Утонувшая в метели

Неожиданно среди женского гомона раздался мужской голос:

– Что у вас случилось?

Иван Голдин застыл в дверях: увиденное заставило его задуматься, стоит ли вообще входить. Влезать в ссору разъярённых дам бывает небезопасно.

– О! Главный модельер подоспел, отлично! – Кричащая Жанна вмиг сменила объект внимания с моделей на Голдина. – Знаете ли вы, господин начальник, что у нас в коллективе воровка?!

– Во-первых, успокойся! – чуть повысил тон Иван и предусмотрительно выставил руки вперёд. – Объясни по порядку, что у тебя случилось.

– С удовольствием! Вчера перед репетицией я сняла своё любимое кольцо и положила его у зеркала, не на край стола, не сбоку, а прямо по центру! Случайно задеть его было никак нельзя! Никто, кроме нас, в гримёрную не заходил, уборщица ушла раньше. Дома я заметила, что кольца на мне нет, однако на том месте, где я его вчера оставила, кольца тоже не оказалось. Между прочим, такое случается не первый раз: недавно у Насти пропал браслет! Правда же?! – Жанна уставилась на Орланову.

– Да, но, может, я сама его потеряла…

– Ничего подобного! Ты оставила его в гримёрке, а потом он пропал! Ты же сама мне говорила! Это уже не смешно! – Жанна обернулась к остальным в зале. – Значит так, я жду своё кольцо на столе, иначе разговаривать будем по-другому.

– У вас всегда так весело? – шёпотом спросила Вика у Саши.

– Постоянно… Это Жанна, вы привыкнете к ней.

Обстановку разрядил Иван Голдин, хлопнув в ладоши и весело произнеся:

– Ну раз всё разрешилось, давайте приступать к делу, – он широко улыбнулся Лии и Вике. – У нас сегодня новенькие, добро пожаловать! Девочки, прошу всех выйти на подиум, посмотрим, каков будет рисунок.

– Он милый, вы бы неплохо смотрелись, – вполголоса произнесла Лия на ухо Протасовой и получила в ответ недовольное фырканье.

– Боже, Лия, иди на подиум.

Построение действительно заняло немного времени, через четверть часа Голдин определился. Помимо индивидуальных выходов планировалась и работа в парах. Лию приставили к Кристине, а Вику – к Саше, Жанна осталась в паре с Ритой, а Настя всегда работала только соло.

– Финальный рисунок будет состоять из лучших представленных образов, включая главное платье коллекции, его обладательница будет стоять по центру. До сегодняшнего дня это была Оля Чайкина…

Иван изменился в лице, и на мгновение Жене показалось, что взгляд его стал туманным, но Голдин быстро взял себя в руки.

– …которая трагически скончалась вчера вечером. Пока я не могу сказать, кто из вас получит платье, но в ближайшее время приму решение. Всем спасибо, можете расходиться по домам и отдыхать! Завтра нас ждёт тяжелый день. Новенькие, – модельер подмигнул Лии, – рад вас видеть. Жаль, что при таких обстоятельствах. Приходите пораньше, скажем, часов в десять – устроим вам экскурсию.

Есть тело, нет дела

Новоиспечённые модели, уговорив Женю пойти с ними, были пунктуальны. На следующий день в назначенное время они без труда нашли кабинет Голдина на третьем этаже. На двери красовалась крупная золотая табличка с гравировкой: «Главный модельер Дома моды «Шереметев» Иван Голдин». Женя невольно подумал о том, что скромности модельеру не занимать.

– Доброе утро! – воскликнул Голдин, оторвавшись от эскизов. Он пребывал в прекрасном настроении и улыбался, как голливудский актёр. – Я как раз ждал вас, Лия и Вика, правильно?

Девочки закивали в ответ.

– А вы… – недоумённо посмотрел Иван на парня.

– Это мой брат Женя, – поспешила представить Вика. – Мы попросили его прийти с нами для поддержки.

Парни пожали друг другу руки.

– Приятно познакомиться. Это немного странно, конечно, обычно мы не пускаем на репетиции посторонних. Но раз уж вы все здесь, в первый день сделаем исключение. Идёмте, я вам всё покажу!

Голдин уверенной походкой водил троицу по коридорам Дома моды. На первом этаже находились гардероб и чайная комната, второй полностью занимали швеи. В основном и главный модельер, и модели находились на третьем: слева от кабинета Голдина располагался зал для показов, справа в глубь здания уходил длинный коридор.

