Лирика панелек

– Ну так это, уже пятый год.

– Всегда хотели работать таксистом, или так вышло?

– Ну так это… получилось так. Бывшим зекам мало куда дорога открыта. А что, работа неплохая, на жизнь хватает. Жену и двух дочерей содержу. С людьми опять же общаюсь.

– Извините за нескромный вопрос, за что ж сидели?

– Мутная история. В милиции я служил пятнадцать лет. Брали мы как-то цыганского наркобарона, провели штурм. Всё с поличным, барон на месте, склад его там же, в подвале особняка. И вот уже уводим его из подвала, цыган начинает просить, чтобы отпустили, обещал много заплатить. Нас там трое было. Полковник репу почесал и согласился, сказал, что застрелят какого-нибудь цыгана и скажут, что он и был бароном, что оказал сопротивление при штурме. Второй тоже согласился, только я не соглашался. Тогда полковник без тени сомнений выстрелил мне в живот. Я выжил, да только не помогло мне это. Дальше больница, долгое восстановление, набрал лишнего веса, проблемы со здоровьем. Полковник вывернул все как-то так, что я виноват. Суд, тюрьма, крах карьеры. Теперь вот тебя везу.

– Тяжело, наверное, живется. Извините, что затронул такую тему.

– А что тяжелого? Это жизнь, друг мой. Чего только не бывает! Я ведь раньше думал, что в тюрьме все заслуженно сидят, а нет, не все. Там я и понял, что самое главное – свое брать, мы ведь не кошки, жизнь у нас одна. Вот видишь, девушка красивая? Так знакомься, может, и перепадет чего. Чуешь, момент азартный? Бери быка за рога.

– Как же вы так про девушек? У вас жена, дети.

– А что жена? Жена дома сидит. Я ведь не дерево, не могу сидеть там, где не нравится.

Эти слова заставили Евгения Матвеевича серьезно задуматься. Над всем. И вообще Евгений Матвеевич в последнее время думал больше, чем за всю свою жизнь. Сперва Бобби, после шофер. Наверное, людям иногда выпадает шанс перевернуть всю свою жизнь. Только мало у кого хватает духу ухватиться за него, ибо тогда он выбивает из зоны комфорта. Так и в голове Евгения Матвеевича крутились образы его будущей жизни, навеянные Ваней, грядущая зима и машины. И, конечно же, образ прекрасной медсестры Анечки. Машина тем временем незаметно прибыла к месту назначения.

– Высадите, пожалуйста, где-нибудь тут, дальше я прогуляюсь.

– Как будет угодно.

Машина вильнула к тротуару. Из нее тяжело вылез Евгений Матвеевич и направился в сторону своего дома неторопливым шагом. Его лицо сияло улыбкой, а хромая походка пританцовывала. Мимо проносились машины, на улице вечерело. Встречались прогуливающиеся парочки, большинство людей направлялись в свою обитель. Все-таки центр города прекрасен вечером. Заведения включают огни, отовсюду начинает доноситься музыка. И вот уже перед парадной собственного дома Евгений Матвеевич взгрустнул. Он долго смотрел в окна своей квартиры, представляя образ своей семьи, той самой семьи, которая стала ему давно чужой. На скамье у подъезда он дождался темноты и только тогда решился зайти домой. Тихонько отворил дверь квартиры, тихо разулся и устроился на диване. Включил телевизор, там рассказывали о последних новостях спорта. И никому не было дела до него. Только младшая дочь, проходя в свою комнату, сказала: «О, папа приехал», – и прошла мимо.

Руки Евгения Матвеевича задрожали, а на глаза стали наворачиваться горькие слезы. Эти глаза давно уже пересохли, но спустя столько лет на них вновь слезы. Внутри бушевали эмоции, больно давя на швы. И, казалось бы, он перевернул бы все в доме от обиды, была бы сила. Но нет, он горько всхлипнул, по щеке скатилась единственная слеза, и, прикусив губу, Евгений Матвеевич заснул.

6

Телефон верещал на всю квартиру. Противный электронный писк ударял по ушам Евгения Матвеевича. Тяжело поднявшись, он нашел трубку, которая валялась среди груды бумаг на кофейном столике. Впрочем, почему столик назывался кофейным, никому не понятно, ведь за ним никогда не пили кофе, зато хранили целую библиотеку. Видимо, в этом доме даже столик живет не по назначению.

– Утро доброе, Евгений Матвеевич. А можно, пожалуйста, узнать, почему вы еще не удосужились явиться на свое рабочее место? – послышался из трубки неприятный, слащавый голос.

