скачать книгу бесплатно
Мои дела были неизменны, как и Лидины. Только что с кончиной партии я остаюсь всего лишь директором школы, но и к этому я привыкла, столько перемен за эти годы. Меняют программы чуть ли не ежегодно, курс истории теперь вообще непонятно как вести. Как и географии, особенно в экономической её части. Учителей не хватает, многие предметы из-за этого целые четверти не преподаются.
Но у Виктора дела на заводе идут не просто в гору, а на редкость хорошо. Он зарабатывал столько, что мы с Лидой и не спрашивали даже, но на переделку дома, которую он непременно хотел сделать, словно избавиться от комнат Майи и Ильи было необходимо, чтобы просто продолжить жить, на эту переделку ушло много тысяч долларов.
Виктор ни разу о Майе не спросил. И когда Лида попыталась рассказать ему о ней, отрезал:
– Я не знаю, о ком речь, и мне неинтересно.
Мы с ней даже не стали обсуждать это. Вообще же, после ухода их из нашего дома, будто и жизнь ушла отсюда. И спасибо Илье, что он имеет достаточно сердца, чтобы всё же простить нас и примириться.
– Маюшка идёт в ординатуру, последний Гос сдаст и всё.
– Всё же в ординатуру? – улыбнулась Лида.
Она горда достижениями дочери и то, что муж не хочет вместе с ней разделять этой гордости, огорчает её. Она не потеряла и капли своей красоты до сих пор, её не коснулось ещё увядание, даже фигура не отяжелела, за этим она ревностно следит. И сейчас, когда они, мои дочь и сын сидят вместе за этим столом, я вижу, как они похожи. Я горжусь ими обоими, и материнская нежность переполняет меня.
Илья ест почти без аппетита сегодня и говорит немного, поэтому берусь рассказать я и о делах в школе, и о делах в городе. Потом Лида о больнице, об общих знакомых. Но Илья больше курит, чем ест или пьёт и слушает довольно рассеянно.
Мне не только не хотелось есть, я вообще жалею, что всё же приехал, я не в силах даже рассказать, что их интересует. Всё во мне – это наш с Маюшкой разговор на лестнице. И её слова. И её губы… и мокрые ресницы…
Мы доехали до дома Васи, она соскочила с седла ещё до того, как я успел полностью остановиться, и исчезла в подъезде, на бегу снимая шлем. Я смотрел ей вслед, слушал её шаги по лестнице наверх, поднял голову и смотрел на окна… Я ничего не видел и не слышал, но я смотрел и слушал…
Не переболела… Маюшка… Маюшка…
И вдруг…
…Звонок в дверь – это то, чего никто из нас не ожидал. Никто к нам в гости не ходит давным-давно, кроме нужных Виктору людей, которых мы принимаем со всей положенной помпой. К моим приятельницам я хожу сама, как и Лида встречается с подругами вне этого дома, который после перестройки стал совсем не похож на себя…
Илья поднялся, затушил сигарету, которая дымила в его пальцах уже пару минут без интереса с его стороны, даже столбик пепла успел нарасти.
– Я открою, время такое, что…
Я сама не знаю, почему я побежала домой. Именно так. Я не была здесь шесть лет, даже мимо не проходила. Ю-Ю говорил мне, что отец перестроил дом, но я не представляла, что настолько.
В сумерках мне предстало совсем незнакомое место, я даже подумала, что я ошиблась. Ничего в этом особняке со странной готической башенкой на том месте, где когда-то была лестница на Ю-Юшин балкон, не напоминало наш дом. Никакой Найды уже не было и в помине, в большой будке, похожей на небольшой домик заворчало какое-то большое животное. Мне стало жутко. Замирая от страха, я позвонила в дверь поднявшись на крыльцо в четыре ступени. Может быть это вообще не тот дом, опять подумала я.
Когда дверь открылась, осветив меня ярким светом электрических ламп, стало ясно, что дом тот и ясно, почему я прибежала сюда: Ю-Ю был здесь. Когда он в этом ярком золотом свете предстал на пороге, мне показалось какой-то портал открылся передо мной, тот, что влиял всё время на меня своим магнитным полем или как-то ещё, но раскрылся только теперь…
– Кто там, Илья?
– Мама, это я, – сказала я, чтобы не смотреть на Ю-Ю, чтобы не кинуться ему на шею, что за сумасшествие? Как-то надо взять себя в руки… Но ведь я пришла сюда, потому что искала его…
Мама почти выбежала навстречу. Она такая тоненькая, кажется ещё моложе, чем тогда, шесть лет назад. Причёска всё та же… А домашнее платье новое… И красивые тапочки на каблучках, с пушками на мысках… Но всё это я разглядела позднее, когда мы перестали обниматься и плакать…
Да, моя дочь, повзрослевшая малышка. Она ушла отсюда, даже не оглянувшись, шесть лет назад, и все эти шесть лет жила так, что мне было стыдно, что мы могли так поступить с нашей девочкой тогда. Она оказалась не только лучше, чем мы думали о ней, но и лучше нас самих.
И вот она та же и не та. Она… изменилась. Стала красивее, поумневшей красотой. Это не нераспущенный бутон, это начавший расцветать куст шиповника. Некоторые цветки уже полностью раскрыли лепестки, другие ещё только готовятся, а третьи раздумывают, когда им расцвести сейчас или позднее. Вот такая, немного сложная, неочевидная, но завораживающая с первого взгляда. Невозможно оторвать взгляда. От её движений, от улыбки, от её глаз. Неужели они с Ильёй так и продолжают свою любовь? Или… что-то с ними обоими сейчас…
Нашего дома больше нет. Он не исчез в недрах этого мини-замка М-ского пошиба, наш дом исчез, растворился во времени. И даже красивая старинная мебель, что оставалась в этой обширной новой гостиной и напольные часы со сломанным боем, и люстра богемского хрусталя в двенадцать рожков, все эти вещи казались здесь такими же гостями, как и мы с Ю-Ю. Но хозяйки ли мама и бабушка? Им уютно в этих обширных и гулких комнатах, среди золотых ручек, бра, обоев, отливающих золотом и перламутром?
Отца нет, интересно, он такой же, как был? Или седина появилась, или облысел, или пополнел…
Я почувствовала взгляд Ю-Ю, мне хочется посмотреть на него и я понимаю, что если обернусь к нему, то не смогу уже перестать смотреть, не вырвусь ни из глаз его, ни из его рук уже никогда.
Зачем я наговорила всё это Васе? Зачем? Отрезала себе путь? Или… Как он сказал: враньё? Может простит ещё?..
Мама и бабушка расспрашивают наперебой о Васе, об учёбе, об интернатуре, Ю-Ю успел рассказать…
– Какие отметки, Маюшенька? Диплом…
– Красный диплом, – гордо сказал Ю-Ю.
– Тьфу-тьфу! – сказала я. – Ещё один Гос, не сглазь.
Мама подала бутылку шампанского Ю-Ю:
– Илья, открой, нельзя не выпить за нашу встречу!
Бабушка принесла узкие узорчатые фужеры, тоже новые, незнакомые, при мне шампанское пили из треугольных бокалов, которые были в каждом советском серванте, теперь все знают, что надо из таких вот, овоидных…
Все эти чудесные яства на столе, я отвыкла от них, даже забыла о том, что существует чёрная икра, буженина, голубой сыр и прочие деликатесы, но, оказывается, я не скучала по ним. И по маме с бабушкой. Я так думала. А сейчас смотрю на них и понимаю, какой ошибкой было прийти сюда. Сначала сказать Ю-Ю то, что сказала, а теперь я будто в машине времени. Надо остановиться, вернуться назад к Васе, я не могу без него…
…Пришла. Пришла, за мной пришла, я знаю… Больше не отпущу тебя. Как мог отпустить? Из вины отпустил. От боли. Не могу отпустить больше…
…Боже мой, он не отпустит меня теперь… бежать надо… Как я могла с Васей так говорить? Только бы не ушёл никуда…
…Что происходит между ними опять? Ничего не забыто? А как же Вася тогда? Я не только от Ильи знаю, что Майя и Вася Метелица живут вместе все эти шесть лет. Тогда, что происходит сейчас между Майей и Ильёй?
– Илья сказал, ты на акушерство идёшь, – сказала Лида, она тоже заметила что-то сейчас между Ильёй и Майей? – Династия у нас получается.
– Это сейчас немодное слово, – сказала Майя растерянно. – А где папа?
Мы дрогнули от её вопроса. Ведь Виктор… захотел бы Виктор, чтобы ребята пришли в этот дом? Не представляю, чтобы они могли бы так же обняться и поцеловаться, как мы с Маюшей.
– Он в командировке, во Франкфурте-на-Майне, у них там партнёры.
– Да, я слышала, что завод процветает как ни один другой.
– АвтоВАЗ тоже процветает. Не наезжают бандиты? Сейчас успешные заводы или под олигархов ушли, или просто перестали существовать, – сказал Илья.
Мы с Лидой переглянулись. Мы ничего такого не знаем. Если и есть, то Виктор ничего не рассказывал, он теперь гораздо менее откровенен.
Я оглянулась на часы, часы и те совсем незнакомые висят на обновлённой богатой дубовой кухне, оборудованной так, что мне и не снилось в нашей милой кухоньке на четвёртом этаже старой «сталинки» … Мне захотелось плакать. Какая же глупость. Какая же ужасная глупость, как я могла? Что я вообще делаю? Никогда ещё бабья дурь не овладевала мной.
– Ох, полночь, пора… – ахнула я. – Надо домой.
Меня резануло это: «домой», здесь нет для неё дома… Девочка моя… была одна дочка и ту я позволила оторвать от себя. Тогда казалось правильно…
Майя встала, тоненькая, как истончала тогда, так и не пополнела.
– Жениться-то не собираетесь с Васей? Институты окончили, – спросила я.
– Собираемся, – улыбнулась Маюшка. Господи…
– Пришли бы с Васей, а, Маюша?
Мы дошли до обширной и нарядной передней, с красивым напольным канделябром, в виде какой-то нимфы с фонарём, позолоченными консолями, узорной вешалкой с позолоченными крючками. Это я ещё в ванной не была, страшно подумать… Странно, мы всегда в достатке жили, что это понесло их по золоту этом самоварному?
– Илья, ты…
– Я провожу Маюшку и вернусь, – сказал я.
– Не надо, останься, – сказала Маюшка.
– С ума сошла, ночь на дворе, куда одна-то?
– Я бегом. Хотите, позвоню, как доберусь, – и не смотрит на меня. Боится наедине остаться, да ещё ночь, тёмный город.
– Я провожу, – повторил я. – В советское-то время нечего было болтаться, а теперь подавно.
– Я прошу тебя, – сказала Маюшка, впервые после того, как мы вышли из подъезда, взглянув на меня очень быстрым, вскользь, взглядом, но я увидел, как горят её глаза.
Я всё понял…
И ничего не понял…
А я выскочила из этого странного особняка, где жили теперь мои родители, о которых я не думала шесть лет, и побежала так, будто за мной гонятся.
Я добежала до квартиры, где я так сказочно живу, бегом, через тёмный, вонючий подъезд, к двери, я и ключ не взяла. Но дверь… открыта. Только будь дома, Васенька, только будь дома…
Конечно, я дома. И жду её. Я чувствовал, я так и знал, что придёт. Не знаю, что за припадок случился с ней, но не может быть, не может быть, чтобы вот так вдруг она бросила меня. И не вдруг не может. Она меня не может бросить. Никогда…
Я не спал, конечно, но постель разложил и смотрел телевизор, когда она вошла и остановилась у двери, закрыв её за собой. Я сел и откинул одеяло, приглашая её к себе в нагретое мной гнездо.
Она мгновенно сбросила одежду и легла рядом со мной, глядя на меня блестящими глазами.
– Прости меня, – только и сказала.
