скачать книгу бесплатно
И парень отдал мне маленькую коробочку, в которой что-то лежало и при всяком движении тарахтело. Не будь у меня хоть капли приличия и вежливости, я вскрыл бы праздничную обёртку прямо в магазине. Но, как нетрудно догадаться, я этого не стал делать. Вместо этого мы покинули магазин, и я заметил, как постепенно на лице того молодого человека вновь нашли своё отражение не самые лучшие эмоции. Иными словами, он вновь начал грустить.
Нам же было не до грусти, ведь как только мы сели в машину, Пит проговорил те слова, которые я ждал с самого момента своего пробуждения ранним утром:
– Вот как-то так. С Днём рождения, Томми.
– Спасибо, конечно, но когда ты успел сделать всё это?
– С президентом было легко договориться. Однажды я спас ему жизнь, так что он в некоторой мере был мне обязан. Один звонок – и мы уже готовы к встрече. С книжной лавкой, как и с музыкальным центром, было ещё проще. Пока мы разгуливали по улицам и пляжам Майами, Патрик по моей просьбе договорился обо всём сам.
– А что внутри каждого подарка?
– Не открывать же мне перед тобой все свои карты! Открой и увидишь всё сам. Я советовал бы начать с последнего подарка.
Я открыл коробку, которую держал в руках. Внутри оказалась ещё одна коробка, украшенная так же. На какой-то момент мне показалось, что внутри ещё одна коробка. Но мне повезло: после этой коробки я добрался до самого подарка.
Это была губная гармошка, оригинал, сделанный в Германии. Не знаю, зачем он мне её подарил, но, видимо, я должен был научиться играть на ней. Попробовав сыграть несколько нот, я осознал, что обучение не будет лёгким.
Далее я открыл книгу. Наверное, в магазине она пролежала не один десяток лет. Я не ошибся. Год выпуска этой книги близился к началу ХХ века. Пит оказался прав – это действительно была классика мировой литературы.
Как и просил президент, я не стал открывать его подарка. Но всё же любопытство на какой-то момент превзошло все остальные чувства и я решил спросить у своего друга:
– А что в коробке президента?
– Честно говоря, даже не могу себе представить. Я лишь просил о встрече, аргументируя его долгом и твоим юбилеем. Я и не думал, что он тоже вручит тебе подарок. Поэтому здесь ничем не могу тебе помочь. Открой и узнаешь.
– Не могу. Он попросил не открывать, пока я вновь не окажусь дома.
– Значит, терпи и борись со своим любопытством.
После этого он включил мотор и мы вновь двинулись в далёкий и неизвестный путь.
IX
Мы ехали на север, что легко определялось без компаса лишь из-за изменения температур. К вечеру двадцать четвёртого дня нашего путешествия мы доехали до Балтимора. Расстояние между этими городами меньше сотни миль, но именно из-за моего юбилея, наверное, мы ехали гораздо медленнее чем в предыдущие дни. Видимо, Пит решил обезопасить этот день. Не удивительно, что добрались мы лишь к вечеру, так как из Вашингтона мы выехали тогда, когда время уже было далеко за полдень.
Балтимор – город штата Мэриленд. Он поразил меня лишь после заката, впрочем, как и все города, в которых я был за последние десять дней. Мне начало казаться, что все дневные города ужасно скучны, только если со мной не происходит ничего интересного. Однако, ровно так же все вечерние города были прекрасны для меня. Я любил закат, темноту ночи, но в то же время почему-то боялся смотреть на звёздное небо. Не всегда, конечно, но довольно часто ночное небо пугало меня. Меня пугала неизвестность того, что находится вне нашей планеты. Глядя на звёзды, по непонятной для себя причине, я часто задумывался о смерти, что пугало меня ещё больше. Возможно, я астрофоб, а, быть может, это была очередная волна моей депрессии. И всё же в Балтиморе меня одолела скука даже в мой пятнадцатый День рождения. В этом городе я совершенно не хотел останавливаться, ведь он был так близко от Вашингтона. Мы могли бы ехать дальше и добраться до Филадельфии или даже Нью-Йорка, которые были севернее по этой дороге. Но, видимо, судьба решила иначе.