– У меня больничный.

– Он истек уже второй день, я еще вчера вам звонил, но дозвониться не смог. Это несерьезно, Евгений Матвеевич. Видимо, премии в этом месяце вам не видать. Более того, я, как ваш начальник, буду вынужден оштрафовать вас.

– Знаете что?! Мне плевать на вашу премию! И на ваши штрафы! И вообще, чихать я хотел на вашу вшивую контору. Ваших сотрудников. Мне швы не успели снять, а вы уже штрафы налагаете, – Евгений Матвеевич удивился своей смелости, которую он не проявлял прежде.

– Вам никто не мешает обсудить условия вашей работы. Если вы не выдерживаете ответственности вашей должности, может, вам стоит пойти на понижение?

– А может, мне стоит уволиться?! Да, думаю, стоит. Как только мне снимут швы, я закину по собственному вам на стол, и более вы меня не увидите.

– Ну подождите, Евгений Матвеевич, так не делается.

Вы являетесь ценным сотрудником.

– Замолчите, пожалуйста! Можете на мою должность поставить сынков директоров, коих достаточно. Не просто так они в помощниках ходят. До свидания.

После этих слов Евгений Матвеевич яростно бросил трубку в другой конец дивана. Так он еще никогда не разговаривал и удивлялся сам себе. Он работал на эту компанию всю свою жизнь, а сейчас просто взял и уволился. И какая-то непонятная радость жгла его душу, а на лице сия– ла улыбка. Евгений Матвеевич впервые за свою жизнь испытал чувство свободы. После этого ему срочно захотелось мороженого. Странное желание для сорокалетнего мужчины, но он поспешил его утолить. Рубашечка, брюки, нехитрые ботинки.

На улице яркое солнышко, полдень, людей практически нет. Даже в магазине нет очередей, и свободны обе кассы. На пороге магазина сиял Евгений Матвеевич с двумя морожеными в руках. Тут его взор уловил невзрачное серое пятно среди яркого дня. Это был самый обыкновенный бомж, который мирно сидел в тенечке и, казалось, ничем особо важным занят не был. Какой-то неподдельный интерес подтолкнул Евгения Матвеевича к этому человеку.

– Эй, дружище. Будешь мороженое? – радостно изрек Евгений Матвеевич.

– Это ты мне? – недоверчиво оглянулся бомж.

– А кому еще? Сегодня жарковато. Думаю, ты не прочь отведать чудеснейшего мороженого.

– Пожалуй, ты прав. Спасибо большое. А что с ним не так?

– Все нормально с ним, только что купил. У меня просто два.

Бомж взял мороженое из рук Евгения Матвеевича, а тот пристроился с ним на земле в теньке. Развернув бумажки, оба жадно вгрызлись в мороженое, стремясь получить максимум прохлады.

– Тебя как зовут?

– Глеб. А тебя?

– Женя… Как же жизнь тебя довела до того, что ты так вот бездарно её проводишь?

– Да не знаю. Лет пять назад уволили, через год жена бросила и постоянно деньги тянула. А когда деньги кончились, она остатки через суд выбила. Так вот я и оказался в этом теньке.

– Кем же работал?

– Учитель я, историк.

– М-да, слышал я, что тяжелая судьба у педагогов, но не думал, что настолько. Это сколько же тебе сейчас лет?

– Тридцать три.

– Так ты еще моложе меня, получается, будешь.

– Да, возраст Иисуса Христа. А я учения своего не создал, а учеников разбазарил. Стыдно даже.

Вдруг Евгению Матвеевичу пришла мысль, которая могла перевернуть жизни двух людей.

– Слушай, друг, ты, наверное, помыться не прочь?

– Ну, есть такое. Спасибо тебе, конечно, но если ты хочешь меня к себе пригласить, то это будет уже слишком. А если ты маньяк какой, то лучше убей. Не мучай.

– Обижаешь! Пойдем, тут недалеко. Негоже моим друзьям грязными ходить.

Наверное, никто не даст ответа на вопрос, зачем Евгений Матвеевич это делал. Но через два часа перед ним стоял красивый и очень даже презентабельный учитель истории Глеб в возрасте Иисуса. Отмытый и побритый. Евгений Матвеевич ему выдал костюм, от которого тот открещивался. Но все-таки принял. После был накормлен вкусной домашней едой. За один день два товарища много рассказали друг другу о своих судьбах, и только к вечеру в голове Евгения Матвеевича загорелась удивительная затея.

– Друг мой. Нам срочно нужно ехать на авторынок покупать старенький продукт «АвтоВАЗа».

– Зачем?

– Сосед по палате посоветовал одного механика, который поможет построить спортивную машину из старенькой развалюхи.

– Вы поразительно активный человек, Евгений Матвеевич. Я бы сказал, человек с большим размахом души.

– Отнюдь, друг мой. Я до сегодняшнего дня жил, как крыса в клетке, успешно справляясь лишь с беготней по лабиринту. А думать и жить начал только с неделю назад.

Друзья поспешили на выход. Никто не знал, что Евгений Матвеевич последний раз выходил из своей квартиры. Ожидающие такси товарищи были видны из окон дома еще минут десять. После чего их спины скрылись в черном седане.

7

– Ию-ю-юль! Ию-ю-юль! Инь-Фагустин-Юль де Ланж! – кричал собравшийся Бобби.

– А?.. Я здесь, – послышалось из-под одеяла.

– Июль, подъем, в августе належишься. А сегодня у нас много дел.

Сидя у порога, Ваня наблюдал, как неловко его гость управлялся с земным костюмом. Когда тот, наконец, закончил с приготовлениями, компаньоны выдвинулись навстречу новому дню.

– Так, – объяснял Бобби. – Звонил Кипа, сказал, что машину забрал. Кажется, он даже не злится на меня. А сегодня нам нужно найти одного человека. Нам нужно такси. Слушай, Июль, ты умеешь пену пускать изо рта?

– Это противно, Ваня! Что ты опять придумал? – недовольно бормотал пришелец.

– В общем, мы едем на такси, а когда доедем до места, ты пустишь пену. Я скажу, что тебе срочно нужен какой-то чудной препарат, схвачу тебя, и мы унесемся вдаль.

– Опять твои авантюры. Давай поступим проще: я просто сделаю ваши деньги, и мы спокойно доедем, – предложил Июль.

– А так можно?

– Ваши деньги очень легко материализовать, поэтому на нашей планете мы давно отказались от таких.

Июль сосредоточился на своих руках, и через мгновение в них уже была серая сумка, набитая деньгами.

– Правда, есть один неприятный эффект, – продолжил Июль. – Через какое-то время они пропадают, ибо это все-таки не материя, а плод моего воображения.

Друзья поймали такси и отправились в Гусарский переулок. За окнами стремительно менялись картины. В начале пути – невысокие спальные районы, родная среда Бобби, после – заборы с колючей проволокой. Трубы, словно драконы, извергающие клубы дыма. Огромные цеха с большими непрозрачными стеклами. Местные районы выглядели непрезентабельными, а дома были чуть симпатичнее заводов.

Июль мирно дремал, запрокинув голову. Бобби углубился в размышления, рассматривая качающего головой пса на панели машины. «Что же это такое? Почему я? Рядом со мной сидит самый настоящий пришелец, и это не видение. Меня бы давно уже отпустило. Как же сложились наши жизни? Казалось бы, недавно жил спокойно, а тут из-за какой-то командировки инопланетянина перевернулась и его, и моя жизнь. Интересно, а зачем они изучают нашу планету? С добрыми ли намерениями они к нам прилетели? Один ли он прилетел? Да, странное дело».

– Приехали! – изрек водитель, затормозив.

– Июль, деньги, – важно сказал Ваня, вылезая из машины.

– А, да. Сколько? – пришелец еле раскрыл глаза, чтобы разглядеть хоть что-то.

– Двести пятьдесят.

– Держи, – Июль вынул деньги из сумки – сколько сумел ухватить. – Сдачи не надо.

Водитель удивленно посмотрел на выданную ему сумму и смог сказать только тихое и скромное «спасибо».

– Теперь самое интересное – нам нужно найти моего знакомого, – Бобби задумчиво оглядывал окна домов, находящихся в округе.

– Надеюсь, нам не придется лазать по балконам, – заметил Июль.

– Нет, это дурной тон. Нам нужен вход через парадное.

И у меня, кажется, есть идея, как мы это сделаем.

Взгляд Бобби остановился на компании четверых подростков, сидящих в беседке. После секунды раздумий он уверенно направился к ним.

– День добрый.

– Ну привет, – ответил старший из компании шпаны.

– Мне бы Марса найти. Подскажешь, где живет?

– Зачем он тебе сдался?

– Он друг мой хороший, навестить хочу.

