Грёзы реальности

Хагани вернулся из командировки поздно ночью, когда семья уже отдыхала. Довёз его до местожительства шофёр руководителя организации, в которой он работал. Автомобиль въехал на безлюдную аллею двора и, освещая фарами ночное пространство, остановился. Хагани вышел из автомобиля, собрал свои вещи: рюкзак, спальный мешок, палатку, аккуратно свёрнутые и, попрощавшись с водителем пошёл к подъезду дома. Двери в дом были еще открыты и он беспрепятственно вошёл в подъезд. Поднявшись на четвёртый этаж и, подойдя к двери квартиры, он почувствовал, как его сердце заныло от того, что наконец-то он у порога собственного жилья.

Долгое время он тосковал по своей семье; любимой дочке и жене, когда вечерами, после ужина, за алый горизонт садилось белое солнце. Теперь осталось только повернуть ключ в замочной скважине и открыть двери, чтобы наконец-то увидеть родные ему лица. Его появление в квартире, не нарушило сон крепко спящих супруги и дочки. Он прошёл в спальню, оставив вещи на пороге и, постелив матрац на полу лег и вскоре уснул.

Золотая статуэтка найденная Хагани, представляла собой образ буддийского монаха в позе глубокого медитативного транса. Художественное изображение Будды, ожидающего погружения в нирвану, придавали статуэтке колорит древней философии и культуры этого народа. Хагани привез статуэтку из командировки во внутреннем кармане палатки, сложенной в несколько раз. Он никогда не завозил палатку домой, это был инвентарь организации, который строго учитывали в бухгалтерии.

Утром следующего дня, Альфия, обнаружив палатку в квартире, была удивлена этим фактом. Развернув палатку для стирки, она увидела золотую статуэтку во внутреннем кармане. Золотая статуэтка размерами несколько превышала её кисть руки. Некоторое время Альфия стояла в замешательстве. Положив обнаруженное обратно, она сделала вид, что не знает о случившемся.

Тем временем, Хагани находился в организации и скрупулезно вёл расчеты и анализ собранных, во время исследования реки, гидрологических данных. Его погружение в цифры и графики было столь глубоким, что он порой забывал о времени. Река, которую он исследовал, представляла собой не просто водный поток, а целую экосистему, полную жизни и тайн. Каждое измерение, каждое изменение в уровне воды открывало перед ним новые горизонты понимания динамики окружающей среды.

Особое внимание Хагани уделял сезонным колебаниям. Он заметил, что в определённые месяцы уровень воды резко менялся, что это угрожало негативными экологическими последствиями в результате использования Капчагайской ГЭС. Это открытие вдохновило его на создание модели, которая бы предсказывала потенциальные колебания уровня воды в дельте реки. В его голове уже возникал план научной диссертации для защиты учёной степени, где он мог бы продемонстрировать важность своих исследований.

Работа шла медленно, но уверенно. Хагани видел, как его анализы начинают обрастать деталями и нюансами, превращаясь в нечто большее, чем просто цифры. Он понимал, что каждое его усилие могло помочь не только в научной среде, но и в жизни реальных событий, которые зависели от этой реки.

Время шло неумолимо, предшествующие события на реке Или доставили немало хлопот молодому и подающему надежды специалисту. Его мучили сомнения и страхи, неразрывно связанные с находкой.

«Что, если об этом узнают в организации, коллеги по работе, руководство и другие служащие? Я честный человек, моя репутация и отношение ко мне, старания и надежды на успешное будущее в научной среде, потерпят крах. Что делать?» – думал Хагани.

Вечером, после ужина он запирался в спальной комнате, пока Альфия в кухне собирала посуду со стола, и с интересом рассматривал найденное сокровище. Он записал размеры статуэтки в записную книжку, описал фигуру, облик и поставил большой вопрос под пунктом – год произведения. Снова завернув статуэтку в материю, он спрятал её в другое место. В квартире имелась тесная кладовка, которую он оборудовал под мастерскую. С самого пола до потолка он соорудил стеллаж, на котором складировал необходимые для хозяина семьи столярные инструменты. На нижней полке он оставлял спальный мешок и походную одежду до следующей командировки. На верхних полках он собирал техническую литературу, необходимую для работы и просвещения по волнующим вопросам.

