максимум завтра вылечу в Тай. Благо, лихо задавало мне направление, и делало это мягко и ненавязчиво. Лысый, видимо, осторожничал и не использовал свою сущность, иначе я бы уже знал его точное местоположение.

Сам того не желая, я, похоже, оказался втянут в политическую игру. Если верить Гансу, Вотчина захочет меня устранить, в то время как Лига, наоборот, – заиметь. Ну, или поиметь, что более правдоподобно. Ясно было, что между ними существуют некие договорённости, сутью своей похожие на послевоенные репарации. Я мало что понял, но послевкусие осталось именно таким: Вотчина вынуждена вести пораженческий курс и душить свои же, и без того крайне редко возрождающиеся рода. И что там было про родовое проклятье рода Велес?..

Пока я не был даже пешкой в этой игре – скорее, не заваренным ещё чайным пакетиком у доски, несмотря даже на то, что мною активно интересовались с самого начала в силу «прирождённости». Да я и не хотел становиться ни пешкой, ни даже фигурой, ведь нужно принимать чьи-то правила.

Всегда есть путь в обход.

Я закурил и натянул поглубже нелепую шапку из дедовских сундуков. Благо, это Питер. Тут никто не заморачивается внешним видом. Тем более, валенки нынче вроде как опять в моде.

Но до магазина телефонов я так и не дошёл. Не знаю, что привлекло моё внимание больше: тонкая женская фигура в дорогой шубке, наполовину скрывшаяся под капотом матово-чёрного «Лэнд Ровера», или премерзкая рожа, всего на один краткий миг показавшаяся из-за аккумулятора сбоку от неё. Я остановился, присмотрелся. Ну, ведь не почудилось же!

– Вам помочь?

Девушка с кем-то ругалась по телефону и не сразу поняла, что я к ней обращаюсь. А когда поняла, то окинула с ног до головы брезгливым взглядом, скривилась кукольным личиком да и послала по излюбленному адресу, самозабвенно продолжив воевать, как я понял, с дилером, продавшим ей «это ведро-о-о…». Мамзель была прям классической. Этакой гордо зовущей себя «стервочкой», притом ни на минуту не задумываясь об истинном значении этого слова. Удивительно, что она капот-то открыла, а не ограничилась истерикой в купленный папиком айфон.

Нет. Точно не показалось. Там ведь кто-то был! Прямо меж аккумулятором и дискообразным кожухом воздушного фильтра. Кто-то живой, костистый и…

– Позвольте, – я отодвинул мамзель мягко, но достаточно уверенно, чтобы успеть протиснуть руку под воздухан и ухватить скалящуюся оттуда рожу. Я понятия не имел, что делаю, и чем это может обернуться. И уже в следующую секунду мир зарябил.

Снежинки зависли и быстро-быстро завертелись, я просунул руку глубже, и десятки их, словно бы льдинки в невесомости, полетели в разные стороны от моего пальто, сталкиваясь друг с другом. Мамзель прижимала к ушку телефон с таким видом, будто на том конце был сам Мэтью Макконахи, или кто там у нынешних мамзелей за икону. Она выглядела точно так, как выглядел в баре Митрич, когда мы говорили с Гансом – болванка, ни дать ни взять.

Укус я ощутил сполна, но не выдернуть руку – ума хватило. Нечто забилось за двигателем, заскреблось; от боли я выматерился, но пальцы не разжал, а всё сильнее и сильнее тянул на себя. И вскоре показались уши. Я бы подумал, что тащу на свет божий упитанного такого хряка, если бы не длинные волосы, серо-зелёный цвет этих ушей и однообразный английский мат в мой адрес.

Тварь была мелкая, кусучая, и процентов тридцать её тощего бородавчатого тела составляли уши. Это был гремлин, без всяких сомнений. Малость не такой, как в старом фильме, но таки он.

– I'll fuck…

Кого он там «фак», я дослушивать не стал. Повинуясь интуиции, поднял тварь выше, рыкнув:

– Выбирай, – и занёс кулак прямо над ним.