– Здесь мы обитаем, творим, живём, – чинно произнёс Голдин. – Возможно, вам казалось, что закулисье выглядит иначе, но это всего лишь две комнаты. Впрочем, гениальность в простоте. За первой дверью наша гримёрная. Теперь и ваша. Прошу.

За дверью оказалось небольшое помещение со столиками-зеркалами по центру. Каждой модели полагался свой, чтобы она могла подготовиться к показу.

– Класс! – запищала от восторга Лия. – А какие из них наши?

Голдин рассмеялся, умилённо глядя на новую модель. Про себя он отметил, что она очень недурна собой.

– Крайние от окна. Каждое утро следует начинать с макияжа. Девочки приезжают ненакрашенными либо смывают свой домашний мейк и наносят профессиональный. Забирать с собой средства нельзя, но в Доме моды пользуйтесь сколько хотите. Собственно, мы закончили, – подвёл итог Голдин. – Дальше по коридору костюмерная, но она закрыта.

– Почему? – невинные глаза Лии уставились на модельера. – Нам так нравилось всё здесь осматривать.

– Её опечатали следователи. Сказали не входить: они думают, что Оля, наша модель, вчера выпала оттуда из окна… ужасное происшествие.

– Один из наших столиков принадлежал ей? – спросила Вика.

– Да, самый крайний. Но вы можете смело располагаться. Меня заверили, что он не пригодится полиции. Ещё вчера его осмотрели, все личные вещи забрали. Так что теперь он пуст.

Модельер пожелал всем удачи и удалился в свой кабинет. Через некоторое время гримёрная заполнилась моделями.

Женя наблюдал за девушками у окна, потягивая чай, который ему любезно предложила и налила Саша Нагаева. Она показалась ему самой милой из всех: аккуратная, приятная, на первый взгляд – примерная девушка, на которой готов жениться каждый второй парень. От неё прямо-таки веяло добротой и домашним уютом.

За соседним с ней зеркалом красилась Кристина. Женя попытался угадать черты её характера по поведению: спокойные движения и взгляд, ровная осанка, осторожно обращается со своими баночками и палетками. Гордая лань, скромная и воспитанная. Такие девочки обычно прилежно учатся, исполнительны в делах, но совсем не умеют веселиться.

Вот кто точно умеет, так это Жанна. Она не слишком вязалась с образом модели: агрессивная, громкая, нетактичная, судя по её выходке с кольцом, зато её с легкостью можно было представить королевой застолья, причём именно русского – с майонезными салатами, жареным мясом, водкой. Он предположил, что Жанна выросла «во дворе», в компании мальчишек, представил, какая музыка бы ей подошла, и когда понял, что это группа «Воровайки», решил сменить объект внимания.

Следующей под его взором оказалась Настя Орланова. Лежащий рядом с ней телефон без конца вибрировал. Деловая, собранная начальница, вела она себя раскованно и по-лидерски. Интересно, это лидерство было официальным или негласным? Глядя на Настю, можно было сделать вывод, что это не имеет значения: она была из тех людей, которые инстинктивно становятся главными в какой-либо группе. Волевая, гордая, возможно, немного высокомерная.

Верх же высокомерия – Рита, хотя в её случае оно было скорее напускным. Движения напоказ, вальяжность, она будто всем видом пыталась сказать: «Я тебе не по зубам». Взгляд её был хитрым, возникала ассоциация с лисой из сказок. Неожиданно лиса заговорила:

– Кстати, я кое-что знаю о том, что думают следователи насчёт смерти Оли.

Модели перестали краситься и притихли, ожидая продолжения, Женя замер с чашкой в руке. Девушке явно понравилось всеобщее внимание, и говорить Рита не спешила.

– Ну же, не томи, – с раздражением в голосе выпалила Орланова.

– Утром я говорила с отцом, он начальник следственного отдела, уголовное дело заводить не будут. Следователи не нашли признаков преступления: в костюмерной всё чисто, следов борьбы нет, видимых повреждений на теле помимо раны на затылке – тоже. Провели вскрытие и установили причину смерти.

– Чего там устанавливать, – буркнула Жанна. – И так понятно.

– Не скажи, – тихо промурлыкала Рита.

– Тебя поуговаривать надо? Говори давай, интересно же.

Казановской был неприятен тон Жанны, однако молчание об интересных сведениях терзало её куда больше.

– Ладно, скажу. Смерть наступила из-за переохлаждения.

– Чего? – изумилась Саша. – Так она осталась жива после падения?