Оглядев пространство мастерской, он узрел коробку от новой зимней обуви, купленной недавно с Альфией в центральном универмаге. Это была добротная обувь производства Salamander. Хагани достал коробку с обувью и вложил золотую статуэтку в зимний ботинок, застегнув голенище на молнию. Сложив обувь обратно в коробку, он положил её на самую верхнюю полку за металлическим чемоданом. «Вот, теперь всё,– удовлетворенно подумал Хагани. – Я спрятал её в укромном месте».

Прикрыв двери кладовки, он вернулся в спальню и раскрыв газету, лежа, углубился в чтение.

В субботу, утром, Хагани подозвал дочку в комнату и сообщил ей о том, что он сейчас уходит в гости к известному учёному и её собирает с собой. Он так и сказал: «Когда приедем, много вопросов не задавать. Сидеть молчать, или просто отвечать на их вопросы. Они очень известные люди в Казахстане»

Они приехали по адресу проживания директора Музея народного прикладного искусства Казахстана. Вошли в просторную квартиру, как тогда показалось Лале. Их встретила хрупкая и красивая черноволосая женщина с огромными глазами и сказала: «А я, Зухра. Ты кто?» – спросила она. Лале представилась, и Зухра поставила стул и посадила её. «Сиди здесь», – сказала она и вышла.

Пустота квартиры удивила Лале. Она встала со стула и пошла посмотреть, что в других комнатах. Но услышала голос:

– Ничего не трогай.

Лале повернулась на голос и никого не увидела.

– Кто здесь? – спросила она.

Но в ответ не услышала ни звука. Через некоторое время вошёл Хагани и вывел её из квартиры.

– А где они все? – спросила Лале.

Когда спускались по лестнице Хагани сказал:

– Они переезжают и им некогда с тобой разговаривать.

В этот день Лале не увидела очень известных людей, как обещал ей Хагани. Следующая встреча была намного позже, на даче у них.

На месте дачного участка стоял высокий двухэтажный деревянный дом, за высоким металлическим забором. Его окна, обрамлённые белоснежными карнизами, смотрели на ухоженный сад, где вишни и яблони заплели свои ветви, словно старались приблизиться к старинному дому. Весной разноцветные тюльпаны и нарциссы заполняли пространство вокруг, а летом сад наполнялся ароматами цветов и свежестью зелени.

Внутри дома сохранялся дух старины. Мебель из тёмного дерева с изящной резьбой отражала историю семейных традиций и воспоминаний. Газеты и фотографии, сохранившие лица предыдущих владельцев, напоминали о том, что этот дом не просто строение, а место, где сливаются жизни и судьбы. Каждый уголок хранил свои тайны, каждый этаж был переплетён с прошлыми летними вечерами и зимними вечерами у камина. Мистика места заключалась в старом семейном альбоме, который однажды был найден на чердаке. С каждой страницей оживали воспоминания – счастливые моменты, одиночные печали, недосказанные мечты. Этот дом, за высоким забором, будто ждёт новых историй, готовый впустить в свои стены души, стремящиеся к уюту и теплу.

Открыла им двери Зухра и произнесла:

– Проходите, – повернулась и пошла в дом.

Их провели на второй этаж. Там была большая комната, в центре которой стоял овальной формы стол с накрытой поверх него белой скатертью. За столом сидели два пожилых человека. Альфия села за стол напротив Лале. Хагани представил своей семье известных людей:

– Альфия, Лале, хочу вам представить моих новых знакомых – Мария Степановна – искусствовед, и Пётр Семёнович – директор Музея народного прикладного искусства Казахстана.

За столом разговорились и Хагани поведал всем историю о том, как на реке Или им найдена золотая статуэтка. Он достал её из портфеля и поставил на середину обеденного стола.

Все за столом замерли от удивления. Золотая статуэтка сверкала на свету, притягивая к себе взгляды. Хагани с гордостью начал рассказывать о своём приключении. Он вспомнил, как летом отправился на рыбалку, надеясь поймать что–то необычное. Вместо этого он наткнулся на нечто большее – на дно реки, покрытое таинственными артефактами.

«Я увидел только едва заметные очертания,– продолжал Хагани. – Но что–то внутри меня подсказало, что это не просто камень».

С этими словами он описал, как надолго задержал дыхание и нырнул, искренне надеясь на удачу. Вода охватила его, и в темноте реки он ощутил дуновение времени, погружаясь в мир забытых историй. Статуэтка оказалась великолепно выполненной, изображая древнего монаха. Хагани рассказал, что, несмотря на своё золото, она казалась нетленной, словно жила в согласии с водной стихией.

