Тень порокa

скачать книгу бесплатно

Тень порокa
Александра Какушина

"Боль" и "отчаяние". Два столь коротких слова. Однако в моей жизни они имеют куда больше смысла, чем уместилось бы на паре страниц потрепанного словаря. И спасибо за это я не скажу.

Содержит нецензурную брань.

Александра Какушина

Тень порокa

Том первый.

Глава 1. Игра с последствиями

Боль и отчаяние. Именитые и до тошноты заезженные слова. Однако мне довелось познакомиться с ними ближе прочих и ощутить на собственной шкуре. Они постепенно впитывались в тело и разум. Нервозность и дрожь стали до смешного привычными, а крики и стоны… С них-то все и начиналось. Даже сейчас ему порой удаётся вытащить их из меня. "Ему", "Он"… Однажды, в очередное утро, в общем-то, и не отличавшееся от прочих, я выяснила его имя, далеко не лучшим способом. Стоя перед зеркалом, с выведенными на нем кровью буквами, я только отходила ото сна, то и дело вздрагивая от утреннего холода. И, хотя надпись была алая, я стала ненавидеть все оттенки красного каждой фиброй своей души. Эти буквы сидят в моей голове по сей день. Буквы, к которым я испытываю ни с чем несоизмеримый страх и отвращение. "А Д А Й".

Неаккуратная "Й" стекала тонкой дорожкой к раковине через все зеркало, пачкая белую акриловую поверхность, что тетя обычно так тщательно вымывала, сетуя на мою лень. Человеком она была крайне набожным. Добросовестно посещала церковь в соседнем районе каждую неделю, покупая криво изготовленные свечки за деньги, которых бы хватило на обед одному бездомному. Помнится, она часто говорила: "Праздность один из худших грехов", затем проходилась помадой цвета спелого персика по губам, посматривая на меня: "Мы ведь не напрашиваемся на встречу с Сатаной?" О, тетя, хотела бы я возразить, но Сатана, похоже, отчаянно жаждет моей компании.

Тогда, впервые сталкиваясь с чем-то необъяснимым, я немо смотрела на себя в просветах между алыми символами, не отдавая себе отчета в собственной растерянности. Окончательно проснувшись, я схватилась за руку ладонью, прилипая к ней, словно к патоке, из-за крови, которая еще не полностью высохла на израненном предплечье. "Отвратительно", – подумалось мне. С того самого момента я научилась мириться с тем, что мне приходится оттирать зеркала и окна от своей собственной крови, проводя тряпкой по поверхности и размазывая, словно грязь по стеклу, с характерным скрипом. Именно тогда я научилась, видя его послания: "Я вернулся" , "Скучно", "Покричи для меня", идти молча за бинтами, словно получая команду. И, выливая на порезы пол бутылочки перекиси, шипеть от мерзких ощущений – жжения. Наблюдать, как пенится очередная рана, заставляя лицо скривиться в надежде видеть это в последний раз. Однако этот мир устроен иначе, а моя жизнь идёт по кривой траектории, выведенной явно не мной.

"Оставь меня в покое!" – просила я пустоту первое время, хватаясь за волосы, после чего мое тело тут же кидало в очередную порцию мук, заставляя порой согнуться вдвое и давиться надоевшими слезами. Молчать сил тогда не было – тело еще не привыкло к подобным ощущениям, а потому крики порой переходили в отчаянный хрип с красочными последствиями в виде разодранной глотки и попыток спрятать сорванный голос от обеспокоенных родителей. Но Ему это льстило, распаляло, словно шоу для больного. Из-за чего я получала только больше. Лишь изредка появлялась возможность услышать такой гнилой и едкий смех, который становился тише… тише… а затем и вовсе исчезал, стираемый окружающими меня звуками – будь то проносящаяся мимо машина или гудящий на кухне холодильник.