– К сожалению, да, – согласилась Казановская. – После удара головой о лёд её вырубило на какое-то время. Если бы всё случилось днём и кто-нибудь вызвал скорую, она могла остаться живой. Но так как ночью никого рядом не оказалось, к тому же стоял жуткий дубак, Оле не повезло.

– Какой кошмар, – ахнула Лия. – Но почему следователи так быстро приняли решение?

– Новый год на носу, – многозначительно произнесла Рита. – Да и чего там думать: записка в руке, в месте ударов о лёд – кровь. Самоубийство. Нет состава преступления.

Девочки, сохраняя молчание, продолжили краситься; атмосфера наполнилась тоской, и никто не решался нарушить тишину, да и сказать было нечего.

– Подождите, так значит, она вернулась после того, как ушла? – спросила Саша. – Иначе как бы она здесь оказалась.

– Я тоже об этом подумала, – произнесла Кристина.

Рита замешкалась, принялась рыться в косметичке, затем вздохнула и сказала:

– Да. Но я не должна была этого говорить.

– Это же очевидно. Только интересно, зачем? – допытывалась Жанна. – Давай, Рита, сказала «а» – говори «б».

Немного подумав, Казановская выложила:

– Голдин позвонил ей и пригласил на срочный разговор. Она прибежала.

– И? – не унималась Жанна.

– И они поговорили. Он сказал следователю, что отдал ей главное платье, она согласилась, потом вышла из кабинета, завернула в коридор. Это видно на записи с камеры в холле, но она показывает только лестницы и дверь Голдина. Сам он за ней не пошёл, закрыл кабинет через час, и всё, я больше ничего не знаю! Хватит меня выспрашивать!

– Сама же начала, – фыркнула Алфёрова. – Не, ну ты правильно говоришь. Зачем её убивать? Жила, никому не мешала.

– Девочки, хватит, – деловито прекратила прения Орланова. – Вы не следователи, готовьтесь и пойдём на репетицию. Жанна, почему ты до сих пор второй глаз не накрасила?!

– Я накрасила! Он получился не такой, как первый, сама уже замучилась.

– Боже мой, давай скорее, остальные, кто готов, идём.

Первая репетиция

– Два, три, четыре! И раз, два, три, четыре! Кристина, не маши руками, сколько раз говорили! Новенькие, чётче движения! И раз, два, три!

Голдин хлопал в ладоши, отбивая ритм и взмахивая руками, словно дирижёр. Он объяснил девочкам рисунок и порядок выхода, что теперь упорно отрабатывали. В зале играла мелодия, казавшаяся бесконечной, и модели уже битый час маршировали под неё на каблуках. Со стороны происходящее напоминало кордебалет.

Женя внимательно наблюдал за сестрой и Лией. Они то и дело забывали, когда должны выходить, терялись, раскраснелись, но старались не выбиваться из общего темпа. Он засмотрелся на золотистые локоны Адлер, её суетливую походку и усмехнулся серьёзному выражению лица.

Лия была очень хороша собой, и порой Женя ловил себя на мысли, что она симпатична ему. Её звонкий смех пробуждал в нём то, что, казалось, уснуло где-то в глубине души, но он гнал эти мысли подальше.

Всё же то, что он испытывал к Оле, несравнимо с лёгкой симпатией к Лии Адлер. И пусть он чувствовал притяжение, пресекал свои порывы. Обозначить чувства значило впустить в свою жизнь нового человека, был в этом какой-то риск. А рисковать он не любил.

Хорошо натренированная улыбка выделяла уже состоявшихся манекенщиц от двух только что прибывших, лица их выражали непринуждённость. Одна лишь Саша отличалась. Сначала это было едва заметно, но с каждым новым выходом на подиум она становилась всё мрачнее. Уголки её губ подрагивали, взгляд всё чаще уходил в пол, в конце концов, заблестели глаза.

– Стоп! Стоп, музыка! – заорал Голдин. – Саша! В чём дело?!

– Простите, я не… – По щекам девушки покатились слёзы, она запрокинула голову назад и принялась обмахиваться.

– Что такое?! Тебе больно ходить?

Саша всхлипнула и мотнула головой.

– Тогда что?! Что?! Почему обязательно нужно превращать каждую репетицию в балаган!

Нагаева отдышалась и утёрла слёзы. Женя растерялся, наблюдая за этой картиной со зрительского кресла. Ему захотелось увести бедную плачущую девушку с подиума, настолько беззащитной она выглядела, словно маленькая овечка среди стаи волков.