«Я понял, что история этих земель нуждается в сохранении», – заключил он, бросив взгляд на статуэтку, которая теперь была их связывающей нитью за столом.

Каждый присутствующий словно ощутил энергетику древности, и разговор принял новый оборот, поднимая вопросы о судьбах тех, кто жил здесь полвека назад.

После ужина Лале завели в пустую комнату и оставили в ней.

– А почему ты меня оставляешь здесь? – спросила Лале.

– Это будет твоей комнатой, – ответила Альфия.

– А мне же страшно, мама. Ты со мной оставайся, – попросила жалобно Лале.

Уже темнело. Окна ещё не были зашторены. Лале сама себе наводила страхи. Комната ей показалась очень белой. Альфия расстелила постель, уложила её и сказала:

– Не надо бояться. Я закрою тебя.

– А окна закрыты? Я боюсь. На улице так темно. Мне очень страшно, – тревожилась Лале.

Её охватывал страх, и она просилась спать с матерью, но Альфия не собиралась её уводить с собой, и девочка осталась одна в комнате. Дверь закрылась, щёлкнул замок и шаги матери удалились вверх по деревянной лестнице.

Лале затаила дыхание, прислушиваясь к звукам, которые доносились с улицы. За окном поднялся ветер, будто предостерегая её от нежелательных мыслей. Она подумала, что страхи в темноте, нередко бывают плодом воображения. Но ей всё еще было страшно. Она посмотрела на стены, окутанные мраком, и ощутила, как белизна комнаты давит на неё, словно невидимые руки. Каждый предмет вокруг неё казался знакомым, но в полумраке обретал зловещие очертания. Кресло в углу превращалось в темный силуэт. Зеркало, отражавшее лишь тьму, казалось проходом в неизвестность. С каждой минутой её разум рисовал всё более пугающие образы, а сердце стучало в такт с нарастающим напряжением.

Лале встала и подошла к окну, пытаясь прогнать угнетающее чувство тревоги. Она глубоко вдохнула, надеясь, что свежий воздух успокоит её. Но вместо этого она ощутила, как за спиной кто–то стоит. Она резко обернулась, но комната была пуста. Только белизна и тишина окружали её, словно напоминая, что страх – это всего лишь иллюзии.

Она поспешно легла в кровать. Когда стало совсем тихо, Лале зажмурив глаза, натянула одеяло на голову. Её сердечко от страха забилось еще сильнее.

– Мама, мама, мама, – громко звала она свою мать.

Через некоторое время она услышала голос:

– Положи руки крестом на груди, закрой глаза и засыпай.

Лале не могла шелохнуться от страха. Она молча лежала и не двигалась. У неё вдруг возникло ощущение, что её подбородок потяжелел, её зубы стали большими, а глаза увеличились. Через некоторое время она услышала: «Теперь, ты русская».

Голос был мужским, ужасным, и чужим, наводящим страх. Лале не понимала кого слышит. В комнате никого не было, опасаясь невидимого человека, она сложила руки на груди крестом, закрыла глаза и быстро уснула.

Проснулась она, когда за окном было уже светло. На окнах висели коротенькие белые шторки и в комнате было тихо и чисто. Она встала, оделась и выбежала из комнаты. Побежала на второй этаж, но никого там не обнаружила. Выбежала из дома и увидела мать. Альфия стояла у жестяного корыта и полоскала простыни, после встряхивала их и вывешивала на натянутую веревку во дворе.

– А где папа? Уехал? – спросила Лале.

– Он приедет вечером. Ты умылась? – спросила Альфия.

Лале молча подошла к умывальнику, открыла краник, из которого потекла горная холодная вода. На раковине лежало мыло, благоухающее розами. Она намылила руки и долго полоскала их, наблюдая, как воздушная пена исчезает под холодной проточной водой. После подошла к матери и спросила:

– Ты уже поела?

– Пошли, – сказала Альфия и повела дочку на второй этаж.

Приготовила ей завтрак и усадила за стол.

– Мама, мне так страшно было ночью. Мне кто–то сказал скрестить руки на груди и спать, и сказал, что я теперь русская. Кто это? В комнате никого не было. Я боюсь спать в той комнате, – с тревогой сказала Лале.

– Пойдём. Я же сказала, молчать, – сказала мать.

