скачать книгу бесплатно
Это в парках дубы, толстомясые, как баобабы,
ибо снег – это мерзлое мясо на русских костях.
Это в каждом дворе задубелые снежные бабы,
что пасут мелюзгу да мужей-недоумков костят.
Это все мы, погрязшие в русском быту,
словно в блуде,
ибо: кто всех сильнее на свете? Не мучайтесь! Быт.
И спешат по бульварам обычные снежные люди:
кто в детсад, кто в госстрах, кто в бессмертье,
а кто в Массолит.
Это органы зренья и духа залеплены ватой:
продираем глаза, прорубаем в Отчизну окно.
Только как разобраться,
кто самый из нас виноватый,
если белая наша Россия – сплошное пятно.
«Русская жизнь насквозь литературна…»
Русская жизнь насквозь литературна.
Мы страна слова (оно наше дело).
Мы живем по писаному: с листа.
Я к вам пишу – чего же боле?
Что я могу еще сказать?
«Пишу», «сказать» – это поступок,
это для Татьяны, «русской душою», дело.
Да еще какое!
Дело жизни.
Дело судьбы.
Дело женской русской судьбы.
Сначала я молчать хотела…
(молчать – не говорить – не делать)
Чтоб только слышать ваши речи,
Вам слово молвить…
«Слышать», «молвить» – это тот
прожиточный минимум, без которого
нельзя.
Но в том-то и дело, что
Слово – это первотолчок: оно
«было в начале», а потом – была
жизнь, был весь мир.
Слышать – молвить – это самообман
(слукавила!), точнее,
это первотолчок сердца.
На самом деле Татьяне как всякому
русскому сердцу
нужен весь мир и вся жизнь
другого человека.
Она проговаривается:
«…Была бы верная супруга
И добродетельная мать».
Ваша, Онегин, супруга,
Ваших детей мать:
неужели Вы не поняли?
(Вы – поняли:
«Когда б мне быть отцом, супругом
Приятный жребий повелел…»)
Ибо Вы – «воля неба»
(читай: написаны на небесах).
Татьяна хочет, чтобы Он (егин) был
для нее всем в обмен на всю себя
(«судьбу мою… тебе вручаю»).
Но – не пришлось.
Встретившись в пространстве,
разминулись во времени:
условие необходимое, но не достаточное.
Как в школьной теореме.
И ничего не докажешь.
Он в другом кругу, точнее,
на другом витке,
ибо круг у нас один.
И все вернется на круги своя.
Туда, где (в 1831 г.)
«я думал: вольность и покой
замена счастью. Боже мой!
Как я ошибся…»
И все вернется на круги своя.
Туда, где (1834 г.)
«На свете счастья нет,
но есть покой и воля…»
Это закон русской жизни:
возвращаться по кругу к тому,
от чего ушел, внутри себя обернувшись
на 180°.
И утверждать – там,
где отрицал (Онегин).
И отрицать – там,
где утверждал (Татьяна).
И возрождать то,
что разрушили.
И разрушать то,
что наворотили.
И вечно Татьяне убеждать:
«Я буду верная супруга!..»
И вечно Аленушке умолять:
«Не пей, козленочком станешь!..»
И вечно жене голосить:
«Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты!..»
Ничего не докажешь.
Он все равно уйдет, выпьет,
сделает по-своему.
Чтоб потом вернуться.
«Дожив до двадцати шести годов…»
Побывав в козлиной шкуре.
Без ноги или в цинковом гробу.
И захочет начать сначала.
И снова будет слово.
Но Татьяна уже будет другая,
верней, «другому отдана».
И снова не встретится со своей судьбой
(во времени, ибо место у нас – одно).
Судьба России —
это извечная не-встреча с самой собой.
«Я понаслышке знаю о России…»
Я понаслышке знаю о России,
я не застала старую Москву.
Но ведь живут же как-то в Хиросиме:
вот так и я живу.
И сколько мной получено в рентгенах
и сколького уже не получить,
не знаю. Но, по счастью, память – в генах:
не обокрасть ее, не облучить.
…В ночи безлунной раздвигаю шторы
и выхожу в открытое окно,
в безлюдные московские просторы;
как в космосе, на улице темно.
И жутко. Это время порешило
какую-то церквушку и судьбу
и снежною кутьей запорошило…
Прижмусь к стеклу – звезда взойдет во лбу:
мой третий глаз, всевидящее око,
моя планида до скончанья дней,
и если прежде было одиноко,
то станет так, что некуда одней.
И не моргнут глаза мои сухие,
когда в районе левого соска
в меня войдут неслабые стихии:
московский сленг и русская тоска.
«Словно живу по второму разу…»
Словно живу по второму разу:
все уже было, было, было!..
Словно меняю шило на мыло,
хазу на хазу, рак на проказу.
Снова ничья оказалась – вот чья,
и под ногами все те же листья,
Эк, у судьбины улыбка лисья,
Эк, у любови усмешка волчья!..
Снова отчизна на том же месте,
ибо, как узник, бредет по кругу.
Ох и послал же Господь подругу! —
с кем поведешься, с тем сдохнешь вместе.
«Наверх глянешь – с веткой ветка…»
Н. С.
Наверх глянешь – с веткой ветка:
накрест и – сквозь прутья – просинь.
Никуда не деться: осень.
Осень – золотая клетка.
Эта местная, святая,
вера в лучшую погоду;
в братство – равенство – свободу.
Эх, отчизна – золотая!..
Золоченая пилюля.
От житухи есть лекарство,
да не стоит увлекаться…
Снега, ландышей, июля
ждать, как передачи с воли.
Да любить друг друга чаще.