В когтях безумия

– Да! Десять из десяти! – кричал мужчина в полосатых пандемийских штанах.

– Смотрите! – наперебой заголосили мужики. – Лилидийцы! Их поймали лилидийцы!

Ошарашенные такими перепадами высот маги песков едва стояли на ногах, и, чтобы не потерять остатки достоинства, рухнули на землю, тяжело дыша и щупая себя за тело. Да, известный факт. Как огонь боится воды, так и песок боится воздуха. У всех есть слабые места. Так и маги песков больше всего на свете любили и нуждались в твердой земле под ногами. Такие полеты, всевозможные морские путешествия – все это было не для них, а оказаться в состоянии свободного падения и вовсе подобно смерти.

– Пустите! Пустите меня! – Яр пробирался сквозь толпу. Услышав про лилидийцев он словно ожил. Что-то новое, неожиданное в этом болоте безнадежности. Подняв же голову Яр не мог не заметить ликующего мужчину и теперь бежал к нему навстречу.

Толпа обступила лилидийцев, торжествуя и немного побаиваясь. Среди нежданных гостей был и человек в пандемийских штанах, который активно всех приветствовал и призывал не бояться крылатых. Знакомил всех с главарем этой пернатой стаи, его звали Дабан.

Наконец Яр пробрался сквозь толпу.

– Ах ты, пес! Живой! Здесь! Спас наши задницы! – Яр крепко пожал руку и хлопал по плечу своей чугунной рукой. – Вернулся и снова герой, снова много шума вокруг тебя! По-другому ты не можешь, ха!

– По-другому не имеет никакого смысла! – довольно отвечал Линд, распушившись, словно павлин и выпятил вперед грудь. – Все живы и здоровы, он повернулся к Яру боком, провожая рукой взгляд в сторону спасенных магов, у которых уже прошла контузия, и они вернули былое самообладание.

– Линд! – глаза Яра бегали. – Здесь не все.

– Не все? Мы поймали всех, кто падал!

– Линд, Ребой, вы забыли Ребого, – Яр схватил островитянина за грудки и наклонил к себе, – это он управлял сферами!

– Он маг?

– Он в башне! В башне напротив пролома!

– Дабан, – обратился Линд к вожаку стаи, тот понял его без слов и взлетел вместе с еще тремя «птицами».

Четверка летяг быстро нашла нужную башню. Там действительно лежал человек. По всей видимости без сознания. Дабан дал команду. Двое крылатых подняли архимагистра и отправились в безопасное место, а Дабан на мгновение замер, осматривая поле битвы, кучу трупов, разрушенные стены, огромные трупы ягов, жилы, размазанные по второму кольцу стен. Самая бурная фантазия была не в силах представить того ужаса, что творился здесь в последние дни. Пролетавшие мимо стрелы выдернули Дабана из забвения и напомнили ему, что он находится на уже захваченной территории, и хорошо бы ему отсюда убираться, а не любоваться видами. Нет, это были отнюдь не предупредительные выстрелы, а очень даже на поражение, просто точнее вальдау стрелять не умели. Известная проблема.

Четверка крылатых приземлилась за стенами. Яр подбежал к архимагистру.

– Быстрее! Медика сюда! Врача! Отнесите его в лазарет! Архимагистр без сознания!

Вскоре появились носилки и четыре санитара унесли его в здание лечебницы – королевский дворец, его первый этаж.

– Архимагистр? – спросил Линд, когда двери лечебницы захлопнулись

– Да. Он такой единственный и много сделал для этих людей. Ты не представляешь, как Ребой изменился за время последней вашей с ним встречи. Даже не верится, что мы могли так его называть. Нет человека более решительного и сильного, чем он. Я не знаю…

– Все это очень мило, – вмешался в разговор Олиц, – нам тоже очень дорог архимагистр, он вдохновил нас, вернул нам надежду, – Олиц показал рукой на своих собратьев-военачальников и всех стоящих за их спинами, – но сейчас враг у наших ворот, и мы должны дать ему отпор!

– Ты прав, у нас еще будет время праздновать и вспоминать былое, но не сейчас.

– Да. Черт тебя подери, сейчас мы дадим бой! Снова! Все на стену! Нам нужно больше стрел! Камней! Тащите все, что может угробить одного-другого засранца, стоящего под нашими стенами! – вмешался немного остывший Ярис, но все также жаждущий битвы.