Тем временем в квартире Хагани шёл обыск.

Люди в штатной одежде тщательно обходили каждую комнату, их шаги раздавались в тишине, нарушаемой лишь скрипом паркетного пола. Ароматы восточной кухни всё еще витали в воздухе, но сейчас они казались нежеланными, почти чуждыми атмосфере, которую создавали люди в штатной одежде. На стенах висели картины, изображающие яркие пейзажи родной страны, но ни одна из них не могла отвлечь внимание от того, что происходило прямо здесь и сейчас. Одному из оперативников, стало любопытно. Он остановился у полки с книгами, обнаружив среди детективов и романтических произведений том, покрытый пылью. Гунгеръ I., Ламеръ Г. «Культура Древняго Востока въ картинахъ. Архивная копия», – что вызвало недоверие. Ни один из обысков не предвещал ничего хорошего, и эта находка лишь добавляла масла в огонь подозрений.

В соседней комнате, сидел на стуле Хагани, скрестив руки. Его сердце колотилось, но внешне он оставался спокойным. Он знал, что ни один мимолётный взгляд не мог выдать его настоящие чувства. Каждый момент тянулся, как вечность, и он понимал: его жизнь в ближайшие часы, может, кардинально измениться.

Вечером, после производства обыска в его квартире, Хагани вернулся на дачу. Всей семьей они поднялись на второй этаж и сели за стол.

– Мы поживём здесь до приезда хозяев. Ничего не трогать и не выносить. Всё должно остаться на своих местах. Альфия, ты всё постирала? Погладь и уложи в шкаф. Завтра будем собирать черешню и вишню, и ты Альфия сваришь варенье, разольёшь в банки и закрутишь их крышками. А потом и яблоки соберём, – довольно сказал Хагани и вышел из комнаты.

Он встал и подозвал Альфию за собой в другую комнату на разговор. Когда они вошли в комнату, он вынул из внутреннего кармана сложенный листок документа и протянул его Альфие. Развернув документ, Альфия увидела его название – «Постановление о производстве обыска». На форменном листе были указаны объект производства обыска, время и порядок. Она прочитала имя своего супруга и в замешательстве вернула ему документ. Хагани молча опустил голову, ожидая реакции Альфии.

– Почему? – спросила Альфия.

– Я не могу ответить тебе. Это тайна следствия. Всё обойдется. Я останусь на свободе. Я прошу тебя молчи. Не задавай им лишние вопросы. Они предложили мне руку помощи. Покровительствуют мне.

Вторая ночь в этой комнате была не такой страшной. Лале боялась, что снова услышит этот голос и ждала. Но скоро она засыпала. Голос больше не слышался ей на той даче, но ощущение тяжести в области подбородка появилось несколько раз. На следующий день и в последующие дни. Это ощущение появлялось безмолвно и так же безмолвно исчезало.

Через неделю приехала Зухра, которая встречала их на даче, и Альфия с Хагани уехали домой. Лале осталась на даче. Весь следующий день, напевая песню «Каз канаты», она собирала яблоки и набирала ими вёдра. На даче был небольшой сад. Яблоки валялись на земле и уже понемногу начинали портиться. Зухра занималась своими делами и иногда просила не шуметь, потому что на втором этаже работал учёный. Лале послушно замолкала и старалась вести себя предельно тихо. Последней ночью в этом доме Лале проснулась, села на кровати и не могла заснуть. В эту ночь, Лале снова услышала, но не один голос, услышала разговор двух людей. О чём они говорили ей было непонятно. Она пыталась понять их, но устав слушать уснула.

Проснулась она утром. На втором этаже кто–то разговаривал с Альфией. Спустившись на первый этаж, в комнату, где спала Лале, Альфия сказала: «Сегодня уезжаем».

Через два часа они вышли и уехали. Дома они были через час. Вечером Хагани собрал свою семью в кухне, закрыл плотно двери и стал расспрашивать Лале: о чём она пела, и как громко.

– Я же просил вести себя тихо, – раздражённо говорил он. – Ты мешала работать учёному. Он отвлекался на твоё громкое пение. Ты даже яблоки собирала громко, – возмущаясь, говорил Хагани.

Лале слушала и по её щекам текли слёзы.

– Я красиво пела, – оправдывалась Лале.

– Ну что делать? Всё, теперь нас не будут приглашать. А ты будешь отдыхать в летнем пионерском лагере. В наказание.

