скачать книгу бесплатно
– А ну как сообщит? – отмахнулся от его пальца Ильич. – Чего существенного?
– Не накаркай!
Связываться с этим делом Арсению хотелось всё меньше, но согласно печальному опыту падения бутербродов Кононов таки напророчил. Следы нового – чтоб не сказать «очередного», – преступления они обнаружили уже на подходе к углу, за которым ст. лейтенант Кононов оставил их служебную «семерку».
– Фадей?.. – запнулся лейтенант, задержав подошву ботинка в дюйме от булыжников проходной арки.
Рельефная подошва едва не расплющила свежий пончик. Определённо свежий, поскольку и собаки, и их вожак в драповом пальто и летней соломенной шляпе ревниво следили за ногой Кононова с другого конца проходной. Румяных, масляно-рыжих пончиков в сахарной пудре рассыпано было не меньше чем с полкило.
– Фадей? – уже встревоженно позвал в гулкую пустоту проходной Ильич.
– Нет больше вашего Фадея, – заупокойным басом аукнулась гулкая пустота.
Наполнил её гулом всё тот же бомж в соломенной шляпе и чёрном пальто, трещавшем на теле центнерных габаритов. Войдя под арку проходной в окружении своей стаи, он повторил:
– Нет больше вашего Фадея, грохнули его.
Переглянувшись, Арсений с Ильичом бросились за угол.
Синяя «семёрка» со следами многочисленных испытаний и редкого ухода стояла там, где её и оставили, но с беспризорно распахнутыми дверями по левому борту. В задней дверце открывался вид на порожнее сиденье, где должен был оставаться пленённый «секьюрити». Из передней на мостовую выпросталась пара ног, неестественно вывернутых ступнями внутрь.
Ст. лейтенант Кононов протиснулся поверх обширного зада Фадея и нащупал в разрезе джемпера артерию над его ключицей.
– Что там? – нетерпеливо спросил капитан Арсений Точилин, едва не вырвав переднюю дверцу с мясом. – Жив?
– Что такое жизнь?.. – философски проворчал Ильич, подаваясь назад, и вытер лицо, пошедшее пунцовыми пятнами, своим вязаным шлемом. – Ничем не спровоцированная активизация аминокислот…
От этой сентенции сержант-водитель немедленно ожил и выкарабкался из машины.
– Так, Фадей, – посмотрев на него, поморщился капитан Точилин. – Давай по порядку, опуская скорбь по пончикам.
– Так, мать, 700 грамм?! Вот такой пакет… – Сержант-водитель злобно пнул носком туфли упаковочную бумагу в жирных пятнах и тотчас скривился, схватившись за щеку.
– Не так это просто, – сочувственно заметил гуманный Ильич. Он раскрыл автомобильную аптечку и, смачивая клок ваты перекисью водорода, продолжил сочувствовать: – Сердце, можно сказать, вырвали… через прямую кишку.
– Хорошо, занесём в протокол как обстоятельство, усугубляющее вину преступников, – согласился Арсений.
– Какой протокол? – засуетился Фадей, оттирая кровоподтек на скуле. – Не надо никаких протоколов.
– А объяснительная, как ты думаешь, нужна? – посуровел капитан. – Или тебе взыскание безо всякого разбирательства выносить?
– Не надо взыскания, – менее уверенно пробормотал Фадей. – За что?
– Бросил пост. Оставил без надзора поднадзорного? Мало?
– Попрал долг и попёр, понимаешь, за пончиками, – добавил ст. лейтенант Кононов.
– Да какой ещё долг? – возмутился водитель.
– Действительно, – ляпнул Ильич смоченный пергидролем ватный тампон на скулу Фадея. – Какое может быть чувство долга, когда есть уже чувство голода?
Фадей дёрнулся и настороженно посмотрел на него одним глазом из-под тампона.
– Итак… – с протокольной сухостью начал сначала капитан. – Бросив государственное имущество, в том числе задержанного, ты пошёл за пончиками.
– Да почему бросил? Закрыл я его. И вообще на нём же браслеты были…
– Пока ключи от них ты не отдал его сообщникам, – заметил Арсений, изобразив некий жест.
– А может, своим сообщникам?.. – ужаснулся Ильич, очевидно не веря себе.
– Ничего я не отдавал! – подскочил Фадей на сиденье, но Ильич его удержал. – Ничего и никому я не отдавал. Их с меня, с бесчувственного уже, сняли. Я же говорю, когда к машине с пончиками подошёл, меня сзади как грохнут…
– Сзади, – въедливо уточнил Арсений, кивнув на залепленный ватой глаз Фадея.
– Это я уже об крышу, – буркнул водитель и нехотя пояснил: – Я пакет на сиденье клал, когда меня сзади огрели. Вот я об крышу и…
Капитан посмотрел на неповреждённую крышу «семёрки» и недоверчиво – на Фадея.
Поспешно порывшись с болезненной гримасой в загривке, водитель продемонстрировал пальцы в розовой сукровице.
– Я ж говорю, сзади, – даже обрадовался он кровавому своему алиби.