Все началось пару лет назад, когда мне еще не приходилось прятать затягивающиеся по всему телу порезы. В том году мои знакомые решили совершить что-то "из ряда вон выходящее", что не совсем соответствовало моим ожиданиям. Им было так необходимо рисоваться перед толпой. Они стремились получить как можно больше ничего не значащего внимания, и мне "посчастливилось" стать частью этого дешевого шоу.

Запасшись тремя ящиками пива и двумя – сидра, наш класс направился на кладбище Риверсайд в полночь – на окраине города, будто по канону. Кладбище это находилось крайне близко к реке Френч Брод, куда мы часто выбирались с нашими семьями на выходные. Ближе к часу ночи вечеринка была в самом разгаре, а крики и смех становились все громче и назойливее. Само кладбище уже никого не смущало, а надгробные плиты идеально подходили для замены барных стоек. Оуэн, от которого уже за метр можно было почувствовать запах перегара, продолжал беспокойно кидать на меня взгляд, вынуждая меня заниматься тем же самым. Но уже вскоре он решил подойти, облокачиваясь о новенькое надгробие рядом со мной:

– Не пьем? – поинтересовался он.

– Не пьем, – небрежно бросила я.

– А почему?

– Я только по крепкому.

– Нехорошо, – цокнув, покачал головой парень, а затем, немного погодя и набрав в грудь побольше воздуха, прокричал: "Эй, ребята, Кора сегодня трезвая, представляете? Нужно с этим что-то делать".

Недалёко от нас, в зарослях, стояло маленькое белое здание – усыпальница, по стенам которой вился плющ. Несмотря на ее непорочный цвет, теплом небесным от неё отнюдь не веяло. Внезапный треск у ее дверей вынудил всех вмиг замолкнуть и в ступоре уставиться на кусты, охранявшие вход в сооружение.

– Ха-ха-ха! – Нолан громко засмеялся, заставив всех вздрогнуть от резко нарушенной тишины. – Вы, ребята, трусы. Это просто ветер и ветки. Давай, Кора, шустрее.

– Я не соглашалась, – ответила тогда я, не подозревая, чем все это закончится. Ребята все же придумали мне "наказание" за трезвость, отправляя меня на временное заключение в этот жуткий мавзолей.

– Докажи, что не ссышь, ну же, – Оуэн мерзко подначивал, кивая в сторону усыпальницы. Он всегда был таким. Глупым. Мальчик на побегушках у тех, кто был более задиристым, более сумасбродным. Этот придурок втайне мечтал стать таким же и делал все, лишь бы привлечь к себе внимание.

– Да-да, – кудахтали девушки, еле стоя на ногах.

– Не пойду.

– Ещё как пойдёшь, единственная здесь трезвая. Так давай хотя бы это сделай, – Нолан пихнул меня в спину, отчего я стала ближе к усыпальнице на шаг.

– В чем смысл, черт побери? – не получив ответа, я вмиг оказалась внутри сырого маленького здания. В следующий момент дверь за мной захлопнулась, заставив стенки глухо осыпаться, а пыль подняться с земли. Я прикрыла рот ледяной ладонью, глубоко вдыхая носом запах сырости.

– 20 минут. Всего-то 20 минут. Потом благодарить будешь. Прослывешь бесстрашной в школе. А потом отправим туда еще одного добровольца. Кто следующий? Может мне пойти? – весело стихал голос за дверью.

– Откройте дверь, – крикнула я, – немедленно! – но поняла довольно быстро – это бессмысленно. Выхаживать вокруг большого надгробия, пытаясь унять нарастающий гнев и прочитать хоть что-то – казалось мне лучшей идеей. Плита была полностью оплетена тонким колючим растением и выглядела запущенно. Через несколько минут, протянув руку, чтобы отодвинуть ветки от надгробия, я услышала резкий удар о стену и звон битого стекла, осыпавшегося на плитку. От неожиданности я резко одернула руку и, зацепившись колючкой, поранила безымянный палец. Кровь едва заметно запачкала плиту. "Черт…" – сжимаю я кулак, когда через считанные минуты я в очередной раз слышу знакомый звон и не то слабоумные, не то восторженные крики одноклассников. Нервно вышагивая по помещению, я считаю секунды. Шорох – и я поворачиваюсь, стараясь увидеть что-то в темноте. Сердце набирает частоту, не взирая на мое спокойствие, видимо, мнимое, а в голове скачут красочные сцены из когда-то увиденных фильмов ужасов. Мне становится смешно от своей же нелепости, но страх это не отводит, отчего я горько ухмыляюсь. И тут вновь слышится еле заметный звук, идущий откуда-то неподалеку. Лишь пара метров. Это похоже на… мыши? Нет… шепот. Тело погружается в холодный пот, пока я стараюсь успокоиться, вглядываясь в темноту и задерживая дыхание. Через считанные секунды шепот становится громче, идя по нарастающей. Паника накрывает меня с головой, и я пячусь к двери, а звуки все ближе и громче… Они рядом… Почти у самых ног. Мое сердце вот-вот разорвет грудную клетку. Звуки громче, но слов не разобрать. Шепот! Шепот! Шепот! Я жмурю глаза, намертво закусывая губу, когда напряжение пересекает черту "максимум", а дверь резко открывается, заставляя меня потерять равновесие и выпасть наружу.

– Видишь? С этих пор ты школьный герой, – слышится надо мной голос Нолана, когда остальные одобрительно кивают, и звучно поддерживают слова парня. Едкий страх, проникший под кожу, не покидает до сих пор, и я не могу отойти. – Ты вставать собираешься?

– А, да, – хмыкаю я, поднимаясь и отряхивая пыльные штаны.

– И как оно?

– Вы что-нибудь слышали?

– Что-то должны были? – удивляется Оуэн.

– Нет, ничего, – отмахиваюсь я, направляясь в сторону машины брата одного из парней и надеясь, что сегодня меня все же отвезут домой и не увидят, как мне тяжело дается дышать.

Именно этот день стал отправной точкой. Роковым вечером, если хотите. Ровно через четыре дня я почувствовала это впервые. Изводящая боль. Первым делом, естественно только из своей глупости, я обратилась в городскую больницу. И, естественно, они не нашли ни единого отклонения от норм, пожимая плечами после некоторых обследований: "Вы полностью здоровы". Чертовы бездельники. Так я и познакомилась с термином "смирение". Но, увы, вместе с приходом этого слова я забыла о слове "выбор".

Затем, уже через пять месяцев появились приветственные послания на стеклянных и зеркальных поверхностях. Впервые я столкнулась с этим глубокой ночью, направляясь за стаканом воды мимо огромного зеркала в коридоре. Слова, выведенные кровью на холодной поверхности "Больше боли" выбили из меня желание шевелиться, и тогда я лишь скользнула дрожащим взглядом по отражению, замечая, как от колена до стопы проведена ровная линия, словно прорезанная под линейку. Линия, нарисованная профессиональным чертежником. Даже сумрачная темнота была не в состоянии скрыть столь броскую полосу – эта царапина заживала больше месяца, но Ему было необходимо оставлять послания каждую неделю, а порой и чаще, отчего на моем теле постоянно красовались глубокие раны. Зачем? Или за что? Ответа не было, как и моих хотя бы смутных догадок. Лишь периодические стенания. Ему нравилось – это я знала точно. Не один раз и не два за неделю я могла свернуться на полу от боли, кусая запястье, только бы родители не услышали мычания в подушку и криков. Затем я поднималась, как ни в чем не бывало, ведь это, в какой-то степени, уже стало привычкой. Нет, не к боли, к боли привыкнуть нельзя и невозможно. Я привыкла знать, что она будет и ее не избежать, сколько ни слюнявь подушку. Синяки, царапины, кровавые разводы, раны, порезы, внезапные ушибы – все это стало частью моей жизни, которую я надеялась когда-нибудь изменить.