Забрызганный моей кровью, гремлин мгновенно заскулил:

– Mercy!.. Mercy!..

И едва я опустил кулак, гремлин вмиг исчез, а снежинки разом устремились к земле.

– Карбюратор в карданном валу расхлябался, и всего делов! – как можно дружелюбней осклабился я. – Заводите.

Мамзель и сама не поняла, наверное, как оказалась на водительском сиденье. А когда «Ровер» завёлся, одарив меня прекрасным стрекотом дизеля, высунулась и недоумевающе так:

– Денег не дам.

– А денег и не надо.

Глаза её стали ещё больше. Подумала, наверное, что дать нужно что-то другое. Я рассмеялся и пошёл прочь, пряча искусанную руку поглубже в карман пальто. Глаза мои на миг остекленели, а бревенчатый храм унёс под свод «неба» мой голос:

– Ну что, Жигуль. Поработаем?

Гремлин оскалился, но ушастую голову склонил. С постамента матерщинному англичашке теперь было не сойти.

Глава 9

Как пить дать, эта бабка за мной следила.

Бодрая, я бы даже сказал, спортивная бабуська впервые попала в поле моего зрения ещё на входе в терминал. Сложно не запомнить кого-то, когда он смотрит на тебя так. Бабка будто Чубайса во мне признала и вознамерилась исправить несправедливость девяностых посильным способом – продырявить злодея взглядом. Спустя минут двадцать я снова почувствовал холодок в затылке, будто кто сверло приставил. Обернулся – она. Стоит себе в очереди на регистрацию в тот же Тай, в ту же Паттайю, через три человека после меня, что было уже весьма подозрительно.

Улыбчивая регистраторша была убийственно нетороплива. Торопливый я старался быть максимально улыбчивым. Какое-то нехорошее, тревожное чувство возникло ещё при подъезде к Пулково, да ещё эта бабка… Возможно, дело было в документах, и я просто боялся, что меня примут под белы рученьки. Но вот девушка неспешно протягивает мне паспорт со штампом королевства, и я спокойно иду на посадку – пронесло. Казалось бы, всё.

Да только чувство тревоги становилось только сильней, и мне стоило усилий, чтобы сохранять темп шага по пути к лайнеру. Я старался не оборачиваться, но в какой-то момент всё же сделал это. И увидел кое-кого «поинтересней» странной бабки.

Их было двое. Одинаковых с лица, прям как в той сказке, разве что эти амбалы были явно не настроены на сотрудничество. Голову на отсечение дал бы, что они – кровные братья тому молчаливому полицейскому, что приходил ко мне в больницу вместе с «мятым» и «воробьём»! Тому самому, который поверх меня смотрел при допросе!

Они озадаченно ходили в конце очереди, будто бы никак не решаясь на что-то. Рыскали взглядами по цепочке людей, которые уже прошли регистрацию, и меня пока не видели. Рядом бродил полицейский патруль – возможно, это вотчинников-то и удерживало от того, чтобы пересечь линию контроля. И, выждав момент, когда меня не будет видно, я улизнул из зоны их видимости, прямо как стопроцентный шпион – с поднятым воротником.

«Если будут преследовать, это не Вотчина», – вспомнилось карканье Ганса. И Иго описывала именно их, когда тащила меня за руку через полуметровые сугробы к границе дедовского пролеска. Ух, и сильная же малявка!

Я миновал пристыкованный к самолёту «хобот» и протянул милой стюардессе билет, на который она взглянула лишь мельком, отточенным, радушным жестом приглашая внутрь:

– Здравствуйте, ваше место в правом ряду, в хвосте.

– Спасибо, – кивнул я и пересёк черту, отделяющую фюзеляж самолёта от посадочного рукава терминала.