Чтобы поужинать, мы остановились в одной из местных забегаловок, которая была почти пуста, не считая пары-тройки человек. Сев за столик у окна, мы подозвали официантку. Девушка, возрастом едва ли старше Пита, подошла к нам и спросила, чего мы желаем. Ни я, ни уж тем более Пит, который предпочитал простую еду, не стали выбирать что-то дорогое и изысканное, а ограничились простейшей и уже полюбившейся мне яичницей с беконом. Это блюдо напомнило мне о доме, и внезапно меня посетило чувство стыда, что почти за месяц своего путешествия я ни единого раза не связался с родными мне людьми. Я уже был готов бежать, но как всегда «заботящийся» обо мне Пит остановил меня:
– Постой! Куда же ты?
– Мне нужно позвонить домой.
– Позвонишь потом. Сначала ужин.
– Это важнее какого-то ужина, – ответил я и стал идти в направлении выхода, но Пит остановил меня за рукав:
– Да погоди же ты! Зачем тебе куда-то идти? Почему ты не можешь позвонить завтра, например? К тому же, в Аризоне, то есть в твоём маленьком городке этого штата, время гораздо более позднее, чем здесь. Кто знает: вдруг они уже спят?
– Значит, я их разбужу, – ответил на это я коротко и решительно вырвал руку из рук своего друга.
К счастью, на улице стоял телефон. Плати деньги и звони, сколько хочешь. Примерно через два гудка после того, как я набрал номер, в трубке я услышал голос самого родного мне человека в мире – моей матери:
– Алло.
– Привет.
– Томми! Как я рада тебя слышать! Как твои дела?
– Мне уже гораздо лучше, спасибо. Мы сейчас в Балтиморе, но несколько часов назад, в Вашингтоне, я встретился с президентом, и он подарил мне подарок.
– С ума сойти! И что же он тебе подарил?
– Не знаю, он попросил не открывать подарка, пока я вновь не окажусь дома.
– Здесь тебя тоже ждёт подарок. Раз уж ты за сотни миль от дома, то позволь нам с отцом сделать это по телефону. Мы поздравляем тебя с Днём рождения и желаем всего наилучшего.
– Спасибо. Так у вас дома всё хорошо? Просто у меня монеты заканчиваются и…
Договорить я не успел, так как именно в тот момент моё время закончилось. За моей спиной стоял незнакомец, взгляд которого едва ли был виден из-под шляпы. Наверное, он пытался изображать из себя ковбоя или мафиози.
– Прошу сэр, проходите.
Но он не дал мне выйти из телефонной будки. Более того, этот «ковбой» достал нож и сказал:
– Давай деньги.
– Но у меня нет денег. Всё ушло на телефон.
– Давай деньги, – повторил он так же, как будто внутри него находилась пластинка, на которой была записана лишь эта фраза.
– Извини, амиго, денег нет.
– Никто не называет меня амиго и не смеет называть.
Он ушёл, но в том месте, где я схватился за живот, что-то горячее стало согревать мои руки. В тот самый момент до меня наконец дошло, что я ранен.
Сквозь большое окно, возле которого мы расположились и напротив которого находился телефон, я увидел, как Пит, спокойный и невозмутимый, ел свою яичницу и думал о чём-то, лишь одному ему известном. Я хотел было войти внутрь помещения, но вдруг все мои силы куда-то девались, а ноги стали словно ватные. Обессиленный я упал на асфальт, ещё не остывший после палящего дневного солнца Америки.
Что было дальше я узнал лишь гораздо позже. Время от времени мои глаза с трудом открывались и очень стремительно закрывались вновь. Я с трудом различал происходящее вокруг. В один момент я потерял сознание окончательно.
Мне приснился очень странный сон. Я увидел своего дедушку, который умер около двух лет назад и сзади у него почему-то были крылья, подобно ангелу. Вокруг нас окружал лишь белый свет. Дедушка сказал мне:
– Подходи ближе, не бойся, Томми.
Я послушно выполнил просьбу, но одновременно спросил:
– Где я?