Позже, спустя полгода, моя обреченность только возросла. И случилось это одним днем: телевизор служил приятным дополнением к вечеру четверга, протекающему на удивление безболезненно, что являлось довольно редким явлением за последние месяцы. Сериал прервали, переходя на рекламу, в которой очень громко и навязчиво о чем-то напевали. Казалось, что целью рекламщиков является вывести зрителя из себя как можно сильнее и скорее. Признаюсь честно, сработало на ура. Я отвела взгляд, чтобы взять телефон, когда в глазах потемнело, а на виске выступила капля пота от внезапного ужаса. В коридоре лежала четкая тень. Его тень… Я полностью забываю как дышать, неотрывно следя за длинным силуэтом на полу. Тот двигается еле заметно, изредка подергивая острыми кончиками пальцев. Осторожно, стараясь не делать резких движений, я выглядываю за дверь, вправду желая столкнуться там даже с незнакомцем. Но владельца тени, к своему огорчению, так и не нахожу. Тогда, в момент, как мой взгляд касается пола, худшие опасения, что мучали меня все эти неполные пять минут, разом всплывают наружу – тень все еще нагло переливается на полу, но вскоре быстро скользит вправо, в конце концов исчезая в зеркале. Протерев глаза и буркнув: "Я к этому дерьму никогда не привыкну", мне в очередной раз пришлось заставить себя тут же забыть о произошедшем и продолжить заниматься обычными делами, спрашивая пустую квартиру о том, чего знать она не могла и никогда не будет. И только трясущаяся ладонь, хватающая ручку двери, выдавала мой так и не испарившийся страх. Дни бежали, как грязная кинолента из старой коробки на чердаке, но ничего помимо дней не менялось, в то время как визиты тени становились все чаще.

Глава 2. Охота

Автор

"Тик-так, тик-так", – скучающе произносил мужчина, подперев широким кулаком подбородок и наблюдая за темноволосой девушкой. Он вытянул ладонь, напрягая выпрямленные, точно струны, пальцы, и тогда шатенка вмиг прикусила губу, крепко хватаясь за ногу и пряча внезапно появившуюся из ниоткуда рану на светлой коже.

– И сколько же тебе осталось ждать? – демона отвлекает мужчина с непослушными ярко-красными волосами, что так некстати зашел в помещение.

– Год? Два? Быть может меньше… Я стараюсь, но эти слабые-слабые существа… – горестно выдыхает собеседник, потирая тонкую переносицу. – Несомненно, приходится стараться. Чтобы она не умерла, – размеренно поясняет тот. – Иначе все насмарку, – Демон резко сжал кулак, и девушка в отражении вмиг вцепилась рукой в сердце, тяжело дыша и жмурясь от боли.

– Что ж, тогда, смею полагать, мы выйдем вместе, – покривился красноволосый мужчина, расслабленно разминая шею.

– И у нас будет много дел.