Едва я сделал это, по храму разнеслось хриплое нервное ворчание. Да такое громкое, что пришлось даже мысленно рыкнуть на чересчур возбудившегося при виде «родимой» техники гремлина – на секунду подумалось даже, что его противное ликование могли услышать окружающие. Отчего гремлин так возбудился, особого секрета не было: они ведь, твари ушастые, зародились именно среди лётчиков, сражавшихся за небо Лондона.

Я уселся на своё место, порадовавшись соседству с иллюминатором. Люди входили и располагались, распихивали по нишам ручную кладь, быстро заполняя салон какофонией голосов, в которой уже совсем скоро благополучно утонул надоедливый голос гремлина.

Пока самолёт оставался на земле, расслабляться было нельзя. Глаза сами искали меж рядов два одинаковых лица, а пальцы без остановки крутили новенький смартфон. Я безуспешно пытался выдумать план действий, если эти двое таки покажутся. Драка с кем-то из бывалых ловчих виделась мне в мутно-красных тонах – что я мог против них? Но поток народа потихоньку стихал, а близнецы так и не объявились. Оставался ещё бизнес-класс за ширмой, но что-то мне подсказывало, что их там нет. Зато зашла спортивная бабка с убийственным взглядом, которым не преминула пригвоздить меня к креслу. Не старушка, а терминатор какой-то!

Рядом «устало» шлёпнулся какой-то подросток с кислым лицом, старательно не слушающий свою мать, сидящую через ряд. Он напялил наушники и врубил нечто, похожее на Леонтьева в исполнении Сатаны. Н-да, к новым музыкальным веяниям я никогда не привыкну.

И едва лайнер оторвался от бетонки, Жигуль вконец вышел из себя. Паскудненько повизгивая и похрюкивая, гремлин затрясся тощим рахитичным телом и заскрёб под собою постамент. Он закатывал глазищи и пускал слюни, а под самый конец и вовсе взвыл, точно вместе с окончанием набора высоты у него случился… катарсис.

Я глянул на бабку-терминатора, но та сидела спиной и интереса ко мне больше не проявляла. Быстро пробежал взглядом по салону и не заметил ничего подозрительного. Выдохнул, по привычке потянулся к портсигару, но вовремя вспомнил, что курить на борту нельзя. Во всяком случае, прямо в салоне.

Чувство тревоги всё ещё не проходило.

Вопли и похрюкивание в храме сменились фальшивой нестройной песней. Натянув на глаза полумаску для сна, я вошёл и сразу же приблизился к постаменту гремлина. Ну, на что там способен наш Жигуль?..

Оказалось, польза от гадёныша была весьма сомнительной.

«Название – гремлин.

Природа – дух разрушения.

Классификация – обычный».

О, это что-то новое:

«Принадлежность – Лига Либертум».

«Талант 1–1: прикосновение ловчего способно ненадолго вывести из строя механизм».

«Отрицательная сторона: издаваемые гремлином звуки всегда слышны ловчему».

О да, с последним я уже столкнулся. Если до посадки в самолёт и взлёта Жигуль вёл себя относительно тихо, то после… Благо, я толком не знал английского, потому как песня, которую он натужно кряхтел, явно была не из приятных. И затыкаться, похоже, он не собирался.

Прав был дед: храм постоянно достраивался. Он как бы восставал из небытия, простое и неуклюжее «восстанавливался» тут не подходило – настолько разительными выглядели перемены. Деревянный пол мало того, что избавился от щелей, так и выровнялся весь – дощечка к дощечке! С постаментов исчезли пыль и сколы, экраны с характеристиками сущностей светились ярче, словно бы к ним, наконец, подвели достаточное напряжение.

А ещё рядом с надписью о моём ранге появилась большая красная шкала – даже не знаю, как я такую и не заметил с порога. Она была не цельной, а состояла из четырёх делений, назначения которых я не понимал. Там же говорилось, что моя родная культура – Вотчина. Да и вообще, это место всё больше походило на ещё один экран. Я не был против. Так храм выглядел пусть и не совсем храмом, как в начале, зато намного привычней и понятней лично для меня.