– Саша, дыши, – сбавил обороты модельер, – дыши. Ты можешь продолжать? Умирающий лебедь мне не нужен – если тебе плохо, давайте сделаем перерыв.

Саша кивнула и ринулась из зала, Голдин утёр лоб и объявил:

– Перерыв десять минут!

Остальные модели устало рухнули на сиденья, обмахиваясь всем, что попадёт под руку. По кругу пустили бутылку воды. Вика посмотрела на дверь, в которую только что вышла Саша, туда теперь направлялся её брат.

– Может, у неё что-то серьёзное? – обеспокоенно спросила она у девочек.

Никто не ответил. На Вику устремились лишь скептические взгляды.

– Она постоянно ноет, – стараясь отдышаться, отмахнулась Рита. – По поводу и без. Мы не реагируем: умоется, успокоится и придёт.

Тем временем Женя осторожно дотронулся до плеча Саши, тихонько вздыхающей у туалета. Девушка отпрянула от неожиданности: из-за собственного плача ей не было слышно приближающихся шагов.

– Всё нормально?

Нагаева молча закивала в ответ, но затем снова расплакалась. Женя приобнял её, и девушка окончательно дала волю чувствам.

– Проплачься, не бойся, – приговаривал Протасов, – мне не впервой быть жилеткой.

С минуту слёзы, утираемые ладонью, текли по щекам, а Женя осторожно покачивал девушку из стороны в сторону. Он знал, что в такие моменты слова излишни, нужно, чтобы кто-то был рядом и молча обнимал. Наконец Нагаева престала всхлипывать и разомкнула объятия, вид у неё был, как у обиженного ребёнка: красные глаза, размазанные слёзы и сбившееся дыхание.

– Спасибо… – пролепетала она.

В кармане пиджака Протасова нашлись салфетки, он протянул одну из них девушке, и та аккуратно стала промокать глаза.

– Не поделишься, в чём дело?

Поначалу Саша молчала, лишь её неровное дыхание нарушало тишину, но затем её будто осенило, она серьёзно посмотрела на парня:

– Ты ведь знал Олю?

Женя кивнул.

– Тогда ты поймёшь, о чём я хочу сказать. Она точно не прыгала из окна. Я уверена. Все делают вид, будто ничего не случилось, словно её с нами никогда и не было! Как они могут думать о каких-то рисунках, музыке, репетициях?!

– Я понимаю. Но тогда получается…

– Да, – шёпотом перебила Саша. – Я не верю в это, но в самоубийство Оли верю ещё меньше. И то, что Рита утром сказала о решении следователей, меня поразило. Почему они внимательно всё не исследовали? Я не понимаю.

– Наверное, не возникло никаких вопросов, – Протасов пытался найти слова. – Послушай, это серьёзное обвинение. Может, мы чего-то не знаем, люди могут многое скрывать от окружающих, в том числе свои переживания. Рита могла знать не всё.

– Нет, – отрезала Нагаева. – Говорю тебе, нет.

Из зала послышался голос Голдина, он звал Сашу обратно.

– Давай встретимся после репетиции, я кое о чём тебе расскажу.

С этими словами она поспешила прочь.

Показания Саши

Маленькие зефирки медленно таяли в чашке какао, о которую Саша грела руки. От напитка исходил лёгкий и манящий аромат шоколада. В пекарне через пару зданий от Дома моды, куда было решено зайти после репетиции, играла приятная музыка, она настраивала на разговор.

Женя присел за стол, дождавшись свой американо, и теперь с интересом ждал, что же скажет ему эта милая девушка с глазами Бэмби. Он попросил сестру и подругу идти домой без него, сказав, что приедет позже и всё объяснит.

Но пока Саша молчала, лишь задумчиво смотрела на какао, как будто сомневаясь, стоит ли говорить.

– Ты хотела о чём-то рассказать мне, – начал Женя.

– Да, хотела.

– Но теперь не уверена, что хочешь?

Нагаева посмотрела ему в глаза и едва заметно улыбнулась:

– Ты всегда такой проницательный?

Женя усмехнулся и с гордостью произнёс:

– Так уж вышло. На самом деле совсем нетрудно понять, что написано на лице. Но раз уж мы здесь, может, поделишься со мной? Обещаю, это останется в тайне.

– Я беспокоюсь не об этом, а о том, что ты можешь обо мне подумать. Но ты прав, лучше я расскажу. Сначала я хочу спросить: откуда ты знаешь… знал Олю?

Протасов вкратце поведал Саше историю их знакомства.