Кора

С вечеринки на кладбище успело пройти чуть больше полугода. Однажды, вернувшись со школы в непривычно позднее для этого время, я не застала родителей, которые ушли в пятничный вечер на встречу с внезапно объявившимися старыми друзьями. И, вероятно, вечер должен был затянуться, ведь когда мама с папой куда-то выбирались – это всегда заканчивалось либо приключениями, либо, по крайней мере, ночевкой вне дома. Думается мне, сегодня – не исключение. Грызя карандаш все усерднее, – тот, что должен был помечать варианты ответов в бланках, я услышала звук, идущий из коридора. "Только не снова…" – обреченно опустив голову, я отложила бумаги в сторону, тихо выжидая, – напряженно, как перед оглашением вердикта судьи за подставное преступление. Снова какое-то клацанье, будто кто-то выстукивает острыми ноготками по поверхности покрытого лаком стола. У меня не хватает терпения, и я встаю, взяв в руку тот самый обглоданный карандаш, готовая накинуться, точно обезумевший зверь. Но стоит мне подойти к двери, как тень проскальзывает внутрь, облетает вокруг меня и игриво испаряется. "Что?! – не контролируя себя, я выбрасываю карандаш в коридор, – Оставь меня в покое, чертов ублюдок! Кто бы ты ни был, сдохни вновь!" В нос закрадывается запах железа, а из уха медленно выкатывается первая капля крови, знаменуя подступающую головную боль. Атмосфера в квартире становится мрачной и напряженной, но это злит меня еще больше: "О, Боже! Да это же кровь! Подумать только! Я привыкла, сукин ты сын. Фантазия иссякла? Это все, на что ты способен?" Былое спокойствие испаряется, потому что я наконец даю выход скопившимся за все эти месяцы эмоциям: "Почему бы тебе не представиться? Давай же, выходи и покажись, грязная тварь!" Большое зеркало на весь коридорный шкаф, перед которым я сейчас стояла – трескается с громким характерным звоном, расходясь красивой паутинкой по всей площади. С секунды я стою молча, но, быстро очнувшись, продолжаю выплескивать бушующий поток страха и раздражения, так и не узнав, на кого: "Это все? Что же ты, продолжай, – с иронией приглашаю я, – ты рушишь мою жизнь уже слишком долго, чтобы запугать подобным!" От злости и усталости все тело бросает в жар, а руки неумолимо чешутся. Тишина и никаких ответов, никаких звуков. "Я жду тебя, – выдерживая недолгую паузу, я продолжаю, отворачиваясь от зеркала и делая два неполных шага по направлению к комнате, – А Д А Й". Я выделяю каждую букву, наполняя их призывной едкостью и отвращением, будто хочу, чтобы он или оно услышало скрип моих зубов.

Заставая меня врасплох, чьи-то руки обвивают мое тело, одним рывком прижимая к зеркалу спиной. Этот маневр незваного "полу-гостя" заставляет осколки звучно осыпаться на пол, а часть – порезать мои плечи и лопатки, скорее всего, даже искромсать. Я в ужасе распахиваю глаза, делая глубокий вдох и медленно опуская взгляд на живот, опоясанный чужими пальцами – бледными, с синими венами, словно нарисованными. Крепко зажав меня в тиски, "оно" сжимает кулаки, притягивая плотнее к зеркалу и причиняя "кусачую" боль от порезов осколками, впивающимися в тело еще глубже. Я скоро расставляю ладони по обе стороны от себя и с силой отталкиваюсь от стекла, повреждая кисти, но все же успешно высвобождаясь. Резко развернувшись, я наблюдаю, как эти самые руки медленно, словно в воду, входят обратно в зеркало, и я слышу слова, что в корне поменяют мою дальнейшую и так уже нестабильную жизнь. Но сначала, прямо сейчас, как стартер – вселят жуткий страх: "Не уповай на смерть, ибо я – твой конец", – растворяется в воздухе холодное, шипящее эхо.

Я всегда недолюбливала зеркала. Но после того случая, стала откровенно их избегать. Эти непрозрачные, пустые стекла со скрытым смыслом пугали пуще фильмов – ужасов после полуночи. И неспроста.

– Ты только подумай, – протягивала подруга, задумчиво разглядывая потолок, – первый курс универа, а мы даже в клубы не ходим. Ну ни разочку там еще не побывали. Блин… Студенческая жизнь не такая, какой я ее себе представляла.

– Тебя это так огорчает? – переворачивая страницу, я поднимаю взгляд на Джемму.

– Нет, – недовольно отвечает та, опуская голову, – не особо. Меня огорчаешь ты.

– Чем же? – я вскинула бровь, поправляя колпачок на недавно купленной ручке.

– А знаешь, мне и самой любопытно. Почему ты от меня что-то в наглую скрываешь? – Джемма достаёт жвачку, закидывая ее в рот, после чего манерно присаживается, осматривая меня с самых носков. – Реже выходишь на улицу, весь твой гардероб сменился на длинные вещи, даже ты сама стала вести себя нервознее. Скажи-ка, чего ты так боишься?