Боевой дух, мораль всей крепости поднялся, причем неожиданно сильно. Гренганцы поняли, что они далеко не одни в этой битве. Да, с ними уже были маги песков, но сейчас, когда в битву вступили лилидийцы, которых к слову было раз в десять больше, стало понятно, что мир не так плох, как кажется. Что старые разногласия меркнут перед ликом общего врага, грозящего уничтожить все на своем пути. Что люди, лилидийцы, пустынники все равно помнят и чтят те законы и обязанности, которые на них возложили древние. Все они хранители мира, а в случае опасности – его защитники.

Архимагистр стал тем, кто заставил память всех народов проснуться, ведь если честно, в битве участвовало уже пять народов-хранителей и пускай представителей Моссадора, Пандемии и Комории было всего по одному человеку, они были лучшими представителями своих стран и стоили сотни воинов. Архимагистр находился в тяжелом положении. Силы окончательно покинули его. Медики никак не могли ему помочь, помочь ему могло только время. Время – лучший врач, поэтому сделав все, что было в их силах, они зашторили его белой простыней и оставили отдыхать.

По холодному хрустальному дворцу послышались шаги, по звуку у путника был каблук или что-то такое звонкое, от чего эхо разносилось по всей зале. Путник шел к койке, на которой покоился архимагистр. Резко отодвинул еще качающуюся шторку. Это была супруга Владыки Гренгана. Она змеей вилась вокруг архимагистра, потом наконец остановилась и очень низко склонилась над ним.

– Как тебе понравилось мое представление? Тебе понравился мой урок некромантии? Знай же! Твой конец близок! Исход неизбежен. Неожиданный приход горстки лилидийцев не спасет тебя, а энтузиазм твоих солдат скоро погаснет, словно догорающая свеча, – она резко отдернулась и зашагала огромными шагами прочь, заставив только что успокоившуюся белую штору, раскачиваться вновь.

Глава 99

Мечта

Вьюга становилась все сильнее. Противоположный край пещеры был трудно различим, укутанный аккуратной горкой снега, плавно переходящей в огромное белое море. Бледный огонек все также качался и дрожал на ветру, все также не давал жара, но и не давал замерзнуть, и казалось, что все также пристально смотрел на Рена, словно немного тому не доверял. Рен же уже попривык к своему оппоненту и перестал считать его чем-то небывалым, поэтому практически не обращал на него внимание. Было видно, что капитан волнуется, видимо, что-то идет не по плану. Он иногда выглядывал из пещеры и пытался найти солнце сквозь все это молоко, но тщетно, однако внутренние, биологические часы говорили о том, что проводники уже должны были прийти. По крайней мере, так говорили внутренние часы капитана, внутренние же часы Рена говорили о том, что пора бы уже покушать и желательно также плотно, как и вчера. Только вот незадача – вчера был уничтожен весь запас провианта, видимо, с учетом того, что проводники отведут в какое-то не менее хлебное место. Но проводников не было и живот начинал подвывать в унисон метели. Впрочем, этот вопрос еще ждал, тем более, что вода является продуктом первой необходимости относительно пищи, а снега кругом было видимо-невидимо, главное, не наткнуться на желтый. Плюс ко всему они были в так называемой «колыбели магии», которая не даст погибнуть жизни, ведь тогда все лишится смысла. Да и вообще, если смертельно захочется есть, можно же съесть свою подошву! Одним словом, впервые за все знакомство Рена с капитаном, он был спокоен, а капитан встревожен. Какое-то новое неизведанное чувство. Возможно, Рену надоели эти переживания и горе от ума, поэтому он решил отключить его и не беспокоиться ни о чем, тем более, что капитан вполне успешно справлялся с этим сам.

– Что-то не так, – Рен сжалился над капитаном?

– За нами должны уже были прийти.

– Такой буран, не мудрено, что они задерживаются.

– Нет, буран им не помеха, здесь что-то другое. Что-то, что мне совсем не нравится.

Вдруг раздался волчий вой, его подхватили еще два волчьих баритона.

– Наконец-то, а вот и проводники, только почему три…

– Волки? Проводники? – былое равнодушие Рена сняло словно рукой. Волк. Каждый ребенок знает, что это опасный хищник, хоть и благородный, он не нападет на жертву из прихоти, потому что ему нравится убивать. Ваше счастье, если вы вышли на сытого волка, а вернее, на волчью стаю, но, если чувство голода уже начинает просыпаться в них, вам не спастись. В такой заснеженной пустыне вряд ли они смогли плотно позавтракать.

– Расслабься, вспомни, что я тебе рассказывал об этом месте. Самое опасное позади. Плату мы уплатили.

Расслабься. Было не так-то просто отключить инстинкт самосохранения и довериться человеку, который уже пять? Десять раз? Приносил всю свою команду в жертву, но деваться было некуда. Побежишь прочь, через сто метров провалишься по шею в снег и там же погибнешь, останешься здесь и, может, блеклый огонек покажет наконец свою силу, нормальные волки же боятся нормального огня, почему бы тогда ненормальным волкам не бояться этого странного огонька?

Наконец послышался хруст свежевыпавшего снега, кто-то приближался. Казалось бы, волки ходят бесшумно, по крайней мере человеческому слуху трудно уловить их приближение. А тут… Весьма наглое и беспардонное вторжение в идеальный мир пещерного человека. Хруст становился все более отчетливым, уже можно было понять, что приближается группа существ – хруст шел на перебой. Какое же было удивление на лице Рена, когда из-за угла пещеры появилось трое мужчин! Да, они были в волчьих шкурах, но с такими зимами можно носить и медвежью. Пропорционально удивлению Рена была и радость капитана. Он словно встретил старых друзей. Сразу заулыбался, пошел обнимать их. Они, к слову, не выражали никаких эмоций на своих лицах, и вообще казалось, что вся эта процедура приветствия обременяла их.

– А тебя я не знаю, вернее, твое лицо мне кажется знакомым, но здесь я тебя не видел, – обратился капитан к третьему мужчине в волчьей шкуре.

– Теперь я с ними, – спокойно ответил он. Ответил настолько спокойно, насколько может быть постной и грубой засохшая корочка хлеба. Капитан с пониманием кивнул.

Рен, потупивший глаза в бледный огонек и не желавший пересекаться с этими северянами взглядом, невольно обратил внимание на третьего мужика, которого не знал капитан. Невероятно. Рен отчетливо знал и помнил этого человека. Это он вынес его тогда из горящего Коммена, из той мясорубки и сгнившей тюрьмы. В тот день погибла Рези. Рен неловко вскочил на ноги, шаркая и спотыкаясь – пытаясь удержать равновесие, чем привлек внимание всех. Никаких сомнений. Третий северянин в волчьей шкуре – его хороший знакомый, с которым они совсем нехорошо разошлись, но теперь он здесь! Он подходил и телосложением, и на лицо был похож, только взгляд был потухший и чувствовалось, что воля его угасла. Рен пересекся с ним взглядом, но вскоре капитан стал что-то говорить, видимо, объясняя, зачем нужен этот оболтус, представил Рена северянам. Незнакомый северянин перевел взгляд обратно на капитана, никак не отреагировав на Рена, а Рен в свою очередь не решился заговорить, поскольку чувствовал груз вины перед этим человеком. Рен признал свою ошибку, тогда он был на эмоциях – он потерял девушку, в которую влюбился еще, когда она была совсем маленькой девочкой, а он – маленьким мальчиком. В этот же день Рен лишил себя еще и друга, или если не друга, то очень хорошего знакомого, который, судя по всему, решил вычеркнуть обидчика из своей жизни и памяти. Поделом ему.

– Идем! – рявкнул капитан. – И сделай мину попроще, они не очень-то благосклонны на твой счет.

– Но там… – попытался возразить Рен и остался один в пещере. Огонек погас. – Буран.

Рен выскочил из пещеры, боясь отстать и чуть сразу же не провалился по грудь в снег.

– Ступай след в след, – окликнул его капитан.

Картина повторялась, снова снег, вокруг белая пелена, впереди размытая черная фигура капитана, и ноги уже успели намокнуть. Рену доставались все хуже и хуже вытоптанные следы, такое чувство, что капитан шел по рыхлому снегу, а не за тремя огромными мужиками.

– Здесь волчий след! Нам точно туда?

– Я знаю! След в след! И закрой уже рот! – кричал сквозь буран капитан.

Они поднимались в гору, впрочем, как и всегда, но вдруг она неожиданно кончилась, и впереди раскинулось огромное плато, насколько можно было видеть сквозь всю эту белену, хотя бы условно различая линию горизонта. Капитан остановился, Рен нагнал его, стал рядом.

– Видишь торчит коряга? Нам к ней.

Коряга была шагах в двадцати от них, поэтому добраться до нее не составило никакого труда. Она едва торчала из-под снега и торчала на уровне колена.

– Держись крепче.

– Крепче?

Коряга рванула, капитан с Реном повалились с ног, но рук не отпустили. Они упали на какую-то доску. Веревки спереди натянулись и уходили куда-то в белену. Снег засыпал рот, глаза, попадал в уши. Веревки периодически меняли направления, все вместе уходя то в левую часть, то в правую. Сани, ведомые не пойми кем, подпрыгивали на кочках, камнях – приходилось стараться, чтобы удержаться в «седле». От холода и ветра пальцы уже не чувствовались, руки покраснели, кожа стала трескаться и лопаться, скулы и лоб постигла та же участь. Сани шли быстро, всяко быстрее, чем пытаться идти сквозь вечный холод и снег пешком, по пояс в стихии. Видимость улучшалась, ветер стихал. Снег падал ровно и плавно, большими хлопьями. За всем этим теперь можно было различить тех, кто тащил эти сани, кто был в узде. Не трудно догадаться, что это были не лошади, такие привычные обывателю, для которых снег и зима существуют либо где-то высоко в горах, либо в мифах и легендах «О вечном хладе». Как бы Рену ни хотелось поскорее закрыть этот вопрос, но он все же предпочел не гадать, а сконцентрироваться на онемевших кистях и дождаться, когда видимость станет еще лучше, и о тройке скакунов можно будет судить однозначно. Да, именно тройке – по две веревки на каждые плечи, как в повозках оглобли. Вдруг резко снегопад прекратился, также резко, как кончается стол, по которому катится кувшин или что-нибудь легко бьющееся. Можно было обернуться и увидеть стену снега, которая вдруг резко кончается, как будто упираясь в огромное стекло, и никак не может попасть внутрь. На небе было ясно, белый снег отражал солнечный свет и сильно слепил саночников, привыкших к сумеркам снегопада. Из-за яркого солнца и резкой смены погоды, Рен даже забыл посмотреть на тройку тягачей. Он просто задрал лицо к небу и наслаждался теплыми солнечными лучами, которые растапливали льдинки на ресницах и грели обмороженные скулы. К кистям вновь пошла кровь, и он наконец смог почувствовать свои пальцы. Да, все на месте, все пять. Но пока пошевелить ими не удавалось – оно и к лучшему – меньше вероятности сорваться. Наконец Рен насладился новыми, хорошо забытыми благами природы, его глаза привыкли к яркому свету и открылись – впереди, высунув язык из пасти, бежали три волка. Слева, за корягу держался капитан, невозмутимо смотря вперед и гордо подлетая вверх на кочках. По его взгляду можно было догадаться, что его отнюдь не удивляла волчья тройка, и он считал это в порядке вещей, в отличие от Рена, у которого в голове три северянина никак не могли превратиться даже в одного волка. Сани мчались вперед, все быстрее и быстрее, словно почуяв тот смрад, что творился у Рена в голове, и вместе с ветром пытались выдуть его оттуда. За последние дни Рен столько повидал, пора бы уже привыкнуть, что здесь творится нечто невообразимое, и, что более важно, оно в порядке вещей, как и резкая смена снежного покрова на травяной! У Рена глаза полезли на лоб, белая скатерть оставалась все дальше позади, а сани уже скользили по цветущему лугу. Рен знал много цветов, он считал себя человеком природы, поскольку дома в Корвисе жил и ночевал очень редко, постоянно охотясь на клыкачей и оленей. Но он не узнавал ни одного аромата цветов с этого поля, а их сочетание было настолько прекрасным, что в нем можно было утонуть. В нем хотелось утонуть! Рен даже свесил голову с саней, желая вдохнуть в свои легкие как можно больше приторно сладкого аромата, но сильная рука капитана резко взяла его за шкирку и вернула в сани обратно. Голова Рена на какие-то мгновения разминулась с острым камнем. Рен усвоил урок и больше не высовывался, только смотрел по сторонам на все это многообразие красок и запахов. Вокруг летали бабочки, каждое крыло которых было размером с человеческую ладонь, таких же размеров были и стрекозы. Летали пчелы размером с кулак. Казалось бы, куда больше? Пчела и нормального размера не рождена для полетов, а тут она в разы больше, и это не мешало ей показывать чудеса воздушной эквилибристики. Зеленый, красный, оранжевый, желтый, голубой – цвета менялись, словно в калейдоскопе. Как же изменчив и контрастен мир, и как он невероятно красив. Куда бегут волки? Зачем они бегут так быстро? Почему они не могут остановится и насладиться этим безумством красок? Может, потому что они хищники и любят лишь запах сырого мяса? Может быть, и поэтому. Рен не знал ответа, и на удивление, это его не волновало. Дурман навалился на него и шептал на ухо, чтобы он разжал руки и остался здесь. Остался навсегда. Рен был согласен, но руки его еще не слушались. Пальцы примерзли и мертвой хваткой вцепились в корягу. Рен поддался дурману, потерял связь с миром, капитаном, связь с временем и пространством. Он словно выпал за борт «Беглеца», но упал не в соленое море, которое накрывает его волнами с головой, а упал в небо. Розовые облака, на вкус немного сладкие, теплые, словно женские груди, мягкие, будто лучшая, отборная перина самых высоких господ. Блаженство выглядит именно так. И оно сейчас здесь, в этом месте. Но до селя стоявшие облака поплыли прочь, оставляя Рена абсолютно одного, он тянулся к ним рукой, они хотели к нему, но их разлучили. Опять все потемнело, воздух становился свежим, как после грозы, развеивая последние сладострастные запахи северных лугов. Розовые облака остались далеко позади, и Рен начал падать, сильно ударившись о сани головой и придя наконец в себя. Его перевернуло на спину, он держался за корягу одной рукой и, вытаращив глаза, пытался нащупать ее второй, которую еще недавно тянул к розовым облакам. Капитан облегчил его муки, молча взял за запястье и положил руку на корягу. Рен вновь перевернулся на живот и мельком взглянул на капитана, ему было немного стыдно, должно быть, он выглядел крайне нелепо, и капитан точно не упустит возможности рассказать об этом в каком-нибудь кабаке – выставить на посмешище. Рен ни за что не хотел становится героем рассказов капитана – это было хуже, чем получить черную метку или попасть в чистилище.

Удивительно, как быстро могут меняться ландшафты и природные зоны. За последнее время температура воздуха изменилась градусов на двадцать, и наконец, кажется, природа вокруг стала реальной. Такой, какой она была во всем остальном мире. Трава пахла травой, ели – елью, цвета спокойные, и голубая дымка на далеких горах. Неужели кончилась магия, неужели «колыбель» осталась позади? Такая жестокая, беспощадная и вместе с тем такая прекрасная и загадочная. Рен бы трижды погиб, если бы не капитан, и это только за то время, пока они ехали в санях. Рен чувствовал уважение к этому человеку и глубокую признательность. Он хотел об этом сказать, но боялся, что это получится слишком нелепо, либо капитан не оценит этот жест, поэтому просто молчал и смотрел по сторонам. Вокруг был суровый северный пейзаж, точно такой же, каким описывают его сказители и прочие люди этого ремесла. Густые еловые леса, высокие обрывистые скалы, в лучшем случае покрытые мхом и редкими деревьями, невиданным образом проросшими в этом мхе. Голые серые камни. И вообще, вся цветовая гамма этого места заключалась в четырех цветах: серый, зеленый, белый и темно-синий. Холодные цвета, может, даже в чем-то угрюмые, но эта дикость и суровость чем-то подкупала, она показывала мир таким, какой он есть, не приукрашивая его. А пахло здесь свежестью, немного морозной, но разве бывает свежесть другой? Неизвестно, куда волки тянули сани, природа вокруг была не тронута человеком. Здесь не было никаких следов его присутствия, едва ли люди смогли сохранить ее в первозданном виде, это же человек – он всегда пытается подстроить окружающий мир под себя, использовать его себе во благо и крайне редко дает что-то взамен. Но Рена не покидало желание остаться здесь, здесь хочется жить, но жить не так, как раньше, как жил он в Корвисе, а по-другому. Все делать по-другому: по-другому спать, говорить, питаться, развлекаться. Это был абсолютно новый и неизведанный мир. Впервые Рен полностью поверил словам капитана, что, оказавшись здесь, люди меняются, а не возвращаются они, потому что им хочется здесь остаться, и они остаются. Возможно, у некоторых из них получается подстроиться и жить в согласии со стихией, но, наверняка, многие гибнут, пытаясь изменить этот мир под себя. Глупцы. Это не под силу никому.

Меж тем сани свернули на каменистую дорогу, возможно, это даже не была дорога, но выглядело очень похоже: слева и справа были поля из северных трав, а по центру тянулась узкая каменная дорожка. Сани грохотали, с каждым ударом эхо громом разносилось по округе так громко, что хотелось закрыть уши. Было очень неловко шуметь в этом храме тишины, но волки продолжали тянуть. Дорога забирала правее, вдоль плоских скал на берегу бушующего моря, пытающегося сокрушить земную твердь. За этим противостоянием можно было наблюдать вечно, к слову, оно и длилось вечно – мало-помалу океан брал свое. Сани впервые за всю дорогу сбавляли ход, а у подножья скалы, с трех сторон окруженной морем, и вовсе остановились.

– Почему мы остановились? Мы прибыли? – сразу же заволновался Рен.

– Да, мой уважаемый старпом, мы прибыли.

– Где же, мы? – Рен оглянулся вокруг и не увидел ничего кроме полуразрушенной башни на скалистом мысе.

– Мужики-сказители называют это место Мечтой.

Волки вновь завыли, встали на задние лапы. С них сыпалась шерсть, когти, клыки втягивались в тело, фигура все больше напоминала человеческую. Постепенно волчий вой сменился человеческим криком.

Глава 100

Воля к победе

– Даа! А-ха! От этих врат и прямиком к вратам Преисподней! – Ярис впал в безумие, он носился по стене, по третьему и последнему рубежу обороны, словно ему вожжа попала под хвост. – Бейте их! Бейте! – он прекрасно справлялся с ролью военачальника, хотя она и была отыграна в несколько необычном прочтении. Линд находил Яриса забавным и того глядишь покатился бы по стене от хохота и дальше вниз по лестнице. Вы можете счесть его за умственно отсталого, мол, как можно быть таким легкомысленным, когда на кону так много? Можно. Линду можно. Он уже потерял все, что мог, и теперь, в последние минуты жизни, ни в чем себе не отказывал.

Лилидийская сотня пока еще не вступила в бой и ждала, когда враг наконец разобьет ворота, когда они падут под томными, тяжелыми ударами тарана. Лучникам на стенах пока еще удавалось сдерживать неприятеля, и черное море вновь и вновь разбивалось о стены Азмары. Город был опустошен. Нижние уровни были полностью уничтожены. Все дома горели, многие из них уже прогорели и ждали сильного порыва ветра, чтобы сложиться ровными, тлеющими штабелями. Архимагистр провел хорошую работу: после визита Темного Владыки он вычистил все погреба, тайники, лавки до последней крошки. Все, что могло как-то помочь противнику, будь то корка хлеба или кухонный нож, все это уже было в одном из залов королевского дворца, в котором также расположилась лечебница и укрытие для женщин и детей. Из описанного можно было представить, на сколько большим был дворец, если все это только половина первого этажа. Это настоящий город в городе. Именно здесь происходили великие вещи, вершились судьбы тысяч и тысяч людей. Здесь мудрые правители и правители-сумасброды принимали краеугольные решения, последствия от которых растягивались на долгие годы вперед. Именно здесь находилось сердце Гренгана и сердце Азмары. Такое темное и такое холодное, переливающееся в сине-зеленом свете стекших витражей, словно в противовес солнечным полям страны. Вот такой вот этот край любви: приятный, теплый, желанный, но с холодным каменным сердцем. И сейчас, не особо усердствуя с подбором ключей, в это сердце пытался проникнуть неприятель. Чего он там ищет? И ищет ли хоть что-то? Вряд ли. Уничтожение ради уничтожения. Но зачем бороться за то, что уже умерло и превратилось в камень? Зачем все эти смерти, страдания? Разве стоит это сердце той борьбы, что ведут истинные гренганцы на стенах и улицах города? Знают ли они, ради чего гибнут и что защищают? Пожалуй, да. Если страна сильна духом, и хотя бы треть ее жителей можно назвать патриотами, она никогда не погибнет. Любой захватчик будет идти на эту страну войной, но получать ответ от Родины, от ее доблестных сынов, и неизбежно будет повержен. Аналогичная картина складывалась и сейчас. Люди сражались не за конкретный предмет, место или Владыку, они сражались за свою страну. По этой же причине здесь оказались и маги песков, и лилидийцы, и даже Линд с Яром – все они хотят внести вклад в эту общую победу, защитить свой народ и страну от этой страшной участи. Этого же хотят и гренганцы, на чью долю выпали несколько большие мучения – враг выбрал именно их страну, столицу и сердце местом для решающей битвы, исход которой, кажется, уже предрешен. Однако история помнит сотни и тысячи примеров человеческой доблести, невероятной силы воли и характера. Дело не проиграно, пока есть хоть один дурак, готовый сражаться за него, а таких дураков в разы больше.