– Ты на промежуточной станции между жизнью и смертью.
– Почему я здесь?
– А как ты думаешь? Совет ещё не определился, оставить ли тебя живым или нет.
– Как я сюда попал? Что вам нужно от меня?
– Ты потерял сознание. Ты на грани, Томми. Я лишь хочу показать тебе кое-что. Присаживайся.
Моментально появились два кресла. Я сел и перед нами появился огромный экран. Видимо, на небесах старика научили пользоваться техникой. Он перемотал фильм вперёд и сказал:
– Теперь смотри внимательно.
Я увидел мальчика, который беззаботно играется в песке. Затем мальчик взрослеет и уровень его радости становится ниже. Он уделяет жизни всё меньше внимания. Постепенно его счастье угасает. Да, он отлично учится, но это, пожалуй, единственное, чем он может похвастать.
– Вот мой любимый момент, – сказал мой дедушка.
На экране появилась девушка, очень похожая на Нэнси. Это, на самом деле, и была она. Я ужаснулся, ведь всё это могло значить лишь одно: этот мальчик – я.
Далее парень переживает счастье, но очень быстро его теряет. Он готов пристрелить себя. Он в депрессии. Но случайно он встречает молодого человека. Это был Пит. И здесь его жизнь кардинально меняется. Он вышел за пределы зоны своего комфорта. Он наконец-то начал жить. Закончился фильм тем, что парня, то есть меня, ударяет несколько раз ножом некий незнакомец.
– Не знаю, как тебе, но мне в этом фильме нравится только то, что после момента встречи тебя и Пита. Взгляни на то, как ты жил и как живешь сейчас. Уверен, что тебе нравится последний вариант. В своей ограниченной тогда жизни ты вряд ли увидел бы президента и хотя бы половину городов, которые ты видел. Но, увы, я не могу оставить тебя среди живых.
– Почему?
– А зачем давать тебе жизнь, которую ты не ценишь? Ведь ты так и не научился ценить тот подарок, который имеешь. Твоя депрессия не служит твоим оправданием. Ты всё ещё подумываешь о смерти. Почему же ты не можешь быть счастлив? Что гложет тебя изнутри?
– Я правда не знаю. Но будь у меня ещё один шанс…
– И что же изменится?
– Изменюсь я. Это я с уверенность могу тебе обещать. Я не знаю с чего начать, но я постараюсь стать счастливым. Надеюсь, что Пит поможет мне в этом.
– Надежда умирает последней, да? Ладно, думаю, что Совет согласится со мной. Я готов дать тебе ещё один шанс. Но готов ли ты дать его себе?
– Несомненно.
– Тогда прощай. Ты же не думаешь, что мы больше никогда не встретимся?
После этого мой сон, если это можно так назвать, прервался. Я очнулся на больничной койке в палате с ещё двумя больными. Рядом с моей постелью на стуле сидел, опустив свою голову на руку, Пит.
Рядом стояли тумбочки, но ни в одной из них не было воды, которой мне ужасно хотелось. На соседней койке лежал старик с перемотанной головой. На койке напротив лежал мужчина ещё совсем молодо и, к тому же, я не видел, чтобы у него хоть что-то было перемотано.
У меня был полностью перемотан живот, который время от времени болел. Я даже не мог пошевелиться, чтобы хоть немного подвинуться. О том, чтобы встать, не могло быть и речи.
Тем временем за окном уже начало светать. Как только солнце стало появляться на горизонте и освещать нашу палату, молодой мужчина встал и начал делать зарядку. Я спросил:
– Который час?
– Половина шестого. А ты почему не спишь?
– Пить хочу.
– С этим придётся подождать. Это можно, если жизненно важные органы не задеты. А тебе повезло с другом.
– Почему же?
– Бедняга не смыкал глаз ни на секунду. Я едва ли убедил его поспать.
– А это кто? – спросил я, взглянув на старика, лежавшего на соседней койке.
– Это Редклиф. Он просто шёл по улице и из ниоткуда получил удар по затылку. Порой он бредит, но я привык и ты привыкнешь. К тому же, скоро его должны забрать родственники.