Я так и не ответила ей. Просто не нашла, что ответить. Не могу впутывать ее в это хотя бы до тех пор, пока сама не разберусь, в чем дело. В ком. Возвращаясь домой, я проходила мимо нон-стоп магазинчика и, остановившись прямо перед витриной, уставилась в отражение, стараясь что-то разглядеть. «Пусто», – подумала я. В голове было также абсолютно пусто. Не осталось ни единой мысли. Я бросаю усталый взгляд на своё отражение в последний раз и двигаюсь в сторону дома.

С начала первого курса я переехала в отдельную от родителей квартиру: "Я буду искать работу", "Пора учиться жить самой", "Дело не в вас", – я объясняла не долго, ссылаясь на самостоятельность и желание иметь личное пространство, (но далеко не на сложности при скрытии от них странных порезов на теле и периодических криков, сдерживаемых непосильными стараниями). И все же от жизни отдельно порой становилось немного одиноко… слишком одиноко.

Смеркалось, и в квартире, погружённой в полупрозрачную темноту, появлялось множество причудливых теней, что заставляло меня передвигаться по помещению куда быстрее обычного и, едва не танцуя, прибавлять шагу. Мимо зеркал я не проходила, а пролетала, старательно отворачиваясь. Карл Гюстав Юнг говорил, что единственное, чего стоит бояться на этой планете, – это человек, и я действительно хотела ему верить. Не уверена, руководствовалась ли я усталостью, когда решила встретиться со своим ужасом лицом к лицу, или же верой в остатки былого скептицизма. Но мне показалось, что, возможно, сейчас раз и навсегда мне удастся избавиться от страхов – пусть и некоторых, пусть и частично. На это был расчет, что оказался опрометчивым.

Нехотя подходя к шкафу в коридоре, я выпрямилась, устремляя уверенный взгляд прямо на своё отражение. С минуту я смотрела на каштановые волосы, иногда возвращаясь к янтарным глазам, что так походили на лисьи, делая лицо вместе с острым носом немного хитрым и одновременно выразительным – так мне говорили. Постепенно все начало расплываться перед взором, а свои же зрачки казались все темнее и темнее, поглощая рассудок. "Ненавижу зеркала", – убедилась я вновь. Что это?! На зеркальной поверхности стали появляться какие-то разводы, стирая мой силуэт и формируясь в иную фигуру – гораздо выше, внушительнее. Мне стало не по себе – ни страха, ни нервозности не появилось. Лишь пустота, и заинтересованный взгляд, прикованный к мужчине, что стоял по ту сторону стекла, мертво смотря на меня исподлобья. Я медленно склонила голову, наконец видя небольшой участок чёрных, как уголь, глаз, скрываемых чёлкой пепельного цвета, и застыла в ожидании. Незнакомец приподнял голову буквально на пару сантиметров, и тогда я впервые заметила – у него напрочь отсутствуют зрачки. Губы его начали двигаться, а на лице появилась мягкая, но совершенно не добрая улыбка. Вокруг парила давящая тишина, лишь редкий скрип половиц под моим весом нагнетал обстановку. Он что-то говорит, но ни шепота, ни звука не следует. Его губы складываются в тонкую полосу, а их хозяин вновь склоняет голову, скрывая часть глаз чёлкой, и являя этим такое почему-то жуткое зрелище, после чего его силуэт словно выцветает, полностью исчезая и оставляя в моей памяти эти чёрные глазницы.

"Это нехорошо, абсолютно нехорошо…" – ручка выстукивала произвольную, совершенно не ритмичную мелодию о деревянную поверхность стола, – "Значит так выглядит мой личный ад?" – задумываюсь я ненадолго, но затем вмиг срываюсь и резко хватаю телефон, набирая давно выученный наизусть номер: "Давай встретимся. Да, сейчас. У кафе рядом с заправкой. Да."

То и дело подтягивая тёплый рубиновый шарф на губы, я быстрым шагом миновала заведения с уже горящими в это время вывесками, направляясь в одно из них.