– Господи, твоей бесчувственностью хоть не того?.. – охнул старший лейтенант, отрывая новый клок ваты. – Не воспользовались? Ты ещё где пощупай… сзади.
Фадей злобно сплюнул, не удостоив его ответом.
– На месте был «чопик», когда подходил?.. – вернул Арсений разговор в протокольное русло.
– Да, на месте.
– А ты точно видел? – как-то нехорошо усомнился Кононов, прикладывая новый тампон к затылку водителя. Тот недоверчиво покосился на него через плечо. – Ты ж, поди, в пончики зарылся, что свинья в лохань помоев.
– Да пошёл ты…
– Рылом в лохань или лоханью в рыло, – констатировал Арсений, закрывая воображаемый протокол. – В любом случае, наша «лохань» преступников не видала.
Капитан, будто вспомнив что-то, покрутил голову Фадея так и этак, словно пробуя резьбу лампочки в патроне.
– Может, слышал? – И повторил вопрос Фадею, как тугоухому – почти криком: – А по ушам? Тебе тоже надавали?
– Точно! – снова подскочил на сиденье Фадей.
– Что точно? Надавали?
– Нет, я не про то, – завертел головой старшина. – Есть особая примета. Акцент! Они говорили так… С кавказским акцентом…
– Чего говорили-то?
– Да откуда ж я знаю? – стушевался Фадей. – Говорю же, с акцентом, да и по-своему…
– По-кавказски, да ещё с кавказским акцентом, – фыркнул Ильич. – И впрямь, хрен разберёшь.
– Да уж, примета не слишком особая, – согласился Арсений.
«Личному составу подразделений оперативного реагирования ГУВД, – вдруг сама собой прозвучала команда из приборной панели. – Сигнал “Гроза”, готовность № 1!»
Оперативники переглянулись. Нечасто, слава богу, звучит «Единый сигнал оповещения личного состава МВД, привлекаемого к освобождению заложников».
«Подтвердить получение сигнала… – попросила рация и завелась повторять, сонно и равнодушно: – Личному составу…»
– Ладно, пошли назад, – вздохнул Арсений, нагибаясь за микрофоном между сиденьями. – Теперь это не праздное любопытство, а ещё и долг.
Глава 5. Цокольная террористка
Никогда не читав Марка Аврелия: «Время человеческой жизни – миг, её сущность – вечное терпение…», Анастасия Никитична всё ж стала подлинным стоиком. Этого требовала наука. Этого требовало время. Наука всегда, а вот время со временем – всё чаще и настойчивее. Особенно с тех пор, как Никитичну попросили – типа на пенсию, – из секретной лаборатории, и она поняла, чьих рук это дело.
Всё это происки новенькой, той, что с дипломом микробиолога. Видать, нужен им тут, на месте Никитичны, свой человек. Вот только кому «им»? – терзалась Никитична, пока не обнаружила в косметичке новенькой некий прибор со щёточкой антенны, непонятной надписью «Max Factor» и с вполне понятной маркировкой: «Made in USA».
«Так вот в чём дело! – осенило Никитичну как-то вечером, когда глянула на телевизор раньше, чем успела его переключить на сериал “Бледная Настя”. – Крысы!»
«Эти хищники обладают телепатическими способностями. Прежде чем съесть диггера, одна из крыс взглядом принудила его снять водонепроницаемый костюм, каску и отбросить подальше носки, – неслось из телевизора. – Не раз мы встречали на стенах тоннелей надписи, судя по содержанию, сделанные не человеческой рукой: “Ответим на дератизацию бескомпромиссным размножением!”»
Сковорода со звоном покатилась по половицам, брызжа маслом и сея жареные пельмени… «Вот в чем дело! Огромные крысы из “Метрополитена-2”! Они не сами собой завелись в тоннелях секретного Московского метро! Это нашей лаборатории разработки! Заговор! Американцы дали денег – не зря у всего институтского начальства морды такие сытые, – чтоб выгнать наш народ из метро, до которого их бомбы не доберутся!» Теперь Никитична поняла – так её не отпустят. Пенсия? Не пенсию ей уготовили, а полиэтиленовый мешок на безымянном кладбище!
С тех пор Анастасия Никитична на работу не ходила, на звонки сослуживцев по телефону и в дверь не отвечала. За продуктами – перебежками, от угла к углу и только в ночной киоск. И ждала…
И вот дождалась. Дом содрогнулся, звякнула посуда в буфете и со скрежетом отворилась дверь древнего холодильника ЗИЛ, и откуда выпал брикет мороженого хека.
Брикет тут же попытался утащить в свою нору зверь, названия которого Никитична не помнила, но звала по-человечески, кажется, Трофимом.
Только необходимость отбить у зверя Трофима рыбу вернула её к действительности.