– Не знаю, где живет, – ответил подросток и откинулся на спинку лавочки.

Лицо Бобби в этот момент мгновенно изменилось, на лице появился несвойственный оскал.

– Слышь, шкет, ты понты в другом месте гнуть будешь. А мне нормально отвечай. Я тебе говорю: друг я Марса. Давно не видел его и не помню, где живет. Так что хорош морозиться, поднялся и проводил до его подъезда.

Пожалуй, подобного поворота событий никто не ожидал: ни шпана, ни Июль, который слушал Ваню, как будто тот говорил на другом языке. Но метод оказался действенным: молодые люди сразу поднялись со своих мест, проводили компаньонов прямиком до подъезда и указали квартиру. Марс жил на шестом этаже в 113-й квартире. Ваня набрал нужные цифры на домофоне и стал ожидать ответа.

– Кто? – железная дверь заговорила хриплым голосом.

– Это Ваня Бобби.

– Вот это люди! Заходи. Шестой этаж.

Дверь запищала и позволила войти. Самый обычный подъезд. На первом этаже квартир не было, только хозяйственные комнаты. Поднявшись наверх в небольшом лифте, друзья вошли в единственную открытую на площадке дверь. Стены на этом этаже были разрисованы приличными граффити, которые всячески обрисовывали число 13. На пороге квартиры – четко в ряд несколько пар кроссовок. Сразу было понятно, что в квартире установлены порядок и дисциплина, близкие к военной.

– Неожиданные гости у меня сегодня. Здравствуй, Бобби. Чайник ставить?

Друзей встречал высокий парень спортивного телосложения. Мускулистое тело было покрыто татуировками славянского и кельтского содержания: древо жизни, коловрат. Бритая голова, аккуратная борода. Многочисленные малозаметные шрамы и один большой и корявый, проходящий от левого уха до подбородка. На шее и правой руке – серебряные цепи, а на левой руке красовались массивные офицерские часы. На пальцах три перстня: два на правой и один на левой. Одет Марс был по-домашнему: спортивные шорты и борцовка. Ноги босые. Нельзя было не заметить голубые добрые глаза, которые выглядывали из-под густых и темных бровей.

– От чая не откажусь, как и мой друг. Кстати, знакомьтесь. Июль, – Ваня указал на входную дверь.

Невысокий чудак в красивом костюме протянул руку Марсу, которую тот крепко пожал.

Это была небольшая, но уютная двухкомнатная квартира. В зале – диван напротив телевизора, а в углу – большой компьютерный стол, на котором, помимо компьютера, лежат бумаги. В противоположном углу – шведская стенка, к потолку подвешена боксерская груша, а на полу – гантели и гири, расставленные в идеальном строю. За диваном на стене – большой флаг Российской империи, а рядом – шарфы и вымпелы московского «Спартака». На свободных местах стены – фотографии. На них Марс со своими боевыми товарищами в полной боевой амуниции на фоне танка. Медали на верхних полках, кубки, стопка грамот. Это заслуги Марса в тайском боксе. В кухне также царил порядок, все тарелки и ложки на своем месте. Даже спички имели своё место. Полы были вымыты, а стол начищен до блеска

Гости уселись за стол. Марс поставил чайник, достал из шкафа печенье и сахар, три чайные ложки.

– Вам большой бокал или чашку? – поинтересовался Марс у гостей.

– Мне бокал, – ответил Бобби.

– А мне чашку, пожалуйста, – сказал Июль.

Марс достал два массивных бокала. На одном – опять же флаг Российской империи, на другом – руны и две надписи: «Страха нет» и «Невиновных нет». После Марс достал маленькую чайную чашечку с блюдечком, разрисованную розовыми цветочками. Ее он аккуратно поставил перед Июлем.

– Рассказывай, чем занимаешься? Все с Кипой водишься? – улыбаясь, спросил Марс.

– Да, пересекаюсь с ним частенько, недавно в аварию попал, в больничке провалялся, пару дней назад выписали.

– Сильная авария?

– Ударился, нормально все. Живой и ладно.

– И не поспоришь. А Кипа недавно связывался со мной. Все дело какое-то предлагал, договорились встретиться да обсудить. Мне деньги, конечно, сейчас нужны, но дела Кипы я всегда недолюбливал.

– Он сейчас проще стал. По крайней мере, по ту сторону закона старается не лезть. А вообще я, наверное, даже знаю, о чем он. Это не точно, конечно, но у нас в городе открывается бойцовский клуб, и Кипа все горел желанием команду набрать.