– Бывает, – сказал я, обнимая её, с холодными волосами и разгоряченным от бега телом…
Глава 2. Грустно
Сказать, что мои дела шли хорошо, это поскромничать с эпитетами. Со времени перехода на хозрасчет, с тем, что умерли почти все отрасли отечественной промышленности, наш приборный завод оказался нужен тем, кто остался наплаву. Наше процветание только росло и ширилось. Потянулись контракты за границу, и по всей стране, бывшему СССР. Мало нашлось бы предприятий, работающих как наш завод. Все оборонные закрылись, так и не сумев научиться лить титановые кастрюли вместо деталей для самолётов и танков. И рабочие, и инженеры потянулись на рынки и в челноки, таская клетчатые баулы из Турции и Китая со всяким тряпьём, наводняя им всё и вся. Теперь дефицита не существовало. Теперь было всё. Громадные рынки в столице и во всех городах стали лицом новой экономики.
Но мы с Лидой там ничего не покупали. Очень приличные бутики снабжали одеждой нас и Татьяну Павловну. И наш дом преобразился из особнячка непонятных стилей и времён в настоящий современный красавец. Я горжусь и домом, и моей красавицей-женой, мне приятно, когда приходящие в мой дом партнёры восхищаются ею и спрашивают, насколько же она меня моложе.
Мы с Лидой очень сблизились теперь. Больше, чем раньше. Ни она, ни я не тратили теперь эмоций вне дома. Меня научил горький опыт прошлого, а Лида, я думаю, перестала делать то же, потому что прекратил я.
И то, что у нас теперь нет детей, тоже сближает нас. Паршивую овцу, что ушла в обнимку со своим любовником-извращенцем я исключил не только из моего сердца, но даже из мыслей. Я заставил Лиду выбросить все её фотографии и никогда ничего мне не рассказывать. Я ничего не хочу знать. Будто её не было. Не представляю, что было бы, если бы я увидел её снова. Не хочу вспоминать даже её имя.
Но иногда она приходит ко мне во сне. Это мучительные и тяжкие сны, как те, которые приводят умерших, и ты силишься понять, чего же они хотят от тебя. Вся тьма, что владела мной в те месяцы, сразу оживает во мне и ладони зудят от бессильного желания избить кого-нибудь…
Но, к счастью, мне есть чем занимать мои мысли и мои чувства.
Из этой поездки я везу подарки для Лиды и тёщи, красивые золотые браслеты и ожерелья. Татьяна Павловна не сдаёт позиций по-прежнему.
Но в последнюю перед отъездом во Франкфурт неделю, ко мне в офис, как теперь принято называть кабинет, вошли несколько человек, в профессии которых сомневаться не приходилось.
Завели разговор издалека, трогая мои журналы, бумаги на столе, опираются о монитор.
– Как поживаете, Виктор Анатольевич? Завод не буксует?
– Поживаю отлично, чего желаю и вам.
Рожи, да и только. Их нарочно отбирают за страшноту или они уже в группировках своих такие отращивают? Может, им их выдают по разнарядке, как у нас форменную одежду рабочим.
– Спасибо, на добром слове.
Садятся бесцеремонно, один мобилу на стол кладёт – сегодняшний символ «крутизны».
– Вы, похоже, человек неглупый, да, пан Директор?
Надо же, кто-то ещё помнит «Кабачок 13 стульев», кажется, те времена даже не с нами были.
– Наша фирма заинтересовалась вашим предприятием, мы хотим купить его.
Я откинулся на спинку своего дорогого, услужливо отклонившегося подо мной спиной кресла, сцепив пальцы на животе.
– Ни малейших планов на этот счёт мы не имеем, у нас вполне успешное дело, так что…
Они ухмыляются.
– Так в том-то всё и дело, пан директор. Зачем бы нашей фирме никому не нужный хлам. Нет-нет, мы именно потому и хотим купить ваше предприятие, что оно успешно и доходно.
– У нас акционерное общество, я ничего не решаю.
Ухмылки ещё шире и противнее:
– Вот и продайте контрольный пакет.
– У меня нет, контрольного пакета… – попытался я.
Они опять заухмылялись, наклоняясь надо мной, распахнулись полы пиджаков, по их собственной моде сшитых, и дух дорогого парфюма и густого пота ударил меня в нос, как кулак.
– Подумайте Виктор Анатольевич. С нами ссорится резону нет.
Оставили визитку: «Альянс-Инвест» и номер мобильного, кто бы сомневался…
Но об этих визитёрах я тут же и позабыл.