Рядом воодушевился подросток – разрешили включить электронные устройства. Снял маску и я, ведь дед наверняка уже заждался весточки, сидя у ноута.

Даже у Железного Арни взгляд помягче был! Едва я проморгался, как опять увидел бабку, которая бесцеремонно лезла через соседа, судя по выражению лица, с явным намерением меня придушить. И деваться-то особо было некуда – разве что в иллюминатор. Вот, она уже оказалась меж рядами… Вот, не спуская с меня глаз, заставила отстраниться стюардессу и бодрой пружинистой походкой пошла в мою сторону…

Но, поравнявшись, прошла мимо. Видимо, в туалет. Вот же чёртова паранойя…

Как только я подключился к вай-фай, смартфон непрерывно завибрировал – посыпались уведомления о сообщениях в соцсети. Я машинально полез в галерею, чтобы выставить в качестве фона фотографию Дениса и Лены, но потом вспомнил, что флешку-то не переставлял. Найти старый аккаунт не составило труда, и нужную фотку я скачал оттуда. Посмотрел на них, погладил их холодные экранные лица. Да и вошёл в соцсеть.

Дед успел настрочить около десятка сообщений, две трети которых были ссылками на неведомые группы с шутейками и не внушающие доверия сайты каких-то славянофилов. Притом он не утруждал себя разъяснениями – просто слал их, и всё. Помимо этого, он спрашивал, как я и где я. Передавал привет от Иго, следом Иго сама передавала мне «превет» под улыбчивым жёлтым блином гигантского смайлика. Я усмехнулся.

Самолёт слегка тряхнуло.

«Е-е-е, baby!..» – прокряхтел Жигуль с видом, будто для полного счастья ему не хватает разве что сигары с бокалом виски, и вдруг забубнил ударную «Анархия в Соединённом Королевстве» старых-добрых «Sex Pistols». Его определённо воодушевлял даже малейший намёк на нештатную ситуацию в воздухе!

Я что-то ответил деду, лишь бы отметиться, что всё пока хорошо, и я уже на пути в Тайланд, как вдруг из оцепенения вышло лихо.

По спине медленно спустились колкие мурашки…

Если в прошлом щелчки нхакала мне и казались жуткими, то только потому, что я никогда не слышал лиха. Хриплый свист задыхающегося человека – вот какие звуки оно издавало. Я поспешил вынырнуть из храма, после чего слышал только «I am an anti-christ, I am an anarchist» Жигуля, и – кто бы мог подумать – даже обрадовался этому.

Лысый только что применил талант своей сущности, поэтому лихо среагировало. И теперь я знал, что он на острове Пхукет. Знал даже конкретное место со сложнопроизносимым названием – и от этого становилось чутка не по себе. Захотелось вдруг избавиться от этого знания, как-то «откатить» всё назад, стать нормальным. Но я быстро успокоился, коснувшись взглядом неживых лиц на экране смартфона. Ничего. Не так много времени прошло с момента, как я оказался в новой реальности, да и вообще – так вот запросто привыкнуть к экстрасенсорным способностям, даруемым одноглазым чудовищем из жутких сказок, едва ли мог хоть кто-то. Да, мне они дарованы не просто так – у меня есть цель. Я приземлялся в Паттайе, и значило это, что впереди маячило путешествие по Тайланду. Что ж, пусть так. Теперь мне хоть в Пакистан с обозом свинины – без разницы.

Время тянулось беспощадно долго. Беспричинная тревога не проходила, чему неплохо так способствовал поганый гремлин, репертуар которого оказался значительно шире моих познаний английского панк-рока. Знал бы как – задушил бы собственными руками. Но избавиться от него я не мог. Единственной дельной мыслью было скинуть засранца с постамента, но вовремя вспомнилось предупреждение деда о том, что делать этого не стоило. Мол, пустой постамент оставлять – очень плохая примета. Но куда важнее не что, а как это было сказано.