– А там хорошо будет, нестрашно?– спросила Лале.

– Страшно? Может быть. Не в этом году, конечно. В следующем. Надо было быть послушной, – он посмотрел на неё строго и ушёл в свою комнату.

Лале сидела и плакала. Она знала о том, что её отправят в следующем году в пионерский лагерь. Прошло время и Лале забыла об этом разговоре, её успокаивало то, что это произойдёт только в следующем году. И сам Хагани позабыл о своих словах и не подразумевал о том, что так сильно расстроит свою любимую дочку.

Лето прошло. И погода уже давала понять о приближающихся прохладных днях. Альфия с Хагани прохаживались по магазинам и закупали Лале и себе тёплую одежду. «Ну вот, всё у тебя есть на осень, зиму и следующую весну. А летнюю одежду купим в следующем году, – пообещал Хагани, и посмотрел на Лале. – Не забывай о том, что следующим летом ты едешь в летний пионерский лагерь».

Хагани не мог простить дочке её поведения на даче у известных людей.

Август 1976 год. Их пригласили в гости те известные люди, но уже в квартиру, где они проживали. Встречала их та же женщина по имени Зухра. Она открыла двери и пропустила их в квартиру. Провела их в гостиную, а сама ушла в кухню. В гостиную вошла супруга директора Музея народного прикладного искусства Казахстана, поздоровалась, и спросила:

– Вы голодны?

– Нет, – ответил Хагани.

– Тогда будем пить чай, – сказала она и ушла в кухню.

Альфия последовала за ней. В кухне сидела Зухра, а в кабинете сидел знаменитый всему Казахстану учёный. Он работал над своей рукописью. Лале скромно сидела на диване и молчала, как ей наказали родители. Хагани включил телевизор и сел смотреть программу новостей. Немного погодя, к нему подошла супруга директора музея и позвала его в другую комнату:

– Пока Альфия с Зухрой готовят обед, пойдём поговорим, Хагани. Ты знаешь, у нас пропала золотая статуэтка, которую ты принёс, – сообщила Мария Степановна.

– Да? А где? – в замешательстве спросил Хагани. – На даче? – переспросил он.

– Ты не будешь обижаться, если мы расспросим Лале о статуэтке? – Мария Степановна внимательно посмотрела на Хагани.

Он смотрел на неё и не верил своим ушам: «Почему она расспрашивает меня? Она меня подозревает?», – с такими мыслями, и в смятении, Хагани смотрел на Марию Степановну.

Смекнув, о чём думает Хагани, Мария Степановна сказала:

– Я не подозреваю тебя. Лале могла найти её и играть с ней. Статуэтка исчезла.

– Нет, не надо её расспрашивать. Она бы мне сказала. Почему вы подозреваете Лале? На дачу приходили и ваши знакомые. Может, они знают? Но, не моя дочь. Моя дочка не ворует.

Он отвернулся и вышел из комнаты. В кухне суетилась Альфия. Мария Степановна понимала, что Хагани оскорбился и минут десять не выходила из комнаты, после, подошла к нему и попросила:

– Расспроси её сам. При мне.

Хагани возмущённо посмотрел на Марию Степановну и согласился. Он позвал Лале в комнату.

Через некоторое время в комнату вошла Мария Степановна и увела из комнаты Хагани.

– Может, всё–таки видела? – спрашивал уже не Хагани, а другой мужчина.

Он был маленького роста и с розовым румянцем на лице, вопросительно смотрел на Лале и вёл допрос:

– Может, тебя обыскать?

– У меня нет статуэтки. Я не видела её. А где папа? – испуганно спросила Лале.

– Папа сейчас занят, – ответил розовощёкий мужчина. – Вспомни, может, найдём статуэтку. Ты с какими куклами играешь? Они большие или маленькие? – спросил он.

– У меня дома большая кукла, мне её подарил дедушка из посёлка имени Гагарина, где тётя Зульфия проживает. Кроме этой, у меня нет кукол, – ответила Лале.

– Хорошо. Можешь идти, – проговорил он.

Лале вышла, подошла к Хагани и спросила:

– А кто он, этот человек в другой комнате? Он меня расспрашивал о куклах и о какой–то статуэтке. Я не знаю.

Хагани промолчал и ничего не ответил дочке. Он взял её за руку и сказал:

– Пойди к маме и скажи, что нам пора идти.