– Неужто Кипа драться собрался?

– Не, он хотел стать кем-то вроде спонсора или менеджера. А ты у нас парень боевой, выступил бы. Да, если быть честным, у тебя же вся карьера после зоны перечеркнута, заняться нечем.

– Да что ты все про зону эту? Вышел я. Вот тут с тобой сижу, – Марс выбился из миролюбивого равновесия.

– Леша, но ты подумай. Сперва Северный Кавказ, потом судимость. Куда ты дальше? Дело исключительно твое, но знай: мы тебя не оставим.

– Я знаю, Вань, я знаю.

Засвистел чайник, Леша неторопливо выключил газ и стал разливать чай гостям. В комнате повисла неловкая тишина, и только стук ложек и кружек нарушал ее.

– Можно нескромный вопрос? – спросил Июль.

– Ну давай, коли начал, – заинтересованно ответил Марс.

– Вы, как я понял, успели и в армии послужить, и отсидеть? А как же так получилось?

– А тебя, я смотрю, тактичности не учили. Но подожди немного, сейчас зачитаю, – Леша ушел в соседнюю комнату.

– Июль, – фыркнул Бобби, – веди себя скромнее.

– Мне просто стало интересно, – Июль немного отодвинулся от Вани, выражая пренебрежение, будто ему довелось встретиться с редким занудой. Тем временем в кухню вернулся Леша с толстой папкой в руках.

– Так вот, – начал Марс, открывая массивную книгу. – «Коловратов Алексей Макарович 25.08.1988 года рождения, позывной Марс, лейтенант ВС РФ. Осужден по статье 282, часть вторая УК РФ на срок четыре года лишения свободы строгого режима и приговорен к штрафу в размере шестисот тысяч рублей». Вот что они мне приписали! – крикнул Марс и с громким хлопком кинул папку на стол. – Я воевал за эту страну, а потом мне из-за кого-то приписывают статью и лишают всего. От меня вся семья отвернулась. Потерял все связи, единственное, что осталось, – наша компания. Мне уже почти тридцать, а за душой ничего, кроме войны и зоны. Где же поддержка государства? А нет её и никогда не будет. А я до сих пор просыпаюсь в холодном поту, потому что снятся мне горы, вертолеты, танки и смерть. Я два года воевал, а после этого мне в моей же стране говорят, что я должен терпеть.

– А ты ведь раньше и не рассказывал, – после паузы произнес Ваня.

– А ведь раньше и повода не было, – Марс сел за стол и продолжил пить чай.

Пару минут вся компания провела в тишине, пока Бобби не решился обратиться с просьбой, с которой он и пришел к Марсу.

– Не в масть, наверное, будет сказано, но все же. Нашему знакомому помощь нужна. Помнишь Максима из района четвертой больнички?

– Ну был такой. Я с ним, правда, не часто общался, – не отрываясь от кружки, отвечал Марс. – А что у него случилось?

– В подворотне девушку убили за сумку. Я подумал, что ты сможешь помочь. Шваль всякую дворовую ты в кулаке как-никак держишь.

– Серьезное дело. Накажем. Мне бы встретиться с ним, подробности узнать.

– Да, конечно, я ему твой номер скину, он тебя наберет, а дальше сами. Если что, на мою помощь можете рассчитывать.

– Добро, – утвердительно закончил Марс.

– Я, конечно, извиняюсь, но можно еще несколько вопросов? – спросил Июль.

– Какой ты у нас любопытный. Что же с этим сделаешь! Задавай, – с притворной улыбкой ответил Марс.

– На войне страшно?

– Только первые дни. Потом наступает такой момент, когда уже все равно на происходящее. Но это только у меня так. Когда человеку есть за что держаться, он боится это потерять. У меня ничего не было – я не боялся.

– А как же Дина? – удивился Бобби.

– Дина мне сразу сказала, что если я уеду в «горячую точку», то она меня ждать не будет. А не поехать я не мог.

– Почему же? – спросил Июль.

– Брат у меня туда же служить уезжал.

– Рома?

– Да. Не мог я его туда отпустить одного.

– И где же он сейчас?

– В горах он лежит. С орденом Мужества посмертно.

– А каково убивать людей? – продолжал Июль.

