скачать книгу бесплатно
Собеседница сглотнула, опасливо посмотрев на нее исподлобья. Недобрый знак.
– Вчера во время интервью Мэвис призналась, что у нее с Диланом Клейманом роман.
Глухой ужас вмиг затопил ее в тотальном непонимании.
– Ты слышишь себя? – Голос Евы наполнился жесткостью, чему она сама поразилась. – Что ты несешь?
Грань между самоконтролем и желанием выплеснуть эмоции истончилась до еле различимой линии. Чем дольше работницы взирали на нее, тем ожесточеннее у Ронан чесались руки.
Но она сдерживала свои пороки в узде. Пока что.
Новые мысли нахлестывались на старые. Тревога ввинчивалась в кости. Стойкий солдат пал в ней окончательно, когда ей передали в руки телефон со статьей о Мэвис. Ронан обмякла, точно увядающее растение.
Эти слова острыми лезвиями кромсали ее плоть изнутри – «мой возлюбленный», «красавец Дилан», «мы с моим парнем», «любим друг друга», «свадьба, надеюсь, не за горами»… Глаза медленно застилала тонкая вуаль из слез, однако Ева оказалась сильнее. Прикусив щеку чуть ли не до крови, она спросила то, что мучило ее больше всего:
– И где она тут втирает дичь о том, что я якобы поранила Клеймана?
– Она не говорила этого в интервью, – был ответ.
– Тогда откуда слухи?..
Та, что настырно доказывала другой бесспорную вину Ронан, посмотрела на девушку и скроила смущенную мину.
– Мэвис мне лично рассказала.
Ева посмотрела на нее цепко, с осуждением. Последней стало некомфортно, еще чуть-чуть – и женщина попятилась бы, опасаясь оказаться в пасти хищника. Не стоило ей дергать за львиный хвост.
– Мэвис, как я погляжу, наскучило придерживаться здорового соперничества, – пожала плечами Ева, ощущая, как кипит кровь. – Ну а тебе, видимо, надоело получать высокую зарплату.
– Что?.. Н-нет!..
Ева широко улыбнулась, а потом и вовсе залилась смехом, словно серебряные колокольчики рассыпались по паркету.
– Да шучу я, не тревожься. Я не стану выгонять тебя из-за каких-то там небылиц, – ласково приобняла собеседницу девушка. В ту секунду она желала сомкнуть ее тонкую шею в своих ладонях. – Просто будь осторожна. Любой другой на тебе живого места бы не оставил – обвинение в преступлении отнюдь не шутки!..
Пока сплетницы убеждались в абсолютной доброте Евы Ронан, та стремглав побежала в студию, где ее, собственно, не могли дождаться. Окутанная болью, девушка подавляла желание пасть наземь и разрыдаться. Но нужно было крепиться, придерживаться уверенности в себе. Она судорожно прижимала ладонь к груди, чтобы сердце не выскочило наружу.
– А вот и наша Ронан!.. – встретили ее, как и всегда, до чертиков тепло.
Мелкая гадость Мэвис не меняла дерьмовую погоду Дилана. Еву бы ничего не спасло – душа ныла как проклятая богом.
Никогда прежде она не желала умереть так сильно.
***
Шоковое состояние – два слова, а сколько метафор.
Сердце стучит беспорядочно. Дыхание свистит, как сломанная флейта. Слабость и головокружение овладевают разумом. Сознание теряется во мраке. Взгляд тускнеет, подобно затухающей звезде.
Кажется, что ты плывешь в тумане, не видя берега.
Играешь в лотерею, не зная, каков будет итог.
Словно стоишь на перекрестке, не ведая, куда повернуть.
Войдя в студию, Ева столкнулась с уже до смерти надоевшей частью любых фотосессий: восхищением и штампованными комплиментами. Натянув улыбку, Ева лишь единожды всех поблагодарила и смело прошла вперед.
(Быстрее начнем, быстрее закончим.)
Напомню: никто не предупреждал, что в съемках будут участвовать корейские практиканты. Полагаю, именно поэтому Да Хён, возникший перед Ронан с камерой в руках, поверг ее в трепет.
Они сухо поприветствовали друг друга, лениво принявшись за дело. Напряжение между ними улавливалось без труда, однако команда и без того была занята, бурно обсуждая какие-то детали.
Ева меняла позы, избегая объектива (точнее, Да Хёна). Помимо случившегося, сердце сдавливалось в тисках непостижимого стеснения. Оно выстукивало бешеный ритм: под ребрами, в висках, по всему телу. Ева будто стояла перед фотографом полностью нагой, чувствуя сквозняк не только кожей, но и нутром. Часто цепенея, Ронан ощущала себя как под дулом пистолета.
В действительности же неизбежным был анализ со стороны Да Хёна – не зря ведь боженька наградил его острым взором.
Дыхание Ронан превратилось в судорожное и поверхностное. Воздуха катастрофически не хватало. Ее конечности затряслись в терзающем урагане. То, что грянуло, нельзя было ни предотвратить, ни проконтролировать.
«Это и есть паническая атака?» – сразу осенило Хёна. Он не был уверен в своей догадке.
Натянутый, словно тетива, он окаменел еще сильнее, смотря на нее прямо, а не через объектив.
Группа состояла практически из двух десятков человек – и каждый из них был слеп. Пускай Ева подавляла явные синдромы, глаза было не обмануть: побледневшая кожа, холодный пот… Кореец, оборачиваясь, желал привлечь чье-то внимание. Но разве возможно провернуть подобное среди тех, для кого чувства играют не самую важную роль?
Тогда Хён тихо произнес:
– Расслабься и будь собой. Представь, что здесь никого нет. Только ты и я.
Ева ошарашенно оглянулась по сторонам: его пущенные стрелой слова попали ей в сердце, не достигнув ни одного, кто там находился. Под прицелом была лишь она.
(Только ты и я.)
Они синхронно, с особой жадностью впились друг в друга. Если будущее каждый раз длится до следующего вдоха, то девушка, пожалуй, предпочла бы умереть. Ненавистные черные мертвые очи казались ей живее тернистого леса; живее всего на свете. Губы, разразившиеся горькой правдой, расплылись в мягкой, по-своему доброй улыбке – невольно улыбнулась и она. Боль, казалось, померкла.
(Только ты и я.)
Могу сказать, что его слова действительно сработали: хаотичное дыхание наконец отступило, на смену пришла непоколебимость. Ева выполняла свою работу так, как не делала с давних пор. А под конец кинула в камеру взгляд – он был наполнен сплетением множества чувств.
Этот снимок запомнился в ее карьере надолго. Многие считали его дерзким, Да Хён же – самым искренним из всех. В свою очередь Ева придерживалась мнения, что прилагательное «равнодушный» подходит как нельзя кстати.
Овации разразились громом. Они с Да Хёном словно вырвались из продолжительного транса, окунувшись в действительность. Им пришлось улыбаться в тридцать два зуба, благодарить каждые десять секунд… Одно было неизменно: покончив с работой, они разошлись по разные стороны баррикад. Потом Да Хён ей все же признался, что попросту не мог заставить себя посмотреть на нее из-за громко стучащего в груди сердца.
– Спасибо за шикарно проведенную работу, – первым прервал молчание Да Хён, затем поклонился и поспешил скрыться в шумном вареве толпы.
– И тебе, – выдала Ронан, желая напоследок ощутить на себе взор его очей.
Но каким бы жадным ни было это желание, сбыться ему так и не удалось.
***
Пока команда гуськом направлялась к выходу, Ева мысленно застряла не пойми где: то думала о тайном романе Дилана, то возвращалась к Да Хёну. Лишь оказавшись в гримерке, Ева поняла, в чем была причина неловкости с последним. Его слова, ее взгляд в объектив, всяческое пересечение глаз – все это со стороны походило на незаурядное, отчасти интимное действо. Будто новоиспеченные коллеги на самом деле были давнишними любовниками.
Да Хён увидел ее минутную слабость и не выдал с потрохами. Словно джентльмен, попытался привести Еву в чувства, привел к вере в собственное великолепие. Отгородил от ненужного внимания, уберег от лишней болтовни.
Угнездившаяся симпатия заставила девичью кровь вспыхнуть и затечь лавой. Что подумает Дилан, если заметит? Впервые в жизни Еве было глубоко наплевать на его реакцию. Но больше всего в краску вгоняло следующее: девушка не могла разобраться, нравится ей эта окрыляющая свобода или она ей только мешает.
Поглощенная хаотичными мыслями, Ронан заставила себя поторопиться: обычно Дилан возвращался к восьми вечера, поэтому следовало подготовиться. Монотонная практичность сковала ее руки в цепи; спешить модели вовсе не хотелось.
Однако от обязательств крайне сложно отрываться.
Через двадцать минут Ева была готова. Вызвав такси, девушка вышла из здания. Где-то неподалеку она отчетливо услышала бурный разговор на корейском; кажется, голос Да Хёна. Розовые очки, пускай и медленно, все-таки начали спадать. Не скрою: Ева остановилась – но прибытие Дилана по-прежнему будоражило ее сильнее.
Не меньше беспокоила и Мэвис. Какого черта он связался с этой прошмандовкой? Дилан был прекрасно осведомлен, что черноволосая бестия ее недруг номер один.
Прошел еще час. Ева успела принять душ, привести дом в порядок, а вместе с тем и мысли. Девушка отбросила произошедшее в студии в самую дальнюю ячейку памяти. Внутреннее дитя продолжало цепляться за их с Диланом юношество.
Юношество «до» – ведь девушка была уверена, что он ее простит. Рано или поздно Дилан обязательно это сделает.
Он вернулся, как и планировалось. Привычные атрибуты: пышный букет цветов, мерцающая сталью уверенность в тоскливых – тоскливых ли? – глазах.
– Прости, – выпалил он. – Мне правда очень жаль!
– Дилан, милый. – Услышанное грело душу, и модель легонько, практически невесомо погладила его по щеке; будто опасалась, что картинка перед ней всего-навсего мираж.
– Я правда недостоин тебя, – выдал Клейман, прижавшись к хрупкому девичьему телу. – Я самый плохой парень.
– Не говори ерунды.
– Просто… я жутко устал. Я… я так сильно ненавижу себя за эту травму! Ненавижу себя и свою жизнь.
(Ты же понимаешь, что отчасти в наших ссорах виновата ты?..)
Она закусила нижнюю губу. «Нет, это меня ты должен ненавидеть, меня!» – истошно кричало подсознание. Благо ей хватило ума ничего не озвучивать.
Ева задрожала, не в силах унять вихрь чувств. Беды в ее глазах обрели неописуемо сильную мощь, и не было никого, кто смог бы хотя бы утешить. Она одна-одинешенька – разразилось в ее голове ясной молнией в присутствии горячо любимого Дилана Клеймана.
Что-то рушилось. Неизбежно и очень медленно.
Актер почти против своей воли шагнул к ней. Она тихо вздохнула, поникнув в объятиях обидчика. Но никакого облегчения в ее теле не наблюдалось: мышцы напряжены и натянуты, словно гитарные струны. Клейману стоило бы испугаться, однако ему ли не знать, что Ронан никогда и ни при каких обстоятельствах не пойдет против него?
– Все будет замечательно! – уверенно произнесла она, избегая прямого взгляда Дилана. – Я сделаю так, чтобы вернуть тебе былую славу!
Дилан хотел отстраниться, на что Ева сжала его в объятиях еще крепче. Бороться он не стал. Во всяком случае, не в столь важный момент.
– Ты правда сделаешь это? – В его голосе Ева уловила нотки радости.
– Обещаю!
Несмотря на клятву, ее обуревало неведомое желание уйти.
Мэвис – имя резко осело на языке горьким, чуть ли не едким привкусом. Головокружение накрыло с новой силой, унесло Еву куда-то далеко-далеко. Губы сжались в тонкую линию, слова магнитом влекло выйти наружу. И тогда Ева все же спросила:
– Это правда?
– Что?
Ронан шумно сглотнула.
– Что там говорят о вас с Мэвис. – Слово «роман» изречь она так и не сумела.
– А что?
У Евы выбило почву из-под ног. Ее душило стойкое ощущение собственной незначительности, разрастающееся в груди адским пламенем.
– Почему ты не сказал?
– Я не говорил? Прости.
– Издеваешься?.. Как ты мог хранить от меня секреты?!
Дилан вскинул бровь и сурово оттолкнул девушку.
– А я обязан все докладывать?
Отказаться от собственных слов? Нет, не комильфо.
– Ты так сильно стремишься избавиться от меня, Дилан? – спросила она с нотками диктата в стальном голосе. – Даже учитывая мою помощь? Ты презираешь саму мою преданность?..
– Нельзя потерять то, чего нет, – процитировал он Ошо. – Тебе ли не знать?
– Что?.. – презрительно фыркнула Ронан. – Да что ты себе позволяешь?
– Ты не признаешь во мне человека, Иб, потому и усомнилась из-за каких-то там словечек Мэвис, – на удивление спокойно парировал парень. – О какой преданности идет речь?
– Тот же вопрос с успехом могу задать я: почему ты все время беспочвенно ревнуешь?
– Почему? – В его глазах тлела усмешка. – Еще и беспочвенно? Ты правда не понимаешь? Ах, ну да, конечно: не ты же инвалид.
Клеймо «инвалид» металось по комнате, ударяясь о стены. Ева не справлялась со злобой, пускай и понимала, что, если не отступит и не попросит прощения, Дилан настигнет ее и сотрет в порошок. Не опять, а снова.
Девушку это не пугало. Уставшему человеку в принципе чужд страх.
Дилан оставался совершенно невозмутимым – маска на каркасе лица сидела неподвижно. Вот только рука… рука, на которую были намотаны девичьи волосы, потянула сильнее.
– Мне больно, – поморщилась Ева.
Клейман и не думал отпускать. Не отводя глаз, медленно, неторопливо подняв ладонь, положил ее на лебединую шею. Ронан, нервно сглотнув, закрыла веки. Сейчас он начнет душить.