Лале вернулась без матери. Они вышли из квартиры. Спускаясь по лестнице, Лале спросила:

– Почему мама осталась?

– Подождём на улице, – ответил Хагани.

Они несколько минут ждали Альфию на улице, но она не выходила. Не дождавшись супругу, Хагани повёл Лале на остановку. Подошёл троллейбус. Они сели в него и поехали. Лале сидела молча и до конца пути не произнесла ни слова, а Хагани безмолвно терпел боль в сердце. Лале долгое время наблюдала за ним, понимая, что он нервничает и боялась спросить его обо всем.

Хагани с детства страдал пороком сердца. Причиной тому были – голодные времена. Он родился в августе 1940 года, в военное время. Его несчастная мать работала на кондитерской фабрике, оставляя дома малыша, в люльке без присмотра. Она растила сына без всякой помощи, потому что была одинокой женщиной. Хагани был единственным сыном у матери.

Его отец Мәдени пропал без вести в самом начале Великой Отечественной войны, на территории республики или другого государства – осталось тайной. Их отправили в составе учебной роты на военную службу в военное пехотинское училище города Чарджоу. Мәдени не вернулся назад. Так, навсегда расстались его мать с отцом. Хагани рос сиротой и воспитывался в интернате, в котором росла и училась в своё время его мать. Мәдени – директор этого интерната, женился на его матери до убытия на военную службу. Детство Хагани было не лёгким. Всё это и голодные годы отразились на его физическом здоровье. Он вспоминал и рассказывал Лале, как семиклассником отправился в город Алма-Ату к родственникам отца. Мать собрала его в другой город и посадила в поезд. Он, сельский парень, стеснялся в поезде пойти в туалет и терпел до самого города Алма-Аты. Вытерпел. Таким был и остался скромным человеком. Чувство собственного достоинства, целеустремлённость и порядочность вызывали уважение к нему у окружающих его людей. Он имел много знакомых и несокрушимый круг близких друзей.

Доехав до дома, они молча вошли в квартиру. Через некоторое время раздался телефонный звонок. Хагани взял трубку.

– Ты почему уехал? Мы приготовили обед. Накрыли на стол, а тебя и Лале нет. Все расстроились, спрашивают меня: «Почему Хагани ушёл?». Поговори, я передам трубку, – говорила Альфия.

– Не надо. Скажи им, что стало плохо с сердцем. Приезжай домой, Лале ждёт, – ответил раздражённо Хагани и положил трубку.

Хагани не любил оправдываться. Прошло три часа, а супруги ещё не было. Он понимал свою супругу. Она не могла так уехать, как он. Она осталась помогать: собрала посуду со стола, помыла всё. И только потом она уехала от них. Лале наконец–то дождалась свою мать. Хагани не стал интересоваться, о чём расспрашивали Альфию, не хотел портить ни себе, ни ей настроение. Отложил разговор на завтра.

Утром Хагани ушёл на работу. Вечером он сообщил, что уезжает в командировку на несколько месяцев в Киев. Альфия собирала мужа в командировку. Хагани рассказал ей, что едет на киевскую гидроэлектростанцию, которая построена на Днепре. Будет собирать материалы для возводимой гидроэлектростанции на реке Или. Хагани получил два высших образования: по специальности географ и специальности инженер–гидролог. Работал в научно–исследовательском институте энергетики, в категории младшего научного сотрудника, в должности – инженера–гидролога. Был грамотным специалистом и ответственным работником.

Через неделю Хагани уехал в командировку. Прошло время, Хагани не возвращался. Альфия обеспокоенная отсутствием супруга позвонила его коллегам по работе и выяснила, что работы очень много и поехала делегация и, возможно, приедут через полгода. Прошло полгода. Тёплые дни раздели жителей города до лёгких платьев и рубашек. Лале, прогуливаясь во дворе, увидела знакомый силуэт вдали, у подъезда, и ринулась следом за ним. Это был Хагани.

Альфия уже собирала стол к обеду, когда на пороге квартиры появился он. Аппетитные запахи разносились по всей квартире. Лале бежала по лестничной площадке вверх и с радостью звала отца: «Папа, папа, папа». Он стоял с распростёртыми руками и ждал Лале, чтобы обнять её и крепко сжать в своих объятиях, соскучившись по своей любимой дочке. Увидев дочку, Хагани обнял её и сказал: