скачать книгу бесплатно
Глава 10. Ах, ты тварь!
Ура! Наконец-то! У нас будет свое жилье!
– Федоровна! Мы – за вещами! У нас теперь своя комната!
Я высплюсь, отдохну и приготовлю нормальную еду! Перестираю свои платья, развешу в шкаф! Искупаюсь…
– Вода на улице? – в этот момент, как будто в ответ моим мыслям, говорит Федоровна. – А посуда есть?
Вовка отмахивается от нее, как от надоевшей мухи. Мы забираем узелки со своими вещичками и поселяемся в частном доме на окраине.
Что-то рано я обрадовалась… В других комнатах живут хозяева, а у нас, кроме кровати и стола, нет ничего, даже электричества.
Вечером зажигаю керосиновую лампу «каганець».
В постели клопы и блохи. Клопа и в темноте поймать можно, раздавить. После того, как укусит… Утром вся простынь в кровяных пятнышках от раздавленных клопов, напившихся крови. Но когда они кусаются, не слышно. Только воняет ужасно. А блоха ширяет кожу, как шприцом! Тело краснеет и зудит в этом месте несколько дней! Этих ненасытных маленьких кровососов без света не поймаешь… Они неуязвимы! Блоху надо сначала пальцами сдавить, потом осторожно вывернуть простынь и успеть стиснуть ее между ногтей. У нее оболочка плотная, как панцирь. И прыгает она на полметра вверх. Только чуть зазеваешься – и лови снова!
Да еще и вши на меня напали. Стелю газетку на скамеечку, чешу голову густым гребешком, а они расползаются во все стороны. Их так много! Падают, стучат по бумаге, как камешки, еле успеваю их ногтем давить. У меня даже во время войны и оккупации вшей не было. Но тогда со мной была бабушка! Маму немцы поймали и упекли на принудработы, вернулась с чесоткой и вшами, а бабушка не подпустила ко мне… Мамину вязаную кофточку помню, сколько дырочек, столько вшей… Из каждой дырочки жопки черненькие торчат… Бабушка кофточку на морозе развесила, они на морозе вымораживаются… Остальную одежду бабушка сожгла во дворе… Жаль, морозов еще нет. А у меня не так много одежды, чтобы ее жечь…
Муж идет на работу к 10 часам утра, приходит на обед домой в 2 часа дня, а вечером снова уходит до 2–3 ночи. Как только начинает темнеть, одевается, пистолет в карман пиджака, и уходит «на операцию». Что за операции? Не знаю, и спрашивать боюсь. Бандиты, урки и враги народа – вот с кем на работе сталкивается мой муж. Но почему он всегда приходит выпивши?
Ночью перед приходом Вовки я просыпаюсь, слышу, как собаки лают, все ближе и ближе, он их дразнит ради пьяного куража. Когда залает наша дворняжка, я зажигаю каганец и иду открывать ему дверь. Он недоволен:
– Что-то ты быстро открыла! Почему не спишь? Махаешься с хозяйским сыном?
Если замешкалась, тоже подозрение:
– Почему долго не открывала?
Вечером я спешу сварить суп и картошку дотемна, чтобы не жечь каганец. Холодный осенний ветер и крики улетающих на юг птиц напоминают мне строки Пушкина:
«Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало,
Короче становился день,
Лесов таинственная сень
С печальным шумом обнажалась,
Ложился на поля туман,
Гусей крикливый караван
Тянулся к югу: приближалась
Довольно скучная пора;
Стоял ноябрь уж у двора»
Я долго лежу в темноте и читаю мысленно навсегда запомнившиеся стихи. Пушкин, Лермонтов, Есенин… Во сне я вижу Большой театр, полутемный зал, царевну Лебедь на сцене в белом платье со сверкающими звездами и луной… Отец сидит в красном мягком кресле рядом со мной и ласково говорит:
– Тамарочка, я покажу тебе Москву, твою родину.
Мне снится огромный дуб на сцене, сверкающая золотая цепь… Ученый черный кот ходит вокруг дуба, его зеленые глаза блестят волшебными огоньками… Из тумана навстречу кораблям палят пушки… Бах! Ба-бах! Все громче и громче!
Отец кричит мне:
– Томка! Я тебе покажу!
Что такое? Он никогда не кричал на меня. Чем я его обидела? И Томкой меня никогда не называл.
– Открой, сука! Убью!
Ой, проспала! Муж! Не услышала издали. Что теперь будет?! Пока Вовка тарабанит в окно, бегу открывать дверь, он вваливается:
– Где он?! Почему не открыла сразу? Следы любовника прятала?
По комнате бегает, злобно пинает мебель, ищет улики. Я оправдываюсь:
– Да какого любовника? Здесь нет никого, и не было!
На шум не вовремя выглядывает тот самый сын хозяина.
– Так вот ты где, сволочь?! Мою жену е*ешь, пока я на работе? Да я тебя посажу, как врага народа!
Точное попадание в челюсть валит с ног ничего не подозревающего парня. Несмотря на крики и ругань родителей, Вовка методично избивает его отработанными ударами. Хозяину еле удается оттащить его, и ему тоже достается в этой потасовке. Почему они не выгнали нас наутро? Мне стыдно и страшно выходить из своей каморки, и затаившись на кровати, я слышу плач хозяйки и приглушенный бас хозяина:
– КГБ… даже и не думай… рука руку моет…
Получается, что на него вообще никакой управы нет?!
Вскоре приехала из Винницы его мать и ужаснулась, в каких условиях мы живем:
– Ах ты, тварь! Скотина, как твой отец! Что же ты над девчонкой издеваешься? А если бы это твои сестры были? Если ты нормальные условия для жизни не создашь, я Тамару к себе заберу!
Довольно быстро она нашла подходящую комнату в центре города, и мы переселились к заметной радости бывших хозяев. Наверное, от них она узнала причину драки, поэтому помогая мне обустроиться на новом месте, Клавдия рассказывает:
– Вовка в отца пошел! Тот ревнивый был, ужас. Однажды я в парке знакомого встретила. С детьми гуляла. Сколько у меня их тогда было? Трое. Вот мы с ним постояли-поговорили, пока детвора бегала, а он проследил. Тоже КГБист был. За кустом прятался, что ли? Да если бы я его заметила, побоялась бы разговаривать. Пришли домой, он следом влетел, как тигр, глаза бешеные. Орет: «К стенке!» К шкафу меня толкнул и обстрелял из пистолета, высадил вокруг меня всю обойму. Я с перепугу сознание потеряла, так и сползла в собственную лужу. Жива осталась, только расстрелянную одежду из шкафа пришлось выбросить.
– И часто он… Вас бил? – несмело спрашиваю я.
– Ну, как сказать, часто ли. Бывало. Запомни, главное, повода не давать. Какому мужчине понравится, что его жена с другим любезничает? Значит, я заслужила. У мужиков кровь горячая. А вы расписались уже?
– Н-н-нет еще, не успели.
– Вот скотина! Сволочь. Свинья. Это же надо! Вот придет, я ему дам!
Руганью, трепкой и подзатыльниками она заставляет его поторопиться с регистрацией брака. Мы наконец-то расписываемся, и она уезжает с чувством исполненного долга. «Главное, повод не давать», – заучиваю я правило, и буду стараться его выполнять! Это же совсем нетрудно, меня не к кому будет ревновать! Я не собираюсь попадать в такую ситуацию!
* * *
В один из последних теплых осенних дней приехала моя мама. На новом месте мы вполне прилично устроены, довольно большая светлая комната с кроватью, шкафом и столом. И, конечно же, общая кухня. В доме, кроме нас и хозяев, живет майор-летчик с женой и грудным ребенком. Мама привезла мне постельное белье, подушки, одеяло, осенне-зимнюю одежду, ложки-поварешки и большой деревянный рундук, в котором легко помещались все вещи. В закрытом виде он мог прекрасно служить широкой тумбочкой.
– Собрала все и малой скоростью контейнером отправила, а сама в плацкарте, – рассказывает она. – Проверить, как вы тут живете.
Мне стыдно было ей жаловаться или просить о чем-то, она все это время даже не подозревала, КАК я живу. Она кивает, когда я показываю ей штамп в паспорте:
– А знаешь, что сказал дядя Хрисанф, когда узнал, что твой муж в КГБ работает?
– Нет, но думаю, ничего хорошего.
– Вот именно. Сказал: «Везет дуракам».
– Почему?
– Как же? Он считает, что ты удачно замуж вышла. У мужа и зарплата хорошая, и льготы. Перспектива должность получить. И квартиру. Позавидовал тебе. Ты что, не понимаешь? А тебе учиться надо! Володя мне обещал, что ты в вечернюю школу пойдешь.
– Да, пойду. Мама, а почему от нас отец ушел? Вы же не ссорились вроде?
– Не он ушел, а я его выгнала. Потому что он меня предал. Я так понимаю – поженились, так на всю жизнь. Нечего другим под юбки заглядывать! И что ты мне тут допрос снимаешь?!
Снова я ответа не получила. И что значит, «под юбки заглядывать»?
Мама уезжает во Львов довольная. Штамп увидела, быт устроить помогла, необходимые вещи привезла, наставление дала – учись. Видимость благополучия. Конечно, при ней Вовка не скандалит.
* * *
Учеба в вечерней школе совершенно отличается от обычной. Дисциплины нет, задания легкие для меня. Так, отбываловка. Скучно и неинтересно. Учителя серые и сонные. Ученики ленивые и тупые. Где наши увлекательные путешествия по истории? Сложные тригонометрические уравнения? Литературно-музыкальные вечера? Художественная самодеятельность? Задушевные песни под аккордеон? Все осталось далеко во Львове, как в перевернутом бинокле…
На занятия иду одна к шести, в 9 вечера Вовка заходит за мной, провожает домой и возвращается на работу до 2–3 ночи. Без него мне из дому выходить не разрешается, только до школы в определенное время по утвержденному маршруту.
– Знаю я вас, б***ей! Вы так и стараетесь налево свернуть!
Мои оправдания только распаляют его:
– Не смей спорить со мной!
Мы идем по улице, он всегда немного впереди. Я боюсь даже смотреть по сторонам, чтобы он не рассердился снова. Вдруг замечаю, что его рядом нет. В панике оглядываю улицу, толпу на тротуаре, ищу его глазами и вижу его издевательскую ухмылку. Он изнутри магазина наблюдает за моими метаниями. Я тороплюсь догонять его, чтобы не получить трепку, как в прошлый раз:
– Ты что? Раззява! На мужа смотреть надо, а не на мужиков пялиться!
Но в этот раз моя спешка еще больше злит его:
– Вот ты ж б***ь! Прешься в узкие двери специально, чтобы об мужика сиськой потереться!
– Да я даже и не думала! И не видела этого мужика!
– Да-да, не видела! Так я и поверил. Ты меня за дурака держишь? Я вас, б***ей, насквозь вижу!
– Что ты меня обзываешь все время? Это несправедливо!
«Как можно на белое говорить черное? – думаю я, плача. – Зачем мне эти мужики? От этого не знаю, как отбиться».
– Так, а кто же ты? Б***ь, она б***ь и есть.
– Да ты же у меня первый был!
– Э-э, это еще доказать надо! Все вы, бабы, хитрые, подставляетесь специально, когда у вас месячные! Окрутила меня и жениться заставила!
Эти неоспоримые и непробиваемые аргументы приводят меня в полный ступор… Он, что – серьезно? Он меня буквально изнасиловал, и это у него называется «подставилась»? Я – хитрая? А мне кажется, я глупая и беззащитная… И никто не может мне помочь… Защитить от этих нападок…
Я виновата во всем, что у нас поломался выключатель, что недосолила борщ. Теперь он избивает меня еще и за то, что не девкой взял… И ревность, ревность, ревность к каждому столбу. Обзывает меня! Это так несправедливо! Я не смотрю ни на кого! У меня никогда не было привычки глазами стрелять! Как он не понимает, что мне это неинтересно?!
Ночью он яростно нападает на меня, я отбиваюсь руками и ногами, а он доволен:
– Давай-давай! Это именно то, что нужно!
Полгода… Много это или мало? За полгода он выдрессировал меня так, что я не поднимаю глаз, ни с кем не разговариваю. Если в школе со мной за одну парту случайно садится парень, у меня от страха холодеет все внутри. Я все время с ужасом оглядываюсь на дверь, не появится ли Вовка раньше звонка? И стараюсь при первой возможности пересесть, иначе просто перестаю что-либо слышать и понимать…
А в общем, даже хорошо, что у меня в этом городе ни знакомых, ни друзей. Если бы встретила кого-то на улице, побоялась бы остановиться и заговорить. В кино пойти? Не может быть и речи! А как это объяснить? Сказать: «Ой, Лида, ты меня извини, я не могу с тобой разговаривать, у меня очень муж ревнивый, он меня бьет и ни за что б***ью называет». Она бы пальцем у виска покрутила… Нет-нет, никто не должен знать! Стыдно даже выговорить вслух, что муж меня бьет!
Тоскливая зима в Проскурове постепенно сменяется весной с проливными холодными дождями и непролазной грязью…
Глава 11. Сдать оружие!
Какой прекрасный весенний денек! Неужели наконец-то закончились хмурые дожди? Привет, теплое солнышко! Я не спеша шагаю в вечернюю школу и напеваю про себя популярную песенку из кинофильма «Весна»:
«По бульвару мрачно шел прохожий,
Птицы пели трели про апрель.
Нес прохожий толстый, чернокожий,
Многоуважаемый портфель».
У меня нет многоуважаемого портфеля, обычная матерчатая сумочка с книжками и тетрадками.
«Шел мужчина чинно и солидно,
Презирая птичий перезвон,
По лицу мужчины было видно,
Что весну не одобряет он».
Не могу сказать, что я не одобряю весну… И веселый птичий щебет мне нравится. Я столько раз смотрела этот фильм, что слышу каждую интонацию звонкого голоса Любови Орловой и вижу задорное выражение ее лица, когда она поет:
«Что вся эта весна ни к чему,
Что, песня не нужна никому,
Что вешняя вода – ерунда,
Да, да, ерунда!»
Я даже тихонько подпрыгиваю в такт музыке. Правда, потом оглядываюсь украдкой. Никто не видел? Хорошо, что Вовка за мной не наблюдает. При нем-то не попрыгаешь. Сразу начнет: «И перед кем это ты выпендриваешься? Смотри, получишь у меня!»
Занятия начинаются в шесть. Задания несложные, учителя нестрогие, какие там требования в вечерней школе? Ученики после работы приходят уставшие, пару уроков вытерпят и домой просятся, канючат:
– Отпустите, глаза слипаются, учеба в голову не лезет.
Учитель ворчит для вида, а сам рукой махнет, идите, мол. Только директору на глаза не попадайтесь.
Позавчера из пятнадцати учеников в классе было двое. Нас перевели в другую аудиторию и объединили с девятым классом. Мы к годовой контрольной готовились, а те стих учили. Учительница сказала: «Главное, не шуметь». Муж мой пришел к девяти, как обычно, а наш класс закрыт, в соседний заглянуть не додумался. Помчался домой, проверить, может, я дома. Навстречу ему сотрудники из управления:
