скачать книгу бесплатно
Присмирели. И другим передали, большие проблемы на этом кончились. Даже директор про мои вольности ничего не сказал, во-первых: дефицит кадров, во-вторых: я уверен, что он сам хотел бы так же врезать кому-нибудь из этих лосей-озорников. Но ученики всегда пробуют «на слабо» учителей, особенно молодых и неопытных. Мы сами были такие, все всегда такие. Поэтому на самом деле я не злился.
Но если с парнями я кое-как наладил отношения, то девушки – это хуже. Влажные взгляды, облизывания некрашеных блеском губ, юбчонки, что они задирали будто случайно, думая взволновать или смутить меня, записочки, попытки прижаться ненароком и тому подобное. Орать на них за это или «двойки» ставить было бы странно, я долго мучился, прежде чем мне пришла в голову спасительная идея: я попросил Майку приехать за мной на работу на Харлее.
Она посмотрела серьёзно:
– Тебе… для авторитета надо?
– Да, пускай увидят какая у меня крутая девушка, вроде и я сразу не лох.
Майка засмеялась:
– Ах, ты мой хитрюга! Использовать меня хочешь в корыстных целях?
– Очень!..
Она приехала. И… Волшебно получилось!
Это был предмайский тёплый день, полный двор народу, школьники всех возрастов, растекались из школы, когда сверкающий хромом и сталью рокочущий железный «конь» медленно и значительно подкатил к самому школьному крыльцу, раздвигая потоки ребят.
Майка сняла шлем, мотнув волосами, вот такая, в косухе, джинсах, обтягивающих её прекрасные стройные бёдра, и осталась в седле, поджидая меня, с олимпийским спокойствием встречая взгляды и возгласы окружающих.
О, в эти минуты я почувствовал себя большей «звездой», чем какой-нибудь Майкл Джексон, когда тот приезжал в Москву недавно. Я вышел, не спеша из дверей школы, со всем возможным изяществом и небрежностью сбежал со ступенек и подошёл к Харлею.
– Целуй, чего остановился, – тихо сказала Майка, улыбаясь.
Я улыбнулся, мы поцеловались очень легко, конечно, но всё же страстно, и двор вокруг нас замер в драматичной паузе, буквально раскрыв рты.
После чего я надел привезённый мне Майкой шлем её Ю-Ю, и мы укатили, так же не спеша до дороги, а там она махнула такую скорость, что рёв разбудил всю деревню.
Отпали не только глупые притязания девчонок то ли наивные, то ли провокационные, но и парни теперь смотрели на меня как на Бога. Раньше надо было этот манёвр проделать, ещё осенью.
Но директор меня к себе всё же вызвал:
– Василий Андреевич, вчера, я слышал, произошёл инцидент в школьном дворе.
Я смотрю на него невинными глазами и понимаю, что он своими глазами всё видел, окно его кабинета выходит во двор.
– Это… Эта девушка, ваша…
– Моя жена, – ответил я.
– Я считал, вы холостяк. Хотя теперь… Но, хотя бы понятно теперь, волосы ваши, и… Вы тоже рокер, выходит? Или сейчас по-другому называется уже… э-э, байкер… Но… это ваше дело, сейчас у нас свобода. И всё же… Попросите жену больше во двор не въезжать. Это… опасно, в конце концов, могла задавить кого-нибудь.
– Да-да, конечно, Николай Степаныч, – ещё невиннее сказал я, внутренне ликуя.
Так что Майка и в этом мне принесла удачу и даже всеобщее уважение. Майка вообще сплошное моё счастье. Не было и дня, чтобы я чувствовал иначе.
– Хочешь, стану приезжать иногда, для поддержания имиджа, если Ю-Юшка разрешит мне самой кататься, он вообще не очень любит, когда я за руль сажусь, – спросила Майка.
– Потому что ты гоняешь.
– Ты боишься? – засмеялась она.
– Да нет, классно, – и я ответил смехом.
Мне и правда нравится вот так с ней нестись на скорости. Держать её, гибкую талию в ладонях и понимать, что мы и мотоцикл – одно целое, как двухголовый кентавр, летящий почти как Пегас.
Это почти так же прекрасно, как любить её… Только с ней я понял, почему люди так ценят эту сторону жизни. Я таю и растекаюсь как мёд, едва обнимая её. И столько силы откуда-то входит в меня, столько жажды, что утолить её мне удаётся только на время.
Вот и сейчас я думал об этом, приехав домой. Я застал уже Майку дома, она, немного бледная и какая-то странная, занималась ногтями, поджидая меня. Я открыл сам, к Ивану Генриховичу ходят ученики и мы старались открывать двери сами, не трезвонить, чтобы не мешать ему зарабатывать. Поэтому Майка не слышала, как я вошёл в квартиру и только, когда я открыл дверь в комнату, подняла голову. Так и есть, педикюр, лаком для ногтей пахнет…
– Пришёл, – улыбнулась она как-то странно блеснули глаза. Поднялась навстречу, отложив маленькие ножнички, – пойдём, покормлю.
Я обнял её:
– А сама?
– Я ела.
Врёт. Я сразу понял, она всегда ждёт меня, что-то такое… странное с ней. Но, может, расскажет. Или… я хотел поцеловать её, но она отстранилась, улыбаясь, извиняющимся каким-то манером:
– Умылся бы, пропах автобусом.
Верно, я пропах чем-то похуже, но права, что ж…
Я пошёл в душ, пока Майка разогревала ужин. Сегодня, оказывается, плов у нас. Майка готовит его редко, говоря, что по-настоящему сделать не сможет, а суррогатом кормить нас с Иваном Генриховичем часто не хочет. Но её «суррогат» очень вкусный. И я очень голодный. Я так и сказал и попросил добавки.
Майка улыбнулась, положила мне ещё и включила газ под чайником. А сама подошла к окну, там на подоконнике лежат сигареты. Странно, она курила в последний раз… я даже не помню, когда это было. Но она закурила и смотрит на улицу, всё ещё полную света, длинный летний день, самые длинные дни в году…
– Что ты… что-то случилось сегодня? – спросил я, когда она подошла снова, расставляя чашки на столе.
А я пока вымыл свою тарелку. Мы с Иваном Генриховичем мыли посуду по очереди. За собой всегда.
– Ты… – Майка посмотрела на меня, но так и не продолжила и, моргнув несколько раз, будто раздумывая, но потом всё же сказала: – Я закончу с ногтями, ладно?
Чтобы не посидеть вместе со мной за ужином… Что такое? Всё большее беспокойство овладевает мной. Мы не ссорились и серьёзных неприятностей у нас и между нами не было. Иногда, если надо было что-то обдумать, Майка становилась похожей на такую как сейчас, и занималась ногтями, волосами в такие «раздумчивые» моменты, молчаливая, сосредоточенная, слушая то, что бормочет телевизор или рассказываю я. Но сейчас она уходит и вовсе не хочет того, что я мог бы рассказать.
Когда она повернулась к выходу, я заметил, что она подрезала волосы.
– Ты подстриглась?
– Да, немного, – ответила Майка опять с той же извиняющейся улыбкой.
Не немного, она держала обычно одну и ту же длину, подрезая раз в два месяца на два-три сантиметра, что вообще не заметишь, а тут сразу сантиметров на пятнадцать: были почти по пояс, теперь едва за лопатки. И высушила их как-то ровно, почти выпрямила, сейчас модно вот так, гладко…
Мне стало совсем не по себе. Она любит менять только одежду и украшения, а длина волос оставалась неизменной всё то время, что я её знаю, больше десяти лет.
Когда я вошёл в комнату, она уже убирала свои маникюрные «шурешки», поглядывая в телевизор.
– Смотри-ка опять про эту коробку из-под ксерокса говорят, – сказала она.
– Иван Генрихович считает, что всё заранее куплено и известно…
– Ты про выборы?
– А ты, разве не об этом? – удивился я. Говорит, будто сама здесь и нет её… – Да что с тобой?
– Ты… – Она взглянула на меня, наконец.
Вот и подошла даже, и обняла, прильнув плоским животом, упругим и вибрирующим, поющим как струна, Майка… Ну, наконец-то…
Но нет, я обрадовался рано, вдруг она прекратила все поцелуи и села, на нашей широкой софе, куда я уже увлёк её. Я потянулся за ней:
– Что с тобой? – мне уже страшно.
Но она отодвигает мои руки…
Вася… Вася, любимый, мой милый, если бы я знала! Если бы могла сказать, что со мной. Хотя бы самой себе сказать, объяснить это.
Всё было как-то так, как должно, как рисовало мне моё воображение, всё, как оно рисует всем девочкам. Ты – самый прекрасный, абсолютно идеальный и быть с тобой – абсолютное счастье. И я не думала ни о чём и ни о ком другом всё это время. Я жила с тобой, наслаждаясь каждым днём. Наслаждаясь, без преувеличения. Потому что я знаю, как это – испытывать страдания от каждого мига существования. Быть отвергнутой всеми, даже своей семьёй. И только ты принимал меня полностью, ни ревности, ни недоверия или подозрений.
Но что-то происходило исподволь или случилось вдруг, я не могу сейчас понять. Даже осознать.
И дело не в поцелуе Ю-Ю, поцелуй только точка в моей фразе: я не переболела тобой. Почему эти слова выскочили из меня? Почему, откуда? Я даже не думала об этом. Вообще не думала об этом все эти годы. Был только Вася и наш с ним мир. Ю-Ю смог, все эти годы оставаясь рядом, ни разу не напомнить о том, что было. Ни разу. Но что это тогда? Его слова и его поцелуй – только масло в уже горящий огонь. Не они зародили его, он уже горел. Всё это время. Всегда?
Институт заканчивается, впереди интернатура или ординатура. Конечно, Вася хотел, чтобы я вернулась в М-ск, но меня брали в клиническую ординатуру по акушерству и гинекологии, благодаря протекции Ю-Ю, без протекции не попасть, хоть бы я с двумя красными дипломами заканчивала. Отказаться от этого – неправильно, но это впервые за всё время, что я делаю не так, как хочет Вася.
Как и то, что сейчас я не хочу с ним заниматься любовью. То есть, я, конечно, могла бы просто быть с ним, коли он этого хочет, такое бывало и раньше, невозможно хотеть столько, сколько хочет он, но для меня радость дарить ему удовольствие. Но не сейчас. Не сейчас… Я не могу сейчас. Произошло нечто, что не может быть не замечено и пройдено мимо. Быть с Васей и думать о Ю-Ю…
Я дрогнула от этой мысли. Вот что… Майя, что ты… что ты творишь?!
– Вася… я не могу… я изменила тебе.
– Ты что плетёшь?! – вздрогнул я, садясь рядом с ней.
– Я изменила тебе, и я не могу быть с тобой, – она встала, и обернувшись по сторонам, взяла куртку с кресла.
– Стой! Ты… Господи, куда ты собралась, скоро ночь!
– Не важно… – произнесла она так, что я заледенел. – Всё неважно, Вася.
Я встал и, обойдя её, преградил путь:
– Никуда я не пущу тебя. С кем ты могла мне изменить, бред собачий! И зачем?
– Не зачем… Просто потому, что я такая дрянь. Я… ты же знал, какая я, все об этом знают, что ты…
– Кто что о тебе знает, кроме меня?!
Бес в неё вселился что ли? Позовите экзорциста…
– Только я знаю, кто ты, что, какая ты. Только я…
– Ты… То, что я спала с Ю-Ю, ты знал?
– Враньё, – сказал я. Столько лет он рядом, что я ничего не почувствовал бы? Я каждый взгляд на неё чувствовал всегда. А такое и не почувствовал бы?
– Я ухожу. Я не могу быть в двух местах сразу.
– Не понимаю ничего! – закричал я. Мне не верится, что это происходит. Такого просто не может быть.
– Поймёшь… чуть-чуть подумаешь и поймёшь…
– Что с тобой? Тебе что… вдруг стало скучно? Ты… ты что делаешь?! Зачем?!
– Я не могу тебе врать, – сказала она, не глядя на меня. Она всё это время не глядит на меня.
– Ты меня больше не любишь?
Майка вздрогнула:
– Как… ты… нет… – и подняла глаза на меня, они горят ярким, безумным огнём: – Не знаю, не спрашивай… Люблю… Не могу тебя не любить… И… И любить тоже не могу. Быть с тобой не могу! Ты светлый, ты ясный, прозрачный, а во мне чернота… грязь и скверна… – она оттолкнула меня и выбежала прочь.
А я так и остался, сидеть на софе, на которую сел, когда он оттолкнула меня. Ничего не понимая. Ничего почти не чувствуя. Так и происходит, когда случаются самые страшные катастрофы, отупение и бессилие… Глава 1. Дом.
Часть 12
Глава 1. Дом
– Ты давно не приезжал, как твои дела? – спросила я, суетясь.
Накормить – это первый инстинкт материнский или просто женский, но я ставлю в микроволновку жаркое из отборной баранины, Лида достала из недр двустворчатого холодильника, похожего на громадный сейф из кино про Джеймса Бонда, буженину, сыр, зелень, помидоры, оливки, чёрную икру, красную я забыла купить…
– Я – хорошо. Да куда столько, вы что, девочки!
– Что пить будешь, Илюша, водку, Мартини? Или белое вино? – не слушая его возражений, спросила Лида.
– Ну, если вы со мной выпьете, то можно и водки.
– Лидуша, там есть ещё грейпфрутовый? Я бы Мартини с ним выпила.
– Я-то подумала, может… Нашёл невесту, наконец.
Илья не ответил. Мы старались все эти годы не касаться больше темы, из-за которой наши дети ушли из дома. Илья не появлялся почти год после этого, даже позвонила первой я. Но потом стал приезжать всё же, редко, несколько раз в год, но чем дальше, тем всё же чаще. Всегда в отсутствие Виктора, с ним он примирится сил не имел. И Виктор слышать не хотел об Илье.
– Как у Маюшки дела? – это мы тоже спрашиваем всегда и всё знаем о нашей девочке, которую не видели шесть лет.
И знаем о Васе, чему мы с Лидой очень обрадовались, всё как-то правильно организовалось, будто и не было ничего того, что разрушило нашу семью. Теперь и мы сами уже почти позабыли об этом.