– Вам не вредно делать зарядку?
– Напротив, это даже полезно. Пулю, которую я случайно схватил в перестрелке, уже третий месяц не могут вытащить из моего тела. Видимо, я так и останусь жить в больнице. А ты почему здесь?
– По случайности. Мы ездим по Северной Америке с другом и попали в Балтимор. Какой-то псих с ножом напал только потому, что я назвал его «амиго» и у меня не было денег. И угораздило же меня попасть сюда в свой пятнадцатый День рождения!
– Да уж. Но не отчаивайся. Ты жив, это уже хорошо. Врач скоро придёт, он всегда приходит рано. А сейчас я могу посоветовать тебе лишь одно: расслабься и наслаждайся музыкой природы. Слушай это прекрасное пение птиц, чувствуй лёгкий ветерок, который входит и выходит сквозь открытое окно. Радуйся этим пустякам хотя бы потому, что ты живой. Ведь мёртвые больше никогда не почувствуют этого.
И в тот самый момент, когда этот, совершенно незнакомый мне мужчина, сказал эти слова, я наконец-то понял, чего мне так не хватало. Я просто не ценил жизнь. Ведь лишь теряя, мы понимаем истинную ценность всего. После того видения, после того дня в Балтиморе, когда я оказался, как сказал во сне мой дедушка, «на промежуточной станции между жизнью и смертью», я наконец понял, что я живой и что должен ценить это.
Слеза горькая и горячая потекла по моему лицу. Я жалел самого себя. Я пережил несчастную любовь, чуть не пристрелил себя… но лучше бы пристрелил. Теперь же я был ранен и лежал за сотни миль от дома в палате, где рядом сидел виновник всего происходящего. Сейчас мне хотелось умереть так сильно, как не хотелось никогда ранее. Всё вокруг перестало иметь какой-либо смысл.
– Убейте меня, – сказал я мужчине, который уже выполнял отжимания. Затем я повторил эту фразу так громко, как только мог мой обессиленный организм.
Но мужчина позвал медсестру, которая лишь беглым взглядом посмотрела на меня и спросила:
– Что он сказал?
– Он попросил убить его, – ответил мой сосед по палате.
Затем эта девушка вколола мне какой-то препарат и спокойствие стало проникать в меня. Я всё ещё был в депрессии, которая порой давала знать о себе в виде панических атак. Время от времени их сила возрастала, но я не терял надежды навсегда покинуть их. Сейчас я лишь медленно погружался в сон, но знал, что это состояние ещё вернётся. Никакой медицинский препарат не может вылечить болезни нашего разума.
Мне вновь приснился странный сон и я вновь видел своего дедушку, который покачал головой и сказал:
– Это твой последний шанс. После этого ты знаешь, что я буду вынужден сделать.
И вновь я очнулся в своей палате. Рядом со мной сидел человек в белом халате, по всей видимости, врач. Он был достаточно стар и я не удивился, если бы узнал, что он родился в прошлом веке. Его очки то и дело спадали с кривого носа, поэтому доктор почти постоянно дёргался, чтобы поправлять их. Волосы на его голове очень седые, почти всё лицо скрыто за морщинами, а с правой стороны на лице шрам – такую внешность имел мой доктор. Сам же врач был худой почти до костей, поэтому почти всякая одежда, которую я видел за курс моего лечения, висела на нём. Помимо всего этого он ещё хромал на левую ногу и вместо левой руки у него был протез. Для меня он стал примером человека, который сумел пройти испытания жизни и выйти из этой игры победителем. Я никогда не видел его грустным, ведь ко мне он всегда приходил на ноте оптимизма.
Оглянувшись вокруг, я увидел, что кроме нас двоих в палате больше нет никого. Редклифа, видимо, всё же забрали родственники, пока я спал, а остальных доктор, как он мне сказал, «попросил на выход». Когда я уже мог нормально воспринимать действительность, он коснулся моей руки и, пронзительно взглянув мне в глаза, спросил:
– Томас, ты нормально слышишь и чётко видишь меня?
– Да, вполне, – ответил я слабым голосом.
– Почему так слабо?