– Тогда ты точно понимаешь, что она не могла совершить самоубийство. Тем более из-за какого-то парня. Она была совсем не таким человеком. Мы с ней иногда тесно общались, у меня даже сложилось впечатление, что мы подруги. И если бы вдруг у неё были какие-то проблемы, она могла бы поговорить со мной. Конечно, есть вещи, о которых и самым близким не всегда расскажешь, но ведь если человека что-то терзает настолько сильно, что он не видит иного выхода, кроме смерти, с ним же должно что-то происходить. Он будет подавать какие-то сигналы: перемены в настроении, странное поведение, да хотя бы грустное лицо!

– Ничего такого не было?

– Абсолютно! Насколько я помню, последние пару дней Оля, наоборот, светилась от счастья! Разве не странно? И мне совсем непонятно, почему остальные девочки и Голдин оказались такими жестокими.

– Может, пытаются не думать об этом.

– Но так не делается! Это неправильно! Погибла наша Оля, почему они делают вид, что ничего не случилось?! Любые разговоры о ней сразу пресекаются: Орланова закрывает тему, но почему бы её не обсудить? Это очень важно! Какой же мы коллектив, если так относимся друг к другу? Тем более что… – Нагаева умолкла и поднесла стакан к губам.

– Тем более что? – спросил Женя.

– То, что я расскажу, не должно дойти до девочек, ясно? Особенно до Риты.

– Конечно.

– В общем, когда нас опрашивали, я сказала не всё.

Женя удивлённо смотрел на Сашу. Что она имеет в виду? Что может знать и почему смолчала?

– В тот вечер я была там. Вернее, сначала все были в Доме моды, репетировали допоздна, но потом разошлись. Я уходила самая последняя: ждала, пока подешевеет такси, и курила у чёрного хода. Оля тогда ушла вместе с Ритой, обычно они всегда ездили домой вместе, на одном трамвае. Но дело не в этом, я так сбивчиво говорю… главное, что я вернулась туда.

– В Дом моды?

– Да. Мы с парнем снимаем квартиру, приехала домой – ключей нет. Я по карманам – пусто, в сумочке тоже нет. Парень ушёл в ночную смену, и я решила поехать в Дом поискать свои ключи в гримёрке, ведь Голдин всегда засиживается до ночи. Я молилась, чтобы он ещё не ушёл и не закрыл дверь. В общем, мне повезло, если можно так сказать: я нашла ключи на столике, а затем увидела силуэт.

Женя нахмурился и попытался сообразить:

– Какой силуэт?

– Боже, я опять всё перемешала. – Саша отпила какао и какое-то время помолчала, собираясь с мыслями.

– Когда я уходила из Дома – из Дома моды, мы сокращаем название – то спустилась через чёрный ход. Вечером мы используем только его, потому что главный закрыт. И уже у самой двери услышала шаги наверху, вернее, стук каблуков. Кто-то пошёл за мной. Я спросила: «Кто это?», выглянула из-за перил, и тогда этот кто-то быстро зашагал обратно, почти побежал. Я увидела только тень. Сначала не придала этому значения, до сегодняшнего утра.

– И что же тебя смутило?

– Мы знаем, что Оля тоже вернулась в Дом в тот вечер. Правильно? А сегодня Рита сказала, что Голдин не выходил из кабинета. Получается, шаги наверху принадлежали Оле. Но это не могла быть Оля!

Протасов всё еще не понимал логических заключений Саши:

– Почему ты так в этом уверена?

– Потому что за день до смерти Оля сдала свои сапоги в ремонт, других у неё не было: она сама мне об этом сказала. Поэтому на репетицию в тот вечер Оля надела ботинки! Зимние ботинки, которые не стучат при ходьбе, как каблуки. Человек на верху лестницы был совсем в другой обуви.

– Её нашли в платье и ботинках, ты права. Значит, в здании был кто-то ещё.

– Именно, – протянула Саша. – И этот кто-то ничего не сказал следователям.

– Почему ты не сообщила им?

– Не была уверена. Да и как бы я выглядела? Единственное, что они поняли бы из моих объяснений – что я сама была в «Шереметеве», когда Олю убили. Конечно же, я промолчала, но теперь мне страшно.

Женя взболтал остатки остывшего кофе и залпом допил его.

– Хорошо, допустим, кто-то ещё был в Доме моды, но почему ты решила, что это связано с Олей? Человек тоже мог вернуться за вещью.

– Зачем тогда убегать? Если просто вернулся за чем-то, не ведёшь себя скрытно.