– Легко, когда не относишься к ним, как к людям. А если честно, там, в боях, не понимаешь, убил ты кого или нет. Я не снайпер, поэтому зачастую цель, по которой ведешь огонь, и не видишь. Хотя было у меня два особенных случая. Первый – это когда на меня из-за угла здания выпрыгнул дух. Это было в самом начале службы. Так я его просто с перепугу расстрелял. Взбудоражен я был серьезно. Старался не смотреть на труп, хотел просто поскорее пройти дальше. А второй случай был с пленными, когда нам дали приказ закопать трупы, но вместо мертвых там лежали раненые. А мы выполняли приказ.

– Приказ перечил твоим собственным интересам? – Июль будто пытался подобраться к глубине души Леши.

– Не думаю, что на войне соблюдались чьи-то человеческие интересы. Там преследуется что-то высшее, интересы всей страны. Да только там, где был я, преследовались интересы не страны, а олигархов. А страдало население, которое просто хотело стабильности.

– За что тебя осудили?

– 282-я статья, «Возбуждение ненависти либо вражды». Участвовал в демонстрации. Я отстаивал позицию нашего народа, а меня назвали нацистом.

– Тебе противны люди другой национальности?

– Раньше я не испытывал каких-то негативных эмоций к другой национальности, даже после войны. Я ненавидел тех приезжих, кто у нас дома ведет себя, как хозяин. Если они приехали к нам, то пусть ведут себя, как гости, или живут на равных правах, но ставить себя выше нас я не позволю. А после заключения ненависть перекочевала ко всем против моей воли. Это просто то, что рождается где-то в душе.

– Чем сейчас занимаешься? Откуда-то же деньги брать надо.

– Сейчас я живу на остатки денег, полученных за время службы. Но сбережения скоро кончатся, поэтому и придется найти хоть какую-то работу. Возможно, соглашусь на предложение Кипы.

Знакомые еще долго говорили о жизни. Бобби рассказывал о происшествиях в городе за то время, пока Леша отсутствовал, вспоминая интересные истории. Марс же недавно вернулся к нормальной жизни, а в голове – Кавказ и тюрьма, поэтому он предпочитал молчать и внимательно слушать истории гостей.

С одной стороны, можно восхищаться Марсом, его силой духа и несгибаемой волей. Ведь, несмотря ни на что, он старается вернуться к нормальной жизни. С другой стороны, понимаешь, что такие люди лишние в нашей жизни. И лишние они не по собственной воле. Леша не видел ничего, кроме жестокости в своей жизни, его никто не учил любить и жалеть. Кадетский класс, армия. Спорт – и тот жесток. Всю жизнь его только и учили, что бить и выживать. Эти уроки он усвоил очень хорошо. Нельзя его винить за хладнокровие и жесткость. Его жизнь – лабиринт, по которому он пытается пробиться к спокойной жизни. Но, увы, к двадцати восьми годам он остался у разбитого корыта, да еще с кровавым и запятнанным прошлым. Единственным его увлечением остается футбол. Он самый настоящий фанат, проверенный временем. Гроза дворовой босоты. Отважный воин, преданный собственной идее. На выездах и стадионах его разум освобождается. В ход идут сердце и кулаки. Стадион – последнее место, где Марс может дать выход эмоциям.

Это ощущение может понять только тот, кто дрался хоть раз в жизни, когда вмиг пропадают все проблемы. В этом мире остаешься только ты, твоя идея и оппонент. В голове импульсивно долбит лишь одна команда: «Топтать!». Твоя душа в этот момент поглощена пламенем и жаждет крови, как древний бог.

В окна 113-й квартиры падали уже последние солнечные лучи, освещая скудно накрытый стол. Менялась десятая тема для разговора, и вскоре старые друзья начали вспоминать былые времена. Была выпита еще не одна кружка чая и вспомнилась не одна история, стены квартиры услышали звонкий смех, который не звучал тут уже давно. К беседке во дворе стягивалась мутная масса подростков. А улицы начали привычную трансформацию и готовились принять в свои дворы джентльменов удачи.

Уличные фонари освещали перекресток. Проезжающих машин было крайне мало. Большую площадь занимал экипаж «скорой помощи», машины ГИБДД и два куска металла, некогда бывшие автомобилями. Спасатели уже вытащили одного мужчину и увезли на «скорой» – жизнь его была в безопасности. Второго уже минут двадцать пытались освободить, потеряв надежду на то, что он жив. Водитель «скорой помощи» следил за работой спасателей.

      «Интересное дело, – думал он. – Вот живешь себе, живешь, а потом с тобой происходит несчастный случай. У одного небось семья есть, а второй совсем молодой. И неужели так нужно, чтобы кто-то уходил так рано и не вовремя?»