Джемма сидела у окна, стягивая с плеч синюю куртку и посматривая на улицу. Колокольчик на двери оповестил о новом клиенте.

– Давно пришла? – шмыгая носом, подошла к столику я.

– Только что, – Джемма подозвала официантку. – Что-то серьёзное?

– Достаточно серьёзное, – к нам подлетела девушка лет 25 и, приняв небольшой заказ, удалилась. – Послушай, давай так, все, что я дальше скажу – не шутка, не стеб и не психоз. Я прошу тебя поверить мне и отнестись ко всему серьезно.

– Без проблем.

Рассказать всю историю от и до заняло у меня порядка 20 минут, если не считать моменты, когда я отвлекалась на сырный сэндвич и колу, что вскоре после нашего заказа принесла нам забегавшаяся официантка.

– После этого потока очевидных бредней я не вижу и тени удивления на твоём лице. Хотя вслух это кажется ещё большим бредом, чем в моей голове, – я нахмурилась, выжидая ответа.

– Я ведь обещала поверить. И я верю, – слишком тихо ответила Джемма. – Я тебе верю, так как со мной это тоже происходило, – подруга подняла серьёзный взгляд. – Помнишь нашу вылазку на кладбище? Именно с той ночи все и началось. Я была тогда настолько пьяна, что весь вечер и ночь не остались у меня в памяти. Но зато я чётко помню, как на следующий день начала твориться настоящая чертовщина – в буквальном смысле. Это продолжалось всего два дня, но ничего страшнее со мной в жизни еще не происходило. Два дня показались мне пыткой, – Джемма гулко сглотнула, нервно повышая голос. – Я решила… решила, что это все глупости, которые мне привиделись. Что это просто сны, показавшиеся явью спустя время. Что все мысли в моей голове перемешались от идиотского алкоголя. Это было моим объяснением, – подруга притихла. – Однако после твоего рассказа я больше так не думаю, и меня, откровенно говоря, сейчас бросает в холодный пот. Но… – Джемма шмыгнула носом, хватаясь за стакан с напитком и сжимая его подрагивающими пальцами, – Ты сказала, что это продолжается уже 3 год? – напряглась она, ожидая ответа, и тогда я заметила, как все ее тело потряхивает словно от холода, который, на деле, виновником не являлся.

– Да. И это порочный круг, который я не в состоянии прервать. Он… или оно даёт мне интервалы всего в несколько дней. И когда мне кажется, что все закончилось, это начинается вновь.

– А… А как же церковь? – спросила подруга, позже ловя себя на мысли, что предложение действительно глупое, о чем повествовало ее покривившиеся лицо.

– Не ходила. Вряд-ли Господь в состоянии услышать голос атеиста, – грустно усмехнулась я. – Думаешь, помогло бы?

Джемма молча отвернулась, вглядываясь в темноту на вечерних улицах: "Сомневаюсь".

Уже дома я, забыв снять уличную обувь, поспешила к компьютеру, вбивая печально известные термины "Демонология", "Потустороннее", "Бог", "Ад и Рай". Что же, "пекло", "красные глаза", "рога", "высокая температура тела", "палачи заблудших душ" и бесконечные "покайтесь". "Глупости, да и только", – решила я, разочарованно отталкивая мышку. Вероятно, мне придётся стараться гораздо больше, чем я ожидала – информация в интернете абсолютно идентична одна другой и далеко не первой свежести. Но это будет уже завтра. А пока что мне необходимо выспаться.

Унылое утро следующего дня я провела в университете, полностью игнорируя каждого профессора. Я неумолимо хотела спать, грезя о десятичасовом сне, пока мои веки слипались. Трижды мне все же не удавалось успеть поймать свою же голову, и тогда я радовалась, что именно на этих парах книги настолько толсты, чтобы уберечь меня от шишки посреди лба. Очередной предмет закончился, и я направилась в столовую, идя по пустому коридору, когда увидела рядом с собой тень. «Какого?..» В этой части корпуса я была абсолютно одна… еще минуту назад. Обернувшись, я осознала – тень здесь, однако, ее хозяин отсутствует. Сорвавшись на бег, я старалась убедить себя, что это были галлюцинации на почве усталости. Но себя не обманешь.

– Ты в норме? – Джемма с нескрываемым шоком уставилась на меня, когда я, вбежав в столовую, со скрипом прокатилась к ее столику по скользкому полу, стараясь отдышаться.

– Он тут.

– Кто "Он"?!

– То есть его тень, – бессвязно бубнила я, путаясь в собственных вздохах. – Он действительно идет за мной!

– Что?! – Джемма резко встряхнула головой, отчего с нее слетел светлый ободок.

– Это… это ещё один намёк. Намек, что скоро что-то точно случится…

– Ты уверена, что там что-то было?

– Я четко видела тень, черт подери! – вспылила я.

– Пошли, – беспокойно начала подниматься Джемма, сбрасывая телефон и наушники в сумку.

– Куда? – не поняла я.

– Я посмотрю на эту тень вместе с тобой.

– Бессмысленно, она давно уже испарилась. Действительно думаешь, что эта дрянь будет показывать себя так открыто?

– Пусть это и ужасно глупо, – начала Джемма, усаживаясь обратно, – но тебе следует сходить к какому-нибудь медиуму.

– Издеваешься? – усмехаюсь я, со старанием отодвигая пластмассовый стул и едва стоя на ногах.

– Ты права, права… Тогда, если все выходит из-под контроля…

– Звонить тебе, – заканчиваю я.

Джемма подмигивает, погружая ложку в суп.

– Именно, – тяжело вздыхает она, задумчиво уставляясь на жидкость под собственным носом. – Но тебе лучше пожить у меня какое-то время.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– А существуют ли в такой ситуации хорошие идеи вообще? – тихо пробубнила Джемма.

Следующие дни тень была неотъемлемой частью меня. "Пасись в другом месте", – вспылила как-то я, перемещаясь из спальни в кухню, но чёрный силуэт игнорировал мои приказы. "Испарись!" – с ужасной усталости я начала по нему топтаться. Помогло ли? На это я и не надеялась. Я лишь напрасно его разозлила, так как в следующий момент меня пронзает страшная боль, как никогда сильная, проходя через каждую клетку тела, и словно их выжигая. На секунду я почувствовала вкус крови во рту. "Прости, прости", – едва выдавила я пару коротких слов, стараясь отдышаться. Я не знала, куда себя деть – меня будто раздирало изнутри, как вдруг вся агония резко прекратилась, полностью сойдя на нет. Встав с пола, на котором я только что ёжилась и корчилась от боли, я тут же отряхнула штаны. "Ты грязно играешь", – с отвращением проговорила я, стоя в коридоре и наблюдая за тенью. Периферийным зрением я уловила движение, которое заставило меня повернуться к зеркалу, где уже находился тот самый мужчина.

"Терпение", – тихо произнёс он. Теперь уже я могла слышать его. "Ничего хорошего это не сулит", – решила я. "Осталось совсем немного", – отвратительно улыбнулся мужчина, вновь резко исчезая.

Автор

Наблюдая за сотнями тысяч разных людей и их привычной жизнью, Адай сидел в большом, удобном кресле, плотно закрыв глаза.

"Адай", – в комнату зашёл мужчина с красными волосами. "Адай!" – снова позвал он, но реакции все же не дождался. Обойдя кресло, мужчина остановился прямо перед ним. "Опять за своё?" – криво улыбнувшись, он облокотился рукой о спинку кресла – левее от головы находившегося в трансе мужчины. "Абигор, сукин ты сын!"

Глаза мужчины медленно распахиваются, а полностью чёрные глазные яблоки постепенно принимают человеческий вид, белея, и зрачками фокусируясь на наглом лице, которое находилось в нескольких сантиметрах.

– Опять шпионишь? – любопытствовал демон.