Протасов согласился. Всё это выглядело более чем странно.

– Ты должна об этом сообщить.

– С ума сошёл?! Конечно нет! Теперь это будет выглядеть ещё хуже: я соврала им изначально, и вдруг примусь рассказывать о сапогах и тени на лестнице. Они мне не поверят или вообще станут подозревать. Я не доверяю органам и не хочу с ними связываться. И ты не говори им! Если скажешь, я ни за что не признаюсь, что это правда.

– И что тогда будем делать?

Нагаева кусала губы, в её глазах читался страх, аккуратные пальчики подрагивали на пустом стакане.

– Не знаю… может, ты попробуешь выяснить всё аккуратно?

– Я?!

– Вы новенькие, ты – парень, большой и сильный. Тебе хочется доверять. Ты мог бы пообщаться с девочками, они будут к тебе расположены, и, может, что-то удастся узнать. Поверь мне, здесь все любят поговорить. А твои подруги могут узнать что-то изнутри, например, от Голдина.

– А почему ты не можешь?

– Со мной они говорить не станут, а вы – люди новые. К тому же три пары женских ушей лучше, чем одна. Просто попробуем, пожалуйста, иначе я с ума сойду от этих мыслей!

Саша взволнованно смотрела на него, ожидая решения.

– Сначала я посоветуюсь с сестрой и Лией.

Решение действовать

Жене очень не понравилась эта затея. Зайдя домой, он застал девочек на кухне. Они гоняли уже по третьей кружке чая, беседуя о прошедшем дне, моделях и разных мелочах.

– По-моему, Голдин положил на тебя глаз, – жеманничала Лия, мило улыбаясь. – Он так пристально смотрел на нас, даже когда мы были не на подиуме.

– Да что ты выдумываешь! Сдалась я ему, он смотрел на нас, потому что мы с тобой тёрлись у кулис и неправильно выходили.

– Точно-точно тебе говорю, – мурлыкала Адлер. – Я как на него ни посмотрю, он к тебе поворачивался и улыбался.

Протасова со стуком поставила чашку чая для Жени на стол и недовольно зыркнула на подругу. Вечно она пытается с кем-то её свести.

– Вдруг он на тебя смотрел? – атаковала в ответ Вика. – А на меня взгляд переводил, чтоб с твоим не столкнуться? И вообще, по-моему, у него есть девушка.

– И что же тебя задержало? – как бы невзначай спросила Лия, когда Женя зашёл на кухню.

Протасов собрался с мыслями, подставил себе стул и попытался подобрать слова, чтобы верно всё выразить.

– Я говорил с Сашей, и ей нужна наша помощь. Точнее, она попросила нас разузнать кое-что.

Он поведал о разговоре и странных обстоятельствах, которые стали ему известны. Девочки слушали с неподдельным интересом, ведь тема эта брала за душу куда больше, чем всё, что они обсуждали ранее. Лица их стали заметно серьёзнее, но на концовку рассказа обе отреагировали скептически.

– Она спятила? – опешила Вика. – Если бы она сразу рассказала всё следователю, завели бы дело, и началось расследование. Молчать о подобных фактах – значит скрывать информацию о возможном преступлении. Она это понимает?

– Я пытался сказать ей, но она не желает слушать. Боится и наотрез отказывается.

В разговор вступила Лия:

– Её доводы звучат логично, но с чего она взяла, что с нами будут откровенничать и делиться информацией? Мы не за тем пришли в Дом моды, чтобы…

– Послушайте, – перебил Протасов, – на самом деле я уже принял решение. Мне самому не нравится эта идея, но для меня информации достаточно, чтобы хотя бы попытаться что-то узнать. Подумайте только, здесь слишком много странностей! Жизнерадостная девушка вдруг кончает жизнь самоубийством. Пишет нелепую записку о бойфренде и бросается из окна, когда накануне несколько дней светилась от счастья. Прямо перед смертью ей отдали главное платье! Они же в своём Доме моды только об этом и мечтают! Мне не даёт покоя мысль, что Оля могла быть убита. Кто-то был там в тот вечер и солгал в показаниях. Этот странный случай на лестнице: зачем убегать, если не сделал ничего дурного? Понимаю, я не следователь, и вы тоже. Но я знал Олю. Она была для меня не последним человеком, и я точно хочу знать, что произошло. Возможно, ничего не добьюсь, но хотя бы постараюсь выяснить, кто ещё был там во время её смерти и что делал. Или что заставило её так поступить, хотя говорю вам: я не верю в самоубийство.