В итоге я встал и пошёл в туалет – покурить. И уже у самой кабинки вслух чертыхнулся: ведь забыл портсигар на подлокотнике кресла. Эта чёртова непонятная тревога, что вот-вот произойдёт что-то очень хреновое, сделала меня вконец рассеянным! Нет, терпеть её сил уже не было!

Набравшись смелости, я решительно двинулся к ширме бизнес-класса, отделяющей нас, простых смертных, от полубожков капиталистического мира. И из-за пения Жигуля даже о существовании бабки забыл, а когда вспомнил, было уже поздно: обернулся, готовый нарваться на убийственный взгляд а-ля «вы Сара Коннор?»

Но бабки не было. Вместо неё мирно дремала какая-то не то китаянка, не то кореянка: тощая какая-то и сухая, словно бы с детства не ела ничего, кроме этой их непонятной пресной лапши. У неё были сальные чёрные патлы и такие внушительные мешки под глазами, что впечатлился бы и тот бомж с набережной Мойки! Я посмотрел в другую сторону, но там бабки-терминатора тоже не оказалось. А вскоре выяснилось, что и во всём экономе не нашлось даже приблизительно похожей старушки!

Но ведь она же была! Я же видел её прямо тут, в самолёте!

– Извините, но сюда… – попыталась было остановить меня миленькая хрупкая стюардесса, когда я ввалился в бизнес-класс.

– Нихт! Нихт ферштейн! – давил из себя Ганса я, бережно переставляя девушку в сторону.

Возле второй ширмы, за которой уже была зона персонала, стало ясно, что и в бизнес-классе нет ни бабки со стальным взглядом, ни тех двух близнецов. Понадеявшись избавиться от проклятого чувства тревоги, я только умудрился её умножить! Теперь только и осталось сдаться на милость стюардесс, которые тут же отвели меня на место и вежливо предложили водички.

Жаль, не водочки…

Я проснулся сразу после приземления и, как водится в таких случаях, от аплодисментов пассажиров. Удачным исходом полёта был не доволен разве что Жигуль.

Тайланд встречал нас ранним-ранним утром: солёно-влажным, сонно-тёплым. Я втянул прибрежный воздух полной грудью, на миг проникшись ощущением сбывшейся мечты и ненадолго позабыв, зачем в действительности прилетел в эту дивную страну. Мы с семьёй несколько раз откладывали совместный отпуск… То Лене предлагали выставку, то мне на голову сваливался сверхсрочный заказ на шумоизоляцию очередного навороченного джипа, то Ден косячил в школе, и мы, играя в строгих, но справедливых родителей, показательно отменяли всё в самый последний момент.

Туристов грузили в подогнанный прямо к трапу автобус. Хоть рейс и прилетел из России, слышалась не только русская речь. Кто-то впереди ругался по-украински, да смачно так, что понятно было всем: если недоумок Гена ещё раз забудет оплатить обеды, она не знает, что с ним сделает. Где-то в туристическом ручейке звучала одинокая азиатская речь – наверное, отзванивалась домой усталая обладательница огромных мешков под глазами. Та, что нашлась на месте бабки-терминатора. Выспавшийся, но уставший, я плёлся к автобусу, выкинув из головы всё. Ну, или почти всё.

«Keep rollin', rollin', rollin' eah!» – гремлин коряво косплеил лидера «Limp Bizkit».

Расселись быстро, большинство народу опять отрубилось. Водитель выехал за пределы взлётного поля и плавно вырулил на шоссе. До города, судя по путеводителю, было ещё минут двадцать, и можно было просто наслаждаться рассветными видами.

А наслаждаться было чем. Недаром мы с Леной когда-то выбрали в качестве нашего первого раза именно Тай. Ухоженные улицы, ровные дороги, поросшие по обочинам красивыми пальмами и прочими диковинными русскому человеку деревьями. Неправдоподобной лазури море и приветливые люди. Последнее для неё очень важный пункт, потому как Лена чересчур ранимый человек, глубоко переживающий даже самую мимолётную ситуацию.