«Идут!» – поняла она. Надо полагать, торопятся. Вон даже решились подорвать фундамент… Так что времени в обрез. Анастасия Никитична натянула сверху пеньюара жилетку «Мосэнерго», оставленную пьяным электриком в 72-м, и стала распихивать по многочисленным карманам и кармашкам желтоватые бруски с «труднопроизносимыми аббревиатурами нитратной группы»… где-то так…
Распихивать, то и дело поглядывая на пол кухни. И они и в самом деле пришли. Правда, пришли пока что, слава богу, не сами крысы из подполья. Их поводыри, превзойдя самые страшные её ожидания, заявились. Без всякого намёка на конспирацию и с наглостью образца 37-го года загрохотали в дверь: «Откройте, полиция!»
Вошли. И теперь…
Снаружи, возле дома Шатурова
– Так что, вы говорите, у вас там, на поясе? – повторил в рацию свой вопрос «переговорщик» ЦСН, доктор психологии Толмачёв.
Стоящий рядом с Толмачёвым мрачный товарищ с генеральским каракулем папахи и воротника кожаного пальто – начальник большей части присутствующих здесь должностных лиц, – склонил ухо к динамику.
– Три-нитро-толуол, – раздельно, по слогам, выдала рация искаженным, но вполне разборчивым старушечьим голосом.
Генерал даже попятился и беспомощно обернулся на Урусбекова.
– Тротил, – безапелляционно подтвердил командир спецназа.
– Мать… – выдохнул генерал полиции с облегчением. – Я уже чёрт знает что подумал. Иприт какой-нибудь, зарин. Тринитро… Что они там, в этой своей ветеринарии, крыс тротилом глушили, что ли?! – Генерал требовательно уставился на Урусбекова.
– Вряд ли она это на работе достала, – закатил глаза под обрез каски майор. – На кой чёрт, в самом деле, в институте санитарной ветеринарии тротил… – ушёл он от незаданного вопроса: «И что теперь делать?»
– И много у неё этого? – с тем же, но чуть перефразированным вопросом, обернулся генерал к «переговорщику».
– Капитан Бакшеев говорит, полтора-два кило будет, – пожал плечами Толмачёв и обернулся на фасад с химерами на фронтоне. – Как раз на всю эту красоту.
Генерал полиции также обернулся, но на химер посмотрел без особого сожаления. Дом Шатурова, и без того разорённый взрывом, после эвакуации казался обитаемым разве что этими каменными тварями.
– Может, всё-таки на её требованиях как-то сыграть? – с сожалением вздохнул генерал и с надеждой посмотрел на «переговорщика».
– Пётр Андреевич, – покачал головой психолог. – Не то что я, никакой Бехтерев не переубедит вам за полчаса-час параноика, утвердившегося в своём толковании действительности. Бред толкования строится больным на протяжении очень длительного времени, аргументируется очень тщательно, тут, знаете, покрутить пальцем у виска, – покрутил пальцем у своего виска доктор психологии Толмачёв, – как-то маловато будет. Вот если бы знать, кому она доверяет… Бредовое построение нередко опирается на чьё-нибудь разумное мнение.
– Чьё, например?
– Не знаю, но кто-то же ей подсказал, что все её беды – от гигантских крыс московских подземелий?
– Сколько у нас осталось времени? – перебил генерал «говоруна», не дослушав.
– Если через десять минут… – сама о себе напомнила рация.
– Если через десять минут вы не отзовёте этих своих тварей, – Анастасия Никитична на пробу потыкала вилкой на сковороде побуревшие ломти хека, – и я не увижу по каналу «Эхо Москвы» мэра с разоблачениями… – Она отняла на секунду рацию от уха. – Забыла спросить, вас майонез устроит, или соуса подождёте? Мой соус, между прочим, очень хвалил сам профессор Джунгарский. Впрочем, с соусом можем и не успеть.
Это Анастасия Никитична спросила капитана Бакшеева, сидевшего за кухонным столом и уныло подпиравшего ладонями голову. А в микрофон сказала:
– Нет, это я не вам…
Но капитан не успел ответить – старушка брякнула перед ним шипящей сковородой и отворила дверцу ЗИЛа. Початая банка майонеза покрутилась перед глазами Бакшеева. Он со вздохом кивнул.
– И какого рода разоблачения вы хотите увидеть по телевидению, Анастасия Никитична? – невнятно, на расстоянии, прохрипела рация.
– То есть как, какие? – возмутилась старушка, бросив подле сковороды и цветастую кухонную варежку. – Известно какие! Я хочу, чтобы вся страна…
– Анастасия Никитична?
– Алло? Я говорю, чтобы вся страна…
– Вы где?.. Вы меня слышите?
– Рычажок сбоку нажмите, – мрачно напомнил Бакшеев, ковырнув рыбье филе ложкой. Столового ножа, тем более вилки, Никитична ему не доверила.
– Спасибо, – спохватилась старушка и, нажав клавишу, заученно продекламировала: – Я хочу, чтобы вся Россия узнала об экспериментах Института санитарной ветеринарии над крысами Московского метрополитена. Чтобы узнала об их империалистическом заговоре…
– Заговоре крыс? – почти с отчаянием уточнил голос в рации.
– Если вы и дальше собираетесь общаться со мной в подобном роде, – взвилась старушка, – как со старой маразматичкой и клинической дурой, то я… я сейчас же, немедленно, я это…
